Читать книгу В поисках предназначения - - Страница 5

Я родился в Грузии. Зум-бу-лид-зе. Слышите грузинское многоголосие в мелодичном звучании моей фамилии? Есть такая шутка, что все грузины, в том числе и те, которые не живут в стране своих предков, обязательно княжеского рода. Но я шутить не намерен и абсолютно правдив: моя семья – самого высокого происхождения. Мне рассказывали об этом родственники отца и матери. Увы, к тому времени, когда я душевно дорос до интереса к истории предков, родители уже ушли в мир иной. Я не успел расспросить их о том, что они помнили и знали, и сейчас очень жалею об этом.

Мамин род жил в Батуми с конца XIX века. После того как закончилась Русско-турецкая война 1877–1878 годов, согласно Сан-Стефанскому мирному договору, Россия включила город Батуми и порт в свои границы. С целью создать благоприятную для процветания региона обстановку порту присвоили статус свободного, что значительно облегчало торговлю. И тогда в Батуми стали съезжаться негоцианты со всего света. В их числе был краковский шляхтич по фамилии Добржицкий. Впоследствии он стал моим прапрадедушкой.

Пан Добржицкий женился на итальянке, наверное, очень красивой – потомки по этой линии благодаря ей имели весьма незаурядные внешние данные. Она носила распространенную на ее солнечной родине фамилию Пезаро. Кстати, в Италии есть одноименный город и даже венецианское палаццо с тем же названием. Какое отношение они имеют к моей прапрабабке и ко мне – не знаю. Просто интересный факт…

Некогда мигрант, Добржицкий сделал прекрасную карьеру в Батуми. Сначала он стал главным почтмейстером Аджарии, а затем занял пост вице-губернатора. Его супруга между тем владела самым модным шляпным магазином в городе, с чем связана одна семейная легенда. Похоже, что она относится к 1888 году, когда Батуми был осчастливлен визитом августейшей семьи Александра III. Императрица Мария Федоровна, известная модница, не прошла мимо шляпного салона и даже приобрела пару головных уборов у моей прапрабабки.

Следующее поколение Добржицких не могло похвастаться везением. Прадедушка мой после революции был арестован и сослан. Вероятно, из-за польской фамилии, ведь среди войск интервентов, вторгшихся в Советскую республику, были и польские. После двенадцати лет заключения, уже по дороге домой, он умер, не дойдя до родного Батуми всего несколько километров. Мы с мамой нашли место его захоронения.

Дедушка, его звали Леонидом, тоже пострадал из-за панской фамилии – был репрессирован. В начале Великой Отечественной войны прошел все круги штрафбатовского ада. На свое счастье, ему удалось присоединиться к Народному войску польскому, и тогда он стал личным адъютантом одного из командующих. Так и дошел до Берлина.

Бабушка, супруга Леонида и мать моей мамы, служила в Абхазском драматическом театре, главном центре притяжения всех любителей театрального искусства в Сухуми. Она была приемной дочерью супругов, которые нашли ее, совсем еще малышку, в поселении ссыльных. Настоящие родители девочки умерли, а откуда они прибыли и за что были сосланы – кто знает?..

Мои мама и папа познакомились в Батуми. Они, безусловно, любили друг друга и пережили прекрасный романтический период отношений (я – тому подтверждение), если бы не одно но. Мама была юристом, работала в силовых структурах и одно время даже занимала должность помощника Шеварднадзе в бытность того министром ГССР (Грузинской Советской Социалистической Республики). А папа… Папа выбрал своим кругом общения людей, которых государство преследовало и наказывало. То есть мои родители находились по разные стороны баррикад. Понятно, что семья не могла удержаться в таком концептуальном разрыве интересов. Мне было четыре года, когда мама увезла меня в Ригу, поскольку ее совершенно не устраивала перспектива оказаться в «периметре» – поселении для семей заключенных. На новом месте маме поначалу пришлось нелегко, но ее профессионализм и упорство принесли плоды. В итоге в Латвии мы стали жить в очень хороших условиях.

Папина родословная не сохранилась. Знаю только, что с грузинского языка фамилия Зумбулидзе переводится как «райская птица», а жили мои предки-имеретинцы в Харагаули. Сейчас в тех местах раскинулся Боржоми-Харагаульский национальный парк. Не знаю, величие ли природы отпечаталось в их душах, но девяносто процентов моих предков по линии отца были священнослужителями.

Они несли слово Божье, помогая прихожанам становиться чище и добрее, в том числе своим примером. Вот и я выбрал тот же путь, только не через церковь, а иным способом. Таково мое предназначение, и получается, что оно у меня на уровне ДНК. Мой путь был предначертан родом. Я продолжаю нести слово, как и мои предки два поколения тому назад.

Семейная история гласит, что, когда красные пришли к власти и стали грабить и громить храмы и монастыри, мой прадедушка отказался покинуть церковь, и его распяли, прямо как Христа. Чудовищная жестокость и цинизм. Но это было.

Осиротевший сын его попал в приют, и судьба мальчика могла сложиться тяжело, но воспитанник усердно учился, а впоследствии получил диплом зубного врача, ставил золотые коронки. Благодаря его профессии семья всегда жила в полном достатке.

О своем папе помню только хорошее, хотя, как я уже упомянул, он не был законопослушным гражданином. Мама регулярно отправляла меня в Грузию, чтобы я мог с ним общаться и не забывал свои корни. Именно от папы я получил в наследство дух внутренней свободы. Я видел его, наблюдал за ним и учился оставаться независимым от влияния других людей и обстоятельств. Отец не учил меня, что делать, как поступать, но я впитывал его внутреннюю раскованность на эмоциональном уровне, и она совпадала с моим собственным стремлением к свободе.