Читать книгу Цветы на нашем пепле. Книга 1. Генезис - - Страница 4

Белая, белая, белая смерть,

Пух – невесомей, чем сны.

Как-то Охотник решил посмотреть:

Мифы Пещеры – верны?

И он долетел. Но прежде – ослеп.

А убил его свет луны.

“Книга стабильности” махаон,

т. III, песнь X; мнемотека

верхнего яруса.

– Ты уверен, что мы движемся ТУДА? – спросила Ливьен минут через двадцать полета.

– А ты уверена, что нам нужно ТУДА?

– Да. – Ливьен едва сдержала раздражение.

Рамбай покосился на нее. Вид у него был слегка виноватый.

– Тогда так, – сказал он и под прямым углом повернул направо.

Ливьен принялась про себя ругать его самыми грязными словами, какие только знала в языках маака и махаон. (Кроме этих ругательств на языке противника она не знала больше ни единого слова.)

Через некоторое время Рамбай вновь резко повернул направо.

– Стоп, – скомандовала Ливьен. Но он продолжал лететь, словно и не слыша ее.

Ливьен отстала и опустилась на свисавшую с дерева петлю лианы.

Пролетев метров пятнадцать в одиночестве, Рамбай заложил вираж и, вернувшись, сел рядом, демонстративно не глядя в ее сторону.

С минуту они молчали. Самец не выдержал первым:

– Жена не должна перечить мужу, – заявил он.

– Это у вас. А у нас муж не должен перечить жене.

– Нас соединил закон НАШЕГО племени, – напомнил он.

– Твое племя нас выгнало, и мы летим в мое, – парировала Ливьен.

– Рамбай не станет рабом самки! Запомни это! – в сердцах он ударил кулаком по лиане, и Ливьен чуть не свалилась с нее. Это ее окончательно взбесило. Вот и началась счастливая семейная жизнь.

– Никчемный дикарь! – заорала она. – Ты – маака, понимаешь, маака! Ты летишь ДОМОЙ и боишься признать это! Морочишь мне голову, рыскаешь туда и обратно! Но если ты не приведешь меня в лагерь, я улечу одна. Понял?! Трус проклятый.

Он, наконец, обернулся к ней. Его лицо, казалось, окаменело:

– Я ничего не боюсь. Но я не умею искать при свете. Днем я плохо вижу и почти не чувствую запахов.

И отвернулся снова.

Лишь теперь Ливьен вспомнила, что урании – бабочки ночные. Хотя Рамбай и маака, но он всю жизнь прожил в режиме ураний, и, по-видимому, его органы чувств адаптировались…

– Что ж ты не сказал сразу? – смягчилась она. – Давай, найдем место, где мы сможем переждать день, а с заходом солнца двинемся дальше. Отдохни.

Рамбай мрачно покосился на нее:

– Ты мне разрешаешь?.. – в его голосе слышались язвительные нотки.

“Ну, надо же, – изумилась Ливьен, – мы еще и чувство юмора имеем…”

– О, мой повелитель, – отозвалась она смиренно, – разве я могу разрешать или не разрешать тебе? Я пекусь единственно о твоем благе, и мне кажется, тебе было бы полезно немного поспать.

Рамбай озадаченно помолчал. Лицо его отчетливо отражало напряженную работу мысли.

– Ладно, – прекратил он тщетные попытки разобраться в значении ее интонаций. – Я тут приметил одно подходящее дупло. – Он помедлил, испытующе глянул ей в лицо, и, не удержавшись, добавил: – Рамбай наблюдательный.

– Самый наблюдательный, – поправила Ливьен.

Он неопределенно подвигал бровями, но пикировку решил не продолжать и соскользнул с лианы. Только по нервной, дерганой манере полета можно было догадаться, как он зол. Ливьен с трудом поспевала за ним.

Минут через десять они устраивались на отдых в маленьком, но вполне приемлемом дупле.

Рамбай улегся молча и моментально уснул. Ливьен же снова не спалось. Вечно мучившие вопросы опять навалились на нее, и к ним прибавилось несколько новых.

Например, почему племя ураний изгнало Рамбая, отпустив с ним и ее, в то время, как по логике межвидовой борьбы их следовало убить? Горожане маака обязательно поступили бы с парочкой попавших к ним дикарей именно так, предварительно, конечно же, проведя следствие, дознание, суд, красиво все обставив и убедив себя в том, что поступают единственно верным способом… Так кто же тогда большие дикари?

Мысли о думателях Ливьен просто гнала от себя. Какие-либо выводы по этому вопросу она решила делать только после того, как закончит прерванный разговор с Лелией. Обязательно побеседовав затем и с Сейной.

Главным же, что беспокоило ее, было то, как ее соплеменницы примут Рамбая. Точнее, если уж быть до конца честной с собой, то что они просто не могут его принять. Он – дикарь из племени ураний, а значит – враг; он – самец, а самцов не допускают к участию в экспедициях; он – самец, ведущий себя с абсолютно не допустимой для представителя его пола независимостью… Что рано или поздно Рамбай выведет ее к каравану, Ливьен не сомневалась. А дальше? Она не может предать его.

Реакцию Инталии, например, она прогнозировала в мельчайших подробностях. Та просто-напросто убьет Рамбая, опять же обставив дело так, что все будет выглядеть законно и справедливо…

Нет, надеяться можно только на поддержку Лелии, на ее власть Посвященной. Тут Ливьен вспомнила, что и сама теперь Посвященная. Только вот ВО ЧТО? Лелия так ничего и не успела ей толком рассказать. Но это-то как раз поправимо.

Мысль о том, чтобы, активировав свой Знак, просто приказать соплеменницам принять Рамбая в группу, была отброшена ею сразу, ведь Камень Лелии старше, и если та будет против, она без труда отменит этот приказ.

Сама того не заметив, она заснула, так и не найдя решение этой проблемы.

Ей снился эротический сон. А проснувшись, она обнаружила, что это и не сон вовсе. Что ее крайне обрадовало.

… – Да, именно здесь на нас напал кот, – Ливьен стояла возле освещенных яркой луной обломков палатки Лелии.

– Маака умеют делать грязь, – покачал головой Рамбай.

– Не поняла…

Он молча отвернулся и пошел по поляне, собирая обломки хитинопласта, клочки флуона, пустые капсулы из-под веществ, используемых самками для гигиенических растираний – прополиса, муравьиной кислоты и розового масла… Да, мусору на поляне было навалом.

– Брось! – нетерпеливо крикнула Ливьен. – Лес большой! Полетели!

Рамбай, упрямо не отзываясь, продолжал “санитарную уборку”. Выругавшись про себя, Ливьен, чтобы хоть как-то ускорить процесс, стала помогать ему.

Собрав небольшую кучку мусора, Рамбай костяным ножом взрезал дерн, вынул небольшой его кусок, выкопал ямку, сложил мусор туда, закопал, а затем вернул дерн на прежнее место.

Он повторил эту операцию десятки раз. Через час поляна выглядела так, словно никакого лагеря тут никогда и не было.

Ливьен не стала спрашивать Рамбая, зачем ему все это понадобилось. Это мог быть инстинкт ураний; это мог быть принцип, ведь лес для него – дом, и мусор тут, возможно, так же раздражает его, как ей неприятна была бы грязь в ее городском гнезде.

Как бы ее не злила эта вынужденная задержка, в душе она была солидарна с Рамбаем, ей даже было слегка стыдно перед ним, словно в неопрятности уличили лично ее. И она не роптала.

Рамбай встал в центре поляны, закрыл глаза и стал медленно поворачиваться… Остановился.

– Они там, – указал он рукой направление.

Но Ливьен уже и сама знала, где они должны быть.

– Моя палатка стояла вот тут, клапаном – на север. Мы двигались на восток, значит, новый лагерь – там, – указала она в противоположную сторону.

– Они там, – упрямо повторил он, указывая на запад.

– Этого не может быть, Рамбайчик, – со всей, на какую только была способна, убедительностью в голосе, произнесла она. – Там – прошлая стоянка… – Внезапно она заподозрила, что этот глупый и чересчур уж чистоплотный самец нарочно морочит ей голову, намереваясь пройти по местам всех прошлых стоянок маака, чтобы убрать мусор и там. Это заняло бы у них, минимум, месяц.

– Там, – стоял он на своем.

– Этого не может быть, – повторила она. – Давай сделаем так. Сейчас полетим на восток. А если лагеря не обнаружим, вернемся.

– Давай. Но если твоих самок там не будет, Ливьен больше никогда не станет спорить с Рамбаем.

– И наоборот, – с удовольствием поддержала она.

– Да будет так, – ответил он, недовольно поджав губы, и взмахнул крыльями.

Они летели около двух часов. Никаких следов нового лагеря не было.

– Стой, – сдалась, наконец, Ливьен. – Так далеко они забраться не могли.

Рамбай молча развернулся, и Ливьен, кусая от досады губы, поспешила за ним.

Но что же могло случиться? Что могло заставить караван двинуться в обратную сторону? Ливьен терялась в догадках.

Они миновали очищенную ими от мусора поляну, а еще минут через сорок Ливьен почуяла знакомые запахи. Лагерь был минутах в трех.

Неожиданно Рамбай на лету ухватился за лиану, подтянулся, сделал подъем переворотом и уселся на нее верхом. Ливьен вернулась и спросила, нетерпеливо порхая на месте против него:

– В чем дело?

Вид у него был какой-то странный.

– Сядь, жена, – ответил он лаконично.

Ливьен почувствовала, что происходит что-то серьезное и спорить не стала.

– Рамбаю стыдно, – заявил он и опустил голову.

– Да что такое?! – даже испугалась она. Такой самокритичности от него она никак не ожидала.

– Рамбай говорил, что ничего не боится. Неправда. Я боюсь. – Он поднял на нее умоляющий лазоревый взгляд.

– Я и сама боюсь, – призналась Ливьен. – Будет очень трудно убедить их…

Но Рамбай, не слушая ее, закончил:

– Я боюсь, что маака сделают из меня думателя.

Ливьен замолчала и нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл услышанного.

– Я не знаю, что это такое, – продолжил он, – но мама знала, что это очень плохо.

Детские страхи – самые глубокие. Ливьен взяла его за руку и, не без горечи усмехнувшись, заверила его:

– Клянусь тебе, Рамбай, они не сделают тебя думателем. Ты уже вышел из этого возраста.

Он моментально повеселел:

– Полетели? – сжал он ее ладонь в своей.

– Подожди, – Ливьен почувствовала, что время для признания настало. – Тебе все-таки есть, чего бояться. Лагерь охраняют часовые, у них – автоматы. В дикарей они стреляют без предупреждения… Даже если они не убьют тебя сразу… Сначала мне нужно попасть в лагерь одной, все объяснить и доказать им, что ты – маака, что ты – мой муж, что ты будешь полезен экспедиции…

– Ты хочешь уйти от меня?

– Нет! – возразила она так пылко оттого, что где-то в глубине ее души теплилась эта трусливая мыслишка. – Поверь, если они не пожелают принять тебя, я сбегу и уйду с тобой в лес. Но я должна попробовать. Сейчас мы полетим дальше, но в лагерь я войду одна. А ты останешься ждать. Дай мне один день, только один, и я или позову тебя, или вернусь, чтобы уйти с тобой. – На миг она поставила себя на его место, и поняла, что никогда не поверила бы в искренность этих слов…

Он молча кивнул, отпустил ее руку и, соскользнув с лианы, полетел вперед.

Часовым была Ферда. Она медленно двигалась вдоль границы лагеря, держа палец на курке искровика. Внимательно вглядывалась в чащу, она изредка посматривала вверх, хотя трудно представить, чтобы кто-то решился на нападение с воздуха.

Ливьен жестом приказала Рамбаю молчать и оставаться на месте. Потом порывисто обняла его, поцеловала в губы и, стараясь не шуметь, слетела вниз, к корням дерева, дупло которого он избрал своим временным пристанищем. Сделала несколько шагов и уже набрала в легкие воздух, чтобы окликнуть Ферду, как та, заметив шевеление травы, без лишних слов дала в ее сторону долгую автоматную очередь.

Ливьен припала к земле. И с радостью осознала, что по счастливой случайности пули не коснулись ее.

“Ферда!” – хотела крикнуть она, но от волнения поперхнулась и вместо крика – закашлялась.

Пара густых очередей скосила траву над ее головой. “Проклятие! Она ведь еще и плохо видит в темноте! – вспомнила Ливьен о возрасте Ферды. – Нужно было дождаться другого часового!” Но перспектива лежать здесь, вжавшись в землю и боясь шелохнуться, тоже не слишком улыбалась ей. И она решила рискнуть еще раз.

– Ферда!

Тишина.

– Ферда!

– Кто там? Брось оружие, встань так, чтобы я тебя видела и не двигайся, иначе – стреляю!

Ливьен поднялась и развела руки в стороны, как у маака принято показывать, что ты безоружна.

– Это я – Ливьен!

– Ли?! – не поверила своим ушам Ферда. – Стой, где стоишь! Шелохнешься – убью!

Что она, с ума сошла, что ли?

Ферда сдернула с пояса акустическую гранату и отшвырнула подальше от себя. Оглушительный визг тревоги моментально поднял на ноги весь лагерь.

Спустя минуту все его обитатели стояли вокруг Ливьен, ощетинившись стволами искровиков.

– Откуда ты взялась? – с подозрением и неприязнью начала Инталия. – Как ты выжила, эксперт Ливьен?

Координатор явно с умыслом подчеркнула ее “сомнительную” гражданскую профессию.

– Я что, должна попросить за это прощения? – язвительно отозвалась Ливьен вопросом на вопрос. – Почему вы перебрались обратно?

– Вопросы задаю я! – рявкнула координатор. – Рассказывай подробно, где и как ты провела эти двое суток!

Подозрительность и осторожность свойственны маака, особенно в лесу. Но это было уже слишком. Ливьен огляделась. Лица соплеменниц были полны страха и даже, как ей показалось, ненависти. Что тут произошло, пока ее не было?

Ливьен поискала глазами Лелию. Уж она-то не потеряет самообладание ни при каких обстоятельствах. Но именно ее среди прочих не было.

Инталия направила искровик прямо в грудь Ливьен, повернула рукоять подачи топлива на полную мощность и процедила:

– Если ты немедленно не начнешь отвечать на мои вопросы, я разнесу тебя в клочья. Я НЕ ШУЧУ.

– Я буду говорить только в присутствии Лелии.

– То, что ты сказала, выдает тебя с головой. Лелия найдена вчера утром с горлом, перерезанным махаонским ножом. Только участники экспедиции знали, что она – Посвященная, и ее убили сразу после твоего исчезновения. Я подозреваю тебя… Нет, я ОБВИНЯЮ тебя в предательстве.

Лелия мертва! Какая потеря… Какая несправедливость – погибает именно тот, единственный, кому ты полностью доверяешь… Потому-то караван и повернул назад, что никто, кроме Лелии, не знает цели экспедиции… Кроме Лелии и меня. И она завещала мне…

Ливьен накрыла ладонью Камень диадемы, а когда отняла руку, ровный бирюзовый свет разлился вокруг. Инталия ошарашенно опустила автомат.

“Посвященная! Ли – Посвященная!..” – услышала Ливьен перешептывание за спиной.

– Да, я – маака Сигенон Ливьен – Посвященная. И я приказываю вам продолжать экспедицию, ибо знаю ее цель. Такова воля Совета, Гильдии и покойной Лелии из семьи Чара, Посвященной. – Ее саму удивило, как легко дается ей этот высокопарный стиль. Но она чувствовала, что все делает верно, что она – на высоте. Глаза окружающих восхищенно и радостно смотрели на нее.

– И еще, – продолжала она. – Отныне в экспедиции появляется новый участник, и ни один из вас не должен подвергать сомнению его самостоятельность и право быть одним из нас, быть нашим боевым товарищем. Рамбай! – крикнула она в темноту.

Не шевеля крыльями и абсолютно бесшумно, словно сухой осенний лист, Рамбай спланировал к ней. Лицо его было непроницаемо, как маска.

– Маака Рамбай, – представила она. – Воин и мой муж.

В глазах подруг она прочла недоумение, недоверие и даже брезгливость. Но с законом не шутят. Они подчинятся ей. А вот потом… Совет не простит ей включение в группу самца-дикаря.

А раз так – вперед! Вперед, а не назад. Вперед – к пещере Хелоу! Где и по каким признакам искать эту пещеру? ЗАЧЕМ ее искать? Лелия ничего не успела рассказать ей… Но в Городе и ее, и Рамбая ждет смерть…

– Завтра – отдых, послезавтра с утра – снимаемся, – будничным голосом распорядилась она. – Сейчас: часовые продолжают несение службы, Инталия, Рамбай и… – Она осмотрелась, – … и ты, Аузилина, поможете мне поставить палатку. Остальные – спать.

Повернувшись спиной к Инталии, она двинулась в лагерь.

Свет живого Камня уже начал меркнуть. Она осторожно оглянулась. Две самки и самец покорно шагали за ней.