Читать книгу Шторм изнутри - - Страница 3

Кай проснулся от того, что в келье горел свет. Слабое свечение едва пробивалось сквозь сомкнутые веки, но, тем не менее, раздражало, словно назойливое насекомое, и гнало сон прочь. Кай потер лицо ладонью и поднялся, сев на своей твердой лежанке. Посмотрев на себя, он обнаружил, что уснул в верхней одежде – прямо как пришел. Бронзовый хронометр, за неимением какого-то вразумительного корпуса раскинувший свой механизм по стене, показывал ранний утренний час – выходит Кай проспал всю ночь, отключившись от усталости, сразу после возвращения.

Желтый электрический свет едва освещал тесное жилье, иногда он подрагивал или еще больше терял и без того слабое напряжение, окутывая углы и щели в густые тени. Келья была крохотной комнатушкой, вырубленной в сплошной каменной стене одного из коридоров Подземелья.

Подземелье.

Здесь многие так жили – в тесноте, способной вызвать клаустрофобию, и уж точно каждый привык к давящим низким потолкам, обозначающим тонны и тонны земли и камня до поверхности. Большинство даже никогда не видели настоящего дневного света, многие из обитателей Подземелья ослепли бы от пронзительно острых солнечных лучей, а некоторые… «люди» едва переносили и электрический свет.

Местные жители не стали дожидаться, пока природа поможет приспособиться к жизни в туннелях. Модификации тела оказались подходящим способом адаптировать свой организм – как, скажем, операции на глаза, чтобы видеть во мраке – и, благодаря своей популярности, переросли в культурный феномен подземного общества, сделав модной тенденцией заостренные уши и утонченные черты лица. Порой изменения становились совершенно кардинальными, сохраняя только общие человеческие черты. Жители Подземелья вживляли дополнительные суставы, заменяли пальцы и даже протезировали копыта, подстраивая тело для обитания в системах пещер.

В келье Кая стоял лишь монолитный каменный лежак, обильно устланный соломой и укрытый тряпьем, да тяжелый дубовый стол с ящиком, непонятно как втиснувшийся в дверной проем. Вдоль одной стены были развешены несколько предметов одежды, а оставшееся пространство до угла было заклеено желтыми газетными вырезками, будто Кай хотел скрыть холодные каменные стены кельи, но забросил это занятие, едва начав. Последним, что занимало столь малое пространство комнатки, был сундук, стоящий вплотную к лежанке; он просто оброс серой пылью, и, казалось, его никогда не открывали, непонятно для чего отняв место у комнаты.

В дверь тихо постучали. Кай не ответил, он даже не пошевелился, будто и не слышал стук. Скрипнув, тяжелая, обитая нержавейкой дверь приоткрылась. Кай специально не смазывал петли, чтоб никто не смог войти бесшумно, пока он спит. Сквозь приоткрывшийся проем на пол кельи упал дрожащий свет коридорного факела. Во многих туннелях Подземелья использовалось электричество – где-то целые магистрали ярких синих ламп дневного света, где-то ряды ретроградных плафонов с лампами накаливания, но Кай обосновался в том ответвлении коридоров, где электрический провод был скорее излишней роскошью, чем бытовой необходимостью. Тем не менее, электричество в своей комнатушке он устроил.

В проеме приоткрытой двери показалась женская голова с копной лохматых русых волос.

– Ты здесь? – Спросила голова.

Кай опять промолчал, но теперь уже обратил на гостью пустой взгляд. Она в свою очередь юркнула внутрь кельи и закрыла за собой дверь, прижавшись к ней спиной, да так и осталась стоять. Это была миниатюрная девушка с привлекательной, хотя и излишне худой фигуркой, и милым узким лицом, постоянно сохраняющим выражение какой-то наивности и удивления. Ее звали Доминика – она предпочитала ходить с перепутанными волосами и в одежде, наименее скрывающей ее загорелую под искусственным ультрафиолетом кожу.

Кай довольно нескромно оглядел девушку, подняв взгляд вдоль длинных ног, открытого живота и дальше, остановившись на темных глазах.

Она уже привыкла к его молчаливому характеру и не стала дожидаться приглашения, чтобы усесться на довольно жесткое монолитное ложе рядом с ним. Устроившись, она откинулась назад, к стене, тогда как Кай сел на краю кровати, уперев локти в колени, так что девушке оставалось разглядывать его сгорбленную спину.

– Завтра ты уйдешь, да? – Спросила она.

Дернув плечом, Кай негромко ответил:

– Ты же знаешь, это решит Совет.

– Да хватит прикидываться! – Вдруг вспылила она. – Ты и сам прекрасно знаешь, за что проголосует Совет! Почему ты продолжаешь делать вид, будто завтра все может измениться?

– Потому что пока что я житель этих крысиных нор! – Резко ответил Кай, но затем продолжил уже спокойней. – Я не жажду уйти из Подземелья, и лишь завтрашнее решение заставит меня это сделать. Сама знаешь, эти старые шакалы давно ищут повод, чтобы прогнать меня подальше из туннелей, и вот теперь у них есть не просто шанс, а надежная причина. Мне хорошо здесь, хотя я и пришел сюда сверху, – Кай зачем-то показал пальцем в потолок. – Уйду ли я – решать только им, и, если вдруг что-то невероятным образом измениться за этот день, и Совет внезапно позволит мне остаться, уж поверь, я наверх не тороплюсь. Но раз мне нужно уйти, не волнуйся, там я не пропаду. – На последнем слове он усмехнулся каким-то своим мыслям.

– Какая разница, – поднимаясь с лежанки, продолжил Кай, – все равно мы ничего не можем изменить.

– Как ты можешь так? Как будто тебя ничего не волнует.

– Меня очень много чего волнует, – Кай стянул пропитанную по́том толстовку, чтобы сменить ее на что-то более свежее, но на вешалке нашлись лишь такие же нестиранные вещи. – И в данный момент меня волнует то, что пора идти.

Доминика нахмурилась, но ничего не сказала, она принялась разглядывать татуировки, покрывавшие плечи Кая.

Рисунки, выбитые на его коже, были целым произведением искусства. Каждый из них был настоящей картиной, и все вместе они составляли единое полотно. С него можно было содрать шкуру и повесить над камином в гостиной, вместо морского пейзажа или головы подстреленного на охоте оленя.

На его теле можно было найти и рисунки, и символы, и формулы, и строчки слов. Общий смысл всех этих татуировок был непонятен, но, если присмотреться к отдельным, можно было уловить несколько устрашающее значение. Например, один довольно крупный сюжет изображал прикованного цепями к полу огромного кашалота, которого стоящие вокруг крошечные, по сравнению с ним, человеческие фигуры кололи острогами в беззащитные бока. Кашалот приоткрыл пасть в беззвучном стоне боли, а по блестящей коже стекала красная кровь. Художник – бесспорно мастер высокого класса – тщательно прорисовал все детали, отчего изображения выглядели очень реалистично и живо. Так, на другой иллюстрации в подробностях разворачивалась сцена разрушающего здание цунами, и в окнах искалеченного дома можно было разглядеть крошечные фигуры людей, которым суждено утонуть.

Многие рисунки были сделаны в иконическом стиле, какие-то были похожи на наброски карандашом, но большинство из них все-таки были полноценными картинами. И все они не то связывались, не то разделялись строками, символами или стихами. На современных языках, на мертвых, но используемых, или даже на каких-то неизвестных наречиях – не то заклятия, не то шифры. От шеи по всей спине в три столбца, каждый из которых обрамлялся индивидуальным узором, узкими строчками был вытатуирован довольно длинный текст на абсолютно неизвестном языке, казавшийся скорее красивым импровизированным узором, чем имеющим какое-то значение письмом.

И все это выглядело цельным. Словно красивая легенда, рассказанная на его теле, или история бога, как в религиозных талмудах. Казалось, если найти начало этой истории, то можно с легкостью прочесть ее, она сама раскрутится, как спираль, но каждое из изображений могло быть и первым, и последним, невозможно было догадаться, какие из слов или формул могли оказаться началом.

– Что все это значит? – Произнесла Доминика, как бы размышляя вслух, но Кай вопросительно повернулся, не понимая, о чем речь. – Ты никогда не рассказывал мне обо всех этих татуировках, – пояснила она, – нельзя же бессмысленно покрыть свою шкуру иллюстрациями к роману или вроде того. Они что-то обозначают?

– Да. – Просто ответил Кай.

Доминика поморщилась – терпеть не могла, когда ей так отвечали, словно чтобы она отвязалась. Правда ему она готова была простить все что угодно.

– Класс. – Буркнула она.

Кай вздохнул.

– Они напоминают мне о том, что я наделал.

Доминика вновь уставилась на его тело, пытаясь по-новому смотреть на все эти картины, но даже после этого пояснения они не обрели больше смысла.

– Много же ты наворотил. – Сказала она первое, что пришло ей в голову. – И когда успел?

– В прошлой жизни. – Пожал плечами Кай.

Он заторопился надеть какую-нибудь из нескольких практически одинаковых толстовок, висящих на стене, дабы поскорее спрятать тему этой беседы. Выдвинув ящик стола, он извлек оттуда несколько предметов и распихал их по карманам.

– Пойдем, – кивнул он головой в сторону двери, – один день – это не слишком много, чтобы попрощаться с Подземельем.

*

Полутемные туннели были настолько же уютны, насколько и зловещи. В этой части Подземелья коридоры являлись просто норами, вырытыми стальными челюстями экскаваторов и бурильных машин. Стенами была необлицованная земля, в которую будто вдавливали тяжелые деревянные двери, обитые железными полосами. Вдоль потолка тянулся толстый провод, с которого на одинаковом расстоянии друг от друга свисали железные, похожие на перевернутые миски, плафоны с маломощными лампами. Многие лампы не горели, а кое-где отсутствовали, оставляя целые участки неосвещенными.

Узкие мрачные пространства, залитые слабым рыжим светом, обволакивали, дарили чувство теплоты и защищенности. Но тьма таила неизвестность и держала в напряжении, заставляя ждать опасности от каждого черного силуэта, проходящих мимо обитателей Подземелья.

Лампы медленно проплывали над головой Кая, отмеряя равные участки пути. Доминика шла рядом, касаясь его плечом. Навстречу проходили люди, многие стояли прямо у стен, кто-то торговался, спорил – это был довольно оживленный туннель в этом районе, что-то вроде крупной улицы.

– Мне туда. – Кивнул Кай в мрачный поворот.

– Увидимся. – Не останавливаясь, Доминика махнула рукой, заторопившись к белевшему впереди коридору. Там начинался другой район – белые лампы дневного света, стены, укрытые металлом, другие люди, другие манеры.

Кай нырнул в темный тупик, проходя вперед, он чуть не воткнулся в двоих парней, стоящих у стены – дилер и клиент. Те оба недовольно заворчали, на что в ответ получили недобрый обжигающий взгляд, заставивший их замолчать. Без стука Кай вошел в дверь рядом.

По глазам резанул яркий свет, но не настолько яркий, чтобы нужно было долго к нему привыкать. Комнату освещало множество электрических ламп, горели свечи.

Воздух наполнялся разнообразием запахов – на полках горели искусно подобранные ароматические смеси; пучки сушеных трав, подвешенные в стороне, издавали свои ароматы; различные вещества в плошках, баночках и прочей таре привносили свои нотки в этот коктейль. Все эти запахи не были столь уж резкими и сильными, их смесь не вызывала отвращение, отнюдь, все ароматы смешивались в необычную, непривычную, но безусловно великолепную симфонию, являющуюся произведением искусства. И все-таки неподготовленного человека такое количество оттенков душило и заставляло теряться, от такого многообразия обонятельных ощущений человек просто тонул в этом запахе, как в воде, и торопился выплыть – выйти из помещения.

Кай бывал здесь множество раз.

Обстановка этой квартиры была абсолютной противоположностью аскетичной меблировки комнатки Кая. Стены были завешаны коврами и прочими плетеными изделиями. Здесь окружало обилие небольших украшений, элементов декора – всяческие бусы, фонарики, гирлянды, тихо звенели поющие ветра – хотя ветер в помещении, казалось, отсутствовал. Мрачноватые статуэтки, вымпелы, фетиши, канделябры, чего тут только не было. Комната сияла яркими красками, они наполняли помещение не меньше, чем запахи – яркие ковры и драпировки, яркие вещи, яркие огни.

Среди всего этого фейерверка не сразу можно было заметить хозяина жилья. Небольшой чернокожий парень полусидел-полулежал на груде шелковых подушек на полу, чуть ли не в самой середине комнаты. Его одежда, усыпанная мельчайшим узором, была столь же яркой и наполненной цветами, как и все вокруг, а голову покрывала просторная вязаная шапка, под которой, похоже, прятался слон, ну или хотя бы кот. К тому же человек сидел недвижимо, как статуя, лишь следуя взглядом за движениями гостя. Внимание вошедшего не концентрировалось, отчего незнающий посетитель мог минут пять бродить по комнате, разглядывая вещи, пока не осознавал, что все это время хозяин сидит перед ним.

– Рад видеть тебя, брат. – Произнес он, так и не пошевельнувшись. – Пришел попрощаться?

Кай посмотрел ему в глаза, сегодня они были зеркально-черными, без всяких зрачков – цвет его глаз менялся линзами каждый день.

Кай молча стоял перед ним, засунув руки в карманы штанов. Какое-то время он смотрел на его стеклянные черные глаза, а затем опустился в груду подушек на полу.

Этого человека звали Джамал. Он провел довольно продолжительное время на границе Подземелья и теперь практиковал психонавтику, занимался эзотерикой и проводил исследования в алхимии. Его своеобразный взгляд на окружающий мир сильно сузил круг его близких знакомых, причем большинство людей прекращали общаться с ним как раз потому, что сами были не способны выдержать его общество. Оттого действительно близких людей у него было совсем немного. Кай, как ему казалось, был одним из… Тем не менее гостей у Джамала хватало, но в основном они посещали его по делу. Изучение расширения сознания предписывало ему иметь психоделические препараты, некоторые из которых он к тому же изготавливал сам, что привлекало покупателей определенного толка, а заодно и давало какой-никакой капитал для исследований. Джамал не называл себя дилером, и не любил, когда другие так отзывались о нем, но доходным делом не брезговал и относился к нему серьезно.

Тем не менее, Джамал никоим образом не создавал впечатление наркомана или дилера. Он вызывал ощущение чего-то мистического и возвышенного, его глаза, когда можно было их разглядеть, постоянно смотрели куда-то вглубь и прочь, не в это пространство, не в эту реальность, глядя на кого-то он видел нечто больше, чем определенные одежду и выражение лица. Он создавал впечатление шамана – к тому же иногда красил лицо – или колдуна, особенно жестами и манерой говорить.

– Похоже, ты давно этого ждал. – Продолжил разговор Джамал, не услышав от Кая никаких слов.

Кай удивленно вскинул брови.

– Давно это могло произойти. – Поправил он.

– Я сказал, что сказал. – Джамал отвел взгляд.

– Похоже, ты видишь больше, чем я сам знаю.

– Возможно. Все равно тебе никуда от этого не деться, я лишь знаю, что чувствую – это энергия, поток, и он течет, как течет. Твои глубочайшие желания творят события, а вовсе не действия, действия лишь направляют их в то время и место, где они должны находиться. Твои внутренние, скрытые желания создают то, чему предназначено произойти, это и есть энергия, родник, из которого рождается поток. Твои внешние желания лишь создают причины, смысл, который любой пытается найти в событиях. Среди этих желаний ты ищешь объяснение тому, что в нем не нуждается. Хочешь узнать истину – загляни внутрь, так глубоко, что тебе станет страшно от присутствия этой глубины в тебе.

Кай кивнул.

– Спасибо тебе. – Сказал он. – Но, боюсь, я не способен на это.

– Каждый способен ровно на то, что ему нужно для себя самого, не больше, не меньше. Когда тебе понадобится увидеть то, что ты хочешь, сила сделать это придет к тебе. – Джамал на мгновение задумался, а затем обратил взгляд на Кая. – Я чувствую тебя не так, как всех, и я не могу заглянуть в глубину… Но это ведь говорит о том, что ты способен на большее… на нечто грандиозное… Только не теряй контроль, буря внутри способна поглотить твой разум. Чем сильнее буря, тем крепче должно быть сознание.

Кай кивнул. Джамал наконец пошевелился – он достал пару маленьких круглых мешочков, похожих на пакетики с одноразовой чайной заваркой, но эти были холщевыми.

– Может, увидимся. – Сказал он, отдавая мешочки Каю.

Затем Джамал закурил. Глубоко затянувшись тонкой самокруткой, скрученной не из папиросной бумаги, а из какого-то широкого темно-зеленого листа, он передал ее Каю. Кай принял дымящуюся самокрутку и тоже затянулся. Джамал, едва у него освободились руки, принялся церемонно заваривать горячий напиток в стоящих перед ним пиалах.

*

Мрачные туннели несколько опустели с утренних часов, но наркоман все еще оставался здесь. Он сидел на полу в темном углу, привалившись к стене. Его стеклянные глаза без выражения взглянули на Кая и вновь уставились во мрак.

Официальной власти в Подземелье не существовало, потому не существовало официального закона или конституции. Оттого наркотики никак не контролировались, и их распространение не было ограничено. Но это официально. Кроме присматривающего за положением дел базарного Совета Магистров, состоящего из жителей, убежденных в существенном весе своих голосов, в Подземелье существовало что-то вроде нравственного кодекса – свод негласных правил, поддерживающий порядок в туннелях. Каждый занимался своим делом, и каждый мог заниматься чем угодно, до тех пор, пока не преступал границы разумного. А тех, кто не подходил обществу Подземелья ожидало линчевание.

Взглянув на развилке на бьющие вдали белым светом коридоры, куда утром удалилась Доминика, Кай повернул совсем в другую сторону. Там, куда он направился, было совсем темно, стены отдавали сыростью, и мало кто знал, где оканчиваются туннели.

Здесь пахло опасностью.

Это был район «на отшибе» Подземелья. Эти туннели мало кому были нужны даже для черных делишек, они уходили дальше и глубже, туда, где начинался настоящий мрак. И если Подземелье создавалось руками человеческими, то эти туннели вели в места, созданные самой Тьмой. Туннели, уходящие прочь от Подземелья, назывались Черные Катакомбы, а то, куда они вели, старались не упоминать вслух.

Но Кай не заходил так далеко. Он добрался лишь до окраинных районов, которые вели к Черным Катакомбам. Здесь, вдали от жилых помещений, работал кузнец.

Кузнечество – таинственная профессия, кузнецы общаются со стихиями и мощью, перед которыми сторонние люди испытывают трепет, потому и сами кузнецы, и все прочие предпочитают, чтобы кузница находилась где-нибудь подальше на окраине.

Эта кузница стояла совсем недалеко от входа в Черные Катакомбы.

Перед Каем возвышалась дверь поистине исполинских размеров, огромные темные доски, размером с хороший брус были обшиты железом чуть ли не в палец толщиной, а гвозди и клепки больше походили на железнодорожные костыли.

Кай подолбил в дверь кулаком, но глухой звук прозвучал по-детски тихо. С той стороны раздался ответ, но огромная дверь не позволила разобрать слов. Кай расценил его, как приглашение и потянул за огромное кольцо в петле, выполненной в виде головы льва, зажавшего это кольцо в зубах.

Из открывшегося проема навстречу вырвался сноп искр, и лицо обдало жаром. Внутри практически не было электричества, зато было очень много огня – пылающий горн, раскаленный металл, факелы, плавильная печь. Синяя электрическая лампочка дневного света горела только над каким-то станком, стоящим среди верстаков и столов вдоль стены, но ее свет тонул в море рыжего пламени, наполнявшего помещение.

Посреди кузницы работал человек богатырского телосложения. Огромные руки, со вспучивающимися под кожей канатами мышц, раздували меха, благодаря чему раскаленный горн разбрасывал искры во все стороны.

Внутри кузницы было жарко, но Кай все же затворил за собой дверь – тайны кузнечного мастерства должны оставаться тайнами. Едва кузнец заметил его, он оставил меха и включил автоматику, кузница наполнилась гулом, а горн теперь раскалялся без участия мехов.

– С чем пришел? – Неприветливо спросил кузнец, снимая с лица защитные очки.

Он навис над Каем и протянул огромную ладонь, казавшуюся высеченной из скалы. Для этого человека рукопожатие было больше чем просто знаком приветствия – оно действительно являлось ритуалом, отвергающим недобрые намерения. Этот человек «читал» по рукопожатию – какие руки у собеседника, как он пожимает руку, положение ладони, выражение лица, глаз, смотрит ли вообще человек в глаза; по одному рукопожатию кузнец узнавал очень многое, составляя для себя определенный портрет.

Кай без промедления протянул руку, глядя в глаза огромному кузнецу даже с некоторым вызовом. Он знал, что этот человек не может прочитать его, и это раздражает и даже немного пугает кузнеца.

– Завтра я ухожу, – ответил Кай, – но мне нужна твоя работа.

Кузнец удивленно вскинул бровь, он явно не ожидал подобного. Неудивительно. Отношения у них складывались, мягко говоря, сложные. Кузнец не желал изготавливать для Кая то, что он просил, несколько раз из-за этого у них были ссоры, в результате которых он просто выкидывал Кая из кузницы, а то и вообще выводил из своей части Подземелья. После этого Кай практически не обращался к нему, а если и приходил, то с такой ерундой, что кузнец просто обижался.

Но их можно было назвать друзьями. Если дело не касалось кузнечества, то в целом Кай скорее был приятен кузнецу, и он поддерживал общение с ним.

– Присядь. – Кузнец кивнул на огромный деревянный табурет в углу.

Кай взобрался на него, став похожим на мальчишку, зашедшего посмотреть на работу мастера. Кузнец взял металлическую болванку с верстака и бросил в пылающий горн. Затем он надел огромные рукавицы – кажется, ему их шили на заказ – которые закрывали его ручищи почти до локтя. Он сурово взглянул на Кая, вид у него был немного устрашающий – в одних штанах да фартуке, огромные рукавицы, словно он собрался расчленять труп, брови сшиблись на широкой переносице – того и гляди разозлится и разорвет на части.

– Если это опять одна из этих штук… – начал он.

Кай тут же отрицательно покачал головой. Кузнец снова выпрямился и уставился на него.

– Тогда что же тебе нужно?

Казалось, на одежде Кая нет ни одного кармана или хотя бы петлицы, но откуда-то из складок он выудил связку непонятных предметов. Он протянул их кузнецу. Тот подошел поближе, но взять в руки не торопился.

Изделия, размером в ладонь, безусловно, были из металла, но формой они ничего не говорили о себе даже для кузнеца, лишь пара из них отдаленно напоминали булавки. Какие-то пластины, прутья, они были похожи на украшения и части сломанной машины одновременно. Кузнец даже не очень-то понимал, как именно они были сделаны.

– Что это за металл? – Спросил он, продолжая разглядывать изделия.

– Ты знаешь. – Уголки рта Кая дернулись вверх не то в улыбке, не то в ухмылке.

Кузнец сразу вскинул взгляд на Кая.

– Не может быть. Но откуда?

Кузнец не мог поверить, это был тот самый сплав. Он вновь вернулся к изучению этих столь странных предметов.

– Что же это? – Вновь спросил кузнец. – Очередное орудие убийства? Почему тебе всегда нужны какие-то ужасные и бесчеловечные вещи?

– Это ключи. – Ответил Кай.

И снова взгляд кузнеца обратился к Каю, но на этот раз он ничего не произнес. На миг кузнец застыл, а затем выпрямился и отвернулся к гудящему горну.

Кай заговорил:

– Мне нужны копии. Идеальные. Вернее, мне нужные еще одни такие же… И они нужны мне к завтрашнему дню.

Кузнец помолчал.

– Сомневаюсь, что смогу выполнить такую работу. – Наконец произнес он.

– А я верю, что сможешь. Мало кто вообще смог бы изготовить подобное. Но я знаю, что ты способен. Пожалуйста, сделай хотя бы одну вещь для меня.

– Это очень дорого тебе встанет.

В руках Кая возник мешочек, который он бросил на пустующую наковальню, внутри увесисто звякнуло.

– Этого хватит? – Спросил Кай.

Бросив суровый взгляд на Кая, кузнец развязал мешочек – он был полон кусков золота. Это были не слитки и не украшения, именно куски – какие-то обломки, расплавленные части неизвестно чего, куски едва обработанной породы, кажется, среди них лежала даже коронка с зуба.

– Почему ты отдаешь это мне? Для такого количества можно найти хозяина получше. Почему бы тебе не отдать его, скажем, Домино?

– Я думаю, ты распорядишься им лучше других.

«И Домино, если понадобится, ты сам дашь нужное количество». – Добавил Кай про себя.

Кузнец вновь подошел к Каю, все еще державшему в руках ключи. Он снял рукавицу и осторожно взял их обнаженной ладонью. Лицо его сразу изменилось, он смотрел на ключи с напряжением и страхом, смотрел с агрессией и даже ненавистью. Он бросил связку назад в руки Кая.

– Нет. – Сказал он, одел рукавицу и вернулся к горну. Взяв щипцы, он принялся доставать из горна раскаленный металл.

Кай молча наблюдал, как кузнец кладет пылающую и искрящую заготовку на наковальню, убрав оттуда золото, второй рукой берет тяжелый молот, под кожей вновь вздымаются мышцы, и, наполняя кузницу звоном, начинает придавать форму будущему изделию.

Кай сидел не слишком долго. Встав, он положил ключи на сиденье табурета.

– Я оставлю это здесь. – Сказал он, перекрикивая звон металла.

Кай вышел, но пока не успел закрыть исполинскую дверь, молот остановился, и в след он услышал:

– Кто же ты такой, Кай?

*

Изысканный хронометр с золотой сканью в водном зале показывал вечерний час. Он отражался в ровной недвижимой глади длинного прямоугольного бассейна, вдоль которого выстроились несколько массивных ребристых колонн. Застывшая, словно мертвая, вода казалась поверхностью прочнейшего монолита, идеально отполированного, так что в нем отражался весь зал: мраморный свод мягких кремовых тонов, испещренный черными прожилками, стены того же мрамора, таких же нежных оттенков, колонны и легчайшие прозрачные тканевые драпировки, висящие наверху между колонн.

Тишина наполняла зал. Тишина приносила покой и умиротворение… как в склепе.

Каждый шаг старосты Ахейма отражался от поверхностей зала и многократным эхом возвращался обратно к нему. После трапезы староста отправился сюда, дабы насладиться тишиной, покрывающей застывшую воду.

Оставив вещи, которые он держал в руках, на небольшом постаменте, куда обычно ставили вина и фрукты, староста неспешно прошел к бассейну и остановился у самой кромки. Уровень неподвижной воды застыл вровень с мрамором пола, словно его прозрачное продолжение – казалось, можно пройти по жидкости до противоположного края. Староста замер, глядя на застывшую гладь.

Тишина наполняла зал. Даже ход хронометра не смел нарушить ее.

Теплый желтый свет исходил от ламп, встроенных в пол и основания колонн, вдоль края бассейна тянулась тонкая кромка подсветки. Зал окутывал полумрак, сглаживающий морщины на постаревшем лице старосты, и придавая его коже приятный теплый оттенок. Но Ахейму казалось, что свет скорее погружает зал в холод, чем делает его уютным.

Некоторое время он стоял недвижимо, склонив голову над водой. Затем он высвободил руку из-под складок тоги – в ней была фляга. Не отрывая взгляда от поверхности воды, он открутил широкую крышку и окунул внутрь указательный палец. На кончике пальца осталось немного воды из фляги, староста вытянул руку над бассейном и наклонил палец вниз. Влага образовала крупную каплю, секунду подержалась за хрупкую старческую кожу, но затем сорвалась вниз.

Староста любовался этим зрелищем. Бесшумное падение, такое короткое и в то же время, если разложить эту секунду на доли, растянуть время – столь грандиозное. Капля блистала в бьющем снизу свете, искрилась и бросала крошечные невидимые блики на мрачные колонны. И в следующий миг она касалась поверхности воды. Это был мельчайший всплеск и чудовищной силы удар одновременно. Кап… Звук капли, упавшей в бассейн многократно отражался от тишины зала, наполняя его эхом. Одна крошечная капля наполняла звуком все помещение, одна звуком тысяч. Теперь такая ровная, идеальная, гладь воды всколыхнулась, и от того места, куда капля упала, по всей поверхности начала расходиться рябь – крохотные волны. Староста Ахейм смотрел, как они едва выплескиваются через край, словно в тщетной попытке дотянуться до его сандалий. Одна такая маленькая капля всколыхнула весь бассейн, всего одна, она была способна потревожить такую огромную массу, казавшуюся монолитной и непоколебимой, бесконечную в сравнении с ней.

На одну каплю в бассейне стало больше.

– Какие мысли тебя посещают в подобные моменты? – Раздалось у него за спиной.

Староста не шелохнулся, так же продолжая смотреть на успокаивающуюся водную гладь, он ответил:

– Здравствуй, Кай. Я знал, что ты придешь.

Только теперь Ахейм развернулся, его собеседник стоял, облокотившись о колонну. Каждый шаг внутри этого зала наполнял пространство звуком, но Кай попал сюда абсолютно беззвучно. Глаза изучали старосту, словно он видел его впервые.

– Что ты смотришь? – Усмехнулся Ахейм. – Я уже не так молод, чтобы развлекаться здесь с двумя, тремя девушками. Теперь, видишь, меня привлекает просто вода.

– Я пришел попрощаться, – не изменившись в лице, сказал Кай, – завтрашнее решение никто не отменит. – Последнюю фразу он произнес как-то утвердительно-насмешливо, словно ставил это в вину старосте.

– Это не моя прихоть, – развел руками Ахейм, – ты же понимаешь…

Кай прервал его, поморщившись и отвернувшись – всем видом заставляя старосту замолчать.

– Если бы тебе это было нужно, ты бы нашел способ, я уверен. – заговорил Кай, не глядя на Ахейма, – Твое слово весит в Совете очень много, и ты это знаешь. – Кай перевел на старосту тяжелейший взгляд. Ничего не говоря, он смотрел властно и угнетающе, затем отвернулся и продолжил. – Пригляди за моими людьми, не давай Совету даже повода подобраться к ним. А с тобой мы еще встретимся, там, наверху, рано или поздно тебе придется вылезти из этих нор, – он злобно засмеялся.

Ахейм усмехнулся в ответ.

– Не держи на меня зла, – вздохнул он, – позволь попрощаться с тобой, как с другом.

Староста подошел и обнял Кая. Кай ответил на объятия, крепко сжав высохшие плечи старика и похлопав его по узкой спине, скрывающейся под безразмерной тогой.

– Я надеюсь, что у тебя все будет хорошо, Кай. – Сказал Ахейм, глядя ему в глаза, – Даже желаю тебе этого. – Он направился к постаменту, где оставил вещи.

– Не переживай, я буду в порядке, на поверхности еще пока заготовлено для меня место.

– Позволь дать тебе кое-что в дорогу. Тебе понадобятся деньги на первое время, еще тебе пригодится какое-нибудь транспортное средство, и в отеле Метрополитен Авалон отдай это письмо, тебя поселят на некоторое время. – Староста протянул вещи Каю.

– Оставь это, Ахейм, отдашь их Странникам, или другим изгнанникам. Я сам обеспечу себя средствами и жильем, я не бродяга, которого выкидывают на улицу.

Староста прикрыл глаза и покачал головой.

– Прошу возьми, это не подачка бедному изгнаннику, я лишь хочу помочь немного другу. Это просто котомка в дорогу путнику.

Кай вздохнул и забрал вещи.

– И кое-что от меня. Подарок. На память.

Ахейм протянул Каю золотой хронометр на цепочке. Круглый корпус был изящным и чрезвычайно тонким, невозможно было поверить, что внутри умещаются все шестеренки и пружинки. Кай принял хронометр – он оказался намного тяжелее, чем выглядел. Небольшая кнопка откидывала абсолютно гладкую, блестящую золотую крышку, открывая взору циферблат с золотыми стрелками, которые отчитывали кроме стандартной шкалы еще и пометки времени Подземелья.

– Изящная вещица. – Прокомментировал Кай.

– Он новый, без какой-либо истории, и не бывал не в каких событиях, из-за него ничего не случалось, и он никому пока не был чрезвычайно дорог. Его специально изготовили по моему заказу. Но ты можешь выгравировать на крышке все что захочешь, она специально оставлена гладкой. Ты можешь создать историю этому хронометру сам… А можешь просто забыть его в номере отеля. – Ахейм тихо рассмеялся.

– Благодарю. – Кивнул Кай.

Они попрощались. Кай покинул зал, Ахейм посмотрел ему в след, дождался, пока двери закроются, и, забрав оставшиеся вещи, направился в другой выход.

*

Створка двери глухо громыхнула, раскидав этот звук эхом по коридорам. Кай стоял совсем один – сюда случайные прохожие не попадали.

Теперь он был в совершенно других районах, здесь стены укрыты светлыми и белыми декоративными панелями, вокруг всегда поддерживается чистота, и украшения коридоров – обыденная, привычная глазу вещь, нежели забавляющее излишество или предмет роскоши. В туннелях можно увидеть и скамейки, и фонтаны, и даже изредка растения, не имеющие никакого отношения к кислородным плантациям.

Другие районы – другое освещение. Причудливые светильники, шарообразные плафоны под потолком, скрытые в специальных нишах лампы, практически все они излучали холодный синевато-белый свет в четыре-пять тысяч кельвинов, иногда разбавленный цветной люминесцентной подсветкой. Каждый уголок освещен, каждая деталь окружающей обстановки заметна, все выставлено напоказ.

Кай чувствовал себя здесь, как в больничных коридорах, но для большинства жителей такая обстановка ассоциировалась с дороговизной и роскошью. Это были элитные «верхние» кварталы, здесь варились деньги и власть. Под внешним лоском и этикетом здесь скрывались алчность и бесчестие. Эти районы принадлежали, тем, кто считал, что управлял Подземельем, чье мнение было весомее мнения большинства.

Спрятав руки в карманы, Кай неспешно направился по коридору прочь отсюда. Он устал и проголодался, и, похоже, сегодня ему уже никуда не нужно было идти, кроме единственного места.

Не глядя по сторонам, он брел по белым коридорам. Ему захотелось закурить, но в Подземелье курить разрешалось только в специальных местах, поскольку на такой глубине проблемы с вентиляцией могли обернуться катастрофой.

По дороге он встретил нескольких людей, похоже, некоторые из них были его знакомыми, кажется, кто-то даже поздоровался, но Кай не заметил этого, погруженный в свои мысли.

Белизна стен и яркий свет потускнели, сменились полумраком, раскрашенным неоновым светом множества вывесок и надписей Даунтауна. Название района жители Подземелья позаимствовали у городов с поверхности, не особенно заботясь о том, какой смысл оно в себе несет. Это была центральная часть Подземелья, где бесконечные туннели были готовы поглотить, оставив без имени и прошлого работать в безвестной лавке, ютящейся среди множества таких же прочих, отличающихся разве что цветом стен и дверей. Даунтаун Подземелья был огромен, как многоэтажный базар, он напоминал бесконечный лабиринт с множеством выходов, не один из которых невозможно было найти – паутина паука.

Со всех сторон в глаза вспыхивали и мерцали неоновые лампы, пестрели вывески и рекламные щиты, практически каждый лавочник лениво приставал к прохожим, желая что-нибудь продать или предлагая свои услуги – правила торговли на всей планете были одинаковы. Казалось, один единственный покупатель нужен был им всем, при том, что каждое, просто каждое лицо и взгляд выражали безразличие и даже какое-то презрение.

Лавки, магазинчики, кабаки, массажные салоны, бани, кожевники, столяры, портные, театры и кинотеатры, публичные дома, офисы, ломбарды, мастерские и снова лавки.

Здесь рыночная грязь перемешивалась с лоском моды и запахами еды, как свежей и изысканной, так и изрядно подпорченной, как следует прожаренной в прогорклом жире и продаваемой для быстрого и дешевого питания.

Вечная атмосфера навязанного праздника, в обертку которого завернуто подгнивающее нутро.

Здесь, в противовес верхним кварталам, всегда было много народу, даже в ночные часы улицы не пустовали. Часто в довольно широких, но чрезмерно заставленных туннелях возникала толчея, и образовывались заторы, растягивающиеся на приличные расстояния.

Кай потерялся в толпе, нырнул в нее и растворился в ней, став лишь еще одной каплей в море. Потоки несли его по коридорам, его и еще множество людей, он стал таким же, как они, просто еще одним прохожим.

Его остановил трактир.

Старая дверь скрипнула, провожая Кая в полутемное помещение темного дерева. Это был классический «байкерский» бар. Разумеется, ни о каких байкерах в Подземелье не могло быть и речи, но бар был оформлен по всем канонам. Неоновые рекламы пива, бильярд, массивная дубовая стойка с высокими табуретами, мало света и много тяжелой музыки, хотя сегодня она и играла тише обычного.

Кай привычным маршрутом пересек зал и влез на табурет возле стойки.

– Привет. – Обратился он к спине барменши.

Немолодая женщина, владелица этого трактира, обернулась к нему, опустив на место поднятый было стакан. Ее звали Моника, хотя порой ее называли Мона. Она была светловолоса, немного полновата, но внешность ее была приятна. Моника обладала своеобразной харизмой – даже оказавшись здесь впервые, посетитель словно встречался с близкой знакомой, которую знает много лет или родственницей, которую видит несколько реже, чем хотелось бы.

– Привет, – ответила она, – выпьешь?

– Давай. Сразу двойную.

Моника взяла обычный стакан и влила чуть ли не наполовину янтарного напитка местной перегонки, которое именовалось здесь не то виски, не то бурбон, но завсегдатаи обычно называли его просто «пойло», чаще стараясь вообще не произносить никакого названия. «Налей мне стопочку», – обычно обращались они к Монике.

– Посмотри-ка кто это у нас здесь. – Раздалось Каю в правое ухо.

Он скосил глаза в ту сторону, не поворачивая головы. Крепкий мужчина, еще довольно молодой, но вся голова его уже покрыта пеплом седых волос, отстриженных всего до нескольких миллиметров. Еще один знакомый.

– Поговаривают, завтра тебя все-таки вышвырнут отсюда наверх. – Язвительно произнес человек, подсаживаясь на соседний табурет.

Кай поморщился, и ответил:

– А-а, это ты. Приятно услышать доброе напутствие от старого приятеля.

– Да ладно тебе, – злорадная улыбка сползла с лица собеседника, – дай хоть поиздеваться напоследок. – Тут он вновь оскалился. – Может хоть раз в морду дашь, а то только языком молоть горазд.

Кай расхохотался.

– Мне казалось в последний раз ты плакал в углу, как девчонка, после того как получил от меня затрещину.

Человек тоже захохотал.

– Давай лучше выпьем. – Кай поднял стакан. – Я угощаю, кстати.

Вместе они как следует отхлебнули крепкого самогона, звонко ударив стеклом бокалов. На мгновение взгляд Кая остекленел, будто ему стало нехорошо от выпитого, и он едва не отключился, грозясь опрокинуться назад, но уже в следующую секунду к нему вернулся прежний полный жизни вид, как ни в чем не бывало.

– А где Майкл? – Обратился Кай к Монике.

– Наверху, – хозяйка трактира кивнула головой на лестницу в глубине позади стойки, – он обиделся на тебя, не хочет разговаривать. Сказал, что ты можешь валить куда хочешь, если тебе плевать на всех.

Кай вздохнул.

– Поднимусь к нему.

Оставив недопитый стакан, он обогнул стойку и поднялся по скрипучей лестнице. Она привела его на второй ярус, где находились несколько небольших комнат для постояльцев. Конечно, в Подземелье мало кому нужна гостиница, но иногда в комнатках кто-то и останавливался – бывало, кто-нибудь переберет в баре, или просто кого-нибудь не рады видеть дома, не говоря уже о быстром сексе. Иногда, передвигая всю мебель, комнатки занимали для переговоров, заключения сделок или обсуждения авантюр, используя их, как уединенные кабинеты, чтобы не было лишних ушей. Здесь же жила и Моника со своим сыном Майклом.

Совсем темный маленький тупиковый коридор уставился на Кая не менее темными дверьми комнат. Кай подошел к знакомой двери комнаты Майкла и подолбил по ней ладонью. Несколько секунд он слушал тишину. Затем он попробовал открыть дверь, но комната была заперта.

– Это я – Кай. – Произнес он в дверь.

– Иди в задницу. – Раздалось с той стороны.

– Открой, давай обсудим.

– Я все сказал.

Кай постоял какое-то время у двери, но с той стороны не раздавалось ни шороха. Он вздохнул и поскрипел лестничными ступенями обратно.

– Ну как? – Поинтересовалась Моника, когда он вновь водрузился на табурет перед стаканом.

– Не хочет разговаривать. – Ответил Кай.

– Не хочет разговаривать. Не хочет понимать. – Ни к кому особо не обращаясь, произнесла Моника. – Его не интересуют не причины, не мнения Совета, не то, что ты пришел сверху. Его обижает сам факт, и ничего другое его не волнует.

Кай еще отхлебнул из стакана, слегка вздрогнув, будто напиток причинял боль.

– Когда он сообразит, что так и не попрощался, передай ему, – Кай отдал Монике маленький прозрачный пузырек, в каких обычно держат лекарства. На стекле было несколько строчек черными чернилами, но буквы были настолько малы, что невозможно было ничего разобрать – словно цифры пробы на ювелирном изделии. Внутри пузырек был наполнен кристально-чистой жидкостью. Вокруг горлышка была намотана тонкая лохматая веревка, другой конец которой был продет в кожаную бирку без единой надписи, размером больше, чем сам пузырек. К бирке прикреплялся сложенный вчетверо лист пожелтевшей бумаги. – Пусть прочтет письмо, там все объясняется.

– Что там? Даже не думай дать ему один из своих препаратов! Да я тебе голову…

– Это просто вода, – остановил вспыхнувшую Монику Кай, – самая натуральная, разве только несколько чище, чем это обычно бывает.

– Ты даришь Майклу пузырек самой обычной воды?

– В письме все объясняется. – Слегка кивнув, ответил Кай. – И, прошу, не читай его.

Моника кивнула и спрятала вещи.

– А это тебе, – Кай вложил ей в ладонь немного оставшегося золота, – пригодится.

Он снова звякнул стаканом о стакан никуда не уходившего соседа, и они вновь приложились к напитку.

– Ах да, – Морщась от выпитого, Кай вытащил хронометр, который дал ему Ахейм, – тоже отдай его Майклу, хороший хронометр, новый, пусть пользуется.

*

Вода обрушивалась с неимоверной высоты. Пещера была настолько огромной, что своды скрывались в непроглядном мраке, отчего казалось, что их нет вообще, а вода падает прямо из тьмы, словно порождаемая ею.

Огромный водопад низвергался в широкое подземное озеро, многократным эхом усиливая свой рокот. Берега этого водоема обозначались бледным синеватым свечением пещерных растений, мерцающих и под водой на каменистом дне.

На берегу, искусственно засыпанным песком, пылали несколько факелов, установленных на высоких шестах, они освещали берег и небольшую часть озера. Водопад весь мерцал, будто наполненный огненными рыбками, отражая оранжевое пламя.

На высоте, за стеной падающей воды, на краю скрытой от посторонних глаз небольшой ниши, куда вел узкий лаз, сидел Кай. Он был абсолютно невидим из пещеры – водопад надежно прятал этот и другие потайные ходы к подземному озеру. Кай удобно устроился, прислонившись к стене, словно сросшись с нею, он не шевелился – стал похожим на часть скальной породы, наблюдая за освещенным берегом.

Внизу купались девушки.

Они побросали всю одежду на берегу и плескались в чистейшей прозрачной воде, наслаждались прохладой. Мириады искрящихся брызг окутали пространство вокруг. Смех звонким эхом разрезал шум водопада. Озеро наполняла атмосфера некой мифичности, сакрального действа, и беспечность купающихся девушек превращала их в нимф.

Среди них была и Доминика.

Ничто их не беспокоило. Они считали, что находятся одни во всей пещере. Им и в голову не приходило, что здесь может быть кто-то еще, даже не догадываясь, что к озеру может вести больше двух известных коридоров, один из которых практически не используется.

Кай ждал.

Девушки от души веселились, наполняя пространство вокруг себя водяной пылью. Обнаженные девицы олицетворяли беззаботность и отрешенность от всех проблем. Этот момент существовал только для них, и, казалось, время остановилось, растянувшись на этом мгновении в бесконечность.

Синевато-белое свечение подземных растений наполняло магией пространство подземного озера.

Внизу под водопадом творился шабаш.

…Но все же купание должно было окончиться. Разрушая магическую атмосферу, девушки принялись выходить на песчаный берег; не сразу – поодиночке или парами, и лишь Доминика продолжала оставаться в воде.

Они обтирали полотенцами влажные тела, одевались, болтали и смеялись, сидя на песке, и постепенно уходили. Кто-то захватил с собой один факел. Гул водопада вновь поглотил пещеру, прогнав остатки потревожившей его радости. Подземное озеро теперь казалось холодным и неуютным. Сфера освещенного факелами пространства словно сжалась под натиском нависших отовсюду теней.

Доминика осталась одна.

Она стояла по пояс в воде и смотрела на водопад.

Какое-то время Кай просто наблюдал за ней, девушка знала, что он придет, но понятия не имела откуда. Доминика любовалась водопадом, не представляя, что смотрит прямо на него.

Темный силуэт отделился от водяной стены и камнем рухнул вниз в озеро, пропав в бурлящей пенящейся воде. Минуло довольно продолжительное мгновение, прежде чем Кай показался над поверхностью уже намного ближе к девушке.

Он постепенно двигался к берегу, вода словно нехотя отпускала его – сначала показались плечи, грудь, затем ребра… Неспешно приближаясь, он был похож на хищника, надвигающегося на жертву, которая уже не способна убежать. Вода стекала с его волос ручьями, следуя изгибам мышц его тела.

– Я знала, что ты придешь. – Сказала она, когда он был уже совсем близко.

Кай улыбнулся уголком рта. Подойдя практически вплотную к девушке, он просто стоял и любовался ею. Приподнятую грудь, загорелую кожу покрывали мелкие мурашки, но она не подавала вида, что ей холодно. Мокрые волосы слиплись за спиной, на ресницах застыли крохотные, едва заметные, капли влаги. Вода облизывала выступающие косточки бедер и плоский живот. Согнув руки, она касалась кончиками пальцев воды и медленно двигала ими, словно поглаживая водную гладь.

Девушка тоже рассматривала его тело, но ее интересовали только татуировки.

– Я все думаю о них. У меня не укладывается в голове, – словно рассуждая сама с собой, отстраненно проговорила Доминика, – что такого нужно сделать, чтобы тебе покрыли рисунками все тело на память? Я ведь понятия не имею кто ты такой. Что же ты делал до того, как пришел сюда? Кем ты был на поверхности?

Какое-то время Кай молчал, она подняла взгляд и смотрела прямо в глаза.

– Наверное, я все же не хочу, чтобы ты это знала. Я боюсь того, что ты не сможешь понять меня. Но теперь все изменилось, я стал совсем другим, здесь перед тобой иной Кай, вовсе не тот, что был раньше. А потому прошу, позволь я оставлю это в тайне.

Доминика опустила глаза, лицо ее было печально.

– Ты всегда отличался… Не могу поверить, что на этот раз ты не вернешься, – едва слышно произнесла она, – Пожалуйста, не уходи. Мне так хорошо с тобой.

– Нет, Домино. Когда-нибудь это должно произойти. Я пришел с поверхности, я житель поверхности, я должен быть там.

Он обнял ее ладонями за озябшие плечи и приблизился губами к ее уху:

– Магистры думают, что изгоняют меня, но они выпускают меня на свободу.

Кай снова посмотрел на девушку. Мурашки делали ее хрупкой и беззащитной.

– Ты замечательная, Домино.

Он прижался к ее обнаженному телу и стал целовать…

*

Все уже собрались.

Большой красивый хронометр над колоссальных размеров аркой показывал еще довольно ранний час, но площадь уже заполнил народ. С исполинских сводов залы свисали огромными шарами светильники, наполняя пространство ярким едва желтоватым светом.

Толпа расступалась, пропуская в центр площади неспешно шагающего Кая. По правую руку от него, чуть позади, ступал Джамал, а слева, так же немного отступив, шла Моника. Кай закутался в темный плащ, словно замерз, глаза его сурово поглядывали на собравшихся людей. В походке его чувствовалась сила, и даже угроза, он совсем не казался обвиняемым, скорее он выглядел судьей не на своем месте.

В центре вымощенной булыжником площади был отлит бронзовый герб Подземелья, заключенный в окружность – Печать. Вокруг и собралась толпа. Кай остановился на краю окружности, встав на бронзовую полосу. Он заметил рядом Доминику и еще много знакомых лиц.

Да – все собрались, только старосты и магистры, как всегда, заставляли себя ждать, опаздывая к назначенному сроку.

Какое-то время ничего не происходило, Кай так и стоял недвижимый, высокий воротник плаща, в каком его никогда не видели, застегнутый на четыре большие пуговицы, старался спрятать нижнюю часть его лица. Не перемолвившись ни с кем ни словом, он лишь оглядывал толпу исподлобья, словно одинокий черный ворон.

Над толпой завис тихий гул разговоров, люди стояли на своих местах, беседуя с соседями, практически не перемещаясь – людское море полнил штиль. Время приостановилось в утомительном ожидании.

Раздался какой-то лязг, грохот, от центральной арки поднялся шум, люди принялись расступаться, образуя между аркой и Печатью живой коридор. Кай недвижимо стоял и наблюдал, как к ним издалека движется процессия, вслед за которой толпа мгновенно смыкалась. Впереди старосты: Ахейм и еще один – белые тоги, перстни, драгоценности, мягкие сандалии, немного макияжа. За ними следовали множественные магистры – ничуть не менее светлые одежды, всевозможные драгоценные украшения, косметика и парфюм.

Стоящий рядом Джамал глубоко затянулся, не обращая никакого внимания на запрет курения, и протянул Каю свою самокрутку, тот зажал ее во рту и, пуская дым сквозь зубы, продолжал разглядывать приближающийся Совет, даже не поведя нахмуренным взглядом.

Надменность, приторные манеры, непомерная холеность. Каждый в этой процессии пытался выделиться, показать себя, завоевать очки репутации. Они из кожи вон лезли, чтобы возвысить себя, чтобы казаться много и много больше, чем есть. Изысканность превращалась в манерность, красота – в эпатаж. Словно актеры, они пытались создавать свой образ, строили его из множества деталей и мелочей, старались придать себе какие-то особенности, создавали искусственные повадки и черты. Все это что-то напоминало.

«Цирк», – подумал про себя Кай.

В голове возникла живая карикатура яркого балагана из множества разнообразных пестрых животных и птиц.

Совет остановился на противоположном от Кая секторе Печати. Ахейм и второй староста ступили сандалиями на бронзовую окружность. Размещение всей этой делегации по необходимому им порядку заняло еще некоторое время, пока все не были удовлетворены и не упокоились в ожидании. Несколько представителей Совета стояли рядом со старостами, взирая на подсудимого, остальные же заняли свои места за их спинами. Собравшийся на площади народ немного отступил от Совета, словно выделяя этих людей среди себя.

Юный помощник в бежевой тоге установил перед старостами факел на высокой ножке и зажег его.

Толпа стихла. Каждый взор устремился к Печати, наблюдая за происходящим.

Кай затянулся и отдал самокрутку обратно Джамалу. Прищурившись, он рассматривал Совет, не особенно скрывая неприязнь на своем лице.

– Странник по имени Кай, – заговорил Ахейм, – Совет принял свое решение.

Это было все, что он сказал. Замолчав, он перевел взгляд на второго старосту. В отличие от худого, словно высушенного, Ахейма, этот был довольно упитан и не так сед, как его товарищ. Лицо старосты покрывала аккуратно выстриженная бородка, спускающаяся от висков вдоль нижней линии подбородка и сливающаяся с тщательно выровненными узкими усиками. Кожу, похоже, покрывал тональный крем, глаза были немного подведены, а в левом ухе поблескивала серьга. Но, несмотря на выступающий под тогой животик, обнаженные от локтя руки старосты были довольно широки, а кулаки выглядели вполне увесистыми, скорее это были руки сильного человека, нежели толстяка.

Величаво приподняв подбородок и устремив взгляд прямо в глаза Каю, староста зычно заговорил:

– В произошедшем инциденте совет считает тебя виновным. Ты должен понести наказание, и мы выносим свой приговор. Ты не можешь больше принадлежать обществу Подземелья и должен уйти. Ты изгоняешься из Подземелья, больше тебе нет места среди нас…

Ахейм не смотрел на Кая, он опустил глаза на Печать, словно внимательно слушал. Староста тем временем продолжал:

– Сегодня же ты должен покинуть Подземелье, у тебя есть время на сборы до наступления вечера. Больше ты никогда не должен возвращаться сюда. Прощай изгнанник.

На несколько мгновений воцарилась пауза.

Старосты развернулись и пошли прочь сквозь ряды магистров, за которыми уже расступалась толпа, по новой образуя живой коридор. Над площадью поднялись разговоры, людские массы начали движение, но вокруг Кая так и оставался островок свободного пространства, никто не смел приблизиться, никто не заговорил с ним.

Кай обернулся к Джамалу и Монике.

– Вот и все. – Только и сказал он.

Ему на плечо опустилась тяжелая рука. Кай обернулся – рядом с ним стоял кузнец.

– Что ж, прощай, Кай. – Произнес он.

– Прощай и ты. – Кай отпустил небольшой поклон кузнецу.

– Я сделал, что ты просил. – Кузнец протянул Каю тугой сверток.

Изделие было завернуто в большое количество плотной ткани, но когда Кай опустил ладонь на сверток, то даже через ткань ощутил привычный холод Тьмы.

За спиной кузнеца подошла Доминика, слушая разговор.

– Надеюсь после твоего ухода, мне никогда больше не придется изготавливать ничего подобного. – Произнес кузнец. Он не желал больше прикасаться к этому металлу, несмотря на то что и сам смог получить подобный сплав. Он считал его уникальным, считал, что только мрак может породить подобное. Сплав, пришедший из Тьмы подземелий. Нет, не та руда, которую добывают глубоко в чреве скал, этот сплав пришел из самых недр, из черноты, оттуда, где уже нет ничего человеческого, где заканчивается жизнь, где страх и печаль становятся измерениями, а не чувствами – самая настоящая бездна! Этот сплав наполнен Тьмой, частицами этой невозможной черноты, частицами нежизни. Он обладал свойствами, которые вызывали отвращение, страх и ненависть у кузнеца. Познав которые, он желал никогда больше с ними не сталкиваться, которые желал забыть.

Но, как оказалось, не он единственный познакомился со страхом, таящимся в глубине. И кто-то – кузнец ни на секунду не желал знать кто это – кто-то даже использовал этот страх, изготавливая нечто такое, как эти ключи. Логика намекала на то, что не только ключи могли быть изготовлены из этого сплава.

Сделать копию для Кая оказалось настоящей пыткой. Теперь у кузнеца было намного больше того, чего бы он хотел забыть.

– Прощай, мой друг. – Кивнул кузнец Каю, он не желал держать на него никакого зла.

*

Доминика сидела на твердом монолите кровати в маленькой келье Кая и наблюдала за тем, как он неторопливо, как-то даже устало, расстегивает многочисленные застежки плаща, извлекая себя из плотной ткани, будто из кокона или какого-нибудь защитного комбинезона. Завтра эта тесная комнатушка может уже принадлежать кому-то другому, а может и простоять пустующей месяц или год.

Освободившись от плаща, Кай достал отданный кузнецом сверток. Не обращая никакого внимания на Доминику, он грохнул им об стол и развернул тряпье. Внутри лежало две связки абсолютно одинаковых предметов, никакой разницы, только на одной связке заметны следы времени, а вторая блещет новизной. Кай кивнул сам себе.

Его самого, похоже, энергетика предметов ничуть не волновала, а Доминика вряд ли почувствует ее, не прикоснувшись к металлу, тем не менее, он не торопился демонстрировать ей изделия.

Одну связку он припрятал в высоком голенище сапога с множеством ремешков и застежек, а вторую просто сунул за пазуху.

Затем он подошел к сундуку и застыл перед ним, задумчиво потирая подбородок, глядя на него, как на возникшую обузу.

– Ты что собрался взять его с собой? – Удивилась Доминика.

– О нет! – Улыбнулся Кай.

Со скрипом он отогнул железную заржавелую ручку сбоку, ухватился за нее двумя руками и вытянул сундук на середину комнаты – он явно был неподъемен. В его ладонях возникли небольшие ключи, кажется, ими же он иногда запирал свою келью. Замок поддался не сразу, но, в конце концов, Кай откинул покрытую пылью крышку.

Доминика не видела, что внутри, Кай запустил внутрь свои руки и вытащил на стол связку тяжелых цепей. Каждое звено было толщиной пальца в два, обсидианово-черный металл выглядел как новый, цепи смотрелись довольно угрожающе.

– Боги, что это? – Выдохнула Доминика.

– Мои цепи. – Пожал плечами Кай.

– Для чего тебе эти штуки?

– Хм… Честно говоря, меня как-то не спрашивали, найду ли я им практическое применение, но иногда они бывают полезны.

Кай разложил цепь по комнате и принялся обматывать ее вокруг своего тела прямо на майку, крест-накрест, как патронташ у кочевников.

– Ты что собрался тащить это на себе? – Доминика была поражена.

– Ну да. – Пожал плечами Кай. – Да я как-то уже привык.

Доминика открыла рот, но, кажется, он не испытывал никакого дискомфорта, опутанный цепями. Концы были скованны между собой, потому Каю пришлось немного повозиться, чтобы не запутаться в петлях, в которые он скрутил цепи, но, похоже, для него это действительно было привычным делом.

– Хотя, – прокряхтел он, просовывая в петли руки, – за то время, что пробыл здесь, я несколько расслабился.

Доминика свесилась с каменной лежанки и заглянула в оставшийся открытым сундук. Он был пуст. Все что хранил в огромном неподъемном сундуке Кай – только тяжелые черные цепи.

Закончив с цепями, он накинул поверх бесформенный балахон с просторным капюшоном, скрыв под ним эти оковы. Затем свернул плащ в компактный кулек, завернув в него несколько вещей в дорогу, стянул его парой веревок, сделав две лямки, и закинул как рюкзак за спину. Распихал всякую мелочь со стола по карманам, замер и окинул комнату взглядом. На вешалках осталось какое-то тряпье, открытый сундук стоит посреди кельи, зато кровать аккуратно заправлена, газетные вырезки так и приклеены к стене.

– Ну что ж, пора в путь.