Читать книгу В доме кто-то есть - - Страница 7

Алеста проснулась, когда в комнате уже было светло. Она лежала на спине, в том же положении, что и легла вчера. Даже одеялом так и не укрылась. Честно говоря, было прохладно. Ноги неприятно ныли, толи потому что замерзли, толи просто так. Шмыгнув носом, она поежилась, оказываясь в сидячем положении. Обвела заспанным взглядом спальню. Была какая-то заторможенность. Встав, она обняла себя одной рукой за живот, пытаясь согреться. Воспоминания с прошлого вечера, всплыли в памяти, практически сразу, однако вызывали, довольно смешанные и непонятные чувства. Черт, с этим пьяным Маркусом, которого видеть как-то не особо то и хотелось. И даже, можно привыкнуть к этим непонятным происшествиям. Алесту пугало совсем иное. То.. как она сама вела себя вчера. То есть, она ведь ответила этому видению женщины. Она понятия не имела, как ее зовут, о чем идет речь и что вообще происходит. Но отчего-то ответила ей. Да так уверенно, что становилось страшно. Словно кто-то говорил за неё. Ведь не одной мысли на тот момент в голове не было. А если и были, то вероятно, как сбежать от этого или открыть комнату. А это повальная усталость? Она же, буквально, потеряла сознание, а не уснула. За считанные секунды. При том что до этого весьма бодро шла наверх. Ее уже вторые сутки преследовало стойкое ощущение присутствия и воздействия конкретно на неё. Нет, раньше тоже были разные странные вещи. Шум, грохот, крики, плач и прочее. Чего только стоит этот парад мертвецов, в день приезда Маркуса. Но… Это все было другое. Конкретное присутствие чувствовалось, именно сейчас. Будто что-то каждую секунду, а не только в моменты было рядом с ней. Постоянно. Эти сутки, она чувствовал себя очень странно. Ей было холодно. Ей хотелось спать. Ей казалось, будто всю ночь, она слышала какой-то шепот прямо у себя в голове. Неразборчивый и непонятный, но абсолютно, непрекращающийся. Её эмоции менялись очень быстро. Иногда, Брук становилось страшно, ведь она чувствовала, что кто-то мало того преследует её, но будто пытается еще и управлять. Это было чем-то незримым. Это было трудно объяснить и она даже не пыталась. Хотя бы разобраться с самой собой внутри. Не то что уж кому-то рассказывать. На самом деле, Брук просто надеялась, что ей кажется. Было глупо, но она надеялась. Ну, а что? Она упала. Испугалась. Вот эти сутки и прошли странно. Но утром она поняла, что ничего не изменилось. Она поспала, отдохнула. В окно светило солнце, а дома было тихо. Но ничего не изменилось. Ей каждую секунду казалось, что кто-то ходит шаг в шаг с ней, по пятам. Это было так странно! Какая-то паранойя. Алеста никогда не испытывала ничего подобного. Сердце жалобно и испуганно стучало внутри, но Брук буквально, не знала как помочь ему. Как помочь себе? Она даже не знала, что это было. С утра, в голове кружили уроки из школы о демонических силах, одержимых людях и прочем. Ей стало страшно. По настоящему страшно! Она никогда не думала, что ее жизнь повернется вот так.. Неужели, на неё воздействует что-то плохое? Неужели, она в колоссальной опасности? Она что, может стать одержимой? Умереть? Господи! У неё то и дело, шли мурашки по коже, но едва ли холод был тому виной. Даже будучи в горячей ванне, ей было холодно.

Мыться с этой повязкой было неудобно, но врач разрешал ненадолго снимать ее, на такие моменты. Тем более, она была на липучках. Какой-то бандаж, на самом деле. Так что, надеть ее самой не было непосильной задачей. Но все же, даже без повязки, Брук толи боясь, навредить, толи по привычке, держала руку в том же положении. Отжав волосы полотенцем, она двинулась обратно в спальню. Заторможенность и некоторая потерянность все еще присутствовали в ее поведении. Она молчала, хотя, обычно любила напевать что-то себе под нос или поговорить с предметами в доме. Она медленно шла, тяжело дыша. Словно на грудь, положили огромный камень. Она то и дело водила глазами, пытаясь увидеть что-то боковым зрением, но в итоге никого не находила. Не слышала. Но чувствовала. Она словно находилась под дулом пистолета и боялась сделать любое резкое движение. Надев черную футболку и широкие черные брюки, покрытые тонкими белыми линиями, что образовывали крупные квадраты, она завязала наверху шишку, оставив остальные волосы распущенными. Это прическа ей очень нравилась. Красиво, и не надо постоянно перекидывать волосы туда-сюда, чтобы не лезли в лицо. Хотя был еще прямой пробор, но его девушка делала крайне редко. Он как-то сам по себе ассоциировался у неё с какими-то праздниками и выходом в свет. А так как праздников почти и не было, то и прическа эта отпала. Довольно странно, так концентрироваться на своих волосах, но Алеста отчего-то, ужасно любила их. Пускай, не считала себя первой красавицей, но свои волосы боготворила. Никогда их не выпрямляла и по возможности, трепетно ухаживала. На самом деле, в ее внешности было два пунктика, которые она бы никогда и ни на что не променяла. Это волосы и синие, яркие глаза. У ее приемных родителей они были красивые, серые. У их детей, что-то между зеленым и голубым. А у неё насыщенно синие. Это наверно сразу выдавало в ней не родного ребенка. По внешности, они совсем были не похожи. Алеста часто думала, как же выглядели ее мать и отец? Наверно, они были красивыми, хотя видимо, не особо ответственными. Но она не винила их. Смысл? Что было, то было. А что касается внешности было и то, что Алеста ненавидела. Например рост. Примерно 5 футов и 2-3 дюйма. По сути своей, коротышка. Да, возможно средний рост в стране ненамного выше ее собственного, но это то, из-за чего она очень комплексовала. Нос еще какой-то картошкой. Алеста без конца смотрела на себя в большое старинное зеркало, словно завороженная. Она не могла оторваться от собственного отражения. Почему-то сейчас вспомнилось, что раньше очень любила утро, именно из-за этого ритуала нанесения макияжа. Четкие, темные брови. Немного бежевых теней , аккуратные стрелки и карандаш под ее цвет губ. Может чуточку темнее. Огромные по своим размерам серьги-кольца и зачастую, черный чокер. Именно так выглядел ее каждодневный лук далекие пару лет назад.. Она тогда около 10 месяцев жила в Англии, только устроилась в паб и была полна энергии, сил и энтузиазма, что все получится. Она тогда, только познакомилась с Маркусом. Он казался таким хорошим, понимающим. А сейчас… А сейчас Алеста не знала, что чувствует к этому человеку и это тоже пугало. Словно что-то не так. Словно она предаёт его и их отношения. Было и плохое, и хорошее, но они были вместе в эти трудные времена. Хотя, может одной ей было бы легче? Теперь она уже и не знает. Да и бесполезное это размышление сейчас, ведь ничего уже не изменишь. Факт останется фактом. Тогда она была какая-то живая что ли. А потом постепенно, утренний макияж сменился, на утреннюю готовку и раннее пробуждение. Вечером не было времени и сил его снимать. Красивая одежда тоже ушла в историю за ненадобностью, а потом вообще была частично продана, когда им не хватало денег. А сейчас? Сейчас, она опять может окунуться в эти прекрасные хлопоты по уходу за собой. Ей это так нравилось. Крема, маски, сыворотки.. это очень приятно. Оторвавшись от рассмотрения самой себя, перевела свой взгляд на сумку Маркуса, что также отражалась в зеркале, стоя возле противоположной стены. Она медленными шагами направилась к ней, потянув за язычок замка. Убрав все его вещи, она потянулась к знакомой, темно-зеленой коробочке средних размеров. Взяв ее в руки, она вновь вернулась к зеркалу, оставив все вещи на полу. Заторможено смотря на крышку, она открыла ее двумя руками, откинув назад. Там лежали ее различные украшения и мелкие вещицы. Всё в основном, было бижутерией. За некоторыми исключениями. Одним из которых и были те самые, огромные серебряные кольца. Ей их подарил приемный отец на восьмое марта. Она была тогда очень рада. Они буквально въелись ей в душу. Она носила их всегда и везде. Ее знакомые, даже шутливо беспокоились, спрашивая все ли в порядке, если она приходила без них. Неотрывно смотря на себя в зеркало, с какими-то нотками обожания, Брук поочередно вдела их в свои уши. Почувствовала непривычную, но такую приятную тяжесть. Взяв оттуда же узенький черный чокер, она не без труда, застегнула его на тонкой шее. Все также не отрываясь от собственных глаз, словно зачарованная, она достала откуда-то со дна черную подводку, наклоняясь ближе к зеркалу. Руки все помнили и уже через пару минут на глазах были аккуратные ровные стрелки. Она продолжала внимательно смотреть на себя. Её рука все еще держа подводку, будто без ее воли, потянулась к зеркалу, прикасаясь кончиком к стеклу. Синие глаза даже не моргали, околдовано смотря на собственную руку, что выводила ровные линии, буквы П. Рука принялась за вторую букву, когда с первого этажа послышался грохот, от которого Алеста ахнула от неожиданности, выронив подводку из рук, резко обернувшись на дверь. С неё спала какая-то туманная пелена. Наваждение. Она тряхнула головой, удивленно поворачиваясь к зеркалу, испугавшись увиденного больше, чем этого шума. Какого черта? Она абсолютно не собиралась вырисовывать какие то узоры на зеркале. Что это еще за П? Что вообще произошло? Как? Когда она успела надеть серьги? Стрелки? Черт!!! Она совсем не контролирует себя. Она даже не заметила, как это началось. Брук охватила ужасающая тревога. Дыхание сперло. Она подскочила со своего стула, и все еще с ужасом смотря на зеркало и свое в нем отражение, покинула комнату. Как ошпаренная, побежала по лестнице и не обращая внимания, на зовущего ее Маркуса, ринулась за дверь. Ей было все равно, что он там хотел. Что он оставался один. Что обижался на неё и вообще, на все плевать. Она бежала вдоль по улице, гонимая только собственным страхом и паникой. В одной футболке, на улице было прохладно, но терпеть можно. Нет дождя и уже прекрасно. Она бежала практически не останавливаясь, и не давая себе отдыха. Она жила не так и далеко от центра города, а именно там, она видела церковь. Прекрасную церковь из серого камня, с витражными окнами и остроконечной крышей, на колокольной башне. Ей там точно помогут. Точно помогут, твердила она себе, все больше отдаляясь от родного дома.

Купив в церковной лавке первый попавшийся крест и освятив его у священника, Алеста вновь оказалась на обдуваемой ветром улице. Она была уверена, что все сделала правильно. Это точно ей поможет. У неё тоже был крест, которые она получила сразу после обряда крещения, но стыдно признать, он был безвозвратно утерян, во время одного из купаний. А приобрести новый, всё никак не получалось. Так, она просто обязана быть в безопасности. Спрятав серебряное украшение под одежду, она не спеша, двинулась обратно к дому. Выбора все равно не было. Идти ей больше некуда. Тем более, там Маркус один. Это как-то не хорошо. Голова немного прояснилась, хотя Брук отчего-то была уверена, что это лишь от того, что она не в стенах дома. Ну почему, все так оборачивается? Только она наконец обрела дом, как вся жизнь, буквально, пошла по одному месту. С Маркусом ничего непонятно, а в этом самом доме, ее то и дело пытаются либо убить, либо довести до сумасшествия. То, что никто ей там не желает долгой и счастливой жизни было, итак ясно, но почему? А главное, как избавиться от этого? Может все же стоит осветить дом? Или же прислушаться к Маркусу и продать его? Наверняка, за него можно выручить бешеные деньги и зажить спокойно в обычном современном доме. Точно! Ей же еще угрожали и настоятельно просили уехать. Да, пускай больше ничего такого за этой запиской, Слава Богу не последовало, но… Но ей что, сидеть и ждать, пока начнут горящие камни в окна кидать? Может зря она уперлась рогом в этот дом? Маркус ведь прав. Она никого из них никогда не знала. Вся эта обстановка, этот дом, эти вещи. Всё это не её. Все это ей не принадлежит, никогда не принадлежало и никогда не будет. Все, что ждет ее в этом доме, это только бесконечные нервы, страх и боль. Её там никто не ждет и не даст спокойно жить. Похоже, тут она была не права. Это все же не ее дом и не ее семья. Нужно основательно подумать о продаже и скором переезде. То, что происходит, это просто не нормально. Но как быть с Эсмондом? С Даймондом? Они ведь хорошие. С ними она успела подружиться и, честно говоря, не хотелось бы расставаться, но ведь на кону ее собственная жизнь. В конце концов, можно ведь переехать просто на другой конец города и видеться с ними. Верно? Верно. Так Брук и решила, подходя к высоким кирпичным стенам дома. Не её. Она там чужая и скоро съедет. Пусть он красив. Пусть он ей нравится, но.. Но не все, что нам хочется, обязательно наше. С опаской, она двинулась вверх по ступенькам. Алеста пыталась уловить, изменилось ли что-то, когда она ступила на территорию дома. Вроде нет. Разве что, тут было будто холоднее. Но этого присутствия вроде больше не было. По крайней мере, пока.

Аккуратно открыв тяжелую дверь, она вновь оказалась в прекрасной, но какой-то чужой и темной сейчас, парадной. Тут больше не было её уюта, ощущения того, что ты на своем месте. Был только холод. Холод и желание спрятаться. Вот только куда? Где? Здесь везде такая обстановка.

– Наконец-то! Ты куда так упылила? Я даже посмотреть на тебя толком не успел, – показался из-за дверей помятый Маркус, в той же одежде, что и был вчера.

– У меня были дела, – отрешенно ответила Алеста, прижимаясь спиной к входной двери, не проходя дальше. Ей впервые за все время тут было безумно страшно за свою жизнь. За свой разум. За свою душу в конце концов.

– Какие дела? – изогнул бровь Маркус.

– Неважно. Я их уже сделала, – шумно сглотнула Брук, наконец делая пару шагов вперед.

– Ты прости за вчера. Перебрал, – проговорил Норрис, пропуская ее и двинувшись за ней.

Брук ничего не ответила, продолжая идти по коридору, скрестив руки на груди. Интересно, ей одной было тут ужасно холодно и как-то не по себе? Или Маркусу тоже?

– Ну, ты тоже перегнула вообще-то. Мне не особо нравится, когда со мной так обращаются, – продолжил Норрис, – Ни одному мужчине такое отношение не понравится, – чуть громче произнес он, но мгновенно сорвался на крик. В коридоре раздался какой-то неясный хлопок. Алеста испугавшись резкого звука, рывком обернулась к идущему за ней парню. Он осел на пол, держась за лицо, издавая непонятные звуки и мычания. Осмотревшись, Брук увидела лопнувшую лампочку, висящего на стене светильника, осколки, от которой валялись по полу вокруг них. Она же ведь даже не горела, – пронеслось в голове Брук. Качнув головой, она спустя долгие секунды, наконец, присела ближе к Норрису, пытаясь увидеть что с ним.

– Всё нормально? –как-то отрешенно проговорили она, потянувшись к его лицу.

– Да нихера со мной не нормально, – буркнул Маркус, подняв лицо. На его щеках и возле глаза красовались свежие царапины с кровоподтеками.

– Подожди, – выдохнула Алеста. Она ужасно не любила вид крови и всяких прочих ран. Готова уже сейчас в обморок упасть. Протянув руку, она аккуратно убрала маленьких осколок, что остался на одной из ранок на щеке. Ком подступил к горлу. Сердце вместе с животом сжалось. Алеста чувствовала, как тряслись поджилки. Она еле сдерживала рвотный позыв. Благо осколок убрался легко. Слава Богу! Она убрала трясущуюся руку, выкинув осколок на пол.

– Чертова рухлядь, – недовольно пробурчал Норисс, вставая на ноги и удаляясь в противоположную сторону. Алеста лишь проводила его долгим, измученным взглядом. Это никогда не кончится, – пронеслось в голове.

Быстро перехватив овсяными хлопьями, она удалилась в гостиную. Что бы там ни было, ей надо закончить работу. Может хоть так она отвлечётся. Увидев картину, она только больше расстроилась. Её мечта рисовать в огромном доме, в свое удовольствие и попивать вино, тоже тонула в черной бездне кошмара. Она не могла почувствовать себя тут спокойно. Да как тут что-то можно делать в удовольствие? Еще больше масла в огонь подливало еще и осознание скорого переезда. Неужели, она больше никогда не увидит этих каминов? Старой мебели? Картин? Да. Так ей будет лучше. По крайней мере, она будет жить. Жить в добром здравии, если быть точной. Брук уже доделывала последние штрихи, как вдруг за ее спиной раздался приглушенный шум. Резко обернувшись, напряженно сжав кисть, она увидела лежащую на полу книгу. Встав, она быстро подняла старый фолиант, сунув его обратно на полку. Алеста старалась вообще ни о чем не думать и не развивать эту тему. Просто книга. Просто упала. Все. Как это произошло, её мало волнует. Только взяв кисть в руки, шум повторился, в точности, как пару минут назад. Выдохнув, Алеста на пару секунд прикрыла глаза и продолжила свою работу, решив, не обращать на это внимание. Будто ничего и нет. Пусть падает, сколько хочет. Она на эти игры больше не поведется. Поработав в умиротворённой тишине всего пару минут, гостиную заполнили нарастающие, звуки капающей воды. Чем дольше Брук упорно не поворачивалась, все сильнее сжимая в руке кисть, тем громче становились эти звуки. Было ощущение, словно, она сидела возле кого-то городского фонтана или вовсе, во дворе, во время дождя. Алеста из последних сил, пыталась унять дрожащее сердце. Шея покрылась мурашками. На глазах уже скопились слёзы. Брук уже ничего не рисовала. Она просто держала стеклянный взгляд на своей картине, которая размазывалась перед ней из-за слез. Губы уже побелели поджимаясь всё сильнее. Брук только больше убеждалась в правильности своих утренних размышлений. Ей не дадут тут жить спокойно. И не только ей. Она шумно ахнула, опустив взгляд на собственные ноги, под которыми была вода. Подскочив со стула, она рывком повернулась к шкафу. Вся вода в секунду исчезла, в том числе, и под ногами. Звуки стихли. На полу лежала все та же книга. Часто дыша, она аккуратно направилась к ней, словно подходила к бомбе, что вот-вот взорвётся. Опустившись на корточки, она дотронулась до старого коричневого фолианта. Он был толстый и немного пошарпанный. Корешок был в резных узорах. Обложка тоже была в витиеватых линиях по всей рамке. В центре была изображена спинка стула, на которой сидел человек, откинув назад голову. Больше всего, выделялось то, что на месте его тела, был скелет. Скелет, выпирающей из обложки, что можно было до каждого ребра дотронуться. «Анатомия» – гласило название. Книга была закрыта на две кнопки. Открыв её, Брук провела пальцами по пожелтевшим страницам с мелким текстом и различными рисунками. Вернувшись на первую страницу, Брук увидела надпись «Для любимой племянницы Адилии», – прошептала она одними губами. Подняв книгу, она вновь хотела поставить ее на полку, но столкнувшись с невидимым ей сопротивлением, выронила книгу, что раскрывшись, упала на пол, вниз страницами.

Алеста непонимающе смотрела на чертов учебник, абсолютно не понимая, что от неё вообще хотят. Брук и не хотела знать, честно говоря. Уже развернувшись дабы уйти она краем глаза увидела выпирающий из под книги листок. Неужели порвалась? – отчего-то испугалась Алеста, быстро вернувшись на прежнее место, осев на пол. Вновь подняв книгу, она быстро поняла, что все с ней было в порядке. На сердце моментально полегчало. Листок был просто вложен. Он тоже уже был немного пожелтевшим и в некоторых местах порван. Взяв его в руки, Брук раскрыла записку, забегав по строчкам.

Готов принять разлуку, смерть, отчаянье

За нежный взгляд, за свежесть милых уст.

Д.Р.

Алеста нахмурилась. Вроде эта была строчка из Ромео и Джульетта. Но что за Д.Р? Почему ей вообще надо это знать? Ей нет дела до чьих то романов. Были они, есть или только будут. Поставив книгу на полку, Алеста села на диван. Картина все равно должна хорошенько высохнуть, чтобы можно было покрыть ее лаком. Она все вертела в руках старинную записку. Ну и зачем ей это? Что этой Адилии от неё надо? Может она хочет вселиться в неё? Забрать тело себе. Ну, а что? Они похожи. И даже очень. А ее жизнь весьма трагично оборвалась. Она не успела пожить, а теперь видимо хочет наверстать. А чтобы не сопротивлялась ее воздействию, решила запугать сначала до чертиков и вымотать как следует. А когда она будет уже не в себе, залезть и уцепиться получше. Так и выглядит одержимость. Брук побледнела от собственного предположения. Кровь охладела в жилах. Она разорвала пожелтевший лист в порыве какой-то истерики и ринулась прочь из комнаты. Нет! Нет! Такого не будет! Она не отдаст свою жизнь. Уже оказавшись в коридоре Алеста, громко вскрикнула, да так, что и на чердаке, наверно, было слышно. Перед ней возник статный, высокий мужчина в старомодном костюме. Темные волосы. Яркие, синие глаза. И все бы ничего, да вот только окровавленная дыра у него во лбу, как-то не располагала к комфортному общению.

– Адилия! Сколько раз говорить, не носится по коридорам. Ты уже не маленькая, – строго произнес он.

– Прости папа. Я торопилась, – вдруг проговорил уже знакомый голос, а рядом с ней появилась и сама Адилия. Алеста не отрываясь, смотрела на неё. Она впервые видела ее так долго и так близко. Они оба. Оба словно не видели Брук. Словно находились в своем доме, в свое время и у них был абсолютно, обычный будничный день!

– Я надеюсь, ты торопилась на занятия, а не к этому напыщенному павлину? – продолжал строго осматривать дочь, мужчина.

– Я говорила, что прекратила всякое общение с ним отец. Я иду на занятия, – быстро проговорила Адилия и чуть качнув головой, поспешно удалилась. Вместе с ней исчез и мужчина.

–Алеста, что-то случилось? Ты чего кричишь? – появился на их месте, удивленно смотрящий на нее Маркус.

– Нет! –почти крикнула Брук, – Просто я.. Я увидела мышь, – протараторила она первое, что пришло в голову

– А орешь так, словно бугимена, – хмыкнул Маркус, подходя ближе, обнимая девушку двумя руками.

– Ооо, а что у тебя с рукой? – удивился он, казалось еще больше.

– Упала, – все еще в шоке, отвечала Брук, пытаясь понять, как ей вообще жить дальше. Благо она хотя бы в этот раз никому не отвечала, словно всю жизнь в прошлом веке провела. Может крест всё-таки помогает?

– Видимо, не стоит мне все-таки, уходить надолго, – раздался опять голос Маркуса.– Ты, кстати, сегодня очень красивая, – его рука убрала выбившуюся прядь волос за ухо девушки.

– А обычно так себе, да? – усмехнулась Алеста, понемногу анализируя, что он там ей говорит.

– Не цепляйся к словам. – отмахнулся Норрис. Алеста передернула плечом, высвобождаясь из этих объятий, отчего-то показавшихся ей липкими. Дожила. Раньше они просто не вызывали эмоций, а теперь они кажутся неприятными. Вот чем называется регресс.

– Не говори, что обиделась. – закатил глаза Маркус, когда Алеста не говоря ни слова, пошла дальше по коридору.

– Нет, -только и сказала Брук, идя на выход. Оказавшись на улице, она пошла уже по знакомому маршруту, к не менее знакомому дому. Она не знала, задержится ли в этом доме до дня города, что сначала так обрадовал ее. Он должен был быть через неделю. Вероятно. Хотя возможно, если она выставит дом на продажу незамедлительно, покупатели найдутся быстро. Кто-то же ужасно хочет его купить. В любом случае, своё обещание она выполнит и с Эсмондом поговорит, насчет этого. Да, и честно говоря, просто хотелось его увидеть. Поговорить, посидеть рядом в тишине. Она нажала на кнопку звонка, но дверь никто не открывал. Она нажала еще раз, уже не особо веря, что в доме вообще кто-то есть. Брук ужасно расстроилась, нажав на звонок в третий раз, надеясь, что он просто долго идет, но дверь никто не открыл.

– Я тут, – раздался знакомый голос, откуда-то сбоку. Алеста дернулась, обернувшись на 180 градусов. Эсмонд подходил к веранде с левой стороны дома.

– Привет, – улыбнулась Брук, шумно выдохнув.

– Я рад тебя видеть, Алеста, – чуть улыбнувшись, проговорил Джефферсон, – Пойдем со мной. Я пока не хочу заходить в дом, – с этими словами он удалился обратно. Брук двинулась следом, через пару секунд оказываясь на просторном заднем дворе. Целая куча ветвистых деревьев, цветов и заросших кустарников. Она словно была в маленьком зачарованном лесу. За всеми этими насаждениями, она даже не сразу заметила небольшое здание, полностью состоящее из огромных окон, переплетенных каким-то коричневым материалом. Наверно дерево. Алеста почти сразу поняла, что это была оранжерея. Внутри было очень красиво. Целая куча самых разных цветов в подвесных декоративных клетках, огромные горшки с цветами и даже деревья. По некоторым стеклам, также тянулся зеленый плющ и какое-то красное растение. В центре, находился с виду очень уютный, плетенный диван, заполненный мягкими, желтыми подушками с цветочными узорами. Два таких же кресла и маленький коричневый столик с какими-то тетрадями и блокнотами. Эсмонд сел на этот самый диван, жестом приглашая Брук к себе. Алеста всё еще восторженно осматривая обстановку вокруг, села на свободную подушку. Тут было прекрасно. Ровно также, как и за окном этого маленького здания. Одни зеленые насаждения и кустарники. И правда, можно было подумать, что они были в лесу. Даже задняя часть дома, что была видна, вся была покрыта цветами и ползучими растениями.

– Ты выглядишь сегодня по-особенному, -проговорил Эсмонд. Алеста только было хотела сказать спасибо, и поведать, что раньше ходила так всегда, как он неожиданно дополнил свою фразу.

– По-особенному, напуганной, – качнул он головой.

– Нервные дни, -вздохнула Брук, чуть улыбнувшись. В голове сами по себе проигрывались постоянные происшествия в доме и давление давно мертвой тетки.

– Расскажи, – спокойно проговорил Джефферсон, потерев чуть красные глаза. Алеста замялась, думая, хорошая ли эта мысль. На первых порах, Брук часто делилась чертовщиной своего дома с парнем, а потом в один момент, перестала. Все ухудшается с каждым днем, а она все носит это в себе, не желая нагружать кого-то этим дерьмом. Да, и не желая, вспоминать это, проговаривать, анализировать, и в конце концов, убеждаться в том, что это правда было. Сколько бы всего не происходило в доме, Алеста все еще на задворках души, убеждала себя, что все это ей кажется. Этого нет. И чем меньше говорить и обдумывать это, тем дольше ей так будет казаться. Поделится с кем-то, все же хотелось, но, смотря на Джефферсона, едва ли создавалось впечатление, что его нужно нагружать еще какими-то проблемами сверху.

– Да, это все мои фантазии, – усмехнулась Алеста, махнув рукой. Брук все же решила, что не стоит.

– Знаешь, когда я лежал в психушке во второй раз, я познакомился там с одной девушкой. Дженни, – отвлеченно начал рассказывать Эсмонд. Алеста с интересом посмотрела на парня, сев поудобнее, приготовившись слушать.

– Она была очень красива. Белые волосы, бледная кожа и серые глаза. Наверно, так люди привыкли представлять ангелов. Но при это она была просто беспросветна глупа, – улыбнулся одним уголком губ Джефферсон.

– Почему? – искренне поинтересовалась Алеста. Ей отчего-то было интересней послушать про совсем чужую девушку, нежели думать о собственной жизни.

– Потому что она была абсолютно уверена, что именно она одна на всю больницу, тот самый здоровый человек, что оказался там по злой ошибке, – проговорил Джефферсон, посмотрев прямо в глаза своей собеседницы. Алесте почему-то было непросто выносить это долго. Она будто видела там что-то… что-то…что-то, что объяснить, к сожалению, не могла.

– Она отказывалась лечиться, отказывалась соблюдать правила и распорядок. Лишь без конца щебетала мне под ухо о том, что это ошибка, и что она абсолютно здорова. О том, что я должен понять ее и пожалеть. Ведь здоровому человеку среди психов страшно и ужасно. И я соглашался с ней. Говорил, что понимаю ее, что врачи скоро обязательно поймут свою ошибку и она выйдет.

– Чем она болела? – произнесла Алеста, уже погруженная в историю.

– Лудомания, – коротко пояснил Эсмонд, – Причем, весьма запущенная. Так вот, в одно утро, я сказал ей, что мне ужасно скучно. Что все это мне уже надоело. Я предложил ей небольшое пари. Она конечно согласилась. Мы поспорили на то, что у кого-то сегодня случится истерика. Я поставил на нет, она на да. Дженни выиграла и была этому очень рада. На следующий день я предложил ей спор вновь. Я сказал, что музыку в общей комнате включат, а она нет. Этот спор был абсолютно бесполезным. Музыку включали всегда и все пациенты об этом знали, но в ней уже проснулся азарт и она без колебаний ввязалась в безнадежное пари и конечно, проиграла. Так за неделю я довел ее до ужасного состояния. Она умоляла меня, других пациентов, уборщиков врачей поиграть с ней хоть во что-то. Если бы я предложил ей спор, на условиях, что на самом деле окажусь эльфом или русалкой, она бы согласилась. Ей было все равно. Мы спорили с ней в начале на шоколадные печенья, что нам давали на обеде. Это и стало ее валютой, и ее кушем. У неё началась мания. Сумасшествие. Ломка, проще говоря, – вздохнул Эсмонд, – Хотя, все и привыкли, что ломка бывает только у наркоманов и алкоголиков. Суть зависимости одна и от неё нельзя излечиться. Зависимый однажды – зависимый навсегда. Можно лишь бороться за ремиссию.

– И что с ней в итоге стало? – спросила заметно погрустневшая Брук. Она всегда очень быстро проникалась чужим горем, без конца пропуская его через себя. Ей было трудно это контролировать.

– Ей было плохо. Тогда вечером я спросил ее, считает ли она себя всё еще здоровой. Она не ответила. Она плакала, кричала, пыталась калечить остальных и себя. Делала всё, лишь бы ей отдали ее самодельные нарды из засохших кусков того самого печенья. Но потом позже, когда ее накачали таблетками и она стала отходить, она согласилась лечиться. Согласилась слушать врачей и жить так, как нужно там жить. Ей было больно, плохо и страшно от того, что она осознала невозможность контроля над собственным разумом и телом, но она согласилась, бороться за возможность найти вход в эту саму ремиссию. И только это важно. Только это имеет смысл, – кивнул Джефферсон, вновь посмотрев на Алесту.

– Она вероятна нашла его. Может выписалась и вышла замуж, женилась или отдала себя работе, или путешествиям. Но ничего этого бы не было, не прими она вовремя себя такой, какая она есть. Больной игроманкой, которая просадила всё, что было, и чуть не лишилась жизни. Если бы она продолжила убеждать себя в том, что все хорошо, она бы просто сошла с ума. Погрязла в захлестывающих не ясных чувствах и эмоциях. В том, что она не понимает. Это убило бы ее, –закончил свою историю Эсмонд, а Алеста только сейчас начала понимать, к чему он вообще решил поделиться этой историей с ней. Она заерзала на диване, не в силах ничего ответить на это. Ком скопился в горле, сдавив даже дыхание. На стеклянную крышу покапал дождь. Небо заволокло тучами.

– Как твоя рука? – вдруг спросил Эсмонд, как ни в чем не бывало, меняя тему.

– Хорошо, – дрожащим голосом ответила Брук, шумно выдохнув. Почему-то ужасно хотелось заплакать. Но девушка держала себя в руках. Она итак, стала делать это часто. Эсмонд встал со своего места, направившись куда-то вглубь всей растительности. Брук воспользовавшись этим быстро захлопала глазами, дабы окончательно прогнать навязчивые слезы. Он вернулся довольно быстро, держа в руках увесистый круглый, металлический горшок. Из него росло объемное зеленое растение. Кустарник или что-то типа того. Алеста не разбиралась в этом. На маленьких лепестках, похожих на хвоинки, росли красивые фиолетовые цветы. Джефферсон поставил горшок на стол и сел рядом с девушкой.

– Это розмарин. –пояснил Эсмонд, – Он очень приятно пахнет.

Алеста чуть наклонилась к цветам, вдохнув полной грудью аромат, дабы понять чем он пахнет и нравиться ли ей. Легкие заполнил хвойный, сосново-лимонный запах. Кажется даже немного мяты. Брук улыбнулась. Действительно приятно.

– Он помогает избавиться от стресса и депрессий. Говорят, даже поглощает негативные мысли, -улыбнулся Эсмонд, оторвав один цветок, дав его Алесте.

– Мне надо весь дом им обставить, кажется, – нервно посмеялась Брук.

– Ты уверена, что негатив идет от дома? –изогнул бровь Эсмонд. Алеста сразу поняла на кого он намекает. Маркус не понравился ему сразу. Заочно. Он все еще ни разу не видел его и ничего про него не говорил. Но настроен был плохо. И честно, Алеста уже не была так уж уверена, что парень ошибся. Она не чувствовала злости или что-то такое. Она просто иногда ощущала раздражение.

– Кстати, я хотела у тебя спросить, – переменила тему Брук, не имея желания говорить об этом. Она все еще была не готова. Не готова осознавать что-то. Как та самая Дженни. – Ко мне заходил Даймонд, рассказывал про местные традиции на день города.

– Да, я очень люблю это праздник, – мягко улыбнулся Эсмонд.,

– А почему же ты тогда не участвуешь в нем? –удивилась Алеста, -Тебе ведь это буквально положено.

– Я не хочу, чтобы люди приходящие в дом, сравнивали меня с моими великими предками и разочаровывались, – прямо ответил Джефферсон, смотря на цветы розмарина.

– Я думаю, если люди придут в дом Блаунтов и узнают, что их потомок, работал официанткой в пабе Пивной койот и подрабатывал уборщицей, судомойкой и, бог знает, кем еще, я думаю они тоже не очень обрадуются, – широко улыбнулась Алеста, взяв парня за руку.

– Мы отстойные потомки, – искренне посмеялся Джефферсон, подняв взгляд на Брук. – Раньше нас с сестрой всегда наряжали в старинные одежды в этот день. Отец и мать тоже надевали ее. Мы выглядели будто и правда жили в 19 веке. Но потом, лет с девяти отец начал меня прятать по большей части. Сначала я шатался в других комнатах, а потом и вовсе уходил из дома. Они боялись за свою репутацию. По школе, да и по городу, тогда уже поползли слухи, что я больной.Мама вечно выставляла себя мученицей. При каждом удобном случае, начинала причитать, что им достался тяжелый крест, что тяжело иметь такого ребенка и растить его. Всегда. И со всеми, кто приходил к нам.

– Её нет сейчас. И ты тут полноправный хозяин, – уверенно проговорила Алеста.

– А ты будешь участвовать?

– Думаю, что да, -замялась Брук, думая о возможной продаже своего поместья и том, как об этом сказать своим новым друзьям.

– Тогда и я буду, – качнул головой Джефферсон, а в шоколадных глазах отчетливо промелькнуло толика радости. Он был рад, участвовать в любимом празднике детства. Рад был показывать людям дом, где жили его предки. Рад был, быть полезным и быть среди людей так, словно он нормальный. Он боялся этого не меньше, и не до конца был уверен, что заслуживает подобного, но раз Брук в него верит, значит, стоит хотя бы попытаться.