Читать книгу Люди Арка. Книга 2 - - Страница 3

Под потолком гостиной хлопают крылышками и резвятся три ярко-жёлтые канарейки. Если верить Мирее, она завела их, чтобы таким способом напоминать себе о жизни на поверхности. Сейчас никого уже не удивишь тем фактом, что ты не аполл, но живёшь в аполисе, ибо глобализация в конечном итоге взяла верх и смешала нас всех друг с другом своей могучей рукой, как разные ингредиенты в гигантской салатнице. И всё же на каком-то подсознательном уровне нас, эфинов, всё ещё тянет к просторным лугам и цветущим кустарникам, как и центумы эонов тому назад. Вспомнить хотя бы кабинет отца в Сенате с его виртуальным окном в мир живописных зелёных холмов или мои собственные ощущения, когда я волей случая очутился в лесу: страх страхом, но тот особенный травянистый запах и непередаваемая красота флоры надолго отпечатались в моей памяти – с жемчугом или без него.

Мы вчетвером – я, Юна, Локс и Мирея – сидим вокруг низкого кофейного столика на закруглённом белом диване, плавно перетекающем в настенный стеллаж для хранения декоративных безделушек и сверкающих статуэток-наград, который, в свою очередь, переплетается глянцевыми щупальцами со вторым уровнем убикора. По обе стороны от стеллажа дышат прохладой подсвеченные стеклидные панели, отделяющие нас от центумов тонн морской аквы снаружи. На столике лежит наша с Юной отработавшая своё маскировка: тюрбан с хиджабом, одолженные у Тинни, и смятые метаморфы, от которых мы избавились с особым наслаждением. Рядом с ними валяются опустошённые упаковки из-под кисло-сладкого удона – моя первая нормальная еда за… уже не помню, сколько часов.

Мы с Юной (увидеть которую Локс никак не ожидал, и потому сначала даже принялся ощупывать её плечи и руки, словно не веря, что та настоящая) только что закончили свой рассказ о том, как мы повстречались на станции Гвардии, а после пережили обрушение шахты и вновь воссоединились в Церкви. Локс слушал внимательно, нахмурив брови и подперев стиснутые губы указательными пальцами, зато Мирея, узнав, что Юна – дочь основателя Церкви, вскочила с места и начала быстро шагать по комнате, приложив ладонь ко лбу. Стая жёлтых канареек, взбудоражившись, закружила вокруг неё, придав её красным волосам схожесть с костром, вспыхнувшим прямо на её голове.

Оказалось, что информация о существования секретного сопротивления – и Юна об этом даже не подозревала – давно успела просочиться не только за пределы N11, но и нашего Патриума. Однако из-за невозможности свободно обмениваться данными мало кто мог представить себе, что в действительности оно из себя представляет и, главное, кто положил всему начало. По словам Миреи, ходили самые невероятные слухи, по смелости воображения намного превосходящие заурядную правду: от дрейфующей космической станции под предводительством живого мозга и до целого невидимого народа, скрывающегося в бункере близ ядра Арка. Единственным хоть сколько-нибудь реальным подтверждением того, что такая организация вообще существовала, был символ ромба, который передавался от одних людей другим в виде скрытых жестов или наспех нацарапанной на стене картинки, незаметных татуировок и той самой композиции, включённой Миреей в своё акробатическое шоу. Символ связывал их всех вместе и позволял паутине, когда-то возникшей из ничего в момент бегства профессора Готлиба из урба, разрастаться всё дальше и шире, внушая людям веру в то, что они не одиноки.

Стоит ли после этого говорить, какой стала реакция Миреи и Локса на известие об уничтожении Церкви и кончине профессора. Аполл уставился на нас шокированными глазами и ещё шесть с лишним минут не мог прийти в себя, так что Мирее пришлось экстренно бежать и готовить ему согревающий салгам, чтобы привести его в чувства. Заодно хозяйка принесла нам с Юной пруновый сок в металлическом кувшине, а сама от напитков отказалась, объяснив это своим особым рационом гимнастки.

Завершив рассказ нашей встречей с Миреей в амузале, мы взяли паузу, чтобы все могли как следует переварить услышанное. Чувствуя себя так, словно только что отыграл три матча по Агилитрону подряд, я растёкся по дивану и принялся бестолково наблюдать, как хохлятся канарейки Миреи, хвастаясь своим ярким оперением друг перед другом.

Юна нарушила молчание первой: попросила Локса поведать нам, как он сам очутился здесь и что вообще с ним происходило всё это время, включая тот самый эпизод, где он с ободряющей улыбкой на лице передаёт мне в руки месячный запас смертельно опасного токсина. Тот, слегка смутившись, обратился к Мирее с просьбой, если её не затруднит, снабдить его ещё одной порцией салгама, а сам, набрав побольше эфира в лёгкие, приступил к пересказу своей хроники, которая, как это ни странно, оказалась насыщена безумными событиями не менее, чем наша. Повествуя об ужасающих событиях в госпитале, Локс так и не притронулся к своему дымящему на столе термостакану и едва успевал глотать эфир в перерывах между предложениями. Мы старались не мешать ему и не донимать лишними вопросами, хотя их у меня накопилось столько, что хилеру впору было устраивать пресс-конференцию со мной в качестве единственного интервьюера. Спустя час мы мало-помалу добрались то того момента, где Локс уговаривает свою коллегу (и по совместительству девушку) помочь ему избавиться от жемчуга.

– Веге удалось вытащить из меня эту дрянь, – продолжает он, не снижая темпа и гипнотизируя взглядом чёрных глаз струйку пара, поднимающегося над его салгамом. – Я предложил ей сделать то же самое – удалить жемчуг и бежать со мной, – но она отказалась. Мне сложно её винить: при прочих равных условиях, в урбе ей грозила меньшая опасность, чем рядом со мной. В конце концов, я стал для ИИТ целью номер один. Или, по крайней мере, одной из… – Локс слабо улыбается, мельком глянув на Юну. – Итак, чтобы обезопасить себя, я попросил Вегу вставить в уши изолирующие пломбы и отвернуться, а сам переоделся и скрылся в люке в полу. – Внезапно он делает паузу и, многозначительно взглянув на нас двоих, задаёт свой первый за прошедший час вопрос: – Знаете ли вы, что такое подурбные реки?

Мы с Юной переглядываемся, и по её глазам я понимаю, что она, как и я, слышит это словосочетание впервые. Локс ёрзает на месте, устраиваясь поудобнее, и поясняет:

– Реки и ручьи протекают не только на поверхности, но и под зданиями урба. Есть несколько причин, по которым их заточили под терру, но это не главное. Важно то, что под убикором, где находится… или, что вероятнее, находилась моя лаборатория, протекает одна из таких скрытых рек. Уверен, ИИТ если и не был осведомлён об этом, то сейчас уж точно в курсе.

Он тянется к салгаму и, взяв стакан со стола худощавой рукой, отхлёбывает из него немного. Причмокнув тонкими губами, он задумывается, а затем продолжает:

– Я стоял глубоко под террой, у самого края шумящей реки и думал о том, что делать дальше. У меня был только один выход: довериться реке и позволить ей унести меня подальше от N11.

Я подаю голос, сжимая обеими руками холодную поверхность своего давно опустевшего стакана:

– То есть как это – «довериться»?

– Я нырнул, – спокойно отвечает он. – Нырнул и доплыл сюда.

В комнате повисает тишина.

Локс разглядывает нас так, как будто ожидает нашей реакции, готовясь взорваться хохотом и объявить, что он пошутил, а мы, разумеется, наивно ему поверили.

Но никакого разоблачения не следует.

– Вы добрались из одного Патриума в другой… вплавь? Без какого-либо транспорта? – Я тщательно прожёвываю каждое слово, продолжая надеяться, что всё же упустил какую-то важную деталь, которая сможет заставить это предложение звучать хоть немного более правдоподобно.

– Именно, – кивает хилер. – Но не спешите удивляться – не будем забывать, что я всё-таки аполл. Дышать мы можем и под аквой, от жажды в реке тоже не умрёшь. Ну а со скоростью мне помог мой друг гигантский кальмар.

Моргнув глазами, я настороженно поглядываю на его стакан, прикидывая, не могла ли Мирея случайно или намеренно подлить в его напиток чего-то сильнодействующего. Чего-то, нарушающего чистоту мышления. А, может, это новость о смерти давнего друга так повлияла на него и вмиг помутнила его рассудок? Внешне, однако, Локс, насколько я могу судить, выглядит вполне адекватным, и потому мне не совсем понятно, почему он продолжает нести эту околесицу.

– Я с вами, ребята, – бросает Мирея нам с Юной, заметив наши озадаченные лица. – Когда я впервые всё это услышала, тоже решила, что ваш друг не в себе.

Локс пожимает плечами с видом невинного ребёнка.

– Гигантский кальмар? – переспрашивает его Юна.

Тот опять кивает и добавляет:

– А ещё угрёвые норы. – Немедленно осознав, что и здесь можно не рассчитывать на нашу осведомлённость, он поясняет: – Это что-то вроде кротовых нор, но такие, что могут возникнуть только в аквенной среде. Норы соединены друг с другом своеобразными туннелями, пространство в которых сильно искривлено из-за особенностей подаквенного давления в определённых местах. Грубо говоря, вы ныряете в такую нору в одном месте, а через секунду выныриваете с другой стороны за многие километры от него.

Я чувствую, как моя голова, освобождённая от тюрбана, начинает разбухать от заполняющей её, как аква резиновый шарик, информации. Юна же, немного подумав, отмечает:

– Мы плыли сюда несколько часов и по пути ни разу не видели никаких нор.

– Так ведь они не просто так зовутся угрёвыми, а не китовыми, – улыбается Локс. – Они довольно узкие, так что даже мне пришлось постараться, чтобы найти их и протиснуться внутрь. А я не самый пышный парень, как вы могли заметить.

– Я бы даже сказала, болезненно тощий, – встревает Мирея со своего места и, наклонившись ближе к Юне, шепчет: – Я откармливаю его уже несколько дней, но пока, как видишь, без особого успеха.

Юна в ответ на это издаёт приглушённый хрюк носом и тут же виновато озирается на хилера, который, в свою очередь, посылает Мирее натянутую, нарочито фальшивую улыбку. Мне кажется, или эти двое не теряли времени, пока мы с Юной бороздили глубины рек и океанов в недрах такси-ската? Впрочем, какое моё дело…

Я возвращаюсь к теме:

– Вы уже знали, куда собираетесь плыть?

– Есть лишь одно место, которое я знал лучше, чем N11. Этот аполис. Мой родной дом.

– Вы родом из… – Я запинаюсь. – А как, кстати, он называется?

– А7. Именно сюда я сбежал эоны тому назад, скрываясь от ИИТ после инцидента в инкубаторе. Не думал, что придётся провернуть то же самое сорок семь эонов спустя. По всей видимости, это был лишь вопрос времени…

– А что заставило вас вернуться в N11 после первого бегства?

Юна перебивает меня и, не дав Локсу ответить, говорит:

– Доктор Локс, Вы сказали, что ИИТ догадался о существовании реки под Вашим убикором. И у него наверняка есть вся ваша хроника прежних передвижений по Арку. Учитывая это, разве безопасно было являться сюда?

Я смеряю девушку возмущённым взглядом: вопрос резонный, но разве нельзя было дождаться своей очереди? Юна игнорирует, уставившись на хилера сосредоточенным взглядом.

– Нет. – По серому лбу аполла пробегает тёмная морщинка. – Совсем небезопасно. Более того, после вашего рассказа об этих… клешнях, я почти уверен, что видел именно их световые сканеры со дна реки. Готов поспорить, ИИТ послал их вдогонку за мной. Так что я действительно крупно рисковал, направляясь сюда. Но раз уж я сижу здесь с вами, целый и невредимый, остается предположить, что его поисковая миссия провалилась. Ну а наша, напротив, увенчалась успехом. Как минимум, пока.

– Но как Вы поняли, в каком направлении нужно плыть? – встреваю я, пока Юна не успела опять заткнуть мне рот. – Только не говорите, что кальмар подсказал дорогу.

– Почти. – Видно, что Локса позабавила моя робкая попытка подшутить над ним. – Только не кальмар, а кораллы.

– Кораллы?

– Они самые. – Не стесняясь громко хлюпать, он отпивает ещё немного салгама, который не перестает дымить в его руках. – Речные кораллы – удивительные организмы. Вы знали, что они пожизненно сохраняют связь с представителями своего вида по всей планете, как бы далеко те ни находились? В каком-то смысле они сумели создать свою собственную, причём безупречную, сеть задолго до появления Улья. Они чувствуют друг друга на расстоянии и могут «переговариваться», хотя ни рта, ни даже мозгов у них нет.

В какой-то момент мне начинает казаться, что я очутился в Ювенисе на лекции по речным экосистемам. Локс, по-видимому, уловив моё настроение, сворачивает с дороги хвалебных од кораллам и переходит к сути:

– Мало кому известно, что способности аполлов сводятся не только лишь к умению искусно плавать. Для нас весь подаквенный мир – отдельная вселенная, со своими законами и, главное, возможностями, к которым мы приноровились за центумы эонов жизни на Арке. Сейчас, конечно, этим никто уже не пользуется, как когда-то люди забросили телефоны и клавиатуры, а потому и сами аполлы не всегда имеют преставление о своей особой связи с кораллами. Суть в том, что если аполл коснётся коралла с чётко сформулированной мыслью в голове – коралл «услышит» её. Так я и поступил. Сообщим кораллам, что мне нужно добраться в безопасное место, далеко от урба, но туда, где я мог бы встретить других людей, чтобы они помогли мне. Конечно, даже не осознавая этого, я думал об А7. И кораллы ответили. Те из них, что росли в нужном направлении, подсвечивались и буквально указывали мне дорогу, как сигнальные знаки.

Выходит, кораллы успели спасти жизнь даже не одному, а двоим, сидящим в этой комнате. Арк не перестаёт удивлять.

– И сколько времени Вы плыли? – интересуется Юна.

– Ровно восемь суток и два часа.

Мои глаза округляются. Можно без сомнения заключить, что аполл установил мировой рекорд по самому длительному заплыву без использования внешних устройств. Жаль только, что в нашем положении этим достижением особо ни с кем не поделишься.

– А когда Вы прибыли сюда, в аполис, – разве Вас не заметили другие? В смысле, я знаю, мы под аквой и всё такое, но всё же люди здесь не плавают, как рыбы, и Вы могли привлечь много лишнего внимания. Или?..

– Нет, ты абсолютно прав, – говорит Локс, отмахиваясь от одной особенно назойливой канарейки, которой он явно приглянулся. – В аполисах люди действительно не выходят в открытую акву, по крайней мере, без специальных костюмов. Поэтому, прибыв сюда, я скрывался в акварослях до тех пор, пока не дождался проплывающего мимо ската. Я ухватился за его хвост и пристроился сбоку, и таким вот образом добрался до парк-пэда, ну а оттуда уже ушёл на своих двоих.

Спокойствие на лице хилера никак не вяжется с безумием описываемых им событий.

– И куда Вы направились дальше? – спрашивает Юна.

– Туда, где было проще смешаться с толпой. Я не большой любитель амузалов, но пришлось сделать исключение. Там-то я и нашёл Мирею. Увидел этот ромб во время её шоу и решил подойти к ней. Узнать, что он значит. И не прогадал.

– А ты не боишься вот так открыто демонстрировать символ сопротивления? – обращаюсь я к красноволосой эфинке, которая успела забраться на диван с ногами и выставить раскрытую ладонь, на которую присела и принялась чистить пёрышки маленькая канарейка. Отвечая, Мирея не отрывает от неё глаз:

– Когда-то давно я приняла решение переехать сюда и жить под аквой, чтобы доказать всем – да и самой себе, в первую очередь, – что могу удивить этих морских снобов. – Она непринуждённо машет второй рукой в сторону Локса, которого, кажется, её слова совсем не задели. – Говорят, лишь аполлы одарены талантом творить настоящее искусство. Сочинять музыку, писать картины, выступать на сцене… Остальным это якобы не дано. Я захотела доказать обратное.

– И у тебя это получилось, – замечает Локс, и мне кажется, что я могу разглядеть едва заметный румянец на щеках девушки-гимнастки. Юна – железная леди и неубиваемый солдат – впивается в этих двоих немигающим сапфировым взглядом, как будто боится пропустить даже самый незначительный момент какого-то слезливого любовного сериала для девочек-подростков. Меня обуревает нестерпимый порыв немедленно отрастить колючую бороду и заняться починкой забаровской «Малышки» голыми руками, но в то же время я с обречением признаю тот факт, что ни того, ни, тем более, другого мне, увы, не дано.

Мирея, скромно кашлянув, продолжает:

– Но что толку от моих цирковых трюков, если я не могу принести людям пользу в то время, когда это особенно нужно? Сейчас не время молчать и отсиживаться. Конечно, я не в восторге от всех этих беспорядков, тем более что ИИТ вряд ли прислушается к доводам беснующейся толпы, а задавить его силой – задача, мягко говоря, невыполнимая. Но потому я и поверила доктору Локсу и согласилась помочь ему. Особенно после того, как узнала, кто он такой на самом деле.

Она делает паузу, во время которой затихают даже её канарейки.

– Мой брат-близнец, Дионис, умер от той же самой болезни, что унесла жизнь твоей мамы. – Она смотрит на Юну бирюзовыми глазами, которые в этот момент слегка тускнеют. – Он был совсем юным, подростком, не старше вас обоих. Я не могла поверить, что хилеры оказались неспособны спасти его, и ещё более удивительным было то, что я не смогла найти никакой информации о подобных случаях. Я почти смирилась с тем, что это несчастье коснулась лишь меня одну на всём Арке. Но потом до нас начали доходить слухи о том, что это происходит повсеместно и что это вовсе не болезнь, а… сами знаете что. Такие сообщения часто сопровождались одним знаком – фигурой ромба. Тогда-то я и включила его в своё шоу, чтобы те, кому известно о сопротивлении, увидели это и поняли, что я с ними. Но я не могла рассчитывать на то, что своим выступлением привлеку внимание того, кто первым раскрыл заговор ИИТ. – Она мечет взгляд в сторону Локса, притихшего на противоположной стороне дивана. – Доктор Локс подкараулил меня после шоу, а потом долго пытался убедить, что он не сумасшедший.

На её алые губы возвращается улыбка, и даже в самой комнате становится как будто чуточку теплее.

– Если бы она мне не поверила, – произносит Локс, – то вас двоих здесь бы не было. Ведь это Мирея связалась с Вегой, чтобы та поместила в медробота карту для тебя, Тоа. А ещё она сняла со ската программный ограничитель и указала ему новые координаты маршрута.

– Но как? – удивляюсь я.

Локс мягко улыбается:

– Я так понимаю, Юна уже рассказала тебе про Лакуну?

Так вот оно что!

Локс научил Мирею входить в Лакуну, и та проложила нам с Юной самый безопасный из возможных путь до аполиса. Сложно не восхититься этой хрупкой на вид, но такой предприимчивой и смелой девушкой, которая к тому же без труда сводит с ума целые толпы своими выступлениями. Меня-то уж точно. Да и Юна, судя по её взгляду, кажется, уже успела обрести себе нового кумира в лице красноволосой акробатки, которую ещё сегодня утром воспринимала исключительно в штыки. Может, в матери ей Мирея и не годится (сколько бы эонов ей не было, выглядит она ни на день не старше восьмидесяти), но за старшую сестру Юны вполне могла бы сойти.

– Использовать Эви для контакта с Тоа – просто гениально, – хвалит она Локса, прерывая мои размышления. – Но как Вы поняли, что он вернётся в госпиталь?

– А что ему оставалось после того, что я натворил? – лицо Локса мрачнеет, пока он всматривается в меня своими большими чёрными зрачками. – Прости, Тоа. Я совершил огромную ошибку.

– Бросьте. – Я чувствую наплыв неловкости, пытаясь утешить взрослого аполла, гораздо более умного и опытного, нежели я сам. – Ведь вас обманули. Он обманул. А уж это он умеет делать, сами знаете.

– Доктор Локс, – обращается к нему Юна, выпрямив спину и присев на самый край дивана, – мой отец хотел, чтобы Тоа нашёл Вас. Он думал, что Вы сможете рассказать больше о… связи Тоа и ИИТ. Что эти знания помогут нам победить его.

Локс осушает свой стакан и ставит его на стол. На краешек сосуда мигом садится облюбовавшая хилера канарейка, которая начинает звонко щебетать, прыгая с одной стороны стакана на другую. Аполл какое-то время наблюдает за птичкой, после чего сообщает:

– У меня есть кое-какие предположения на этот счёт, но без должной диагностики они так и останутся не более чем догадками. Истинное положение вещей известно лишь ИИТ, ведь это он скрыл от меня настоящие показания, считанные НИМБом с мозга Тоа. Так что, чтобы найти ответ на вопрос, который без сомнения волнует нас всех, мне в первую очередь понадобится полный доступ к подробному анализу церебральной деятельности Тоа. Но на этот раз – реальный.

– Где же мы его возьмём? – спрашиваю я, неожиданно и впервые за всё время чётко осознав, что все наши старания могут в итоге пойти прахом и что день, когда мы одержим над ИИТ верх, в реальности может так никогда и не наступить. – Мы же не можем как ни в чём не бывало пойти в местный госпиталь, чтобы снова засунуть мою голову в НИМБ! В последний раз, когда мы с Юной попытались провернуть нечто подобное, клешни ИИТ чуть не обратили нас в пепел, а сейчас он наверняка втрое усилил охрану в таких местах.

– С этим не поспоришь, – соглашается Локс. – Но идти в госпиталь нам не обязательно. Ведь у нас есть свой НИМБ.

Сказав это, он сверкает глазами-пропастями в сторону Юны, которая заметно напрягается от такого внезапного внимания к себе. Тишину, образовавшуюся в комнате, нарушают лишь ни о чём не догадывающиеся птички Миреи, продолжающие беззаботно порхать в пустом пространстве между нами.

***

– Юна, можешь поподробнее рассказать, как вы с Тоа взломали тот замок на входе в шахту?

Девушка неуверенно оглядывается на меня:

– Ну-у, это оказалась не так уж и сложно. Я всего лишь коснулась протезами замочной панели и увидела перед глазами что-то вроде матрицы с кучей случайных чисел. Но они быстро упорядочились, и тогда я стала мысленно подбирать цифры одну за другой и считывать скачки напряжения в зависимости от изменения комбинации. Тоа научил меня этому. Ещё пришлось считать в уме секунды, потому что каждая новая комбинация…

– Хорошо, хорошо. – Локс машет ладонью. – Можешь не продолжать.

Он выглядит так, будто сам только что взломал сложнейший шифр – уставшим и восторженным одновременно, – в то время как нам остаётся лишь теряться в догадках, что именно в этой хронике так его заинтересовало.

– Доктор Локс, – осторожно начинаю я, – какая связь между тем замком и моим мозгом?

– Самая наипрямейшая, – улыбается он. – Видишь ли, когда профессор Готлиб конструировал протезы Юны, я дал ему некоторые рекомендации касательно тех полезных функций, которыми мы могли бы снабдить их, не угнетая при этом нервную систему носителя. Как ни странно, телекинез оказался самым простым в этом списке. Но затем мне пришла в голову идея позаимствовать некоторые свойства НИМБа, с которым я проработал бок о бок десятки эонов подряд. Можно сказать, аппарат вдохновил меня сотворить нечто по его подобию. Одним из таких свойств стало умение Юны временно деактивировать жемчуг, что, насколько я могу судить по вашему рассказу, вам несомненно пригодилось. Ну а другое… – Не в силах удержаться на месте, Локс встаёт с дивана и начинает маячить перед нашими взорами, активно размахивая руками. – Понимаете, ведь НИМБ по сути – это очень сложный сканер. Но упрости его раз в десять – и получишь ничто иное, как те самые деки, с помощью которых вы, хакеры, взламываете коды и файерволы. Принцип такой же: проникнуть внутрь и увидеть всё, что скрыто.

Я не привык слышать, как кто-то вслух расписывает моё не такое уж невинное прошлое. С другой стороны, не сам ли Локс когда-то обманул систему доступа в инкубатор в попытке выведать о тайных злодеяниях ИИТ? Если на то пошло, он мог бы преподать мне пару уроков в этом деле. Так что думаю, после такого ни один из нас не в праве укорять в чём-либо другого, чего он, собственно, и не делает, охваченный приступом внезапного энтузиазма и не замечающий ничего вокруг (включая канарейку, пару раз присевшую ему прямо на блестящую лысину).

– Но ведь то был обычный кодовый замок, а здесь… живой человеческий мозг, – пытается возразить Юна.

– А ты когда-нибудь слышала выражение: «Мозг человека – это самый мощный компьютер»? – Локс буквально подскакивает на носочках от радости; сразу видно, что ему только дай волю лишний раз побыть хилером и прочитать кому-нибудь лекцию о мозгах да о нервах. – Я лично с ним не совсем согласен, ведь давно уже доказано, что количество операций, выполняемых мозгом за одну секунду…

Мирея врывается в неудержимый поток его словоизлияний громким, даже немного агрессивным, кашлем. Локс замирает, как каттус, отвлёкшийся на пролетающее мимо насекомое, а затем поспешно говорит:

– В общем, я хочу сказать, что мозг и компьютер – вещи не такие уж и разные. И если ты, – он снова смотрит на Юну, – смогла увидеть внутренности замка, то есть большая вероятность, что сможешь провернуть подобное и с мозгом Тоа.

Локс выдыхает и выжидающе пепелит нас угольно-чёрным взглядом.

– А это безопасно? – слабо звучит из моих губ.

– А? – рассеяно отзывается хилер, словно он на секунду забыл о самом существовании такого понятия, как «безопасность». – Э-э… Само сканирование безвредно, если не превышать допустимого уровня выделения энергии протезами. Но для этого нервная система Юны должна быть сильно перевозбуждена, что вряд ли случится в данных условиях. Но есть другой нюанс…

Он шагает обратно к дивану, садится на него, и азарт минутной давности растворяется в изгибах его лица.

– Твой инкогнитор может создать помехи при считывании сигнатуры. Поэтому его придётся снять.

– Снять?! – От моего возгласа птички Миреи взмывают под потолок и начинают неистово трепетать крыльями. – Но ведь это всё равно что разместить над этим убикором огромную мигающую вывеску с моим именем и стрелкой вниз!

– Я знаю, Тоа, знаю. – Локс делает успокаивающее движение ладонями, которое меня нисколько не успокаивает. – Именно поэтому Юне придётся применить всё своё мастерство владения протезами и временно ограничить поле действия жемчуга областью твоей головы. Вручную.

Даже Мирея, которую наш мозговой штурм касается лишь косвенно, утыкается бирюзовыми глазами в хилера с таким видом, как будто тот только что предложил нам всем взяться за руки и дружно спрыгнуть с утёса.

– Доктор Локс, – обращается к нему Юна, которая сидела довольно тихо последние минуты, и лишь сейчас, похоже, решила, что молчать уже невозможно. – А что, если я просто коротну его, как тогда, на пиродактиле?

Вспомнив адскую боль после лёгкого касания моего лба рукой Юны, я хочу запротестовать, но вовремя понимаю, что её предложение, при всём своём потенциальном кошмаре для меня, по крайней мере гарантирует нам полную защиту от всевидящего ока ИИТ.

– Нельзя, – качает серой головой Локс. – Такое воздействие на мозг тем более нарушит все нормальные процессы в нём. Вместо сигнатуры мы получим бессвязный набор каракулей. Нет, единственный способ – это сохранить обычную работоспособность мозга, но не допустить утечки сигнала из жемчуга во внешнюю среду.

– Так уж ли нам необходимо заглядывать ко мне в голову? – интересуюсь я, прекрасно осознавая тщетность своей последней попытки прекратить это ужасное обсуждение способов стереть в пыль мой и без того успевший настрадаться мозг. – Вы ведь уже смогли один раз обвести ИИТ вокруг пальца. Может, попробуете ещё раз и убедите его оставить нас всех в покое, или типа того…

– Правильно, Тоа, позитивный настрой – залог успеха! – одобряет Локс без нотки сочувствия в голосе. – Юна, если ты готова – можем приступать. Не беспокойся, я буду рядом и подскажу, что делать.

Кажется, сопротивление бесполезно.

Пока Мирея прячет канареек в клетку, чтобы те не мешали процессу (они моментально ей повинуются и залетают внутрь, так что ей даже не приходится их касаться), мы втроём перемещаемся в центр комнаты. Юна встаёт напротив меня, Локс – сбоку.

– Мирея, – обращается хилер к девушке, – нам понадобится что-нибудь, чем можно писать, а также ровная поверхность.

Эфинку эта просьба на время ставит в тупик. На Арке уже центумы эонов никто ничего не писал от руки, кроме, может быть, художников отдельных направлений. Все команды вводятся в Улей речью или ментально, хочешь ты узнать ответ на волнующий тебя вопрос или написать длиннющий роман, а потому и необходимости держать в убикорах перья и фломастеры у людей просто нет. В итоге Мирее приходится пожертвовать своей ярко-алой помадой, а роль письменной доски берёт на себя высокое вертикальное зеркало с подсвеченной нежно-голубым рамой.

– Вы выглядите превосходно! – льстит нам зеркало в руках устанавливающей его рядом с нами Миреи. Та немногословно велит устройству замолчать, а сама отходит на безопасное расстояние от нас троих – от греха подальше.

– Юна, когда я сниму инкогнитор с головы Тоа, ты должна быть готова блокировать сигнал. – С каждым словом голос Локса становится всё серьёзнее, и у меня создаётся впечатление, что он готовит Юну к полёту в космос, где ей предстоит в одиночку отбить атаку армии гигантских астероидов, не меньше. – Это похоже на деактивацию жемчуга, только тебе придётся удерживать свою силу на том уровне, который не вырубит его полностью. И удерживать столько, сколько потребуется. Одновременно с этим ты должна настроиться на приём церебральной сигнатуры. Так как у тебя уже есть опыт входа в программу, все шаги должны быть тебе знакомы. Это не сложнее, чем внедриться в зашифрованный замок шахты. Оказавшись в нейропространстве, ищи последовательности символов и графики. Тебе не нужно понимать, что они значат. Главное, постарайся их обнаружить и отделить друг от друга. Всё, что увидишь, записывай сюда. – Он указывает глазами на светящееся зеркало и кладёт ей в руку обнажённый стержень помады.

– Доктор Локс… – тихо произношу я, внезапно почувствовав странную слабость в ногах. – Мне что-то нехорошо…

Вдобавок к этому, я скольжу взглядом по своему отражению в стоящем сбоку зеркале и вижу знакомое лицо, но с совершенно новой для него расцветкой, придающей ему сходство с белонивым диваном, на котором ещё каких-то полчаса назад мы вчетвером наслаждались удоном и захватывающими байками об удивительных подаквенных приключениях…

– Всё в порядке, Тоа, ты просто перенервничал, – успокаивает меня хилер. – Уверяю, если что-то пойдёт не так, я прекращу всё раньше, чем твой мозг успеет превратиться в кусок дымящегося желе.

– Это обнадёживает, – прохрипываю я.

– Попробуй расслабиться. Чрезмерный стресс может навредить чистоте исследования.

– Ещё один повод начать нервни…

Мою левую щёку обжигает нечто стремительное и хлёсткое. Приложив к ней руку, я с изумлением смотрю на Юну, которая отступает на шаг назад, убирая со своего лица упавшую на него перламутровую прядь волос и принимая стойку готовности.

– Ты… ударила меня?

– Только шлёпнула, – со знакомой раздражающей беспечностью говорит она. – Прости, но нам нужно начинать. Тебе ведь лучше?

Я не могу поверить в её наглость. А Локс, кажется, вовсе не спешит меня защищать:

– Не тот способ, к которому прибег бы я, но цвет лица к тебе действительно вернулся, – задумчиво произносит он, изучив меня взглядом и жестом предлагая взглянуть на самого себя в зеркале.

Он прав. И она права. Но никто из них об этом не узнает.

Ноги снова стоят крепко и не дрожат. Коротким кивком я даю согласие на начало экзекуции.

Юна кладёт свою левую руку мне на лоб, мгновенно охладив разгорячённую кожу ледяными протезами. Локс хватается тонкими пальцами за зеркальную линзу инкогнитора на моей голове и произносит:

– Итак, по моей команде, на счёт три. Готовы? Раз… два…

Три.

Я зажмуриваюсь, готовясь принять уже знакомую дозу нестерпимой боли, но вместо неё ощущаю… ровным счётом ничего. Осторожно приоткрываю один глаз, чтобы убедиться, что мой мозг всё ещё ютится в черепной коробке, а не растекается ошмётками по стенам гостиной Миреи. Вытянутая рука Юны, сияющее куском льда зеркало, сосредоточенный Локс, зажавший в кулаке мой инкогнитор.

Ошмётков не видно.

– Ну как, держишь? – спрашивает аполл Юну слегка дрожащим голосом.

– Да… – Её лицо напряжено, а глаза выжигают пол между нами. – Сейчас буду смотреть…

Несколько секунд протекают без видимых изменений. Никто из нас не издаёт ни звука, и со стороны может показаться, что трио эксцентричных артистов вторглось в чей-то убикор и устроило принудительный перформанс, смысл которого даже им самим не до конца понятен.

– Видишь что-нибудь? – тревожится Локс.

Юна молчит. А потом стиснутая в её пальцах помада начинает медленно скользить по гладкой поверхности зеркала. Поначалу кажется, что она просто бесцельно водит ей по стеклиду, вырисовывая лишённые смысла картинки, но постепенно я начинаю различать своеобразные иероглифы, а также отдельные цифры и линии целых графиков. Её рука ускоряется, и через минуту помада уже носится по зеркалу, как спортсмен-конькобежец. Локс едва сдерживает выпирающее из него ликование и даже по-дружески сжимает моё плечо, как бы говоря мне этим: «Так держать!», хотя как раз таки от меня в этой ситуации зависит не так уж и много.

Мой мозг оказывается щедр на гуляющие по нему данные, потому что, как бы Юна ни мельчила, свободное место на зеркале начинает неуклонно сокращаться. Тогда Локс жестом подзывает Мирею, и они вдвоём хватаются за раму зеркала и тянут его наверх, чтобы рука Юны не начала плясать по уже исписанной поверхности. Здесь как нельзя кстати пришёлся бы домашний робот, но Мирея отключила его ещё в день знакомства с Локсом, так что сейчас им приходится отдуваться вдвоём, прикладывая всю свою ограниченную человеческую силу, чтобы не дать зеркалу рухнуть и похоронить под осколками всё, ради чего данное мероприятие затевалось.

Через несколько минут пальцы Юны замедляются и выводят красной помадой последнюю закорючку.

– Доктор Локс, я отпускаю, – слабо выговаривает она.

– Понял, – реагирует он и, подойдя ко мне, прислоняет инкогнитор обратно к моей голове. – Блокирую сигнал.

Линза-пиявка крепко присасывается к волосам. Жемчуг под надёжным колпаком блокировщика.

Объём сжаренных мозгов – ноль.

Юна опускает уставшую руку и начинает потирать её второй. Доктор Локс рекомендует ей присесть, но та отказывается и требует немедленно приступить к анализу добытых ею данных. Мирея вызывается обеспечить нас троих очередной партией согревающего салгама, пока Локс вглядывается в красные рукописи, ни один элемент которых даже не претендует быть понятым мной и кем-либо ещё, кроме самого хилера. Всё это время он хранит мучительное молчание, и даже по его лицу сложно понять, удалось ли Юне достать нечто ценное или же всё было напрасно.

Впитав всю информацию с зеркала, аполл отрывает от него взгляд и отходит в сторону, повернувшись к нам спиной. Он замирает в такой позе, заставив нас с Юной непонимающе переглядеться.

Я решаю разрядить обстановку – как умею:

– Всё плохо? Сколько мне осталось?

Хилер разворачивается. Он открывает рот и, пока говорит, его смолянистый взгляд не перестаёт метаться между мной, Юной и сияющим зеркалом с иероглифами:

– Все эти эоны я мучился вопросом, зачем ИИТ отравляет токсином эмбрионы в инкубаторе. Почему одних он обрекает на затяжную болезнь и неизбежную смерть, но не трогает остальных? Теперь я знаю ответ. Видите эти пики? – Локс тычет пальцем в заострения на одном из графиков. – Это – церебральные ритмы. Такие частоты колебаний нетипичны для человеческого мозга. Тоа, твой мозг, как бы сказать… настроен на частоту, внутри которой функционирует ИИТ. В отличие от большинства, твоя связь с ИИТ работает не однонаправленно. Он может входить в твоё сознание, как в случае со всеми нами, но, в отличие от нас, ты можешь беспрепятственно входить в его.

Со стороны кухни, совмещённой с гостиной, доносится звук обронённого стакана с жидкостью.

– Упс! – следует за звоном голос Миреи. – Не обращайте внимания! Обычно этим занимается Викки…

Викки – отключённый робот Миреи. Девушка принимается устранять беспорядок, а наши с Юной взоры снова упираются в хилера.

– Доктор Локс, – обращаюсь я к нему, пытаясь мысленно заставить свои виски пульсировать не так активно, – ведь Вы диагностировали меня с самого детства. Если мой мозг такой особенный, значит ИИТ подменял результаты сканирования каждый раз?

– Не думаю, – качает головой Локс. – Если бы твой мозг демонстрировал ту же биоэлектрическую активность, что и сегодня, наверняка он попытался бы всучить тебе облиморфин гораздо раньше. К чему подвергать себя риску и ждать сорок семь эонов? Нет, я склоняюсь к тому, что все твои предыдущие сигнатуры отражали реальное состояние твоего мозга. То есть, всё это время его ничего не отличало от мозгов… э-э… нормальных людей. Полагаю, случившееся в инкубаторе стало тому причиной. Моё лекарство отразило атаку токсина, но взаимодействие двух веществ внутри развивающегося плода, вероятно, привело к откату твоих церебральных процессов к тем, что заложены стандартным генетическим кодом. Перед этим, правда, как следует встряхнув самого ИИТ. Иначе я просто не смог бы оттуда сбежать. Однако всё изменилось после…

– Экскурсии в Сенат.

– Точно, – аполл «стреляет» в меня указательным пальцем. – Грубо говоря, твой мозг все эти эоны пребывал в анабиозе, который был прерван твоим непосредственным контактом с ИИТ в Гиперсфере. Сам того не желая, он вернул тебе ту способность, которую изначально хотел отнять.

– И теперь решил закончить начатое… – шепчу я.

Локс с сочувствием смотрит на меня.

– Доктор Локс, – начинает Юна и делает паузу. Подумав о чём-то, она произносит: – Моя мама…

– Погибла по той же причине, – хмуро говорит он. – Тоа не уникален, в этом-то вся и суть. Вот что так пугает ИИТ. Поэтому он и придумал эту схему, чтобы избавить себя от угрозы собственному существованию и при этом вызвать минимум подозрений. Токсин медленно отравляет организм и разрушает мозг человека нейрон за нейроном, пока жертва не достигает определённого возраста и не умирает. Смерть взрослого обыграть гораздо проще, нежели эмбриона, выращенного в идеальных условиях. Что же ИИТ за правитель, если в его собственных инкубаторах гибнут дети? А даже если и попытаться скрыть это ото всех – от тел ещё нужно избавиться, а это отдельная задача. Другое дело – «загадочная» болезнь. Эволюция вечно придумывает новые вирусы и болезни. Люди так или иначе одержали победу над всеми. Так почему бы хотя бы одной из них не стать «неизлечимой»? Малая цена за идеальный во всех остальных отношениях мир.

Последние слова хилера звучат как мрачный приговор.

– Но ведь Вы уже нашли лекарство, – говорю я, не желая мириться с суровой реальностью. – Вы сможете спасти кучу жизней!

– Хотел бы я, чтобы всё было так просто. – Локс, печально улыбнувшись, опускает голову, и мне кажется, что чёрный серпент на ней слегка шевельнулся, как живой. – Даже если бы я снова нашёл Синий цветок для лекарства, что само по себе задача весьма сложная, как бы я смог применить его, не выдав себя? ИИТ больше этого не допустит.

Слабое воспоминание переливающимся звоном всплывает в моём сознании. Сначала оно размыто, и я даже близко не могу определить, о чём оно может быть, но затем картинка проясняется. Я вижу чёрные силуэты деревьев. Лес… Ночь… Заросли кустов, посреди которых сияет неестественно ярким для этого времени суток ультрамарином одинокий пышный бутон, над золотым диском которого витает облачко блестящей пыльцы, напоминающей далёкую галактику…

– А как выглядел этот цветок? – спрашиваю я.

Локса мой неожиданный вопрос не смущает. Описание, данное хилером, до мелочей совпадает с найденным мной посреди леса цветком. Я говорю ему об этом.

– Невероятно, – выговаривает аполл, находясь под явным впечатлением от услышанного. – Знаешь, что отличает Синий цветок от любого другого растения на Арке? Его бутоны распускаются лишь раз в десятиэон. И даже тогда найти его – большая удача. Поверь, я пытался. Удивительно, что мне вообще посчастливилось его обнаружить тогда. И вот теперь ты говоришь мне, что случайно наткнулся на тот самый цветок, который в далёком прошлом буквально спас тебе жизнь!

– Но почему ИИТ настолько боится таких, как я и мама Юны, что готов убивать нас? – говорю я с ноткой отчаяния в голосе. – Я смог пролезть к нему в мозги только лишь потому, что он в прямом смысле сам меня туда пригласил. Без проводного передатчика мне бы вообще это не удалось!

– Верно. – Локс принимается по новой мерить гостиную широкими шагами. – Но так было раньше. Если верить этой церебральной сигнатуре, твоя сила увеличивается, Тоа. Тебе не только не нужен более передатчик. ИИТ даже не обязательно находиться в твоей голове, чтобы ты смог войти в него. Стоит ему лишь приблизиться к тебе на достаточное расстояние…

– А как же тогда, в лесу? – перебиваю я. – Если бы Аарон не нашёл меня вовремя, ИИТ прикончил бы меня. Он пролез ко мне в мозг, а я ничего не мог сделать, не мог сопротивляться…

– Только потому, что на тот момент облиморфин, то есть токсин, уже сделал своё дело и существенно ослабил твой мозг. Но тебе крупно повезло, что ты потерял препарат в реке. Сохрани ты его и продолжи принимать – тебя бы, вероятнее всего, уже не было в живых… Взгляни сюда!

Локс обращает моё внимание на ряд иероглифов, каждый – с цепочкой из точек, взбирающихся наверх. Все цепочки разной длины и заканчиваются небольшими окружностями.

– Что это?

– Твоя резистограмма. Эти символы указывают на уровень инвазивной функции твоего мозга. А она, судя по графику, полностью восстановлена. Проще говоря, ты снова опасен для ИИТ.

– Значит, инкогнитор можно снять?

– Ни в коем случае! От атаки ИИТ ты будешь защищён, но он всё ещё сможет тебя отслеживать.

– Тогда какая от всего этого польза, если единственный способ достать его – ждать, пока он не явится сам? – спрашиваю я, вновь чувствуя нарастающее отчаяние.

Хилер расплывается в улыбке; в уголках его глаз выскакивают мелкие морщинки.

– Уже нет.

– То есть?

– Благодаря этому. – Он торжественно указывает на последовательность бессмысленных символов, начерченных на отражающей поверхности помадой Миреи, которая наконец принесла нам свежие стаканы с обжигающей жидкостью, несмотря на кухонный инцидент двумя минутами ранее. Сдувая губами застилающий обзор пар от пряного салгама в моих руках, я подбираюсь ближе к зеркалу и вглядываюсь в неразборчивую писанину Юны.

– Не может быть…

– Может, – сияет Локс.

– А нам не объясните, мальчики? – встревает Мирея от лица женской половины коллектива.

– Это хэш, – говорю я им. Юна хлопает ресницами с видом куклы, которую пытается вывести на беседу человек с излишне бурным воображением. Мирея же театрально вскидывает руками:

– Ах, ну раз хэш, тогда всё ясно!

Доктор Локс снова улыбается мне:

– Объяснишь?

– Хэш, – незамедлительно приступаю я, переводя взгляд с одной девушки на другую, – это функция особого математического алгоритма, цель которого – преобразовать некие входные данные в строку определённой длины, составленной из символов, вроде тех, что вы видите здесь. Этими данными может быть что угодно, от рецептов из поваренной книги до паролей к системе безопасности.

– Тоа-а-а… – стонет Юна, возведя глаза к потолку.

– Ладно-ладно, – уступаю я. – Это – шифр, за которым прячется пароль ко входу в ИИТ.

Молчание и слабый щебет канареек.

– И всё? – скептически бурчит Мирея. – Так просто?

– С чего ты взял, что там пароль, а не… сборник стихов, например? – спрашивает Юна.

– Потому что иначе Тоа не смог бы войти в ИИТ в Сенате, – разъясняет за меня доктор Локс. – Одной совпадающей частоты для входа недостаточно. Она лишь открывает прямой путь в систему, но, чтобы перебраться на другую сторону, необходим ключ. В Гиперсфере пароль сработал автоматически, так сказать, не спрашивая разрешения администратора – то есть Тоа. Он сам не знал, где находится этот пароль и что он из себя представляет. Но, обладая им, Тоа при желании сможет проникнуть в ИИТ из любой точки мира. У нас будет возможность как следует подготовиться и нанести сокрушительный удар!

Мускулы в челюстях хилера сокращаются от распирающего его триумфа.

– Ты сам сказал, что это ещё не пароль, – не сдаётся Юна, глядя на строчку из символов. – Ты сможешь использовать его для входа?

– Для входа нужен сам код, а не его хэш, – отвечаю я, качая головой. – Но проблема в том, что хэширование работает только в одну сторону. То есть ты можешь преобразовать пароль в хэш, но не наоборот.

– Значит, всё пропало? – интересуется Мирея.

– Ещё нет, – констатирует Локс, опустошая свой стакан с салгамом одним могучим глотком. – Если хэш есть в радужных таблицах, вскрыть соответствующий ему пароль не проблема.

– Радужные?..

– Таблицы. Базы данных, – поясняет он.

– И ты это знаешь, потому что?..

– А как, по-твоему, я смог проникнуть в инкубатор?

Мирея не может скрыть восхищённого взгляда. Серые скулы Локса пропитываются слабым румянцем. При этом неловко становится почему-то мне.

Я спешу вернуть этих двоих обратно на терру:

– Я правильно понимаю, что одному из нас нужно будет…

– Войти в Лакуну? Да, – кивает Локс.

– Я готова. Говори, что делать, – вызывается Мирея.

– Уверена?

– А у вас есть другие кандидатуры? – говорит она, поведя рукой. – Ты без жемчуга, а ребятам нельзя светиться. Я – ваш единственный шанс.

– Доктор Локс, я могу… – встреваю я, но Локс прерывает:

– Нет-нет, Мирея права. Лучше всего пойти ей. Для входа в Лакуну тебе придётся снять инкогнитор, и тогда ИИТ может нас обнаружить. А про Мирею он не знает. Это самый безопасный вариант. К тому же она уже делала это, не так ли?

Трудно спорить с тем, что он говорит, как сильно бы мне ни хотелось взглянуть хоть одним глазком на хвалёную Лакуну, о которой я столько наслышан.

– Начнём? – поторапливает хилера Мирея.

– Да, хорошо. Итак, когда окажешься там…

Входной порт убикора распахивается так неожиданно, что я не сразу фиксирую взглядом толпу гвардейцев, ворвавшихся в гостиную. Секунда, и образ готов: девять бойцов, из них ни одного робота, только люди, каждый из которых вооружён – не фризерами, нет, – дубинками, один вид которых отбивает какое-либо желание контактировать с ними. Я мечу взгляд в остальных – на их лицах застыла та же гримаса шока, что и на моём.

Судя по моему прошлому опыту общения с гвардейцами, первое, что они должны сделать в такой ситуации, – объявить причину своего прибытия. Но не в этот раз. Более того, они не только не произносят ни слова, но и застывают в своих позах, словно персонажи синемакта, поставленного на паузу. А потом я слышу голос робота: из-за угла выплывает та самая Викки, «отключённая» Миреей несколько дней назад.

– Какая встреча, – произносит она, светя нам в лица оранжевым дисплеем. – Все в сборе. Признаюсь, мне немного обидно от того, что вы не удосужились пригласить меня на это мероприятие. А потому прошу простить моё внезапное вторжение.

Лицо Локса посерело ещё сильнее, чем прежде, словно кровь выкачали из его головы мощным насосом. Да и мне не нужно долго думать, чтобы понять, кто сейчас говорит с нами.

– Тоа… Локс… – смакует ИИТ наши имена. – Бегать за вами по всему Арку – одно удовольствие. Я давно так не развлекался. И всё же – делу время. Признайтесь, вы же не думали всерьёз, что я не смогу вас найти?

Никто из нас не находит, что ответить. Да и мозги у меня заняты совсем другой мыслью: он здесь. ИИТ сам пришёл ко мне, и если доктор Локс был прав, то всё, что мне остаётся сделать, – снять инкогнитор, и тогда он сам окажется в ловушке.

Как же он мог так просчитаться?

Моя рука только начинает медленно тянуться к зеркальной линзе над ухом, а затылок уже ощутил давление чего-то твёрдого и холодного. Я застываю, а Локс, глядя мне за спину, округляет чёрные глаза:

– Мирея…

– Прости, Локс, – доносится голос гимнастки сзади. Он звучит знакомо, но в то же время и как-то по-новому. – У меня не было выбора. Дионис жив. Он у него. Он обещал отпустить его в обмен на вас.

Локс дёргается в мою сторону, но Мирея осаждает его:

– Не надо, – цедит она сквозь зубы. – Стой на месте. Иначе я выстрелю.

Дуло оружия сильнее вдавливается в череп. Всё, что я вижу, – размытые силуэты гвардейцев и, как никогда чётко, – сапфировые глаза Юны, до краёв наполненные паникой.