Читать книгу Люди Арка. Книга 2 - - Страница 4

– Вот дилемма, – рассуждает «Викки». – Гвардейцы получили вызов на место сбора подпольной антиправительственной организации, готовящей теракт в центре аполиса. Стоит мне их активировать – и вы трое превратитесь в стопку отбивных, которых немедленно транспортируют на станцию Гвардии. Ну а там… Сейвер знает, на что они пойдут, чтобы выбить из вас признания. Мне этот вариант, как, уверен, и вам, совсем не по душе. Поэтому есть второй, куда более простой. Локс, ты здесь и сейчас дашь мне информацию, о который мы договаривались, или парня застрелят у тебя на глазах. Красотка пойдёт на всё ради своего брата, можешь не сомневаться.

Я не могу видеть лица Миреи, но при упоминании ИИТ её брата твёрдый ствол оружия у моего затылка слегка подёргивается. Судорожно бегая взглядом по комнате, я улавливаю слабый серебряный блеск.

Ну конечно!

Мне повезло, что Юна смотрят прямо на меня, потому что так мне гораздо легче тыкнуть глазами в её телекинетические протезы и многозначительно вытаращиться на неё. Девушка улавливает намёк, но, к моей великой досаде, с сожалением смотрит в ответ и едва заметно качает головой. Всё ясно: погружение в мой мозг высосало из неё всю энергию, и теперь она вряд ли сможет поднять в эфир не то что гвардейца, но и пёрышко одной из канареек предательницы Миреи.

Ну же, думай…

Перебирая в голове свой скудный боевой арсенал, я понимаю, что просто не успею воспользоваться висящей на поясе плазмодрелью с «волшебным» прицелом Готлиба: Мирея размозжит моё серое вещество ещё раньше. Да и смысл пытаться подстрелить одного гвардейца, если останутся ещё восемь? Перевес явно не в мою пользу.

А вот трансмутатор материи…

Я подбираюсь пальцами к своему ремню, на котором закреплён набор небольших шариков Т-34.

– Руки вверх! – приказывает Мирея, заметившая мои поползновения и, судя по приложенной силе, пытающаяся буквально насквозь проломить мой череп своей пушкой. – За голову, быстро! И вы тоже!

Мне, Локсу и Юне ничего не остаётся, как повиноваться.

– Я начинаю уставать от игр, – снова подаёт голос ИИТ.

– Где Вега? – шипит хилер, вглядываясь в робота исподлобья полными ненависти глазами. – Что ты сделал с ней?

– Ждёт твоего возвращения домой. Ну же, Локс, поделись со мной знаниями, и я отпущу тебя обратно к твоей ненаглядной. Вы забудете обо всём этом, как о страшном сне, и будете жить долго и счастливо. Я прощу твоё предательство, притворюсь, что ничего не было. Ты хотел бы этого, не правда ли? Или же ты готов пустить всю свою жизнь под откос ради какого-то глупого секрета?

– Не такого уж и глупого, раз ты так вцепился в него. Скажи-ка мне, ИИТ, зачем тебе знать, как восстановить чьё-то сознание?

Юна, до этого пристально следившая за окоченевшими гвардейцами, упирается испуганными глазами в хилера.

– Стань мы с тобой партнёрами, как ты мне обещал, я бы, возможно, и посвятил тебя в детали своей инициативы, но, надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что после всего, что ты натворил, мне придётся лишить тебя этой привилегии. Итак?..

Уголки рта Локса вдруг начинают расползаться в стороны. На его лице вырисовался пугающий оскал.

– Ты шантажируешь меня убийством Тоа? – Звук моего имени из уст аполла заставляет моё сердце забиться быстрее. – Значит, вот такого ты обо мне мнения? Якобы я настолько недалёк, что поверю, будто ты сохранишь ему жизнь, расскажи я тебе о нейрореконструкции? К чему тебе оставлять его в живых, ИИТ? Тоа, должно быть, единственный человек на Арке, которого тебе стоит бояться. Да ты избавишься от него при первой же возможности!

Ну спасибо, доктор Локс!

После такой убедительной речи у ИИТ конечно же поубавиться причин задушить меня на месте…

– Ты вовсе не недалёк, Локс, – говорит «Викки». – Поэтому я и согласился работать с тобой. Поэтому ты жив. И поэтому я всё ещё пытаюсь вести с тобой переговоры, уповая на твоё благоразумие. Конечно, мне нужна смерть мальчика. Но я не хочу убивать его. Я должен. Ведь вы сами не далее как десять минут назад обсуждали смертельную опасность, которую его необычный мозг представляет для меня. Что бы ты сделал на моём месте, знай ты о подобной угрозе? И всё же есть другой способ разрешить это затруднение. Ты даже не представляешь, насколько щедрое предложение я готов вам сделать.

Локс заметно настораживается.

– Посмотри, – продолжает робот, – как ловко ты научился извлекать жемчуг из мозга при помощи своей установки. Гениально! Но зачем ограничиваться собой и своим другом Готлибом? Я позволю тебе проделать то же самое с Тоа – и тогда он будет опасен для меня не более, чем пустынный тушканчик. А главное – он будет жить. Всё в твоих руках. Отказываться глупо. А теперь я вынужден начать отсчет пяти секунд, и если по истечении этого времени ты…

– Ладно! – вскрикивает Локс. – Я… Я расскажу.

– Доктор Локс, пожалуйста… – бессильно произносит Юна.

– Знаю, Юна. Прости, но у нас нет выхода. Он не отстанет.

– Тоа… – Шёпот Миреи дуновением нежданного летнего ветерка посреди фолиабря влетает в мои навострившиеся уши. – По моему сигналу тихо снимай инкогнитор…

Мне не послышалось? Что она задумала? Или это очередной подвох? Она продолжает:

– Я возьму на себя гвардейцев… Готов?

Я делаю микроскопическое движение головой.

– Хорошо. Тогда… Давай!

Моя правая рука, прикрывающая голову сзади, нащупывает прохладную выпуклость диска инкогнитора над ухом и, сжав его пальцами, незаметно отлепляет устройство от вцепившихся в него волос. Сию секунду все девять гвардейцев оживают; один из них объявляет усиленным портативным громкоговорителем голосом:

– Всем оставаться на местах! Вы обвиняетесь…

– Сейчас! – кричит кому-то Мирея, и эфир пронзает резкий птичий щебет. Я оглядываюсь на клетку с тремя канарейками, но та уже опустела, а сами птицы взмыли под потолок и начали стремительно множиться, отпочковываясь друг от друга, прямо как их хозяйка во время своего выступления в амузале. Через какое-то время вся гостиная заполнена густым облаком из десятков мечущихся «желтков», с истошными криками бросающихся на бойцов Гвардии. Особого вреда они им не наносят, но этот манёвр даёт нам окошко времени для того, чтобы оценить обстановку и понять, что делать дальше.

Локс, не раздумывая, кидается с кулаками на ближайшего гвардейца и заодно пытается вырвать дубинку из его рук. Юна, кажется, только и ждала, когда подвернётся момент размять кости и испытать на деле приёмы, подсмотренные у Аарона. Её руки и ноги мелькают так быстро, что трудно уследить, кого и как именно она обрабатывает в отдельно взятый момент, а гвардейцы, в свою очередь, взвывая и хватаясь руками за свои повреждённые конечности, валятся на пол вокруг неё, как переспелые плоды вокруг дерева.

Мирея, ускакав за диван, использует его как баррикаду и отстреливается от гвардейцев своей пушкой, которая оказывается неизвестным мне видом оружия, выпускающим из своего дула что-то вроде электрических разрядов. Достигнув цели, они пронзают гвардейцев, лишая их возможности двигаться и роняя их контуженные тела на пол. Я, разумеется, тоже вношу свою лепту и, перекувыркнувшись по полу и избежав по пути ударов рассекающих эфир дубинок, свистящей спиралью из своей плазмодрели отправляю двух гвардейцев в затяжной полёт до диванного стеллажа. Мирея реагирует на их внезапное прибытие, окончившееся разрушением её ценной коллекции, оглушительным визгом. Останки наград разлетаются по комнате.

– Довольно!

Голос подобен взрыву.

Освещение в комнате вдруг начинает меняться и постепенно багровеет, пока каждый предмет не приобретает кроваво-красный оттенок, от которого в глазах появляется неприятное давление. Канарейки в стае лопаются одна за другой, а три оставшиеся, оригинальные, мчатся обратно в клетку, унося свои хвосты и перья от невидимого врага. Два уцелевших гвардейца, не понимая, что происходит, потерянно озираются по сторонам, а затем снова лишаются способности двигаться, замерев каменными изваяниями среди бездыханных тел своих поверженных товарищей.

Вся комната начинает вибрировать, и разбросанные по ней предметы – стаканы, стулья, клетка с птицами – вопреки гравитации отрываются от пола и поднимаются в эфир. То же делает и Мирея: её тело медленно плывёт вверх, пока сама гимнастка, лицо которой обрамлено «ожившей» копной таких же красных, как и комната, волос, невидящими глазами смотрит перед собой. Её рука, крепко сжимающая электрический бластер, плавно поднимается и утыкается ей в подбородок.

– Видит Сейвер, я дал тебе множество шансов! – гремит изо всех стен голос ИИТ, в котором начинают проскальзывать какие-то неестественные, потусторонние ноты. – Больше, чем ты заслуживаешь. Это последний…

– Тоа…

Локс смотрит на меня из противоположного конца осатаневшей гостиной. Юна, стоящая ближе ко мне, не может решить, за кем ей следить: за хилером, который что-то хочет мне сказать, за мной, оцепеневшим и вросшим ногами в трясущийся пол, или же за Миреей, которая вот-вот выстрелит себе в голову «рукой» ИИТ.

– Он там… Ты сможешь, – выдыхает Локс, пронзая меня чёрными глазами, которые в алом освещении комнаты походят на две бездонные дыры.

Я уже знаю, что мне нужно делать.

Сосредоточив всё внимание на Мирее, тело которой взяла под контроль всесильная машина, я заставляю себя забыть о существовании всего, что находится вокруг, – этой комнаты, доктора и Юны, – и вгрызаюсь мыслями в убежище ИИТ, каждым импульсом своего сознания стараясь пробить защитную стену и войти в его цифровую крепость. Изображение комнаты, отпечатанное на сетчатке моих глаз, сужается, и, заметив напоследок, как палец Миреи, словно в замедленной съёмке, сдавливает сенсор на рукоятке бластера, я оказываюсь в чём-то вроде туннеля, который поглощает меня целиком и тащит куда-то со сверхзвуковой скоростью. По краям воронки дрожат и скачут мелькающие ярко-красные полосы, а в центре разверзается чёрная бездна, затягивающая меня в своё прожорливое нутро.

«Полёт» оканчивается резко: я обнаруживаю свою шею зажатой в стальных пальцах, принадлежащих чёрной дымоподобной фигуре без конца и начала. Существо безжалостно душит меня, пока я с хрипом трепыхаюсь в его мускулистой руке.

– Упрямый наглец! – рычит оно миллионом разнокалиберных голосов. – Забыл своё место? Ну так я тебе напомню…

Мои ноги повисают в эфире и отчаянно трепыхаются, пока руки пытаются ухватиться за чёрную лапу, но скользят сквозь неё, словно та и впрямь соткана из дыма. В то же время пальцы, сомкнутые на моей шее, начинают как будто расти и расползаться дальше по телу – на плечи, грудь и руки. Чёрная тень поглощает меня заживо, «заражая» собой мой подбородок и подбираясь ко рту и носу. Вскоре одни лишь глаза, похлопывая, остаются на поверхности, но и они через мгновение тонут в чёрной массе, после чего я оказываюсь один на один с полным отсутствием чего-либо: только я и темнота.

– Простите, доктор Локс, – скулю я, рухнув на возникшую из ничего терру, упёршись в неё руками и склонив голову вниз. – Я не смог… Не смог…

Горячие слёзы брызжут из глаз.

Я чувствую всепоглощающую слабость и жгучую обиду от того, что я всех подвёл. Теперь они умрут, а я наверняка окажусь последним – тем, кому выпадет «честь» наблюдать гибель всего, что я так и не сумел уберечь, прежде чем как самому сделать последний вдох и окончательно провалиться в забвение…

– Тоа! Тоа, дружище, ты как?

Я едва могу соединить звуки, которые слышу, в слова, а те, в свою очередь, – в чей-то отчётливый голос. Знакомый голос.

– Х-Хэрон?

Я сам не верю, что произношу это имя.

Он здесь? Как такое может быть?

Слабо шевелю разбухшими веками, прищуриваюсь и сквозь влажные ресницы вижу расплывчатое, но знакомое лицо моего друга на фоне ослепительно яркого света. Тот уставился на меня обеспокоенным взглядом своих карих глаз.

– Хэрон… – Говорить трудно из-за сковывающей боли в груди.

– Не шевелись, – просит он, кладя широкую ладонь на моё плечо.

Кажется, я лежу где-то, а он стоит надо мной. Его серьга в ухе отбрасывает мне в глаза пронзительные звёздочки света из неясного источника.

– Где… Где я?

– В госпитале, – отвечает друг. – Тебя нашли еле живым у разрушенной шахты. Тоа, что ты там делал?

У шахты? О чём он говорит?

– Хэрон, ты… Ты что-то путаешь… Я был в аполисе…

Тот смотрит на меня каким-то странным взглядом, как будто он… разочарован во мне. За матовым стеклидом кабинета суетливо снуют неразборчивые тени.

– Вы были правы, – тихо говорит Хэрон кому-то, ссутулив могучие плечи. – Всё, как Вы и говорили.

В прозрачном пластидовом мешке над моей головой звенит упавшая в чёрную жидкость капля. Звук такой резкий, что заставляет меня поёжиться.

Что это за дрянь?..

– Не расстраивайся, Хэрон.

Этот голос я тоже узнаю.

Звуки разносящихся эхом шагов, и вот с противоположной от Хэрона стороны надо мной вырисовывается силуэт доктора Локса. Тот почему-то одет в защитный белый костюм, полностью покрывающий его тело, совсем как в том воспоминании из инкубатора. Видимой остаётся лишь пара его чёрных, как смола, глаз, пристально всматривающихся в меня из-за мутноватого защитного экрана.

– Что же делать, доктор Локс? – спрашивает у него Хэрон. Он выглядит как никогда подавленным.

– Мы уже не вернём твоего друга, – сообщает ему аполл и снова смотрит на меня, одновременно извлекая из-за спины что-то, чего я не могу разглядеть. – Нам придётся прекратить его страдания. Это лучшее, что мы можем сделать для него…

– Хорошо. Только давайте быстро. Не хочу, чтобы он мучился.

Хэрон отходит в сторону, покидая поле моего зрения.

– Что… – выдыхаю я, чувствуя подступающую к горлу тошноту. – Что Вы делаете? Хэрон! Доктор Локс, это же я! Я в порядке!

Хилер не слышит или делает вид, что не слышит. Когда его облачённая в жёлтую резиновую перчатку рука приближается к моему лицу, я вижу, что он сжимает в ней маленький старомодный ключ тёмно-серого цвета.

В нос бьёт горький запах металла.

– Зачем это? Прошу, не надо!

Локс невозмутимо вставляет ключ в мой лоб.

С таким же успехом он мог вонзить в него скальпель – я кричу от боли, но изо рта не выходит ни звука. Хилер проворачивает ключ несколько раз, ласково приговаривая:

– Скоро всё закончится, Тоа. Ты вёл себя храбро, но, к сожалению, мы не уберегли твой рассудок. Как только я закончу, ты почувствуешь себя гораздо лучше. Конечно, это будешь уже не совсем ты. Но взгляни на это с другой стороны. Ты начнёшь новую жизнь. Разве это не прекрасно?

Шум его хрипящего дыхания, отфильтрованного респиратором костюма, закладывает уши. Стены кабинета начинают пузыриться и таять, как плавящийся пластид, обнажая багровый вихрь, беснующийся за ними. Я проваливаюсь сквозь полиуретан койки, словно это зыбучий песок, но в последний момент успеваю выхватить ключик из руки Локса.

– Нет! – шипит хилер, но поздно.

Слои его кожи и одежды отваливаются от него и летят прочь. В конечном счёте Локс растворяется в вихре, как и кабинет, и пластидовый мешок с жидкостью, и толпа чёрных теней за стеклидом. Я наблюдаю всё это, пребывая в свободном падении, по ощущениям не отличимом от полёта с обрыва станции Гвардии. Пока я лечу, моя рука стискивает ключ так сильно, что он больно впивается в кожу, но я заставляю себя держаться за него из последних сил: почему-то мне кажется, что это сейчас чрезвычайно важно.

– Камрады, давайте поприветствуем на арене нашего большого во всех смыслах этого слова друга – Лучезар-р-р!

Мои ноги касаются твёрдой поверхности, а пальцы рук сразу узнают её по характерному материалу покрытия.

Я в Агилитроне.

Только вместо трибун здесь непроглядная тьма, а вместо зеркального Лучезара в центр закрученной цепочки из платформ неспешно поднимается гигантский огненный шар, совсем как тот, с каким я имел «удовольствие» общаться в Гиперсфере в здании Сената. Я чувствую, что с ключом в моей ладони что-то происходит, и, опустив глаза, с удивлением обнаруживаю, что это больше не крохотный древний ключ, а увесистый фиолетовый куб, активирующий файервол.

Огненный Лучезар, вспыхнув ещё ярче, выстреливает центумом таких же красных, как и он сам, лучей, которые начинают бешено плясать по арене, выискивая, по всей видимости, меня. Недолго думая, я бросаюсь на подвешенную выше платформу, обхватив куб рукой и прижав его к боку. Мне удаётся запрыгнуть на неё, едва миновав один из беснующихся алых лучей, с шипением сверкнувший у моей лодыжки. Пригнувшись и прислонив куб к поверхности платформы, я начинаю рассчитывать траекторию для следующего прыжка, но горящий «солар» пользуется этой задержкой и отправляет убийственный луч прямо мне в грудь. Я успеваю только ахнуть от неожиданности, прежде чем моё тело срывается и снова летит камнем вниз, как и фиолетовый ключ, который всё-таки сумел сбежать от меня. Я машу обеими руками, пытаясь дотянуться до его и ухватить в полёте, но скользкий куб выпрыгивает из пальцев, стоит им коснуться его.

– Хакер «Квантов-мутантов» утрачивает ключ, а вместе с ним – и шанс вырвать для своей команды победу! Какая трагедия для всех, кто рассчитывал на Тоа Канвальда! Без сомнения, следующий матч команда проведёт уже без него…

Я сталкиваюсь спиной с грудой каких-то плотных предметов и сразу начинаю проваливаться сквозь них. Чтобы не сгинуть в этой куче с концами, начинаю усердно цепляться пальцами за всё, что подворачивается под руку, и таким образом мало-помалу выныриваю обратно.

Это что, какая-то свалка?

Вытягиваю шею и кручу головой в разные стороны – оказывается, я шмякнулся в бескрайнее море из оранжевых кубов-ключей. Они бьются друг об друга со стуком, гулким эхом разносящимся по помещению (если это, конечно, можно так назвать, ведь ни стен, ни потолка здесь нет и в помине). Я с трудом карабкаюсь по ним и одновременно высматриваю в огромной оранжевой массе свой, фиолетовый ключ. Это занимает так много времени, что в какой-то момент я уже теряю веру в то, что вообще смогу найти его, как и в то, что сам сумею когда-нибудь выбраться из этой безумной ловушки. Внезапно моё внимание привлекает слабо подсвеченная лиловая точка на горизонте. Обрадовавшись, как ребёнок у киоска с фруктозной ватой, я бросаюсь в сторону ключа, продираясь сквозь толщу бесполезных оранжевых кубов, давящих мне в бока своими острыми углами и гранями.

Когда до ключа остаётся не больше метра и я вытягиваю вперёд руку, мысленно умоляя его запрыгнуть в неё обратно, моё тело вдруг наполняется необычным и в то же время пугающим чувством невесомости, которое выуживает меня из оранжевого капкана и поднимает высоко над ним, окончательно разлучив нас с ключом. Я беспомощно барахтаюсь и загребаю эфир руками в немом протесте, но всё без толку: море кубов становится озером, озеро – болотом, а болото – жалкой лужицей…

Я стою, прижавшись носом к холодному стеклиду.

Горячее дыхание из ноздрей рисует на нём мутные кляксы конденсата, которые пропадают с прозрачной поверхности так же быстро, как и появляются на ней. Стеклид служит перегородкой между мной и неким боксом, на дне которого навалены в кучу те самые оранжевые кубики и один-единственный – фиолетовый. Под потолком бокса медленно и со скрипом раскачивается металлическая лапа с длинными тонкими «пальцами», по которым бегают слепящие световые блики. Внутренность моей правой ладони нащупывает под собой какой-то бугорок, который при близком рассмотрении оказывается красным шариком-наконечником, нахлобученным на короткий рычаг.

Что ж, если я что-то знаю о рычагах…

Я двигаю его вправо – железная лапа сдвигается вправо. Я наклоняю рычаг влево – и лапа едет налево. Чудеса! Я принимаюсь управлять сверкающей клешнёй посредством рычага, вглядываясь в добычу немигающим взглядом и пытаясь разместить железку прямо над кубом. Задерживаю дыхание, чтобы оно случайно не заставило мою руку дрогнуть, и даже слегка прокусываю нижнюю губу от напряжения. Когда мне кажется, что когти лапы остановились точно над ключом, я бью по круглой красной кнопке с такой силой, что она чуть не проваливается глубоко в панель, из которой очень кстати выросла пару мгновений назад.

Проходит секунда, за ней – другая. Блестящая лапа так и висит, болтаясь, на месте, как уродливая люстра под потолком гостиной сумасшедшего.

– Ну же, дура! – не выдерживаю я.

В ответ на это стеклидные стенки бокса начинают возмущённо дребезжать. Можно подумать, что где-то под нами гигантский бур прокладывает себе дорогу сквозь твёрдую породу.

А потом всё стихает…

Откуда ни возьмись гигантская металлическая лапа со страшным лязгом опрокидывается на мою голову и обхватывает её со всех сторон! Я вскрикиваю и, цепляясь руками за толстые когти, пытаюсь разжать тиски, но клешня уже шустро тащит меня наверх, в своё логово. Впрочем, на полпути она почему-то передумывает и отпускает мою чудом уцелевшую голову, не забыв напоследок подбросить меня повыше в эфир и так и оставив кувыркаться в чёрной невесомости. Сразу за этим такие же лапы (а, может, и та же самая) начинают выпрыгивать из темноты и «жалить» меня одна за другой. Они цепляют меня за руки, ноги, бьют в грудь. Я болтаюсь и подпрыгиваю, как тряпичная игрушка во власти озверевших детей, не в силах отбить свирепую атаку. В конце концов они прекращают пытку, и я падаю ничком, распластавшись на твёрдом полу.

Кашлянув кровью, которую я вытираю с лица тыльной стороной ладони, превозмогая боль во всём теле (сколько костей сломано?), я приподнимаю голову и вижу, что лежу вовсе не на полу, а на поверхности какого-то чёрного акваёма. Мои пальцы, касаясь прохладной глади аквы, пускают по ней кольца вибрации, но не проходят сквозь неё, словно я не человек, а какая-нибудь аквамерка. В хлюпающем зеркале подо мной материализуется волнующееся отражение. Я смотрю на своё измученное лицо, кровоподтёки на подбородке, ссадину под глазом…

Глаза.

Мои глаза жёлто-зелёные, а у отражения они почему-то красные. Разве я сейчас в гневе? Скорее, в полном смятении и ужасе.

Лицо в чёрной акве, сморщив нос с видом глубочайшего отвращения, разглядывает мои увечья, после чего внезапно дёргается и с громким всплеском выпрыгивает из аквы. Вытянув вперёд руки с растопыренными пальцами, мой клон вонзает свои ногти в мою многострадальную шею и, брызжа пеной у рта, извергает из себя:

– Взгляни на себя! Какой же ты слабый! Никчёмный! Мне стыдно, что я – это ты!

Тоа номер два валит меня на пол.

– Ты не смог спасти профессора!

Он бьёт меня кулаком в лицо.

– Оставил Олека умирать одного!

Ещё удар. Кровь хлыщет на мокрый пол.

– И теперь ещё Мирея с братом умрут из-за тебя!

Стиснув зубы, он принимается с удвоенным рвением вдавливать моё горло в затвердевшую поверхность акваёма. Мои опухшие глаза закатываются, и вместо уродливой версии себя я начинаю любоваться красноватыми внутренностями собственной черепной коробки. Руки в агонии бьют по акве и ногам противника, но это похоже скорее на конвульсии, чем на самозащиту. Я машинально тянусь к поясу, на котором в физическом мире уже привык носить оружие, и – рукам не верю! – верная плазмодрель на своём месте, висит и как ни в чём не бывало ждёт своего часа. Мои непослушные пальцы обхватывают рукоятку и вытягивают пушку их чехла, пока вторая рука тянется к прицелу, изготовленному профессором Готлибом.

Клик!

Потеряв контроль над собственными глазными сферами, я на ощупь погружаю дуло оружия в мясо чуть выше кадыка своей копии и сильно давлю на сенсор.

Громкий хлопок и ощущение чего-то рыхлого и горячего, усеивающего моё лицо. Глаза занимают исходное положение. Тоа номер два продолжает сидеть верхом на мне, но больше не пытается меня задушить: это не так-то легко сделать, если ты только что лишился головы, шеи и половины плеча. Из воронки, которой теперь заканчивается его тело, валит густой чёрный дым, а ошмётки его плоти всё ещё продолжают падать на пол вокруг нас, как праздничное конфетти.

Я сталкиваю с себя собственные останки и, кряхтя и ругаясь, встаю на ноги. Безголовый Тоа валится на бок, но мгновение спустя решает не разлёживаться просто так без дела, и, видимо, поэтому обращается в омерзительную чёрную многоножку, по размерам десятка в полтора превышающую то, чем ей полагается быть по норме. Клокоча, она уносит все свои лапки прочь, постукивая ими по полу, который неизвестно когда успел высохнуть и стать чем-то вроде металлического настила.

Разминая свою смачно похрустывающую шею и сплёвывая кровь, я наблюдаю, как членистоногое вползает в возникший из эфира порт, за которым нет абсолютно ничего, кроме ровного белого света. Исчезнув по ту сторону порта, существо оставляет меня наедине с самим с собой – но и в этот раз ненадолго. Уже через несколько мгновений со стороны зияющей белизны начинают доноситься звуки, похожие на топот не одного, не двух – нет, целого центума людей.

– Да вы издеваетесь… – хриплю я и, чётко понимая, что одной моей пушки на всех не хватит, начинаю рыскать по помещению глазами в поисках уголка, где можно было бы спрятать своё истерзанное тело от очередной напасти. Отвлёкшись на сколопендру, я и не заметил, что не только пол, но и вся комната за это время успела преобразиться. Я смотрю на целую коллекцию странных чёрных приборов: все как один громоздкие, тяжёлые на вид, выполненные довольно грубо, словно были доставлены сюда из далёкого прошлого. Само пространство напоминает странный гибрид между смотровой госпиталя, заводским складом и отсеком астролёта. Для чего конкретно оно построено, можно лишь догадываться. В то же время я отмечаю, что некоторые части пола и оборудования как будто не до конца прогрузились и обрываются в случайных местах, продолжаясь в трёхмерном пространстве слабыми голубоватыми полигонами, схематично изображающими недостающие фрагменты.

А ещё здесь становится невыносимо холодно…

– Вот он!

В белом проёме порта возникают чёрные силуэты людей.

Так держать, Тоа, также известный как камрад Тормоз!

Толпа вбегает в помещение, и я вижу, что все они облачены в броню, не сильно отличную от моей собственной, если не считать преобладающего в ней цвета хаки и общего неопрятного вида: наплевав на дресс-код, они, кто во что горазд, перемешали в своих костюмах шлемы, защитные окуляры, респираторы, цепи и ещё Сейвер знает что. Впечатление такое, что экипировались они на том же мусорном заводе, где жил и работал Тинни.

В руках у большинства «бойцов» я замечаю допотопные чёрные автоматы, которые видел до этого лишь в архивных материалах о Земле. Оружие хоть и примитивное, но шанса на выживание почти не оставляет: что касалось жизни и смерти, разговор у землян был короткий. Те, кому автоматов не досталось, стискивают в кулаках какие-то палки с прикрученными к ним лезвиями и гвоздями, что ещё больше наталкивает на мысли о неандертальцах. Судя по пыльным, потрёпанным лицам, они пробивались сюда силой и сейчас наверняка готовы пойти на всё, чтобы…

Чтобы что?

– Не дайте ему сбежать! – выкрикивает мужчина с повязанным на лицо толстым рваным платком коричневого цвета.

Мне конец.

Хоть никто и не стрелял в меня фризером, но каждая из принадлежащих мне конечностей в ту же секунду окаменевает и забывает, как двигаться. Став не более, чем живым изваянием, я могу только дышать и беспомощно смотреть, как разъярённая толпа несётся на меня, рыча и потрясывая оружием в руках. Могли бы для приличия организовать очередь – не будут же они в самом деле крошить меня в фарш все разом!

Мужчина с повязкой сопит и топает с такой самоотдачей, будто решил не задержать меня, как обещал, а сразу протаранить насквозь. Что он, в общем-то, с успехом и делает. Точнее, с ограниченным успехом. Ведь, ни замедляясь ни на секунду, он беспрепятственно проносится сквозь меня, словно я призрак, а не организм из плоти и костей. Или призрак он, а я – настоящий. Это уж с какой стороны посмотреть. В любом случае, вся эта орава странно одетых людей с шумом и рокотом мчится за своим предводителем, следуя его примеру и даже не пытаясь меня обступить или любым другим способом дать понять, что я для них не пустое место. Трудно признать, но в этой сумасшедшей реальности, полной существ, мечтающих уничтожить меня физически и морально, у этих оказались дела поважнее.

Моё тело, осознав, что толпа безобидна и не сможет нанести ему вреда, приходит в себя; эликсир жизни вновь струится по закоулкам кровеносной и нервной сетей. Единственно логичным желанием в этой ситуации становится желание узнать, на кого же эти люди так взъелись и кого именно поставили своей целью догнать и схватить. Я делаю быстрый разворот на центум и восемьдесят градусов, чтобы посмотреть, куда они бегут, – и не вижу ни одного человека. Исчезли все до единого. Шум, поднятый ими мгновениями ранее, оборвался, превратившись в давящую тишину.

Но и это ещё не всё: пропала комната.

Все хитроумные устройства вместе с ведущим в белую пустоту портом – всё растворились в эфире без следа, оставив взамен то, что мне было нужно больше всего. Неуловимый ключ вернулся к своему изначальному облику и теперь лежит, дожидаясь меня, на расстоянии… Впрочем, расстояние до него определить невозможно из-за полного отсутствия здесь ориентиров и вообще чего-либо, кроме меня и самого ключа.

Я делаю один шаг, второй, и в итоге срываюсь на бег, но сколько бы метров я ни преодолел, ключ не меняется в размерах и не приближается. Разве это так должно работать? Я упорно продолжаю двигаться вперёд, но ключ как будто убегает от меня с той же скоростью.

Он что, издевается?!

Я зарываюсь пальцами в свою нечёсаную шевелюру и взлохмачиваю её ещё больше, пытаясь хотя бы так снять по новой нахлынувшее напряжение. Кажется, что он так близко, только руку протяни.

Секундочку…

Я поднимаю правую ладонь. Так, что пальцы оказываются на уровне моих глаз. Сдвигаю их чуть влево, чтобы указательный и большой окружили поблёскивающий вдали ключик. Смыкаю их и чувствую кончиками холодную поверхность металла.

Ключ в моей руке.

Не зная, радоваться победе или огорчаться из-за собственного тугодумия, размышляю над следующим шагом. Если есть ключ, то должно быть и то, что он отпирает? Словно внемля моей неозвученной просьбе, впереди вырастает знакомая голубая решётка, отлитая из кода. Бесконечные прутья убегают далеко вверх и исчезают в вязкой темноте.

Я подхожу ближе, сжимая ключ в руке так крепко, будто неуловимый проказник может в любую секунду растаять и аквой просочиться сквозь пальцы. В решётке образуется такой же голубой, как и она сама, прямоугольник с крохотным отверстием, по форме напоминающим замочную скважину для древних ключей.

– Уб… л… Убить… Как ты мог…

Я узнаю голос, испещрённый цифровыми помехами. По ноющему позвоночнику пробегает холодок.

– Ну что, хочешь, чтобы я открыл её? – обращаюсь я к пустоте, сам не понимая до конца, чего хочу этим добиться.

В ответ молчание. Что ж, дело твоё…

Ключ с негромким скрипом входит в отверстие.

Один оборот.

– Остановись! – грохочет само пространство, а затем издаёт мерзкий звериный скрежет.

– Что ты сделал! Ты обещал… УБИ-И-И-ИТЬ!

Замок щёлкает.

– Про-о-очь! – взвизгивает ИИТ.

Сразу же за этим на барабанные перепонки обрушивается мощь бесконечного числа децибелов так, что мне уже не разобрать, что именно я слышу: лязг, взрыв, крик, а может, всё сразу? Я только хочу, чтобы это прекратилось, а сам между тем чувствую знакомый сильный рывок огромным невидимым крюком, который стремительно утаскивает меня отсюда, пока кодовая решётка перед глазами рассыпается на цифровые осколки, игнитовым каскадом падающие вниз. Последний зафиксированный мозгом образ – подёргивающийся силуэт освобождённого монстра, вылезающего из тени, а затем меня окончательно затягивает ко дну быстро расширяющегося пространства.

Я всё ещё двигаюсь (точнее, что-то всё ещё тащит меня куда-то), когда к бессмысленному вихрю шумов добавляются вполне отчётливые и даже обыденные звуки: встревоженные выкрики людей, раздающиеся со всех сторон, и быстрый топот чьих-то ног прямо над моей головой. Продрав слипшиеся веки, я обнаруживаю, что вишу вверх тормашками, а мой взгляд упирается в ускользающий из-под пары двух знакомых ног пол. Знакомых, потому что я провёл в компании этих нейлоновых белых штанов последние несколько дней. Дезориентация настолько обезоруживает, что мне требуется ещё секунд семь, чтобы полностью осознать происходящее: взвалив меня на плечо ногами вперёд и обхватив моё туловище одной рукой, Юна мчится вперёд, неся меня на себе, как куль с награбленным сокровищем.

«Как?» – мигает в моём сознании.

Она, может, и провела на тренировочной площадке на пару с Аароном десятки, а то и центумы часов, как следует натренировав своё тело и подготовив его ко всевозможным схваткам и другим невзгодам, но это никак не объясняет того факта, что мой вес, судя по всему, не доставляет ей ровно никаких неудобств, словно я не половозрелый эфин, а плюшевый бандус из коморки Тинни. Плюс к этому, нельзя не признать, что пребывать в подобной позе в целом довольно унизительно.

Моя голова едва крутится (причиной чему служит и мой недавний кошмар наяву, и неудобное положение тела), и потому я лишь мельком захватываю окружающую обстановку. Если я ничего не путаю, мы вернулись в просторный зал внутри здания-медузы, а вокруг нас находятся люди, шарахающиеся в стороны при приближении нашего необычного дуэта, подобные которому, уверен, здесь встречаются нечасто.

Конечно, мне немедленно хочется засыпать Юну целым градом вопросов: от того, куда подевались Локс и Мирея, и до обстоятельств, заставивших меня нестись сквозь пространство верхом на её плече, врезаясь в эфир не самой презентабельной частью своего тела. Проблема только в том, что меня трясёт так нещадно, что, даже если бы мне удалось разжать одеревеневшие челюсти, вряд ли кто-либо смог бы разобрать хоть пару слов из моих уст.

Вдобавок у нас как раз возникли проблемы покрупнее.

– Стоя-я-ять!

Одно преимущество моей позы: угол обзора позволяет беспрепятственно увидеть, как за нами пустились вдогонку четыре робота-гвардейца, плюс пара их коллег-людей с фризерами наперевес.

– Юна, Гвардия! – воплю я, бросив все силы на извлечение этих двух слов из недр своих лёгких.

И снова нас окружает рой свистящих голубых лучей из гвардейских пушек. Это не говоря уже о сигналах, по-предательски невидимых и бесшумных, посылаемых роботами нам в спину. Сейвер, надеюсь, с её инкогнитором всё в порядке – иначе нам крышка!

– Немедленно остановитесь, именем Сейвера и ИИТ!

Не знаю, что именно произошло дальше.

То ли защита жемчуга всё же слетела с головы Юны и сразу же сделала из неё лёгкую добычу для гвардейцев, то ли на нашем пути образовалось какое-то препятствие – так или иначе, я резко взлетаю в эфир и, проведя в состоянии свободного полёта изрядное количество секунд, сталкиваюсь с твёрдым полом, проехав на боку ещё несколько метров вперёд. К счастью, голова осталась цела, и потому я, плюнув на боль от удара, молниеносно вскарабкиваюсь на ноги, чтобы узреть следующую картину: коренастый мужичок-хефес с мощными железными руками, которые больше походят на устройства для активного взрыхления терры, хватается ими за упавшую Юну и кричит в сторону гвардейцев:

– Камрады, я поймал!

В это же время я чувствую прикосновения чьих-то рук и к самому себе.

– Вы в порядке? – спрашивают меня взволнованные прохожие. Спорю на что угодно, они решили, что Юна и в самом деле выкрала меня и транспортировала в своё воровское логово прямо на глазах у законопослушных граждан, пока один из них не сорвал её коварный план.

У меня нет времени всё им разъяснять. Стряхнув с себя их руки и проигнорировав вопросы, я кидаюсь к Юне, которую всё ещё удерживает в заложниках инициативный хефес. Когда я равняюсь с ними, гвардейцам остаётся шесть секунд до того, как они смогут окружить нас плотным кольцом.

– Слушайте… – задыхаюсь я, обращаясь к мужчине в надежде убедить его отпустить нас подобру-поздорову. Но я не успеваю закончить из-за чьего-то вопля:

– О, Сейвер!

Толпа, обступившая нас, глядит вверх, в полупрозрачный купол «медузы». Мужчина-хефес, ослабив хватку, смотрит туда же, как и гвардейцы, замершие на месте в парах метров от нас.

Я поднимаю голову.

Сначала мне мало что удаётся разглядеть из-за матового пурпурного покрытия на сверкающем световыми точками куполе. Но когда фокус глаз настраивается на приём происходящего за его пределами, на его оценку у меня остаётся лишь пара мгновений. Я буквально вижу поставленный на паузу кадр: изгиб громадного стального серпента, огненные «глаза» и яркие голубые полосы по бокам.

Подаквенный поезд, копии которого мы видели по пути сюда, сбился с курса и готовится протаранить носом крышу здания, внутри которого мы все очень «кстати» собрались в эту самую минуту. Никто не успевает произнести ни слова, не говоря уже о том, чтобы решить, куда уносить ноги.

БА-БАХ!

Столкнувшись с куполом, поезд взрывается, залив лица всех наблюдающих ярким светом, как из огненного прожектора. И если бы только это было самым ужасным из того, свидетелями чего нам пришлось стать! К несчастью, на этом безумие не заканчивается: из-за взрыва в крыше образуется брешь, которая мгновенно разверзается, пропуская внутрь и горящий остов поезда с пассажирами внутри, и, что ещё хуже, – тонны и тонны морской аквы.

За сплошной стеной оглушительного визга охваченной паникой толпы и шумом обрушивающегося с небес смертельного аквапада мне удаётся уловить одно лишь слово:

– Тоа!

Серебряный блеск, алое зарево, смешанное с бескрайней синевой, а после – меня с головой накрывает волной, весящей столько же, сколько и сам океан.