Читать книгу Правый ангел - - Страница 6

(2008: события одной недели с флешбэком в 1991)

– Бред! – дослушав «Дневник туриста», откинулся на спинку дивана Белоядов. – Художественной ценности не содержит.

Профессионально декламировавший Вульф, охрипший к концу поочередного, на пару с Белоядовым, чтения вслух «Харона» и «Дневника», по завершении читки наполнил доверху свой пивной бокал…

– Художественную ценность, Алекс… несут в редакцию… или, на худой конец, литературному бонзе «на посмотреть», – оглаживая бороду в после-пивном блаженстве, отозвался Вульф. – А он прислал это мне. Нам.

– Ага. Через пять лет. За это время десять редакций и двадцать бонз обегать – не вопрос.

– С нашими фамилиями в тексте? С доморощенной метафизикой?.. Нет, Алекс, это не для редакций.

– Что это вообще такое? – потряс Белоядов рукописью.

– Приложение к путешествию. Я бы даже сказал: приглашение. К путешествию. Помнишь: «Предложение неожиданных путешествий есть урок танцев, преподанных богом»?.. Ну, еще по одной?

– Я – пас, Лезандр.

Отбросив рукопись, Белоядов уставился на нее. Вульф – на Белоядова:

– Ты когда-нибудь прежде, Алекс, сталкивался с развернутым изложением одного дня твоей собственной биографии?.. Человек конспектирует свое пребывание рядом с тобой, а после – тебе же все это предъявляет. С какой целью?.. Бесцельно – это действительно бред. А цель… – потянулся Вульф через стол к товарищу… – По сути, там что? Если отбросить гребной антураж… слоняться по воде – не может быть целью по определению… если это отбросить, тогда остается…

– …поэзия… М-теория… бред, – загнул пальцы Белоядов.

– То есть, разговоры. Ваши разговоры о физике. Наши разговоры о лирике. И его разговоры с самим собой. Чувствуешь?

– Что я должен чувствовать?

– Что цель… и есть разговоры.

– И… что?

– Ты свободно разглагольствовал о мироздании, я так же непринужденно – об изящной словесности. А сейчас у меня ощущение, что – нет, не свободно, что именно – по принуждению. Что все это из нас с тобой извлекали…

– Так оно так и было.

– …а теперь возвращают. На место. Подредактировав. Я не прав?

– Под-редактировав? Вот это вот – под-редактировав?.. Документалистика! Хроника! Что там под-редактировано?

– Да вот не там, понимаешь. Здесь и сейчас, – постучал себе пальцем по лбу Вульф, – все редактируется. Происходит. Как тебе объяснить…

– Да знаю я, о чем ты сейчас начнешь! Мы ему – М-теорию, он нам – эту… десятимерность сознания! У меня, Лезандр, на десятимерность сознания иммунитет, как на «советскую власть плюс электрификацию всей страны»! В аспирантуре еще: полез один на трибуну. Я, говорит, изобрел метод наблюдения, абсолютно не влияющий на объект. Я встал и вышел.

– Да?.. – наморщил лоб Вульф, наполняя бокал. – А мне показалось…

– Ну, хочешь, я все, что тебе показалось, разъясню? Как сову Шарик! Оставь мне эти «Записки охотника» на недельку, я посмотрю. Со Львом пообщаюсь… В следующую пятницу вот на этом же месте я тебе на пальцах разложу все, что тебе показалось.

– Да бог с ним… – огладив бороду, Вульф выжидательно посмотрел на товарища: – Как насчет «Сизенького голубчика»?..

– Лезандр! В следующую! Пятницу!

– Ну, в следующую так в следующую.

Хорошо зная это внезапно овладевавшее Белоядовым, прорывавшееся во взгляде беспокойство, Вульф потихоньку стал собираться.

Не успела закрыться за ушедшим дверь – хозяин квартиры, плюхнувшись в кресло-каталку, с рукописью в руках подъехал к столу.

В какие-нибудь полчаса разбор текста был завершен.

Скользнув взглядом по истертым корешкам книг на полке, Белоядов подкатил на кресле к шкафу. В заднем ряду по худобе и глянцевому переплету нашарил искомое. Да! То что нужно! Рабочая, над столом, полка – не тот случай. Имея дело с не замутненным формулами сознанием, правильнее пытаться взглянуть на предмет тем же девственным взором.

Прежде всего: отношения мира тел с квантовым миром… Листая, проглядывая по диагонали популярное издание, дошел до кота Шрёдингера, пытаясь «взглянуть тем же взором» – как впервые…

Итак. В закрытом ящике – живой кот и механизм: счетчик Гейгера с радиоактивным веществом, молоток и колба смертельного яда. Колба может быть разбита механизмом, приводимым в действие радиоактивным распадом. Распад носит вероятностный характер: 50/50. Если распад произойдет, молоток разобьет колбу и яд убьет кота; если не произойдет, механизм не сработает и кот будет жив. В квантовой теории не существует «или», этого «распадется или не распадется». Существует «распадется/не распадется» – сразу, слитно, вместе, одновременно («волновая функция распавшегося атома складывается с волновой функцией целого атома»). Таким образом, кот в ящике – сумма живого и мертвого кота. (Ньютон послал бы на хрен). Та-а-ак… Вот: любое тело – сумма всех возможных его состояний… женщина – беременна, не беременна, девочка, старуха, мать – одновременно. Волновая функция женщины. Постановка вопроса ясна. Или не ясна? Кому-то может быть не ясна?.. Да не-е-ет, ну что тут…

Та-а-ак… Копенгагенская интерпретация (Нильс Бор): открываем ящик – или: «Мяу!..», или: мертвая тишина – волновая функция зафиксировалась в одном из двух состояний. То есть, имеется невидимый барьер, разделяющий мир атомов и мир котов: в мире «кошачьего» здравого смысла, в отличие от мира атомов, волновые функции уже зафиксированы.

Но как раз именно «кошачий» смысл, замешанный на сегодняшней, пост-нильс-боровской, физике, стремится преодолеть любые невидимые барьеры.

Значит, что?.. Или всем на свете, включая распад «нашего» атома урана, управляет космическое сознание (бред!). Или все вероятности всего реализованы во множественности Вселенных: при любом квантовом событии Вселенные множатся, и в одной из них кот жив, а в другой – нет. При этом волновые функции множащихся Вселенных теряют когерентность друг с другом, и, например, живого кота, открывая ящик, видим именно мы, а дохлого в параллельной Вселенной – уже другие мы: мы-не мы – так же, как и мы, считающие себя единственными в своей единственной Вселенной.

«Не уплыли мы куда-то туда?.. – оторвавшись от книжки, огляделся вокруг Белоядов… – Не страшно далеки от народа?..»