Читать книгу Цветок бархана - Марина Дечко - Страница 4

Сквозь узкую щель прикрытого окна пестрые палатки торговых рядов казались разноцветной слюдой калейдоскопа.

– Осторожно, – торговец подошел незаметно. Бегло окинул шумную улицу внимательным взглядом и спешно прикрыл ставни: – Не стоит слишком доверять амулетам. Вон там, видишь?

Аниса видела.

Мальчишку, который с интересом оглядывался по сторонам. И одного из стражей – чуть дальше. Страж этот появлялся на окраине уже во второй раз, и – фата могла поклясться чем угодно – появится снова, пока ночь не укроет Старый Город густой темнотой. Да и мальчишка – вряд ли просто мальчишка. Слишком приметный.

Сообщник прав: лишний раз высовываться не стоило. Однако эта правота только сильнее подхлестнула волну глухого раздражения, а потом и вовсе устыдила: вон как ты низко пала, Гюрза. Еще вчера защищала спину самого Халифа, была его тенью. Теперь же прячешься словно крыса.

– Вижу, – нехотя призналась Аниса. – Они пробудут здесь до сумерек.

Говорить с торговцем по-прежнему выходило плохо. Фата ловила себя на мысли, что все больше спорит с ним – даже тогда, когда этого можно было избежать. Только пересилить себя не получалось, хотя Гюрза и понимала: это все, что ей оставили. Не примет помощь – пропадет.

Спешно встав с насиженного места, она попыталась обойти Варру. Однако, видно, и тот хотел того же – и Аниса едва успела остановиться. С силой опустила израненную ногу на нагретый камень и, зажмурившись от боли, резко вдохнула.

– Больно? – торговец первым отступил в сторону, позволив Гюрзе уйти. Но, не дождавшись ответа, шагнул за ней следом: – Возьми. Рану нужно промыть.

Фата обернулась. С удивлением уставилась на протянутую фляжку и недоверчиво спросила:

– Это ведь последняя?

Анвар кивнул:

– Не жалей. Если выберемся, раздобудем еще. Если нет… едва ли нас спасут эти полфляжки.

Для Анисы такая расточительность была сродни безумию, однако переубеждать торговца казалось делом дурным. И она просто отмахнулась:

– Не стоит.

Дойдя до узкого ложа, стражница с облегчением опустилась на твердый настил и устало смежила веки, чтобы тут же раскрыть их – на недопустимо близкий шелест одежд Варры:

– Возьми! – тот настойчиво положил плоскую серебристую бутыль на покрывало и снова отошел к окну, пояснив с немалым раздражением: – Если рана загноится – будет хуже. На скорпионе до Пограничной Гряды не меньше недели, и помощи ждать неоткуда.

Что ж, правда в словах торговца имелась. Гюрза нехотя откупорила губчатую пробку, с силой сцепила зубы и быстро брызнула водой на оголенную рану. Шумно втянула воздух, когда влажная прохлада чувствительно обожгла воспаленную кожу, и, не сдержавшись, коснулась губами тонкого горлышка: пить хотелось нещадно.

Вода была явно несвежей, отвратительно теплой, и – что важнее всего – самую малость горчила. Когда-то давно фата уже пила такую, а потому без труда догадалась:

– Из Пустыни?

Стоящий к ней вполоборота мужчина кивнул:

– Не успел раздобыть свежей. Но ты не бойся, фляжка из серебра.

Аниса не боялась. Она и сама знала, что воду из подземных родников удержит не каждый металл. И что утоляет та вода жажду ничуть не хуже дождевой. Что до мерзкого вкуса… Гюрза и не такое терпела.

– Хочешь? Здесь еще осталось немного.

Варра с удивлением обернулся. Скользнул равнодушным взглядом по протянутой бутыли и снова безразлично отвернулся к окну:

– Не хочу. Пей.

Как же, не хочет. Погоня отгремела несколько часов назад, и за это время утренняя прохлада успела смениться полуденной жарой. Камень небольшого дома раскалился подобно старой печи, скопленного воздуха которой едва хватало, чтобы дышать. А еще те ставни, что пришлось прикрыть.

Нет, теплая вода на дне фляжки их, конечно, не спасет, но всяко поможет продержаться чуть дольше.

– Если получится сбежать, – стражница медленно поднялась, прошла к уродливо сколоченному столу и оставила не нем воду, – в Пустыне мы окажемся только к ночи. Однажды мне довелось звать подземные родники после сумерек: они не откликнутся, торговец. Даже с чароведским камнем. Придется ждать до утра.

О поклаже в переметных сумах скорпиона Гюрза благоразумно промолчала: впустую обнадежить сообщника не хотелось.

Однако, похоже, нехватка воды не слишком тревожила Варру – как будто у того в запасе была целая жизнь. Широкие плечи его раздраженно дернулись. Еще один равнодушный взгляд упал на Анису, и той с явным нежеланием ответили:

– Я же сказал: не хочу.

Твердость в голосе торговца убедила фату отступить. Снова вернуться к узкому ложу и постараться опереть спину о нагретый камень: свои силы, в отличие от сообщника, она предпочитала беречь.

Решил отдать ей последнюю воду? Гюрза едва сдержалась. Жалость ей ни к чему!

Глупое благородство Варры больше походило на безрассудство, а с ним фата иметь дело не желала. До сумерек оставалось не меньше часа, и она решила, что если устроиться поудобнее, можно будет немного отдохнуть. Может, даже позволить легкой дремоте заглушить подаренную Магсумом боль.

Аниса смежила веки и сквозь полуприкрытые ресницы бегло оглядела неподвижный профиль мужчины.

Дневной полумрак делал черты его мягче, а фигуру – массивней. А ведь торговец и так высокий, гораздо выше среднего мужа – сама Гюрза ему едва до плеча достает. И сложен довольно хорошо.

На первый взгляд – молодой, лет тридцать. Только почему-то держится странно, словно бы мешает ему что. Болен? Может, и так. А вот длинный волос, легкой волной лежащий поверх белой рубашки, ему не идет: как будто прежде он носил короче.

Темно-карие глаза – внимательные, умные. И острый взгляд, зацепившись за ее собственный, позволяет догадаться: заметил. Краска стыда ползет по щекам, а стражница впервые за день рада прикрытым ставням: в мягкой полутьме легко потеряться не только свету.

А вот имя у него странное – Варра. Как будто слишком мягкое, живое. Шуршащее на языке пустынным ветром… или даже самим морем. На окраинах Аль-Акки едва ли сыщешь еще одного торговца-Варру. И тогда, быть может, тот родился вовсе не в Старом Городе? И даже не в самом Халифате? Хотя, впрочем, кто такая Гюрза, чтоб в именах разбираться?

– Ты ведь знаешь о силках? – увидев, что Аниса не спит, сообщник оживился. – Сможешь обойти?

Пришлось ответить:

– Знаю, только… чароведские сети на редкость опасны, – фата села ровнее, понимая, что задремать ей теперь не позволят. – И всякий раз устроены по-иному. Иногда даже с привязкой к чьей-то крови.

– Живые?

– Живые. И мертвые. Все разом, – Гюрза не знала, как пояснить другому то, что она видела много раз. – И могут долго дремать, выжидая. Думаю, силки оставил мальчишка, что весь день мелькал у торговых рядов.

– Тот самый? – Варра явно недоумевал. Он понимал, что сети наверняка оставят у Дворца, однако на гудящей окраине Хан-аль-Хана…

– Чужих силки не тронут, только меня. Или тебя вот, потому как твоя кровь наверняка осталась в золоченом зале.

– Ясно, – мужчина понимающе кивнул. – Значит, обойти их будет совсем не просто. У тебя есть амулет?

Аниса с удивлением взглянула на Варру: слышал? Слышал. И, верно, сам бы обзавелся чем-то подобным, если бы знал, как все обернется. А так – нет. Неужели и вправду не желал убить Халифа?

– Сонный камень остался в казармах, – откликнулась стражница: – Но есть инстинкты. И опыт. И если повезет…

Она вскользь коснулась левой ладони и тут же отпустила ее: излишне тревожить чароведскую метку не хотелось. Благо, торговец спрашивать о подаренной Магсумом сути не стал и уже спустя минуту заговорил о другом:

– Ты ведь здесь из-за меня?

– Что?

– Вчера смерть уготовили мне, а сегодня – тебе. Совпадение?

Варра глядел на Анису прямо, без вызова, и в карих глазах плескалось чистое любопытство. Неужели во Дворце и вправду ошиблись?

– Из-за меня? – настойчиво повторил он.

Гюрза спешно отвела взгляд: собственной боли показать не хотелось. А вот голос, напротив, пришлось старательно выровнять и честно признаться:

– Не знаю. Суда не было.

– Как? – удивление сообщника снова раскопошило необъяснимое раздражение: как будто в постигшей фату несправедливости была толика и его вины. – Ты много лет служила самому Халифу!..

– А вот так, – с чувством прервала его Гюрза. – Без суда – только удавка. Пришлось бежать.

Больше Варра тревожить Анису не стал. Только вернул ей полупустую фляжку и терпеливо попросил:

– Промой рану еще раз: сумерки скоро.

***

В землях Халифата воровство каралось смертью.

Аниса знала это, потому и дрожала на пустынном ветру, пока кралась извилистыми улочками ко Дворцу Светлейшего. Стражу у ворот еще можно обойти, только внутри…

Халифатская Гюрза помнила, как сама ловила воров: те попадались в чароведские силки, словно мухи в паутину. А ведь после ее побега сети обновили – это уж точно. Сам мухтарам Дагман проследил, потому как рисковать нельзя.

И тогда ей оставались лишь инстинкты…

Сумеречная Аль-Акка дремала. Сбереженное камнями тепло полуденного солнца мерно подрагивало у ног фаты. Ластилось, согревая израненную кожу. И совсем ненадолго Анисе становилось легче.

В густом сиреневом воздухе разливались ароматы пряных благовоний, что покидали плотно сомкнутые ставни домов-сот Старого Города. Тут и там до ушей Гюрзы доносились тихие разговоры, иногда – осторожный смех. И Аниса догадалась: на Улице Каменщиков настало время ужина. Как, впрочем, и во Дворце…

…вспомнилось вдруг, как по вечерам стражи собирались за невысоким столом. Устраивались на пестрых подушках, подобрав под себя ноги. И тоже говорили. Смеялись.

Ее место было зеленым, подобно сочному листу раскидистой пальмы, а сама она – словно птичка. Братья еще шутили, что Гюрза, и предлагали ей коричневое. Но Аниса отказывалась: тусклого в ее жизни хватало, ей же по вкусу было другое. Яркое.

По кругу пускалась широкая чаша с водой. И пока стражи умывали руки, подавальщицы выставляли резко перченую, ярко-желтую похлебку, сытно пахнущую травами и птичьим мясом. А на десерт часто бывала олва. Анисе она особенно нравилась – рассыпчатая, с изобилием изюма и орехов, с кардамоном и медом…

Мухтарам Дагман благодарил старых богов за пищу, и ни один из стражей не протягивал руки к яствам, пока тот не закончит.

Ели вместе, из одного блюда. Дружно обмакивали душистые лепешки в густое варево и опускали в рот, позволяя угощению растаять на языке. А на губах оставалась россыпь кунжутных зернышек.

Нет, все же во Дворце Халифа готовить умели…

В животе Анисы протяжно заурчало: она не ела с самого утра, да и то, что попало в желудок на рассвете, сложно было назвать едой. И вот теперь, привыкшая к строгому режиму жизни в казарме, Гюрза снова поняла, как ей этого не хватает. Там у нее была семья… нечто похожее на дом.

Вернется ли? Аниса не знала. Пожалуй, почти не верила в это.

Ведь даже пройти песками до одного из пограничных городов – уже благо. Так можно ли надеяться на большее? Верно, можно. Потому как смелая мысль о прежней жизни нет-нет, да и возвращалась в разум.

Фата почесала левую ладонь. Кожа начинала нестерпимо зудеть, в чем лично Гюрзе виделся верный признак близости силков. И почему-то казалось, что на сей раз Магсум задумал нечто особенное. А у нее – ни сонного амулета, ни опознавательной карты. Только раны.

– Чешется? – похоже, без защитных лазуритов торговец тоже ощущал себя престранно, и это чувство непостижимым образом сближало их.

– Чешется, – едва слышно откликнулась стражница. – Силки близко, не вступи.

Мальчишка, что наверняка оставил у торговых рядов чароведскую сеть, давным-давно исчез. Как и страж, который все-таки еще раз появился перед окном схрона. Да и шум разноцветной толпы торопливо угасал, оставляя среди кривоватых палаток лишь случайно зазевавшихся купцов. Тех скоро тоже не станет: побоятся ночи. И тогда можно идти.

Аниса остановилась. Обернулась по сторонам и осторожно обогнула еще один угол.

За домами, плотно жавшимися друг к другу, высились пышные пальмы. Не те, с пожелтевшими листьями, что изредка попадались на окраине. Эти были другими. Высокими, с резной гудящей зеленью. Ухоженными довольством воды и света.

Выходит, минуя крайний дом, они окажутся беззащитными мошками, ползущими по мрамору дворцовых плит. И тогда первые из силков совсем близко. Вот только где?

Варра тоже замер. Подтянул ближе причудливо изогнутый меч и, шумно звякнув тонкой сталью, заставил фату обернуться. Сделать знак, чтоб затих. А потом и вовсе не стерпеть:

– Тише!

Странно, но торговец подчинился. Зажал только витую рукоять и свел недовольно брови: видимо, не привык к женскому упрямству. Что ж, покорной она тоже могла быть.

С отцом. С мухтарамом Дагманом. С Великим Халифом. С… нет, больше ни с кем, потому как дальше Гюрза – сама себе хозяйка. Привыкла. И привычка эта так просто не уйдет, станет цепляться.

Да и кто такой для нее Варра? Спаситель? В это Анисе не верилось. Нет, спасать ее он бы не стал, если бы своя шкура не оказалась под ударом. Значит, случайный сообщник. До поры…

Фата подняла глаза к темнеющему небу. Сумерки в Аль-Акке длились всего с десяток минут, а там на город резко обрушивалась кромешная тьма. Жемчужина Южных Земель засыпала, и не приведи милосердная Матар кому оказаться на узкой улочке без фонаря. Заблудится, замерзнет на ветру, и найдется бездыханным только утром, когда с первыми лучами солнца Аль-Акка очнется ото сна.

Нет, все же идти дальше по одному нельзя: слишком опасно. Нужно перебороть себя и взять торговца за руку, только… позволит ли он? Гюрза подобралась совсем близко, запрокинула голову и встретилась с полным удивления взглядом.

– Придется потерпеть, – Аниса вплела свои пальцы в чужие, – это ненадолго.

Кажется, Варра растерян. И, верно, потому позволил ей излишнюю близость.

А вот ладонь его – совсем не такая, как у самой Гюрзы. Кожа на ней шершавая, усыпанная сухими мозолями и почти горячая: настолько, что само прикосновение опаляет. Хочется вырваться, разжать пальцы и позволить пустынному ветру забрать с них чужое тепло.

Но сообщник не позволяет. Сильнее обхватывает тонкое запястье халифатской стражницы и заслоняет собою Старый Город. И уже в следующее мгновение кругом них резко темнеет – как будто кто накинул тяжелое покрывало на само небо. А звуки и запахи проступают четче, острее.

– Пора, – собственный голос в темноте показался чужим: с колючей нитью страха, уложенной поверх привычной твердости. Гнилое волокно это хотелось поддеть пальцами и вырвать с корнем, но то обжилось в голосе прочнее, чем казалось. А может, и не только в голосе.

Двигаться наощупь получалось с трудом. И ожог на правой ладони все время отвлекал – не хуже тепла торговца. К вечеру ярко-алое пятно широко расползлось, заняв почти всю свободную кожу на тыле кисти, отчего болело ужаленное место изрядно.

На долю секунды Аниса даже поддалась постыдному желанию вернуться. Кое-как переждать несколько дней в старом схроне, покрыть свежие раны первой коркой и изжить начинавший надоедать страх. Но вовремя остановилась: нельзя.

Варра послушно шел рядом. Крепко держал Анису за руку и передвигался на редкость осторожно. Медленно, плавно. Как будто перетекал с одного участка дворцовой площади на другой. И отчего-то в ночи его движения казались такими же, как у кошки. Грациозными.

«Обучен», – пронеслось в голове фаты, которая не понимала, как такое под силу простому торговцу. Или не торговцу?

Ладонь настойчиво заныла, а в нос ударил резкий запах. Схожий чем-то с тимьяном, только острее. Близость рынка? Аниса остановилась. Прислушалась.

Тихо.

Кругом так тихо, что едва хрустящие под сапогом песчаные осколки, кажется, гремят на всю околицу. От каждого звука сердце напряженно замирает, и только тимьяном отчего-то пахнет острее.

Гюрза присела и дотянулась рукой до крупного камня. Тот походил на костистый череп молодого верблюда – а, может, им когда-то и был – но в последние десятилетия прочно обжился на новом месте: у торговых рядов.

Камень этот Аниса знала хорошо: за ним мощеная песчаником улочка скоро заканчивалась, чтобы обернуться драгоценной мраморной белизной. Свернешь налево – окажешься у палаток Хан-аль-Хана, ступишь вправо – войдешь в кварталы мастеров.

Аниса помнила, сколько шагов было до пестрых палаток. И сколько отделяло ее от Дворца. Не раз слышала, как грузно звучала под сапогом сколотая окрошка окраин и – в противовес ей – тонко пел ухоженный мрамор дворцовых плит. И потому когда знакомый звук истончился, напряглась. Мягко сжала пальцы торговца и аккуратно, почти невесомо сделала еще один шаг.

Под ногами прошелестел ветер. Он поднял с камня привычную желтую пыль, которая сегодня непривычно пахла терпкой травой, и ласково опустил ее к ногам Гюрзы:

«Видишь? Не жжется. Здесь безопасно, иди».

Как же, безопасно. Но фате приходится притвориться, что она верит – что песку, что ветру – и позволить себе немыслимую роскошь: новый, крошечный шаг.

Снова тимьян, только на сей раз с вязкой примесью чароведского бадьяна. И Аниса понимает: дальше торговцу нельзя. Почему?

Бадьянная трава обманчиво сладка. Однако если вдохнуть ее чуть глубже – на языке проступает привычная горечь, и голова начинает неизменно плыть… Подаренный тимьяном дурман постепенно притупляет голос чароведской метки, но и ему не под силу заглушить его целиком, полностью.

Приходится расцепить пальцы. Оставить Варру позади, у верблюжьего камня, и пообещать: если повезет, Гюрза вернется. Найдет торговца и проведет его по безопасной границе. Если нет…

Сообщник против. Пытается сдержать ее, гневно шепча, чтобы она не глупила. И даже уговаривает: на сей раз мягко, как ребенка. Случись ему так говорить с ней в старом схроне, фата бы послушала, но тут понимает: нельзя. Сеть здесь, а сонный камень – в казармах. И у Гюрзы с собой лишь отцовская кровь.

Наверное, делать того не стоит, но… Аниса возвращается. Приподнимается к самому лицу торговца, случайно задев успевший стать колким волос, и шепчет:

– Дальше – одна. Доверься.

Стражница не знает, можно ли верить случайному человеку, и способен ли на то Варра. Знает только одно: если силки сомкнутся сразу вокруг них обоих, выжить не удастся никому. И потому Гюрза уверенно делает новый шаг. Остановку – как танец. И еще один шаг.

В причудливом узоре из шагов-остановок кистью служит Анисин сапог, а полотном – пористый камень. Картина эта нравится любопытному ветру, который мелодично шуршит под сапогом мелкой пылью.

Ветер поет. Колкие песчинки – тоже, и во всем этом великолепии Гюрза делает последний шаг. Дальше нельзя, дальше – мрамор. А она умеет говорить только с песчаником – простым, как и сама фата.

Получится?

Аниса не знает. Лишь надеется, что отцовская кровь спасет ее и на этот раз, хотя разум и кричит об обратном. Однако Гюрза осторожно опускается к земле и нежно касается теплом прохладной белизны крупных пор. Голоден? Сейчас.

Песчаник отзывается не сразу. Он чужой и дикий, и подчиняться дочери каменщика не желает. Почему? Теперь фата знает точно: камень не любит людей. Давно, еще с тех времен, когда и сам он тоже был молод, красив. Пока не обзавелся теми глубокими сколами, в которых теперь обжились тысячи вертких жуков.

Камень помнил былое. Жирную землю Эн-Ниля, подземных родников которой ему хватало вдоволь. И жаркое солнце в прозрачной синеве неба. Помнил голоса людей, что вдруг позвали его из-под песка. И запах волов, в тележках которых он томился долгими ночами – пока не прибыл в Халифат.

Помнил обещанное.

Он хотел однажды стать домом: стенами и крышей, и даже полом – только чтобы для людей. Но ему солгали.

Забрали с родной земли и уложили на бесплодную почву барханов. Оставили посреди шумной возни улиц, бросили под сапог. Забыли чинить, когда сам он просил об обратном, не стали слушать. Сделали вид, что не понимают… даже когда камень звал. Шепотом, правда, но все же…

Веришь?

– Верю, – отозвалась Гюрза. – Меня тоже обманули. Когда-то давно, совсем как тебя. Забрали из дома и обучили жить по-другому, а как не сгодилась – попытались убить. Видишь раны? Они свежие, от чароведского огня. А вот эти – с утреннего сражения, к вечеру они почти затянулись. Раны – тоже сколы, правда? Но я жива… пока. И ты – тоже. Поможешь? Я поделюсь кровью, в благодарность.

Наверное, они с камнем были похожи. Иначе как объяснить его жалость?

За спиной раздался удивленный возглас Варры, и самой Анисе едва удалось сдержаться, когда всего в асбе от нее прокрасились чароведские силки. Оставленная мальчишкой сеть больше походила на густую паутину, у края которой сама Гюрза гляделась жалкой мухой: глупым насекомым, замершим в опасной близости от липкой смерти.

– Пойдем, – ладонь торговца нашлась скоро. – Нужно спешить.

Странно, но Варра тоже умел танцевать: быть может, даже грациозней самой Анисы. И всяко не коснулся бы силков, если бы не мрамор.

А ведь отец не зря не любил белого камня: говорил, тот слишком горд и скрытен, чтобы служить людям. Жаден, и в своей корысти подчинится любому, кто заплатит больше.

Гюрза платила, кровью. Но, видно, сил придворного чароведа было в разы больше, раз у последнего завитка сеть предупреждающе зашипела и мгновенно обвила ногу торговца. Крепкие пальцы того с силой сомкнулись вокруг ее ладони, лучше слов сообщив: больно, и терпеть Варра долго не сможет.

Уйти?

Аниса могла бы: ее силки не тронули. И договоренности у них с торговцем – на жалкий фелс. Быть может, Варра даже поймет: сама Гюрза поняла бы эту слабость. И тогда сейчас самое время вспомнить о Пустыне, обещанной свободе и ездовом звере.

Но беглой стражнице отчего-то вспоминается совсем другое. Невпопад приходят мысли о гремящей за спиной погоне и неожиданном спасении. О прогорклой воде из Пустыни – последней, на дне фляжки – которой торговцу наверняка хотелось не меньше ее самой. И о данном ею слове.

И почему-то во всех этих воспоминаниях принять выбор становится легче.

Фата знает: если позволить силкам сомкнуться вокруг себя, те на какой-то миг станут уязвимы. Вечный голод пробудит обычную жадность, из-за которой сеть постарается удержать сразу две жертвы. И если отсечь основные витки, можно спастись.

Силки рады новому дару, а крик едва удается сдержать. Милосердная Матар! Значит, вот как было Варре все это время? Болит сильно – так сильно, что терпеть едва выходит. А ведь на Анисе – чароведский дар, отнимающий львиную долю чувств. Только времени остается немного.

Нити страха глубже прорастают в фату, а корни их становятся мощнее: не успеют. Да и что можно предпринять в такой темноте? Ждать. Когда сам мухтарам Дагман выйдет освобождать пойманную стражницу. А за ним – остальные братья.

Суд.

Наказание, когда шкуры лишают, оголяя бугрящиеся мышцы подобно цветку… Его Гюрза видала лишь однажды, но запомнилось кровавое зрелище навсегда.

Фата до крови закусила губу. Дотянулась до ядовитого клинка и отрубила крупный виток. Даже посчитала это за победу, на миг ощутив не только страх.

Но тут запястье обожгла новая боль, за которой пришло… неожиданное облегчение. Резкий рывок. И мягкий голос торговца:

– Прости, по-другому – никак.

Силки остались в стороне, а разорванная паутина протяжно зашипела. Ее голос разбудил охранные сирены, за которыми ожила длинная цепочка световых вспышек. И кругом Дворца зажглись огни сторожевых башен.