Читать книгу Коммуна - - Страница 5

Наполеон III, 2 декабря проделавший свое «18 брюмера»[12], желал иметь и свой Аустерлиц[13]: вот почему с самого начала все поражения назывались победами.

Тогда все, подвергавшиеся избиениям за то, что бесстрашно взывали к миру; все те, кто писал: «Поход на Берлин – это не военная прогулка», поднялись, как один человек, не желая допустить вторжения.

Народное сочувствие было с ними, под официальными вымыслами угадывали правду, которая впоследствии выплыла на свет при опубликовании правительственных телеграмм.

Официальное следствие о войне 1870–1871 годов осветило истину, правда, неофициально известную и раньше.

Вот какие сведения посылались из восточных департаментов в военное министерство, которое уверяло, что в армии нет недостатка ни в чем, вплоть до пуговиц на гетрах, и что все дешево:

Мец, 19 июля 1870 г.

– Генерал де Файи доносит, что 17 батальонов его корпуса прибыли. Тут же передаю его депешу крайне срочного характера.

– Запасов никаких, в казначействах нет денег, так же как и в корпусах; жду звонкой монеты. Нуждаемся во всем и во всех отношениях. Пришлите несколько повозок для штабов, здесь их нет вовсе. Пришлите также походные кухни.

Двадцатого июля генеральный интендант Блондо, заведующий хозяйственно-административной частью военного министерства, писал в Париж:

Мец, 20 июля 1870 г., 9 ч. 50 м. утра

– В Меце нет ни сахара, ни кофе, ни риса, ни водки, ни соли; мало сала и сухарей. Спешно вышлите по крайней мере миллион пайков в Тионвилль.

Генерал Дюкро в тот же день писал военному министерству:

Страсбург, 20 июля 1870 г., 7 ч. 30 м. веч.

– Завтра останется едва полсотни людей для защиты крепости Неф-Бриссак и форта Мортье. Птит-Пьер и Лешлямбер тоже оставлены без гарнизона: это следствие приказаний, отданных нам. Кажется, можно положительно утверждать, что пруссаки уже владеют всеми проходами Черного Леса.

В самом начале августа количество защитников на границах не превышало 220 000 человек.

Мобильная гвардия, которой до сих пор пользовались только при усмирении мятежников и которая в мирное время существовала лишь в ведомостях военного министерства, была теперь приведена в боевую готовность.

Вдруг до Парижа долетело – неизвестно, каким путем – известие, что какой-то генерал не мог найти своих войск. Подобной шутке никто не верил. Однако, читая следующие строки в официальном следствии о войне 1870 года, приходится признать, что дело было именно так:

Генерал Мишель – Военному министерству в Париже

– Приехал в Бельфор, не нашел своей бригады, не нашел начальника дивизии. Что мне делать? Не знаю, где мои полки.

Согласно тем же официальным депешам, запасы, срочно вытребованные генералом Блондо 20 июля, не прибыли в Тионвилль еще 24-го, как об этом свидетельствует донесение командира 4-го корпуса Главному штабу в Париж:

Тионвилль, 24 июля 1870 г., 9 ч. 12 м. утра

– У 4-го корпуса нет до сих пор ни кухонь, ни лазаретов, ни повозок для штабов и войск; все в полном расстройстве.

Невероятная «забывчивость» продолжается.

Интендант 3-го корпуса – Военному министерству

Мец, 24 июля 1870 г., 7 ч. вечера

– 3-й корпус выступает завтра, а у меня нет ни лазаретных, ни хозяйственных служащих, ни походных коек, ни сена для лошадей, ни обоза, ни весовых инструментов, а в 4-й кавалерийской дивизии – даже ни одного интендантского чиновника.

Серия таких депеш продолжается без перерыва – весь июль и август. Что это: роковое стечение обстоятельств, растерянность, неосведомленность? Телеграммы говорят о вопиющей халатности:

Помощник интенданта 6-й дивизии по продовольственному снабжению – Военному министерству, Париж

Мезьер, 25 июля 1870 г., 9 ч. 20 м. утра

– В Мезьере сейчас нет ни сухарей, ни солонины.

Начальник артиллерийского парка 3-го корпуса – начальнику артиллерии, Военное министерство, Париж

– Снаряды для орудий не прибывают.

Начальник штаба – Военному министерству, Париж

Мец, 27 июля 1870 г., 1 ¹/₄ ч. ночи

– Войска продолжают прибывать без патронов и палаток.

Начальник штаба – Военному министерству, Париж

Мец, 29 июля 1870 г., 5 ч. 60 м. утра

– Нет сухарей, чтобы двигаться вперед.

Маршал Базен – генералу Ладмиро, в Тионвилль

Буле, 30 июля 1870 г.

– Вы должны были получить бюллетень за № 5, в котором вам сообщалось о больших передвижениях войск по направлению к Саоре и о прибытии прусского короля в Кобленц. Вчера я видел императора в Сен-Клу. Ничего еще не решено относительно операций, которые должна будет предпринять французская армия.

Кажется, склоняются к наступательным действиям 3-го корпуса.

Как раз в это время Руер[14] говорил своему повелителю:

– Благодаря вашим заботам, государь, Франция готова.

Не прошло и дня, как почувствовали, что ничего не готово: не готово и десятой части того, что требовалось.

Пока шел обмен этими секретными, конечно, депешами, горсточка людей, рассыпанных на всем протяжении границ, отступала перед полчищами Вильгельма.

Сорок пруссаков, следуя по берегам Лаутера, встретили там слабые отряды и быстро рассеяли их; это была дивизия генерала Дуэ.

Во Фрешвиллере Мак-Магон[15], опираясь, с одной стороны, на Рейхсгофен, а с другой – на Эльзангаузен, спокойно дожидался генерала Файи, который не приходил, не замечая, что маленькими группами пруссаки мало-помалу собираются в долине. (Это была армия Фридриха Прусского.) Когда их набралось до 100 тыс. с 400 орудиями, они перешли в наступление, обрушившись сразу на оба крыла французов.

Так был захвачен Мак-Магон с его 40 тыс. корпусом; тогда, как и некогда, пожертвовали собой кирасиры; это дело вошло в историю под именем рейхсгофенской атаки.

В тот же день имело место поражение Второго корпуса при Форбахе.

Разгром шел быстро.

Депеши следовали друг за другом, все более и более печальные.

Помощник начальника дивизии – начальнику дивизии в Меце Верден, 7 августа 1870 г., 5 ч. 45 м. вечера

– В Вердене недостает продовольствия: вина, водки, сахара, кофе, сала, сухих овощей и свежей говядины; просьба спешно снабдить оружием 4000 человек мобильной гвардии.

Но посылать было нечего, как показывает следующая телеграмма:

Интендант 6-го корпуса – Военному министерству,

Париж

Шалонский лагерь, 8 августа 1870 г., 10 ч. 52 м. утра

– Получил от главного интенданта Рейнской армии просьбу о 500 000 походных пайков.

У меня совершенно нет сухарей и других продуктов, за исключением сахара и кофе.

Рассказ генерала Фроссара не оставляет никакого сомнения в бедственном для нас положении вещей:

«Общее число наших войск достигало вначале едва 200 000 человек; по приходе различных частей оно могло быть доведено до 250 000, но никогда не превосходило этой цифры. Генеральный штаб насчитывал к 1 августа 1870 г. 243 171 человека».

«Организация материальной стороны была явно недостаточна; командующие корпусами не имели понятия об общем плане кампании. Мы знали только, что встретимся с германскими силами, равными приблизительно 250 000, и что в весьма короткий промежуток времени число это может быть удвоено».

В книге подполковника Прево «Французские крепости в войну 1870 г.» читаем не менее убийственное показание:

«Когда Пруссии была объявлена война, ни в одном из городов, расположенных вокруг немецкой границы, не было подходящего вооружения – в особенности же не хватало лафетов; нарезные стволы и новые орудия были там редкостью; так же обстояло дело с боевыми припасами и провиантом и со всякого рода снабжением».

В трудах генерала Паликао[16] находим такое письмо одного из высших офицеров:

Прибыв в Страсбург (тому около 12 дней), я был поражен слабостью военной администрации и артиллерии. Вы, вероятно, не поверите, что в Страсбурге, этом крупнейшем арсенале на восточной границе, невозможно было найти штыков, круглых щитков и коробок для ружей.

Первое, что говорили все батарейные командиры, это: надо беречь снаряды, потому что их нет.

Действительно, в сражении 7 августа батареи митральез и другие должны были надолго оставить поле сражения и отправиться за снарядами в резервный парк, который сам был весьма скудно снабжен.

6-го, когда был отдан приказ взорвать мост, во всем корпусе – ни в его саперных, ни в артиллерийских частях – не нашлось лишнего пороха.

Пруссаки вошли во Францию одновременно через Нанси, Туль и Люневиль.

Фридрих шел на Париж, преследуя Мак-Магона, а последний, недалекий и упрямый, не мог придумать ничего лучшего, как молиться Реймской Божьей Матери; или, быть может, в трогательном согласии с Евгенией, которая называла этот злосчастный ряд поражений «своей войной», он молился какой-нибудь андалузской Мадонне[17].

Молодой Бонапарт, которого мы называли «маленьким Баденге», а старые «кожаные штаны» заранее величали Наполеоном IV, забавлялся тем, что после сражений подбирал на полях пули, в возрасте, в котором столько детей-героев сражались в майские дни как взрослые.

Смешное примешивалось к трагическому.