Читать книгу Капитан Книжного моря - - Страница 2

Лилит

– Лиля! Что ты творишь?! – голос мамы настигал, добирался до ушей, как Лилит ни пыталась заглушить его грохотом вещей, которые закидывала в чемодан. – Так нельзя!

– Этот придурок на меня замахнулся, – Лилит швырнула чёрный свитер поверх красок и альбома. – Мне правда жаль, что тебе плевать, или что у тебя отсохли глаза… Ты даже не видишь, как он к тебе относится… какой уж тут «защищать дочь, когда ей делают больно».

– Неблагодарная! Что ты такое говоришь?! Опять будешь вспоминать тот бред, что несла 2 года назад? И вообще, он на тебя всего лишь замахнулся, ты сама с каменным лицом стояла…

– Не мешай пожалуйста собирать вещи. – Лилит, сама не понимая почему, сдержала себя от более обидных слов. – И не пытайся меня вернуть. Я остаюсь у бабушки, а дальше… дальше посмотрю.

– Юлиана, – послышался грубый мужской голос. Его обладатель пыхтел в попытках показать, насколько его не волнует происходящее, – Пусть уходит. Нашей семье не нужны предатели.

– Вот и славно, – Лилит захлопнула чемодан и направилась к мраморной лестнице.

– Лиля, прошу тебя! Не разбивай отцу сердце…

– Лилит. Меня зовут Лилит. И этот убоюдок мне не отец.

– Если что… – мама перестала за ней бежать, остановившись наверху лестницы. Лилит обернулась. Мама стояла на фоне мраморных стен в домашнем платье красного цвета, и походила на сердце, бьющееся, трепещущее, но оставленное на белом снегу, – звони.

Этот урод был помешан на мраморе. Лилит от него тошнило. И от мрамора, и от урода. А ещё от французских песен. Она уже не могла спокойно распевать их на очередном приеме хором с Артуром и изображать любящую семью. Никакой семьи не было изначально, была лишь игра на публику.

И от кома, мешавшего дышать, тоже делалось дурно. Разве что чуть-чуть.

Лилит промолчала. Было понятно: даже если она «позвонит», мама выберет его. Потому в следующую секунду Лилит пронеслась мимо Ариадны, домработницы, одарив женщину виноватой улыбкой. Хотелось, конечно, с ней попрощаться, но нужно было бежать. Иначе от прошлого не укрыться.

Хлопнула тяжёлая дверь, и в следующую секунду Лилит неслась по садовому гравию к калитке. Чемодан подбадривал громыханием о мелкие камешки. Она до последнего надеялась, что мама выбежит, выгонит этого ублюдка драной тряпкой, заберёт их с Эрикой, и они уедут… Но этого не произошло.

Эрика.

Ее оставлять было больнее всего.

Деревья, окружавшие элитный посёлок, словно пытались подбодрить Лилит ласковым шуршанием, а звёзды – тёплым мерцанием. Но она ничего не видела и не слышала. Даже её сиреневая прядь словно поблекла, а цепи и звёздочки на кожаной куртке превратились в пушинки и перестали звенеть. Словно все вокруг слилось с ее чёрными волосами и одеждой.

«Первое предательство… наверное, это всегда так больно… – подумала Лилит. – ничего, зато второе будет полегче…»

И разрыдалась. Только сейчас она дала волю чувствам. Подумала остановиться, чтобы перевести сбившееся дыхание, но не хотела. Прошлое нагоняло. Потому ускорила шаг, не замечая, как чемодан больно бил по пяткам.

«Интересно, Эрика меня однажды простит? – Думала Лилит, смотря на ночной город сквозь большое окно пустого автобуса. Стекло приятно холодило разгоряченный от бега и мыслей лоб. – В любом случае, сейчас я не могу поступить иначе. Ублбдок запретил мне к ней приближаться, а это значит, видеться мы сможем лишь когда ей будет хотя бы 16… Даже если сейчас её тайком увижу, она снова меня вспомнит, будет плакать, говорить маме, будет скучать. Ей будет больно. Черт, ей уже больно. Какая же я тварь…»

Лилит представляла, что автобус увозит ее дальше от боли, тоски, страха. Что все они выпадают из окна и разбиваются о шоссе, налетают на машины и фуры. Бабушке их везти не хотелось.

Бабушка Рина была папиной мамой, потому Ублюдка тоже не жаловала. За это Лилит была особенно благодарна. А ещё – за то, что бабушка пока была рядом, вовремя напоминая о папе и о том, что он ее защищает. Лилит улыбнулась. Вот он бы точно спустил этого ублюдка с лестницы.

Тензи

Это была первая ночь без папы. Он нашёл хорошую работу в большом городе, в котором удачно жил и его близкий друг, у котрого папа и поселился. Для Тензи места во-первых не было, во-вторых она отказалась уезжать без лучшей подруги Лилит. Папа посчитал разумным не тревожить дочь переездом и сосредоточиться на работе. К тому же, ей предстоит учеба на первом курсе филфака. Переезд и большой город будут сбивать её с ритма.

Тензи снилось, будто она смотрела в окно. За ним приветливо улыбался первый июньский закат. А закаты она любила, потому они часто появлялись в её снах, из которых рождались сказки, картины и иллюстрации. Когда обращаешь к нему взгляд, создается впечатление, что он тоже смотрит на тебя мечтательными, добрыми глазами, и поневоле начинаешь говорить с ним. Он слушает, не перебивая и всё понимает. С ним спокойно, хорошо и интересно… Он точно не причинит боль…

Тензи продолжала смотреть в окно. В Домишке грех этого не делать: всего лишь 3 пятиэтажки возле станции не закрывали небо. Снаружи сгущался туман. Вдруг прямо к ее окну спустилось небольшое облако.

– Привет, – она повернулась к нему.

– Привет, – ответило облако. Голос его был весёлым, но мудрым… такое сочетание редко встречается, – Закат сказал, ты долго и сильно грустишь и совсем утратила веру в лучшее. А мы не можем оставить таких людей плакать в одиночестве. Тем более если это такая милая девочка.

Тензи стало тепло после слов облака. В душе затрепетала надежда. И она решила задать вопрос, который мучал ее уже многие годы:

– Скажи, почему все, кто меня любят, так далеко? Мамы нет уже восьмой год, папа один в большом городе, – спросила она дрожащим, едва слышным голосом.

– Ну, они далеко, потому что ты к ним сейчас подойти не можешь, это да, – облако посмотрело так, будто она спросила, круглая ли Земля, – но если закроешь глаза, ты же можешь почувствовать их руки у себя на плечах. Ты разве не знаешь, что они всегда рядом?

– Тогда почему я не могу к ним подойти? Зачем кому-то – Богу, вселенной, не знаю, кто там сидит – посещать нас так далеко? Почему вокруг одно одиночество? Бывает, искренне делаешь что-то для человека, а ему все равно! Даже просто начнешь делать то, что тебе нравится, вкладываешь в это душу, а тебя только раскритикуют! Или когда тебе плохо, нужна помощь – никто не откликнется и не поддержит! И прийти с этим не к кому, берёшь и одна продираешься, как сквозь шипы! – По её лицу побежали слёзы.

Облако нежно коснулось ее руки:

– К сожалению, в мире много лицемерия и ненависти, но любви, искренности и доброты все равно больше! Я не раз летал над миром, и видел немало искренних и бескорыстных людей. Да и потом, знаешь… по-моему не совсем справедливо с твоей стороны так говорить, когда у тебя есть Лилит. Закат порой жалуется, что сиять не может без перебоев: небо от вашего смеха так и трясёт.

– Да, конечно, я очень люблю Лилит… Но она же только одна!

– Просто другие, как и ты, не показываются. Они сидят и разговаривают с Закатом. Вы ищите друг друга, и вы встретитесь!

– Но как? Я даже не знаю их имен!

– А это не важно. Таким сильным чувствам, какими наполнены ваши сердца, не помешают никакие расстояния. Возможно, некоторые из них совсем рядом… Просто стоит поискать получше. Возможно, кого-то ты встретишь во сне, а однажды поймёшь, что этот человек искал тебя и наяву.

– Но как же я узнаю, что встретила своего человека?

– Просто дари миру светлые чувства, и ищи тех, кто поможет тебе в этом. И тогда вы обязательно встретитесь. Закат вам поможет!

Тензи нежно погладила облако. Такое прохладное и пушистое, но в то же время тёплое и… родное. Сердце расправило крылья. Стало светло и радостно…

– Спасибо тебе, – сказала она. – Я и вправду порой скатываюсь в уныние и не замечаю, сколько всего у меня уже есть. А сколько будет!

…

Добрая, искренняя улыбка не покидала лица Заката. Он смотрел на Тензи и Облако глубокими, сияющими глазами, и искренне радовался. Ещё один человек вернулся к себе. Разве это не счастье?

Засыпая, Тензи увидела на столе раскрытую книгу. Ну конечно, ее она читала до того, как загрустила. Буквы словно затанцевали под красивый музыкальный гудок, образуя хоровод из слов:

Эдгар

Жизнь Эдгара вместилась в один чемодан. Так продолжалось не первый год. А если быть точным – с момента окончания педагогического училища. Общежитие, по сути, было единственным «домом», в котором он прожил больше полугода. Хотелось забыть Линду. Она должна остаться максимум цветком на дороге до нового пристанища.

Эдгар дошёл до станции. Небо ноябрьского утра подернулось свинцовыми тучами, резкий ветер трепал волосы и хлестал лицо, подгоняя идти. Эдгар и так бежал со всех ног, о которые бил кожаный чемодан на колесиках. Забывать больное и дорогое он привык, эти два слова давно стали для него синонимами.

Они с Линдой были коллегами, он – учителем литературного чтения, она – педагогом физкультуры. Заводная и яркая, со светлыми волосами и голубыми смеющимися глазами, Линда была цветком счастья. Который он пытался пересадить в пустыню.

Всё шло хорошо: они гуляли, смеялись над проделками детей и жалобами родителей, хотели съезжаться…

Эдгар хотел бы, чтобы у него диагностировали депрессию.

Всё началось с малого: апатия, плохое настроение. Не было сил даже голову помыть, не то, что пойти гулять. Линда убедила его обратиться к психотерапевту. Пусть на нормального врача (первый посоветовал сходить и выгнать бесов с помощью исповеди) найти удалось не сразу, Эдгар, к его несчастью, убедился, что он в порядке. Просто нужно научиться справляться со стрессом. Конечно, что могут эти врачи. Только и сидят в своих поликлиниках за мизерную зарплату, без какой-либо мотивации работать, решил Эдгар. С ним явно было что-то не так. Он просто не мог работать, достигать целей, как все. Ему труднее. От него всегда все отворачивались.

Даже Линда. Сначала они стали меньше видеться, потом он заметил её с другим. Тогда Эдгар снова собрал вещи, уволился из школы и сел в первый поезд в неизвестном направлении.

Бежать.

Бежать от боли, иначе она убьёт. Сначала его бросила старшая сестра, оставив с пьющим отцом, а теперь – любовь… Нет, ему нельзя никого любить. И тем более – требовать любви к себе. Оба варианта значат сделать этих людей несчастными.

Эдгар посмотрел на билет.

Вагон 7, место 7. Станция Вечерняя.

Хмыкнул, что забавно прозвучало в сочетании с густыми тёмными бровями и складкой у переносицы. Ну и название у нового пристанища. Точно конфеты из маленького магазина под домом.

Пройдя через кондуктора и дотащив чемодан до места, Эдгар задремал. Ехать предстояло несколько часов, выспится.

Ему снилась сестра. Снова. Вернее, Эльвесту во сне он не видел. Была удаляющаяся тенью, которую Эдгар пытался догнать.

Вокруг что-то шумело, кто-то огромный кидался стульями, вазами… а ещё пел. Какие-то ужасные песни, какие обычно поют огромные мужчины с усами в тельняшках. Этот страшный великан хотел найти Эдгара, швырнуть бутылкой, столом… Эдгар убегал, стены вокруг росли, коридор расширялся, а Эльвеста убегала все дальше. Он звал её, плакал, просил прощения, сам не помня за что. Но она не оборачивалась, не слышала, либо не хотела слышать. Коридор закрутило, Эдгар не мог подняться, мужчина со столами и бутылками нагонял. Эльвеста исчезла в световом пятне. Она хотела убежать. От него убежать.

– Молодой человек! «Вечерняя!» Приехали! Дальше – Депо.

Бодрый голос пожилого кондуктора выдернул Эдгара из кошмара.

Снова снился отец. И Эльви. Она ушла, когда ему было 5 лет, даже не попыталась забрать Эдгара с собой. Он жил в пьянках отца, не раз попадал под горячую руку. Эдгар ждал сестру, ждал, что однажды она прийдет и заберет его… А Эльви так и не пришла. Он понял, что должен забрать себя сам.

Как-то дожил в этом аду, ходил в школу в синяках и падал на уроках в голодные обмороки. Его часто забирали органы опеки, и тогда он ночевал в детской комнате милиции или в детдомах. Но отцу каждый раз удавалось его забрать…

Единственной радостью была старшая сестра Эльвеста. У них была разница в возрасте примерно 10 лет, точно Эдгар не помнил.

На столе невесть откуда взялась книга. Вроде, когда он засыпал, ее не было… Может, осталась от предыдущих пассажиров, а он был сонный и не заметил? Взгляд моментально выцепил слова:

Эдгар хмыкнул. Глупая фраза, но было в ней что-то знакомое, манящее, утерянное… что-то, за чем он тащился с чемоданом наперевес в новое Богом забытое место. Уже который раз.

«Ни к чему эти сентиментальные мечтания,» – подумал Эдгар, накинул тяжёлое чёрное пальто, стащил чемодан с полки и погромыхал в новую жизнь, где старых проблем точно не будет. Так он думал.