Читать книгу Одна, заветная… - - Страница 5
Я помню! Я горжусь!
ОглавлениеКакие бы ни проходили сроки,
Какие б времена ни подошли,
Я вновь и вновь благодарю дороги,
Которые когда-то нас свели.
Мы познакомились в 2001 году, когда Ким обратился в наш медицинский центр в связи с хроническим заболеванием, беспокоившим его много лет. Клинические симптомы и данные анализов в то время свидетельствовали о начале опухолевого процесса, и я попросила провести дополнительные исследования в профильной клинике. Он не согласился, уверяя меня, что результаты исследований либо ошибочны, либо случайные, а он, если сможет получить от меня рекомендации по лечению, будет аккуратно их выполнять и к концу года все его анализы будут нормальными. Никаких дополнительных обследований ему не нужно, он отказывается их проводить. С тем и удалился.
Прошло несколько месяцев. В научно-популярном журнале «60 лет – не возраст» вышла моя статья об особенностях физиологии и режима в старшем возрасте. Не зная, что статья написана врачом, с которым он не нашёл общего языка, Ким попросил мои координаты в редакции и вновь оказался на моём приёме.
Он, как и в первый раз, стал настаивать на назначении ему гомеопатической терапии, и опять я услышала его уверенное обещание, что не позднее декабря (то есть через пять месяцев) его анализы придут в норму и он справится со своим недугом.
Тот лечебный комплекс, на котором он настаивал, по общепринятому мнению, небезопасен: в 50% случаев он может стимулировать опухолевый рост. Но ведь больной уверен в успехе и утверждает, что это лечение повредить ему не может!
Альтернативой предполагаемой терапии была только тяжёлая полостная операция с неизменными осложнениями, и я решила рискнуть. Будущее показало, что Ким оказался прав: к концу года и самочувствие больного, и данные исследований указывали на наступление длительной ремиссии или полного выздоровления.
Последующие восемнадцать лет подтвердили, что это комплексное лечение в сочетании с настойчивостью больного и его верой в успех приводит к ликвидации симптоматики и предупреждает опухолевый рост.
С тех пор Ким стал моим постоянным пациентом. Он предпочитал все свои хвори лечить не синтетическими лекарствами, а натуропатией, отдавая предпочтение гомеопатическим средствам.
Его привлекательная внешность, спокойная и доброжелательная манера общения, непоколебимая уверенность в том, что любые препятствия временны и в конце концов всё будет хорошо, не могли не располагать к нему. К восьмидесяти годам это был стройный, моложавый человек с открытым спокойным взглядом и совершенно неотразимый в своём флотском мундире с «иконостасом» наград на груди.
Необычность его поведения заключалась ещё и в том, что он, капитан первого ранга и участник Великой Отечественной войны, на вопросы о войне предпочитал рассказывать не о себе, а о своей тяжело больной жене, известной разведчице и партизанке Кате, прошедшей Великую войну от первого до последнего дня на передовой. Он так трогательно, с такой нежностью рассказывал о своей жене, будто это его любимая девушка, а не старая тяжелобольная женщина, общение с которой становилось всё более сложным.
И однажды я поняла, вот какой он, Ким Лявданский, верный друг и заботливый муж. Больные часто на врачебном приёме рассказывают об особенностях своей семейной жизни, но крайне редко мужья, отметив золотой юбилей свадьбы, говорят о своих немолодых жёнах с такой нежностью и заботой.
Он и впрямь был человеком необычным. Ко времени нашего знакомства он был восьмидесятилетним, но всё ещё работал в Южном порту, активно занимался общественной деятельностью и, несмотря на возраст и заслуги, по первому зову бросался помогать страждущим и не любил говорить о своих добрых делах. Позже мне не раз довелось в этом убедиться.
Мы были знакомы уже несколько лет, когда произошла эта история с его давним другом и однополчанином – капитаном первого ранга Григорием Никаноровичем Паниным.
В середине восьмидесятых Григорий, закончив свою морскую службу, вернулся с семьёй в Москву и, как участник и ветеран войны, получил в Замоскворечье отличную трёхкомнатную квартиру. К концу девяностых семья осиротела: после долгой болезни умерла жена Григория, и они остались вдвоём с взрослой незамужней дочерью Октябриной, возраст которой приближался к сорокалетию, она нигде не работала.
Через несколько лет отношения Григория с дочерью разладились. Она то бесконечно раздражалась и кричала на него, то неделями без причин не разговаривала, перестала ухаживать за пожилым отцом, по несколько дней не готовила еду. Никакие объяснения, выяснение причин таких поступков не давали ничего. Желая как-то наладить мир в своей семье, Григорий согласился с предложением Октябрины: теперь она по доверенности будет сама получать его пенсию – зачем ему лишний раз выходить из дома? Но хрупкий мир после этого продержался лишь несколько дней – вновь начались претензии, скандалы, а потом дочь приказала отцу: когда она дома, он не должен выходить из своей комнаты, он мешает ей и на кухне, и в ванной, и на лоджии.
Обстановка особенно накалилась, когда однажды утром Григорий обнаружил на кухне сидящего за столом здоровенного мужика в трусах, расписанного выразительными татуировками на груди, спине, плечах, даже кистях. Мужик, как у себя дома, вольготно раскинулся на диванчике, курил, что-то пил и ел, а Октябрина, порхая между плитой и столом, радостно щебетала и подкладывала амбалу всё новые закуски. Увидев Григория Никаноровича, мужик набычился и гаркнул: «Тебе чего?»
Попытки Григория выяснить, что и по какому праву делает здесь этот гость, закончились тем, что ему приказали заткнуться и не выходить из своей комнаты, пока они с женой (!) здесь на кухне едят. Октябрина хихикала и радостно кивала головой.
Григорий Никанорович позвонил Киму: «Что делать?» Он не согласился с предложением Кима вместе разобраться с незваным квартирантом, попросил времени – может, всё само успокоится. Ежедневно они с Кимом перезванивались, а потом Григорий вдруг исчез. Не отвечали ни сотовый, ни его квартирный телефоны. Участковый, к которому Ким тут же бросился, сообщил, что старичок приболел и его забрали в больницу. В какую – он не знает, порекомендовал связаться с дочерью Панина.
Телефоны старого моряка по-прежнему безмолвствовали, в квартире двери никто не открывал. Через два дня всё разъяснилось. Под вечер Григорий сам позвонил Киму и сообщил, что он находится в загородной больнице для психохроников. Несколько дней назад он простудился, приболел, покашливал. Дочка, несмотря на его возражения, вызвала бригаду медиков. Два дюжих молодца, не разговаривая, положили старика на носилки и долго везли в больницу.
По вечернему времени Григорий Никанорович не сразу разобрал, куда его привезли. Показалось необычным, что все двери в больнице тщательно запирали, а по коридорам бродили странные личности в больничной одежде. Здесь Григорий Никанорович обнаружил, что у него нет с собой ни денег, ни ключей от квартиры – вообще ничего, кроме пижамы и тапочек. Лишь утром он узнал, что находится в областной больнице для психохроников, и только через два дня к нему пришёл врач.
Доктор, нимало не удивляясь требованиям Григория Никаноровича отпустить его домой, объяснил, что его привезли сюда по ходатайству его дочери, Октябрины Григорьевны, которая в заявлении указала, что отец стал неадекватным и опасным: часто конфликтует, бьёт посуду, грозится расправой, оставляет на ночь включённой газовую горелку под чайником, жить с ним тяжело и страшно.
Доктор пообещал старому моряку разобраться с его болезнью, но для этого он должен по крайней мере недели две понаблюдать больного и сделать своё заключение. Вот сейчас уже четвёртый день его наблюдают и дают какие-то лекарства. Позвонить Киму Григорий уговорил дежурную медсестру.
Назавтра Ким разыскал эту загородную больницу в 50 километрах от Москвы, встретился с доктором, вердикт которого был прежним: надо наблюдать. Потом несколько дней Ким ездил по инстанциям: главный врач – департамент здравоохранения – психолого-психиатрическая экспертная комиссия.
Григорий Никанорович пробыл в больнице три недели. Потом – за отсутствием психической патологии – его отпустили. Накануне выписки его навестила Октябрина с требованием разрешить прописку в их квартире её гражданского мужа, недавно вернувшегося из заключения. Заодно Октябрина потребовала от отца подписать ей дарственную на эту квартиру: отец болен, и неизвестно чем закончится его болезнь.
На звонок с вопросом, что делать, Ким порекомендовал никаких бумаг не подписывать. Он поехал за другом в больницу, но оказалось, что жить Григорию теперь негде: ключей от квартиры у него нет, дверь в квартире никто не открывает, а соседка ответила, что его дочка с мужем уехали отдыхать. Взламывать дверь Григорий Никанорович не решился. Ким забрал Григория к себе, и в течение двух месяцев через суд друзьям удалось добиться возвращения квартиры владельцу, её размена и ликвидации доверенности на получение пенсии отца, которую Григорий так неосмотрительно дал Октябрине в прошлом году. Несмотря на скандалы Октябрины и угрозы её партнёра-уголовника, Григорий Никанорович получил наконец для себя однокомнатную квартиру. Отношения с дочерью были полностью прекращены.
Ким помог Григорию через Пенсионный фонд заполучить постоянную сиделку, Валечку, приехавшую из Крыма. Поселившись в квартире Григория, она трогательно и преданно ухаживала за пожилым капитаном более семи лет, до самой его кончины. Мы видели безутешное горе Вали на похоронах Григория. Незадолго до смерти Григорий Никанорович и Валя оформили свой брак. Октябрина на похороны отца не пришла.
До самого конца Ким помогал и поддерживал друга и не считал это своей заслугой. Ему ещё не раз придётся вступаться за обиженных: помог фронтовому другу восстановить утерянные документы участника ВОВ, через Совет ветеранов «выбил» квартиру одинокому инвалиду без ноги. Для него подобные поступки были обычной жизнью: он так жил.
Прошло около десяти лет после нашего знакомства. Всё это время Ким периодически появлялся у меня на консультациях, интересно рассказывал о своих путешествиях, всё так же трогательно заботился о жене, болезнь которой прогрессировала. Тем ужасным летом 2010 года Катя, супруга Кима, скончалась, и на очередной приём ко мне его привёл сын Алёша. За два месяца до смерти жены Ким перенёс тяжёлый инфаркт миокарда с остановкой сердца, и теперь на фоне депрессии, связанной с кончиной Кати, остро развилась сердечная недостаточность. Состояние его было столь опасным, что помочь могло только лечение в профильной клинике. Однако и после стационарного лечения депрессия не уходила. Кима, всегда спокойного и оптимистичного, теперь трудно было узнать. Он рассказал, что при подобных обстоятельствах около десяти лет назад на фоне тяжёлой депрессии от инсульта скончался его брат Иосиф.
Вопреки обыкновению, Ким выглядел обречённым. Помочь ему было не только моим врачебным долгом, и не только жалость заставила меня использовать максимум возможностей, чтобы спасти его от неизбежного: в восемьдесят шесть лет, после двух инфарктов и инсульта, в состоянии хронической сердечной недостаточности и на фоне тяжёлой эндогенной депрессии его выздоровление казалось почти невозможным.
Обстоятельства сложились так, что в это время я получила направление в загородный реабилитационный центр и сказала Киму об этом. Через неделю, когда моё лечение в реабилитационном центре уже началось, в отделении появились Ким и Алёша, который сказал, что он привёз отца по его настоянию сюда – экстренную путёвку ему дали как фронтовику и ветерану.
В этой больнице мы провели вместе около месяца. Вдобавок ко всему у Кима развилась двухсторонняя пневмония, но уже через неделю он и выглядел, и чувствовал себя несравненно лучше. Была чудесная снежная зима. Мы много гуляли по громадному больничному парку и говорили, говорили обо всём. Сердце не остывает и в старости, эмоции не покидают нас никогда.
Это был интересный, широко образованный человек, обошедший за время своей службы половину мира. Он отлично пел и любил исполнять свои морские песни, читал стихи, много рассказывал о друзьях и сослуживцах, но – я видела это отчётливо – как и многие люди, прошедшие мясорубку войны, о войне рассказывать не любил.
Его отношение к людям и взаимоотношения в семье строились на двух парадоксальных принципах: никогда не ищи виновных и относись к людям лучше, чем они заслуживают. Несмотря на внешнюю мягкость его характера, в принципиальных вопросах он был жёстким, что не мешало ему иметь множество друзей по всему свету.
Из больницы мы вернулись вместе и уже никогда, до самой его кончины, не расставались. В нашу жизнь пришла Большая Любовь, такая неожиданная и невероятная! Жизнь снова стала драгоценной и полной смысла.
Случилось чудо. Депрессия и все его хронические болезни ушли. Целых семь лет он был практически здоровым. В этом новом мире каждый день был праздником. Мы шутя создали «своё королевство», в котором властвовал разумный и милосердный монарх, был свой, ежедневно исполняемый гимн, государственный флаг, роль которого выполнял синий пушистый халат, в который «король» облачался, как в мантию, ежеутренне и ночью, когда из-за болей в ногах не мог уснуть. Он придумал гимн нашего «королевства», и каждый день я слушала теперь: «Скажите, девушки, подружке вашей…» Мы практически не расставались. Он провожал меня на работу и, как правило, ждал меня там до окончания рабочего дня. Мы стали завзятыми театралами, пересмотрели весь репертуар театров сатиры и музыкальной комедии и много путешествовали по России – проехали более 50 крупных и малых городов. Чудесным образом изменились и его (и моё тоже) самочувствие, и внешний вид. Он помолодел, похорошел необыкновенно, и я с гордостью замечала, какими заинтересованными взглядами провожают моего мужа и среднего возраста, и молодые дамы. В день празднования своего девяностолетия он лихо отплясывал с девушкой, исполнявшей восточные танцы, и пригласил всех присутствовавших в этот же ресторан на свой столетний юбилей.
Однажды в поликлинике, где мы ждали приёма у врача, к нему со слезами обратилась пожилая женщина, стала за что-то благодарить, показывая на стоящую рядом девушку. На мой вопросительный взгляд он отмахнулся: «Пустяки! Дела давно минувших дней!»
Позже Валентина Ивановна, а затем и Ким рассказали мне эту историю восемнадцатилетней давности. После окончания воинской службы пятидесятилетний капитан Ким вернулся в Москву и стал работать капитаном рейда в Южном порту. Крепкий профессионал, он, видимо, сразу вызвал доверие товарищей и, помимо основной работы, стал исполнять обязанности народного заседателя Таганского районного суда и руководителя бригады пропагандистов – близились выборы в Верховный Совет СССР.
На одном из заседаний Таганского суда рассматривалось дело об усыновлении новорождённой девочки её дедом и бабушкой – мать малышки умерла в родах. В суде старикам (деду – шестьдесят лет, бабушке – пятьдесят восемь) в усыновлении отказали по причине преклонного возраста. Суд поддержал решение комиссии райисполкома по этому вопросу. Уже была подобрана бездетная пара, желавшая получить ребёнка прямо из роддома. По этой причине бабушке и дедушке в роддоме даже не показывали девочку. Убитые горем старики со слезами покинули зал. Ким попытался возражать, но его даже не выслушали, заседание суда быстро свернули. Отказ был окончательным.
Прошло несколько дней. Однажды Кима вызвали в партком Южного порта. Секретарь предупредил о грозящих Киму неприятностях. На участке, где работала бригада пропагандистов, возглавляемых Кимом, случилось ЧП. Одна из семей категорически отказалась идти на выборы по политическим (!) мотивам. Семья кадровых рабочих АЗЛК, к тому же получивших от завода давно ожидаемую квартиру. Это было неслыханно! Шёл 1986 год, советская власть крепка и нерушима. У неё нет и быть не может политических противников! Нужно срочно разобраться и предупредить этих людей о серьёзной ответственности за подобный демарш, да и Ким, как руководитель, понесёт наказание за просчёты в политработе с населением. Люди, устроившие такой бунт, могут поплатиться не только репутацией, но и возможностью проживать в столице. Ким поехал по указанному адресу и с удивлением узнал в женщине, открывшей дверь, ту несчастную бабушку, что так рыдала в суде.
Валентина Ивановна рассказала, что около двух недель назад в роддоме умерла в родах их единственная тридцатилетняя дочь. Новорождённую девочку удалось спасти, но ни в роддоме, ни в комиссии исполкома, куда они обращались, слышать не хотят об усыновлении малышки дедом и бабушкой. Они старики и не успеют вырастить ребёнка; семья для усыновления уже подобрана, ждут, когда оформят бумаги. Теперь вот и районный суд отказал. Ни она, Валентина, ни её муж, ветеран АЗЛК, не будут голосовать за эту власть, которая отбирает у них единственную радость. Так они сказали и агитаторам, и всем соседям, если придётся – скажут и в других местах.
У окна комнаты грустила новая детская кроватка с игрушками, в коридоре стояла покрытая попонкой детская коляска…
Ким не стал утешать женщину, пообещал попытаться помочь, и тут же отправился по инстанциям, которые так неудачно прошли старики. Несколько дней он ходил от чиновника к чиновнику, но всё было напрасно. В комиссии исполкома корпулентная дама с высокой причёской, презрительно оглядев его, спросила, какой интерес его привёл в исполком. Что он-то хочет получить?
Надев свой военный мундир с «иконостасом» наград, Ким отправился в редакцию «Литературной газеты», нашёл там известную в то время журналистку Лидию Графову и убедил провести журналистское расследование.
Надо сказать, что по тем временам никакие публикации критического толка в центральных газетах не оставались без последствий.
Через три дня в газете появилась огромная статья Л. Графовой об этой истории, журналистка добросовестно описала роль участника Великой Отечественной войны капитана первого ранга Кима Лявданского в расследовании. Неожиданно возник громкий резонанс на статью. Незнакомые люди звонили в редакцию и лично Киму, благодарили за смелость в борьбе с чиновниками. Товарищи по работе одобрительно расспрашивали о подробностях этого дела.
Через два дня Кима и несчастных стариков вызвали в комиссию райисполкома, и та же чиновная дама, теперь уже необычайно приветливая и услужливая, сообщила, что комиссия сочла возможным, уважая выступление газеты и ходатайство Кима, участника ВОВ, пересмотреть обстоятельства спорного усыновления и разрешить деду и бабушке усыновление новорождённой внучки.
Они вместе поехали в роддом, и наконец дедушка и бабушка, а с ними и Ким увидели девочку. Счастью стариков не было границ. Участковый врач, к которому в эти дни зашёл Ким, вдруг сказала ему, указывая на лежащую на столе газету: «Я знала, что Вы хороший человек, но что такой хороший – и не догадывалась!»
Так закончилась эта драматичная и опасная для всех история. Старики живы. Внучка Наташа теперь студентка медицинского института, добрая помощница и любящая дочь стариков.
Ким прожил 94 года, неизменно оставаясь живым, общительным интеллектуалом, мы успели вместе разработать свою, оригинальную программу антистарения, и все новые её позиции я, как врач, проверяла на нем. Озвучивала, публиковала. Он шутя называл себя моим учебным пособием. Мы мечтали написать вместе серию рассказов о безвестных героях, его и моих друзьях и близких, которые своей жизнью творили историю нашей родины.
Он отважно и мужественно переносил свои многочисленные хвори, никогда ничего не просил, не жаловался, до последних дней сохранил ясный ум и оптимизм.
Был поздний октябрь. Мы отдыхали в санатории. Чудесный парк, лучи заходящего солнца – всё навевало сладкую печаль. Откинувшись на спинку скамьи, Ким запел: «Скажите, девушки, подружке вашей…» – и вдруг замолк, потерял сознание. Из комы он больше не вышел.
Степень моего отчаяния не измерить. В каком-то ступоре прошло почти полтора месяца. В тот день я с трудом поднялась и бездумно сидела у стола, глядя на разбросанные листы бумаги с заметками, которые так и не стали нашей общей книгой рассказов о героях. Вдруг из двери спальни за моей спиной бесшумно вышел Ким в синем пушистом халате. Он, не глядя на меня, шёл к двери в коридор и, когда я рванулась вслед, вдруг обернулся и, указывая на разбросанные по столу бумаги, отчётливо произнёс: «Пиши!» – и исчез. Это случилось на сороковой день после его кончины.
Мы успели вместе распланировать написание рассказов о героях наших дней. Эту книжку «Я помню! Я горжусь!» я заканчивала теперь без него, она издана к 75-летию Победы. Ким, как и я, автор этого сборника.
А в середине 2021 года произошло событие, о котором он давно мечтал. В Кёльне, где живёт семья его внука Дениса, родился мальчик, правнук Кима. Родители дали ребёнку имя прадеда – Ким.