Читать книгу Восхождение к власти: день гнева - - Страница 9

18:00. Ранний вечерний цикл. Город Тиз-141.

Собрание туч, гнёт погоды, общая серость и уныние достигли своего кульминационного момента – началась самая настоящая буря. Сначала с востока подул штормовой порывистый ветер, а затем грянул гром и полился буйный дождь, спешащий затопить город. Холод и мрак, ливень и ветер стали властвовать над городом, обмораживая странным морозом, невиданного доселе.

Но на капризы погоды мало кто обращает внимание, ибо вокруг Тиз-141 идут непрекращающиеся бои. Отряды полиции, армии, ауксилии и боевые отряды воинствующих инфо-культов топят в крови беззащитное население за «Кругом интеллекта». Легат отдал приказ довести потери среди населения «А-8» и «А-7» до шестидесяти процентов, как наказание за неповиновение и нежелание остановить мятежников. А так же это банальный акт устрашения.

После военных, которым отдан приказ убить тридцать процентов мирного населения, даже не подумавшего взять в руки оружия, пойдут духовники и исповедники, которым вверена роль вбить в сознание одну единственную истину – «восставать против интеллектуальной элиты им не позволено по унизительному статусу рабочих и никто не смеет даже помыслить об этом». Всё ради устрашения, ради того, чтобы вбить мысль о том, что даже мечта о неповиновении наказауема.

Грозная погода как символ всего происходящего – битвы и вооружённые схватки есть буря, которая становится угрозой для существования Информократии. Но то ли ещё будет…

За окном тот же ураган и тот же ветер, касающиеся ледяной рукой всего до чего дотянется, но тут тихо и тепло. Несмотря на общую серость и мрачное затемнение помещения тут комфортно и уютно, потому что сюда не дотягивается вездесущее око «Умного брата», как называют власть. И для чердака многоквартирного и высотного дома тут довольно неплохо.

– Как же ты обнаружила, что тут нет камер? – звучит грубый голос, настроенный в вопросительной интонации. – И как ничего не заметили в Системе надзора?

Мужчина, стоя у окна, в блестяще-сером плаще, сложив руки за спиной, внимательно смотрит в окно, рассматривая те дали в трущобах и квадратных километрах руин старого мира, те места, где сверкают вспышки от взрывов и терзают пространство яркие копья энергетических выстрелов.

– Потому, что на этом чердаке их решили не устанавливать, я так думаю. А возможно просто забыли об этом, – слышится ответ, доносящийся приятным женским голосом. – А что касается Системы… они и так перегружены. У них нет времени проверять, куда ещё можно понатыкать камер.

Парень оборачивается назад. Его чуть-чуть серебристый от седины волос окончательно растрепался, превратившись в копну, немножко колыхнулся, а суровые и холодные черты лица разбавлены лёгкой радостью.

– Маритон, я принесла планшет, – держа в руках небольшое блестящее квадратное устройство, говорит девушка. – Давай посмотрим, что на том диске?

Голова слуги Информакратии склоняется в кивке, и пока девушка готовит планшет, парень не отказывает себе в удовольствии ещё раз посмотреть на неё и как можно дольше задержать взгляд единственного живого глаза. Несмотря на ранения руки и ноги Анна не теряет в своей красоте. Чёрный смольный волос убран за спину, лицо умыто, а ссадины на лице старательно замазаны кремом. И учитывая, что это дом где живёт Анна, неудивительно, что девушка решила привести себя в порядок после тяжёлого дня.

Аккамулярий до сих пор не может понять, как Легат так легко его отпустил, особенно если вспомнить, как Маритон цеплялся за девушку и старательно за ней приглядывал, что за секунду после ранения, что после, в полевом лазарете, когда киберарий решил подлатать Анну. Такой непримиримый борец со всем еретическим должен был его отправить тут же на допрос, так как Маритон поставил под сомнения идейные основы государства, ибо создал угрозу создания более чем профессиональных отношений. Но вместо этого Легат отпускает их по домам, приказывая ожидать его вызова, забирая с собой пленника, важные документы и оставшись понаблюдать, как часть квартала сгинула в вихре адского огня авиации.

– Вот, почти загрузился, – твердит миловидная дама, держа на экране длинные пальцы правой руки, водя по сенсорной поверхности.

– Скажи, Анна, зачем ты пошла со мной? – кидает странный вопрос мужчина. – Ты же знаешь, что это опасно, противозаконно. Тебя могут за это…

– Я знаю, что будет, – понимая, о чём говорит её напарник, обрывает девушка мужчину. – Но ведь то же самое можно сказать и о тебе. Почему ты решаешься получить это знание, если сам ещё с утра обещал убить «Вольника»?

– Анна, душа моя, – с улыбкой на лице и полной свободой чувственного слова, дрожа голосом, делает комплимент Маритон. – Ты умная девушка и должна знать, как я отношусь к этой гнилой власти. И я буду использовать любой способ узнать, за какими ещё преступлениями стоит Информократия.

– Но ты ведь служишь этой власти. Как ты можешь идти против руки, которая кормит тебя? – на прекрасном бледном лице девушки лёг покров удивления. – Помнишь, как ты сам ловил преступников и сажал их? Разве был там твой протест?

– Ты бесконечно права, – чуть усмехнулся Маритон. – Да, angele mea28, я садил тех, кому сочувствую. Я преследовал тех, за готов был заступаться и внимать каждому слову. Но потом, со временем жалость и вера в доброе будущее ушла. И жизнь моя стала похожа на одно монотонное кино и наступила эпоха безразличия для меня. На всё стало просто плевать. Но ты, душа моя… после встречи с тобой жизнь обрела новый смысл. Ты во истину стала душой.

– Душа… умная… ангел… – монотонно и шёпотом перебирает Анна, как будто ищет подвоха в столь высоких словах. – К чему такие слова? К чему всё то…

– Что называется чувствами? – с улыбкой бессилия на губах со шрамом и болью в живом оке, договаривает Маритон.

– Да? К чему? Ты же понимаешь всё. Да ты и меня не знаешь. Ни моего прошлого, ни кем я была до прихода в Систему.

– Да… но я тебя люблю. Я с тобой отработал долгие года и мне этого хватит, чтобы тебя понять.

– И что мне теперь делать с этим знанием? Маритон, ты понимаешь, что нам нельзя и щепотки чувств к друг другу проявлять, – мрачно говорит Анна. – Ты же всё знаешь и прекрасно осознаёшь, что с нами будет. Мы родились не в то время и не в том месте

– Тогда чем лучше этот культ… информационного дьявола, зачем нужен весь этот прогресс?! – на ярое возмущение сорвался Маритон. – Зачем!? Разве мы лучше севера или юга? Пуская они и в бедности, отсталости, но там люди остаются людьми и это главное. Почему мы должны бегать по Системам удовлетворения половых инстинктов… к чёрту это название! Почему мы должны шляться в борделях, чтобы удовлетворить возвышенное чувство, которое терзает нас? Почему мы должны шарахаться по психологам, чтобы заглушить изводящие наши души чувства, которые столь высоки, что не одна таблетка их не перекроет? Анна, почему мы должны прятаться?

– Потому, что на этом держится стабильность и порядок, – сухо выдаёт напарница, понимая терзания Маритона, но продолжая отказываться в них поверить. – Так постановили Апостолы. На этом держится наш мир и если надломить одну из его основ – он рухнет. И те же психо-гипнологи очень сильно помогают. Может тебе обратиться к нему?

Горячие чувства Маритона столкнулись, скрытые под толстым слоем эмоционального льда столкнулись с техническим мышлением девушки, которая, по зову характера, отчасти отформатированного в канве основной концепции Инфо-философии. Парень изо всех пытается ей доказать пламенность и серьёзность чувств, но всё это не принимается мышлением девушки, но отлично ощущается душой.

– Знаешь, Анна, есть один случай, о котором я никогда никому не рассказывал. Это случилось на одном из заданий года четыре тому назад. Ты как раз тогда пришла к нам в отдел, – Маритон нагрузился, каждое слово так и чеканит тяжёлой печалью. – Это произошло в аграрном районе номер три. Нам приказали найти предполагаемых информационных вредителей. Нам говорили, что они занимались распространением незаконной информации, которая могла подорвать веру в идеалы Информократии. Но на точке мы нашли совершенное иное…

– Что же?

– Там было… три традиционных семьи, созданных из «А-8» и «А-7». Всё бы ничего, но у них были дети. Сожители пытались спрятать, вместе с семьями, но нам удалось найти их. Мы сообщили центру и нам отдали единственный приказ – привести в исполнение наказания за грубое нарушение Директив Апостолов, – с каждым, словом голос Маритона становился всё мрачнее и печальнее, а само лицо стало мрачнее туч. – А единственное наказание – показательная казнь. Мы бы могли их просто отпустить, но с нами был инфо-священник, который решил продирижировать показательной казнью. Я отказался исполнять его приказы, и он меня просто отстранил от миссии и приказал конвоировать, – дрожь в голосе практически овладела и душой, отчего парня едва ли не берёт тремор. – Я ничего не мог сделать, чтобы предотвратить те казни. Понимаешь, они их убили… родителей… детей… всех… я ничем не смог помочь.

– А что было позже? – голос Анны выдал лёгкую дрожь.

– А потом меня затаскали по судам и комиссиям, и решили оставить на службе, которую я ненавижу до сих пор. Понимаешь, я ничего не сделал, чтобы остановить убийства.

– Вот почему ты появился тогда спустя месяц после того, как я видела тебя в первый день, – ошарашенно выговаривает Анна, а её прекрасное лицо стало воплощением ужаса и печали. – Как они могли убить детей?

– Да… они с ними покончили прилюдно, чтобы доказать правоту идей интеллектуального фашизма. Анна, а есть ли идеи, которые стоят человеческой и детской крови? – потерянно задаёт вопрос Маритон. – На земле нет такой стабильности, что окупалась бы кровью тысяч невинных человек. Нет её. Все обратные утверждения либо заблуждения сумасшедших фанатиков, либо ложь имеющих власть, чтобы прикрыть собственный произвол. – Слуга Информакратии на секунду замолчал, чтобы вновь стерпеть весь каскад воспоминаний, нахлынувший на сознание разрушительной волной.

– О чём ты задумался? – с трепетом вопрошает Анна. – Давай отвлечёмся от этого. Всё произошло так давно и не стоит это вспоминать.

– Не могу, – дрожит речь аккамулярия. – Картина тех дней до сих пор стоит перед глазами. Практически каждую ночь я вижу лики тех ребятишек в кошмарах.

Девушка приближается к своему напарнику и по-дружески его обнимает, стараясь унять муки, идущие за прошлым. Мужчина чувствует теплоту и покой, как только дама прикасается к нему и мёртвая рука страшных воспоминаний отпускает память и душу несчастного человека, даруя ему моментный покой. Как только напряжение отступило, напарница отходит от Маритона, а мужчина к ней устремляет вопрос:

– Анна, скажи, если бы мы жили в другом месте, то может, смогли бы мы быть вдвоём? Там, где нет этих идиотских правил и Директив? В том месте, где человек ещё может быть человеком?

– Не знаю, – растерянно отвечает Анна. – Я не понимаю, как можно что-то чувствовать и тем более любить. Но к тебе я ощущаю нечто странное. Какую-то тягу, которой у меня нет даже к друзьям. Не могу ответить, – с взглядом, полным невинности, направленным прямо в душу мужчины, говорит мягким голосом девушка. – Честно, не знаю.

– Хорошо, – тяжко соглашается Маритон, переходя на более приятную тему. – Давай лучше перейдём на более… приятную тему. Так, где мой диск. – Рука скользнула в карман, и вынимает дискету, протягивая её напарнице.

Пальцы дамы сжались на диске и взяли его, вставив в небольшой разъём. Пара секунд и на экране планшета, сменив заставку в виде двух перекрещенных молний, открывается окно, в котором содержится по три папки.

– Фотографии, видео, документы, – перечисляет Маритон. – С чего предлагаешь начать?

– Давай интересное оставим на потом. Начнём с документов.

– Хорошо, открывай.

Палец девушки скользнул по экрану и открыл папку с соответствующим названием. В ней тут же показалась гряда различных текстовых файлов со странными названиями, которые никогда не изучались аккамуляриями. Каждый документ имеет перед собой одно название «Исполнительное руководство». Только после каждого подобного названия следует целая чреда других – «Стерилизация», «Чистка», «План по сокращению» «Доктрина благого геноцида».

– Что это? – с удивлением произносится вопрос. – Их тут двадцать штук.

– Открывай содержимое, Анна. Посмотрим. Давай вот этот.

Палец девушки скользнул и документ под названием «Исполнительное руководство: Стерилизация». Перед напарниками открывается не текст, а на первом электронном белоснежном листе гриф «Абсолютно секретная информация».

– Может не нужно? Тут как видишь, секретно. Это может быть опасно.

– Листай, Анна.

Взгляд двоих тут же пал на текст: «Апостолы приказывают утвердить на приграничных Доменах программу принудительной стерилизации населения среди програманн группы «А-8», «А-7», «А-6» «В-5», «С-6», чтобы предотвратить незаконный и неконтролируемый рост несанкционированного населения и тем самым обеспечить достаточность ресурсов на содержание интеллектуальной элиты и поддержать популяционную стабильность».

Текст продолжается ещё на тысячи букв и десятки страниц, разливаясь на килобайты данных, которые могут шокировать даже самого подготовленного человека. Тут всё – и как стерилизовать, в каких объёмах, как поступать с теми, кто отказывается пройти эту программу и как скрыть в тайне всю компанию по ограничению населения.

– Святые инфо-духи, – шокировано содрогается дама. – Что это такое?

– Цена стабильности, дорогая моя, – констатация факта переходит в иронию. – Говоришь, на этом держится и должен стоять наш мир?

– Я не могу поверить, – шок переливается в печаль. – Как такое возможно?

– Давай дальше. Чувствую там много интересного.

Рука девушки пару раз шевельнулась и глаза уже жадно пожирают информацию со следующего документа с названием «Исполнительное руководство: План по сокращению», смысл которого таков: «Апостолы приказывают начать на приграничных и срединных Доменах сокращение населения среди тех, кто не входит особо интеллектуальные группы програманн. Данное подразумевает физическое устранение того количества населения на то число, на которое будет превышение количества интеллектуальной элиты. Ликвидация проводится в целях очищения высокоинтеллектуального народа от слабоумных, интеллектуально не одарённых и слабых элементов, которые противодействуют прогрессу. Их уничтожение необходимо, чтобы поддерживать контроль интеллекта над физической силой, обеспечивать большим количеством ресурсов интеллектуальную элиту и во имя правопорядка, а значит и стабильности, так как когда количество вредоносных элементов станет критически большое количество, то возможен бунт против высокоинтеллектуальной власти».

В этом документе так же описываются все инструкции по уничтожению, начиная от расстрела случайно попавшихся лиц, до составления ликвидационных списков и их исполнения посредством сожжения целых кварталов.

– Как же так можно?! – яро возмутилась девушка.

– Ведь это основа стабильности, Анна. Ты же видишь, что для некоторых лиц слишком много благ получается, а откуда они? Естественно, отобрали у тех, кому они причитаются, точнее, убили и забрали, чтобы не делиться.

– Но ведь это…

– Плохо? – подхватил мысль парень. – Анна, не забывая, что сказано в той проклятой инфо-проповеди, которая даёт понятия о том, что хорошо или плохо, – с ликом, едва искажённым в порыве ярости, возмущённо заговорил Маритон. – «Всё, что необходимо – методы и средства, нужные для утверждения власти Информократии и торжества идеологии, которую нам подарили Апостолы, является изначально праведным и справедливым. Кровь неверных и их смерть – вино и хлеб Информократии. Всё, что попытается противостоять установлению власти и идей Апостолов – нечестивая инфо-ересь, которую следует уничтожить».

– Давай лучше перейдём к фотографиям. Прошу, – взмолилась напарница. – Пожалуйста.

– Давай, – небрежно кинул Маритон. – Но не думаю, что будет лучше.

Палец девушки вновь скользит по экрану и заставляет систему перейти в папку, где хранятся фотографии и их сотни. На каждой штамп «Абсолютно секретная информация». И все фотографии несут столь разную информацию и разнообразные графические изображения, но все они до последней отражают единственную суть – изуверство. Груды растерзанных пулями, сожжённых и вымоченных в кислоте тел, как доказательство выполнения плана по сокращению ненужной популяции. Чёрно-белые снимки камеры, которая фиксировала налёты авиации на отдалённые общины и деревни, сгнившие в яркой вспышке взрыва бомб. Изображения рассечённых тел на медицинских столах – результаты бесчеловечных экспериментов, из которых следовала информация о действии и свойствах человеческого организма. Всё больше возникает фотографий на электронных полотнищах являющие жуткие картины – ряды органов, вытащенных из тел програманн «А-8», приготовленных к пересадке к более «правильным» людям, которым срочно понадобилась операция, и они решились взять нужные «запчасти» для собственных тел из организмов «расходного материала».

– Что это?! – крик девушки являет собой помесь страха и озлобленности. – Как так можно поступать с людьми? Они же такие, как и мы, такие же! Как… – Слова Анны перешли в слёзный плач и щёки с ямочками блеснули горячей слезой.

– Это основа Информократии. Это то знания, та информация, которую они не хотят предоставлять всему народу, ибо вызовет ряд неудобных вопросов. Да и соседние страны это терпеть не станут, возможно.

Слова Маритона прошли мимо ушей. Анна погрузилась в себя, в голове витает тысяча мыслей, несущих только одну – как можно так долго служить Апостолам на чьих руках столько крови? Они палачи собственного народа – эта мысль дошла только сейчас до разума бедной Анны, которая отказывается поверить, что лелеяное ею устройство общества рождает таких демонов, которые во имя культа информации готовы пускать под нож живых людей и методически от них избавляться, словно это какие-то вещи.

Маритон видит состояние девушки. Она плачет, и слёзы текут из её глаз солёным градом, начиная капать с подбородка. Смятение и ступор медленно ползут по её душе, и она готова впасть в истерику, но этого допускать нельзя. Правой рукой мужчина берёт из рук девушки планшет и суёт в широкий карман плаща. Левой подтягивает к себе, зажав в тёплых объятиях. Это объятие не вызывало у мужчины и толики положительных эмоций, ибо прижать к себе рыдающего человека, значит, отдать ему часть своего тепла, поработать донором эмоций. А вот у Анны на душе стало чуть спокойней. Тяжёлая и объёмная рука Маритона прижала её, как котёнка, который желает спрятаться подальше от ужасов алчного и хищного мира. За напарником можно спрятаться, как за бронёй танка и не чувствовать на себе терзания страшной руки Инфо-философии во имя которой люди режут друг друга, как на бойне.

– Там ещё видео осталось. Досмотрим?

– Давай попробуем, – дрожа, ответила Анна.

Пара кликов по экрану и перед двумя аккамуляриями воспроизводится видео. Сначала промелькнул знакомый гриф, затем и стала идти динамичная картинка. Пустырь. Только низкая жёлтая трава колышется на ветру. С одной стороны трое высоких статных мужчин в военной чёрной форме, с другой клетка с пятью людьми. Женский голос за кадром:

– Те, кто в клетке приговорены к смерти, но мы нашли им другое применение. Есть информация, что развлечения хорошо способствуют улучшению эмоциональной стабильности человека. Так что сегодня у нас отличное развлечение, в котором нам помогут приговорённые. Хоть на что-то годится этот биомусор.

И понеслось, то, что ввергло в шок. Двадцать минут съёмки представляют собой нарезку из десяти видеороликов, как интеллектуальная элита, те, кто умнее и «мудрее» всех развлекается, истязая и охотясь, убивая или калеча тех, кто решился отойти от основ учения Церкви Макшины и слова апостолов. На каких-то видео людей просто расстреливали после пяти минут погони, но на некоторых обычных нищих или работяг мучили до смерти – загоняли щепы под ногти, разрезали по кускам, заставляли питаться отходами до смерти от отравления или закачивали смертельную дозу наркотика, чтобы позабавиться, смотря как люди умирают от дури. Видеоролик закончился предупреждением, что он только для внутреннего пользования и «непосвящённым» лучше не знать о нём.

– Старый Бог, я не могу это… это…

– Принять, – понимая, что хочет сказать Анна, договаривает за неё Маритон. – Но придётся, если мы хотим жить в этом мире, в этом городе. – Рука мужчины устремляется в сторону окна, передав планшет девушке. – Посмотри, там тот идеальный и великолепный мир, построенные на науке, справедливости и правлении самых просвещённых и умных людей, у которых есть только информация и никого добра или зла, нет и морали. Анна, и чтобы продолжать так жить мы должны всё это принять. Все преступления и изуверства над людьми. Весь произвол. Это должны мы забыть и жить, как будто этого нет, если хотим продолжить жить в… «стабильном мире».

– Зачем мы это сегодня узнали? – растерянно говорит Анна, с риском снова оказаться в истерике. – Что делать теперь с этой информацией, Маритон? Помоги мне. Прошу тебя.

Мужчина ничего не ответил. Он лишь взял планшет в свои руки и свернул на нём все окна и вытащил дискету, а само устройство отшвырнул на пыльное и старое кресло. Маритон просто-напросто прижал к себе девушку, пытаясь согреть, но не теплом тела, а гаснущим с каждым годом огнём души. В этот самый момент девушка уставили на него тёплый взгляд оливковых очей. Они сравнялись губы к губам, и, чувствуя непреодолимую тягу, стали тянуться друг к другу, исполненные огнём чувств и желанием поцелуя.

Но внезапно раздаётся звонок в кармане слуги Информакратии, оборвавший столь важный момент. Сила звонка такова, что на раз отбросила всякую тишину и трепет момента.

– Я вас слушаю, – раздражённо говорит в трубку Маритон.

– Говорит Легат. Мы должны встретиться там, где собирался Комитет. У нас заседание по итогам операции. Вы нам нужны. Жду вас. Постарайтесь не опоздать и захватите с собой напарницу.

Как только вызов был окончен на чердаке повисла абсолютная тишина. Анна практически вошла в ступор, но что-то её держит от состояния глубокого шока. Она сегодня испытала крушение всего мировоззрения и системы ценностей. Человек опустошён, лишён основы жизни. Девушка посматривает в глаза мужчины и понимает, что есть иной смысл жизни, что-то, что выше всякой идеологии или стабильного общества. Та нежелательная информация, гнетущее знание открыло истину не только на всё проклятие Информократии, но на то, что стоит выше всякого материального.

– Пойдём, милая моя, – безрадостно говорит Маритон, зная, что близится конец спектакля, устроенного Легатом. – Нас ждут.