Читать книгу Театральные байки из первых рук - - Страница 3

Ставлю спектакль по повести Бориса Васильева “В списках не значился”. Действие там происходит в начале Отечественной войны в Брестской крепости. В повести много описаний массовых рукопашных схваток. Встал вопрос, как это показать на сцене художественными средствами.

 С художником-постановщиком решили так. На первом плане дерутся главные персонажи, на втором и на третьем на просвет за занавесом работает массовка, изображающая наших и фашистов. Тени второго и третьего плана накладываются друг на друга. Создаётся эффект массовости. Причём, художник построил для массовки двухэтажные помосты с трапами, по которым перемещались участники сцены.

Постановщик боёв чётко разработал схему передвижения массовки по лестницам. Пол сцены или по театральному – планшет, застелили матами с тем, чтобы падающий в результате поединка не повредился и вновь, забежав на трапы, мог вступить в сцены боя.

 Все участники массовых сцен были одеты в настоящую красноармейскую и немецкую форму тех лет. Она досталась театру в наследство от киностудии, что располагалась в этом здании в годы войны. Оружие, конечно без боевой части, тоже было подлинное. Но хитом стал выдаваемый из военкомата под расписку на каждый спектакль настоящий ручной пулемёт. Подобная атрибутика, конечно, добавляла убедительности происходящему на сцене.

Служил на то время в театре артист Володя А. Парень был видный. Породистой фактуры, зычным голосом, мужественной физиономией. Свои достоинства он знал и любил предъявлять их публике при всяком удобном случае. Каждый выход на сцену он начинал с того, что, выйдя на середину на несколько мгновений замирал в позе былинного героя. Прозвище в театре у него было “Монумент".

 Когда пулемёт доставили в театр, он достался “Монументу”. Тот сразу придумал себе мизансцену на переднем плане с чисткой, клацаньем затвора, прицеливанием в воображаемого врага и проч. и проч. Юных зрителей вид настоящего пулемёта, да ещё в руках такого статного бойца приводил в восторг. Чего не скажешь обо мне, режиссёре.

 “Монумент” приковывал внимание публики к себе, что называется “снимал сцену”. Зритель отвлекался от основного действия. Мои попытки задвинуть “Монумент” на второй план периодически проваливались. Чуть недосмотрю, “Монумент” перед публикой разыгрывает этюд с пулемётом.

 На одном спектакле заболел артист массовки, исполнявший роль немецкого солдата. Заменить его предстояло мне. Дело обычное. Режиссёру часто приходится заменять заболевшего артиста. Он знает спектакль, мизансцены, да и текст роли у него на слуху. Так что мне и карты в руки.

 Сложность была в том, что партитура боёв не позволяла никаких отсебятин. Один эпизод быстро переходил в другой. Артисты бегали туда-сюда по трапам, падали с них “убитыми”. Уползали в темноте за кулисы и изменив какую-либо деталь в костюме или поменяв тип оружия, снова "вступали в бой", карабкаясь на трапы. Любое отступление от рисунка роли могло привести к неразберихе в работе массовки.

 Времени на мой ввод не было. Положились на то, что действия массовки, хоть и со стороны я видел многократно. Да и партнёры обещали помочь, если что.

 Я облачился я в немецкий китель. Надел каску, взял в руки “шмайсер” и изготовился на выход. Прозвучала команда “Пошел!”. Выбегаю на сцену, вбегаю на трап, вступаю в рукопашную с бегущим на меня “красноармейцем”, мы боремся, катаемся по настилу, я его раню, он с криком боли падает вниз. Надо бежать дальше. Куда? Стою, соображаю. Вдруг слышу страшный рык

–С дороги!!!

Оглядываюсь. На меня со зверской гримасой на лице летит “Монумент” с поднятым над головой пулемётом.

 Очнулся я за кулисами с перевязанной головой. Спасла меня немецкая каска. У неё внутри есть амортизаторы, такие переплетения, чтоб голова не касалась металла.

 После спектакля подходит ко мне этот гад, интересуется:

– Больно?

–Ты, за что меня так отоварил? – спрашиваю в свою очередь.

–Так тебя там не должно было быть.

–Я запутался, объясняю. Забыл куда бежать. Ты что, не мог меня просто оттолкнуть, чтобы не загораживал тебе дорогу?

–Понимаешь, я вдруг почувствовал, что я взаправду в бою. Передо мной фашист, он на моих глазах только что завалил нашего. Ещё и мне ходу не даёт. Такое меня зло взяло. Короче, вжился в роль.

–Вжился он! Чуть не убил! А если б ты Отелло играл, что, каждый спектакль по Дездемоне душил?

Прошло с тех пор немало лет. “Монумент” служил в разных театрах. Играл много хороших ролей. Однако, насколько мне известно, Отелло он всё-таки не сыграл.