Читать книгу Убегая по янтарному берегу - - Страница 2

Сидя в пустующем зале аэропорта «Храброво», всё, за чем я могу скоротать время – это просмотр новостей из янтарного края. Многое изменилось с моего последнего прибывания здесь. Сувенирные лавки, книжный магазинчик, салоны сотовой связи – всё закрыто. Единственное, что осталось функционирующим – кафе, да и то превратилось оно в скромного вида кофейню, где самое питательное блюдо – это сэндвич с ветчиной и сыром. Впрочем, ещё в Москве стоило догадаться, что так будет, учитывая то немногочисленное количество рейсов, что соединяет большую Россию и отрезанную от неё странами Евросоюза маленькую Калининградскую область, да и в «Домодедово» залы выглядят примерно также. Я бы, наверное, удивился тому, как отечественные авиакомпании существуют и не банкротятся, если б двадцатые годы не убили в нас эту способность.

Новостная лента пестрит заголовками, содержащими в себе устойчивое современное словосочетание: «Несанкционированный митинг». Проблемы с поставками из-за очередного пакета санкций Евросоюза, на этот раз наложившего ограничения на сухопутные перевозки через границы Литвы и Польши, привели к дефициту многих товаров и, следовательно, к повышению на них цен. Доходы населения остались на прежнем уровне, что заставляет граждан выходить на улицы с плакатами и транспарантами. В Москве люди рискуют нарваться на административные наказания вследствие других событий, что, впрочем, не имеет значения, ведь у всех событий причина одна.

С верхней границы экрана сползло сообщение от отца, содержащее лишь слово: «Выходи». Под гул колёсиков чемодана в голове прокручиваю предстоящую встречу с отцом. Хоть и виделись с ним каждое лето, а всё равно ощущение, что иду на встречу с незнакомцем или, в лучшем случае, с дальним родственником, которого за двадцать три года видел всего пару раз.

На улице облачно. Ни единого луча солнца не касается земной поверхности, отчего всё вокруг выглядит серым и монотонным. Кажется, вот-вот пойдёт дождь. Улетал с непогоды, прилетел в непогоду, ожидаемо, но всё равно неприятно. Теплилась надежда, что синоптики ошибаются, а выходит, ошибался я, на что-то надеясь.

Положив чемодан в багажник Land Rover’а, сажусь на пассажирское сиденье и произношу дежурное: «Привет». Отец отвечает не менее дежурным: «Здравствуй» и направляет машину к выезду с парковки.

– Как долетел? – спрашивает родитель, отдавая аппарату парковочную карту.

– Нормально, – отвечаю, глядя на бесплатную парковку, с прошлого лета успевшую зарасти высокой травой. – Радует, что в этот раз вылетел состоялся без проволочек.

– Согласен, мне всё же хотелось забрать тебя лично, а не посылать за тобой такси. Нам есть о чём поговорить.

– Помню, ты говорили о намерении баллотироваться в губернаторы ещё в начале июня.

– То было намерение, теперь же оно давно стало действием, – сухо подмечает отец. – Уверен, ты и без меня понял, что я не бездействовал.

– Догадался. Только не понял, почему не хотел разговаривать об этом дистанционно.

– Считаю, такие дела лучше обсуждать при встрече, в обстановке более подходящей, чем телефонный разговор или, тем более, переписка в мессенджере.

– Находишь более подходящей обстановкой поездку в автомобиле?

– Всё ж лучше, чем по телефону, – отец пропускает ироничный укол мимо ушей.

– Ладно, – настроился на отсутствие юмора, – от какой партии выдвигаешься?

– От «Народного объединения».

– Неплохо, – говорю, что он хочет услышать, – и на каких условиях вы сотрудничаете?

– На самых обыкновенных, они продвигают меня за счёт своей репутации, я им её повышаю за счёт своих действий в качестве кандидата, а в последующем, будем надеется, и губернатора области.

– Каковы шансы, что сможешь занять этот пост? – не захотелось даже формировать вопрос, применяя такие слова, как «выборы» и «победа» в одном предложении.

– Не могу сказать. При любом исходе мы своего не упустим. Сейчас идёт предвыборная кампания, благодаря чему показатели моего рейтинга и рейтинга партии стремительно поднимаются. Надеюсь, ты тоже внесёшь свой вклад в наше общее дело.

– А разве не для этого я прилетел? – невольно улыбаюсь, подмечая в отцовской речи след от работы в политике.

– Рад слышать. С учёбой нормально всё?

– Да, я же тебе писал, поступил в магистратуру на политологию под крылом Эдуарда Валентиновичка, с ним же договорился о дистанционно-самостоятельном обучении, сказав, что буду работать в непосредственной близости с политической деятельностью…

– Можешь не продолжать, – перебилт отец, – я понял. В таком случае, как приедешь домой займись штудированием новостей. Ситуация в области нестабильна, так что стоит быть готовым к любым изменениям. Уже завтра я намерен приобщить тебя к делам избирательного штаба.

– Знаешь, я бы предпочёл не прыгать с места в карьер и хотя бы остаток дня отдохнуть, чтобы завтра уже со свежими силами влезть в твои политические игры, – глаза неотрывно смотрят на трассой поделённое пополам поле.

– Август, – отец поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются, – сегодня четвёртое октября, а начало выборов назначено на тридцатое. У нас нет времени на отдых. Понимаешь?

– Понимаю, – я киваю и поворачиваюсь обратно к боковому окну.

– Хорошо, что ты понимаешь, – говорит отец и, выдержав паузу, добавляет: – Не называй политику игрой. Это серьёзный процесс, который касается всех, и особенно тех, кто принимает в нём активнейшее участие.

Его слова остаются без ответа с моей стороны и, судя по тому, что отец более ничего не произносил, ему ответ и не требуется. Я, убедившись, что разговор закончен, достаю из кейса наушники и уединяюсь в мире рок-музыки, пропитанной всей той безысходностью, что веет из новостей и русского быта. Отец лишь искоса взглянул на меня и включил радио. Всё-таки он ни капли не изменился с прошлой встречи, всё такой же карьерист, рвущийся вверх, к власти и крупным деньгам ей сопутствующим. Изменилось лишь его положение, раньше он был управляющим архитектуры и градостроительства в администрации Пионерского, а теперь член партии «Народного объединения» и кандидат от её лица в губернаторы Калининградской области. По сути, это лишь декорации, в каких он, оставаясь собой, продолжает шествие к вершине мира, ведомый чем-то мне непонятным. Может им движет тщеславие и гордыня, а может страх и тревожность. Не знаю. Иногда кажется, что и то и то в одинаковой степени управляет моим отцом, Владиславом Александровичем Ледниковым.

Ужин. Раньше этот приём пищи был настоящей отдушиной, мы с друзьями собирались за кухонным столом нашего общежития и, трапезничая, болтали обо всём подряд: об экзаменах, о преподавателях, парах, тусовках, алкоголе и девочках. Девочки, конечно, фигурировали в разговорах чаще любой другой темы и, что весьма интересно, без какой-либо пошлости. Наше вечерние посиделки были единственным видом общения, не содержащим и доли фальши. Всем после очередного дня просто хотелось побыть собой. Вот мы и были. Снимали с себя маски социальных ролей, пили, что водилось в кухонных шкафчиках, ели всевозможную гадость, вроде лапши быстрого приготовления, приправленной майонезом, и чувствовали себя живыми. Жаль, конечно, что уже к концу обучения наше кухонное братство начало распадаться. Ламповые темы сменились обсуждением дипломов и их защиты, с построением дальнейших планов на будущее. Как сейчас помню, первым об этом заговорил Ваня, узнавший, что руководителем его дипломной работы стал самый уважаемый преподаватель университета, Шафердиев Михаил Афанасьевич. Позже тема выпускных мероприятий поглотила собой всё пространство вечерней кухни, и всякий, кто на ней оказывался невольно втягивался в активные размышления о том, о чём ещё некоторое время назад не стал бы и думать.

Семейный ужин – это такой же бессмысленный ритуал, каким наш дружеский стал ещё на закате студенческой жизни. Ничего в нём нет настоящего. Собрались мы под предлогом отпраздновать мой приезд, однако едва ли это имело какой-то смысл. Наше застолье больше похоже не на воссоединение семьи, а на деловую встречу, мать лишь немного поспрашивала меня о жизни в Москве, а после всё вновь свелось к разговорам про учёбу. В очередной раз обсудили моё поступление в магистратуру и дальнейшие планы на получение кандидатской, а затем и докторской степени. Какую ценность имеет общение, когда оно абсолютно пустое? Будущее ведь это то, чего нет, но по какой-то причине именно оно является наиболее волнующей всех вокруг темой. Ни для отца, ни для матери будто не имеет значение то, что сейчас происходит во внутреннем мире каждого отдельного элемента семьи. Мы делаем вид, что внутренних миров не существует вовсе. Это деструктивно, ведь мы люди, и каждому хочется чувствовать что-то вроде… потока жизни? Хотя, чем дольше я смотрю на отца, тем больше понимаю ошибочность своего суждения.

– В общем, я считаю, тебе очень повезло, – заключила мать из услышанного. – Со столь сильным преподавателем, да с такой практикой ты без проблем получишь степень магистра.

– Да-да, – небрежно пытаюсь поймать вилкой помидор черри, – мне действительно повезло. Прямо такие все двери передо мной открыты, а даже, если некоторые закрыты – откроются после получения докторской, – поднимаю глаза на её лицо, расплывшееся в гордой улыбке.

– Прекрати ехидничать, Август, – с пушинкой строгости говорит отец. – Мать по-настоящему гордится тобой, ведь далеко не у всех родителей вырастают столь способные дети. Чего уж греха таить, я горд за тебя не чуть не меньше её. Раньше и не мог подумать, что мы станем партнёрами в одном большом деле.

– Да ладно тебе, не преувеличивай, – предпринимается попытка остановить водопад лести. – Ты мне ещё со средней школы твердил, что из меня выйдет хороший политик, и вот результат, – моя голова сама собой падает на грудь и взлетает обратно.

– Ну, знаешь, когда ты кричал, что тебе не интересна политика, я начинал сомневаться, – отец одаривает меня одной из своих заранее заготовленных улыбок. – К слову о политике, ты достаточно хорошо ознакомился с происходящим в области?

– Достаточно. Ситуация, конечно, неблагоприятная, но работать можно, хотя не представляю, какая будет царить атмосфера в день выборов.

– Об этом стоит думать в последнюю очередь, сейчас наша задача поднять рейтинги настолько, насколько позволяет текущая ситуация. Выборы пройдут независимо от атмосферы, а значит и сосредоточиться стоит на подготовке к ним. Если каждый член команды выложится на максимум – проблем не возникнет.

– К слову о проблемах, – к разговору решила присоединиться мать, – они могут возникнуть из-за тела, обнаруженного на дальнем берегу Заостровского пляжа.

– Отчасти согласен, – поддерживаю я. – Новости в современном мире хоть и живут недолго, однако бывают и исключения. Этот случай может стать одним из таких и надолго закрепиться на видном месте в информационном пространстве. В конце концов, это не чья-то шалость, а труп, который, к тому же, выглядит как работа маньяка. Такое наше народонаселение обсуждать любит, а СМИ этим активно пользуются.

– В том всё и дело, что СМИ подливают масла в огонь, притягивают внимание аудитории громкими заголовками, да ничем не подкреплёнными доводами. Вот увидите, как только интерес общественности к делу начнёт пропадать, а журналисты поймут, что для его подогрева не поступает ресурсов, труп окажется на дне, рядом с другим всеми забытым темам.

– Твоя теория имеет место, – подытожил я, наконец вогнав зубья столового прибора в крохотный помидор.

– Это не теория, это факт, – поправляет отец.

Застолье накрывается пеленой тишины. Даже, когда на фарфоровой тарелке остались лишь следы соусов, я не произнёс ни слова, и не поднял глаз. Испачканный белый круг красочней мира вокруг.

– Все будут чай? – спросила мать и, не дожидаясь ответа, приступила к сбору грязной посуды.