Читать книгу Новичок - - Страница 3

Третье августа 1987 года. Курганово, 30 километров от Свердловска, база хоккейной команды «Автомобилист».

В девять утра за мной в интернат заехал уже знакомый мне товарищ Завьялов, и, когда я сел в его машину, он начал меня расспрашивать о том, как я разместился.

Я не стал откровенничать и рассказывать о милых приключениях моих соседей по комнате и ограничился дежурным: «Спасибо, всё нормально».

Такой ответ его полностью устроил, и он перешёл ко второй части нашего разговора.

– Это хорошо, что нормально, Саша. Но, как меня заверил Асташев, в этом интернате ты будешь очень недолго, скорее, можно сказать, что это формальность. Если его оценки верны, то львиную долю своего времени ты будешь проводить на базе «Автомобилиста» или в разъездах по стране. Александр Александрович – человек, который очень любит дисциплину, и его игроки обычно всё время на базе, а не дома.

За это его, конечно, не любят, но, самое главное, что он приносит результат.

– Меня это полностью устраивает, Виктор Васильевич, – коротко ответил я.

И это на самом деле так. Возраст был не только моим преимуществом, но и проблемой. Я реально не чувствовал себя подростком, тем более подростком этого времени, скорее, я чувствовал себя запертым в этом молодом ещё теле.

И никакого желания проводить свободное время с ровесниками у меня не возникало. О чём мне с ними говорить? Чем вместе заниматься?

Ладно, девочки, им надо отдать должное. Хотя и с ними затык. Я же мыслю, как взрослый мужик, а заниматься чем-то интересным с шестнадцатилеткой – это уже педофилия какая-то.

Да и качество резиновых изделий номер 2, так, по-моему, здесь называют презервативы, оставляет желать лучшего. Порвётся такая резинка в самый неподходящий момент, и всё. Вот я уже молодой, очень-очень молодой, папаша. А мне это нафиг не надо.

Так что лучше вообще свести к минимуму общение вне хоккея, а всё свободное время отдавать тренировкам. Казарменные условия для этого подходят лучше всего.

За этими размышлениями мы подъехали к базе «Автомобилиста», которая была расположена за городом, в очень живописном месте, на берегу какого-то то ли озера, то ли водохранилища, не знаю.

Заехав на территорию, огороженную высоким решетчатым забором, щедро перевитым живой изгородью, машина Завьялова, новенький вишневый ВАЗ 2109 (о том, что он купил эту машину всего неделю назад, Завьялов сообщил мне буквально через три минуты после того, как я сел на переднее сиденье) проехал по отсыпанным мелким гравием дорожкам и остановился возле главного здания базы.

Через несколько минут я был уже в кабинете Асташева, вместе с которым мы с Завьяловым отправились на собрание команды и тренерского штаба.

Там меня должны были «официально» познакомить и с тренерами, и с игроками.

Волновался ли я в тот момент, когда шёл по коридорам, на стенах которых висели фотографии игроков и тренеров «Автомобилиста»?

Нет, нет и ещё раз нет. Я как будто воспринимал всё как должное, не как важную веху в жизни совсем молодого парня, которому удача улыбнулась во все свои тридцать два зуба, а как важный, но при этом достаточно простой этап. Как рутину, которую нужно просто преодолеть.

Когда мы с Завьяловым и Асташевым вошли в комнату, которая живо напомнила класс, все уже были в сборе.

За несколькими столами в двух передних рядах сидели тренеры и медики команды, а игроки заняли места за ними. В их глазах я видел одновременно и заинтересованность, и удивление.

Асташев сел на своё место за столом перед всеми. За его спиной красовалась большая доска, наподобие школьной. С обязательным мелом и тряпками, а рядом с ней висела другая, стилизованная под хоккейный овал, белая и магнитная, с разноцветными фишками, по шесть штук красных и синих.

Завьялов встал в уголке, рядом с тумбочкой, на которой стояли телевизор и видеомагнитофон. Во всяком случае я решил, что это он. Ну а я, по велению руки главного тренера команды, встал рядом с ним.

Если до этого в комнате стоял шум, и игроки, и тренеры о чём-то переговаривались между собой, то сейчас воцарилась, можно даже сказать, звенящая, тишина.

– Товарищи, здравствуйте, – начал Асташев, – скорее всего, вы и так уже в курсе того, что я хочу вам сообщить, но в любом случае необходимо всё проговорить ещё раз. Официально, скажем так.

Как вы все знаете, в этом году в рамках подготовки к выступлению в высшей лиге чемпионата Советского Союза по хоккею с шайбой наша команда свердловский «Автомобилист» примет участие в турнире на призы облспорткомитета.

Руководство спорткомитета области крайне недовольно тем, как мы с вами, товарищи, закончили прошлый сезон. Десять очков в двадцати двух играх, разница шайб 57-103 и последнее место в турнирной таблице. Мы чудом не вылетели в первую лигу.

И это позор, дорогие мои игроки, тренеры и медики. Самый настоящий позор.

Это заставило меня пойти на жёсткие, но необходимые меры. Состав команды обновился, вы уже успели познакомиться с нашими новичками, и мы все на них надеемся.

Он сделал небольшую паузу, но вскоре продолжил:

– Но на этом моя работа не закончена, и сегодня я хочу вам представить ещё одного новичка, который, может быть, присоединится к нашей команде, – он указал на меня рукой, – знакомьтесь, товарищи. Саша Семёнов, талантливый юниор из нижнетагильского «Спутника», думаю, вы все помните, как он сыграл против нас в прошлой игре. По результатам игр турнира на призы спорткомитета я приму решение насчёт его будущего. Если у вас есть вопросы и предложения, я готов их выслушать.

– Сан Саныч, – фамильярно обратился к Асташеву Виктор Кутергин, тот, которого я так ловко оставлял без штанов во время вбрасывания в последней игре, – можно мне?

– Слушаю тебя, Витя.

Как я понял, этот игрок был в команде чуть ли не главным авторитетом. Ещё бы! Капитан, чемпион СССР в сезоне 1974–1975 в составе ЦСКА и участник первой суперсерии между советским клубом и клубами НХЛ. К таким игрокам все и всегда прислушивались.

– Я против, Сан Саныч. Вы, конечно, главный тренер, и решать вам, но пацана-то не жалко? ну да, он неплохо против нас сыграл в прошлой игре. Но вам напомнить, что произошло в позапрошлой?

Это был риторический вопрос, и Кутергин продолжил:

– В позапрошлой игре Саша Каменский отправил этого щегла в больницу с переломом шеи. После жёсткого, но вполне обычного силового приёма. И Каменский не сказать что большой специалист в этом деле.

– Что вы хотите сказать, Виктор Александрович? – тут же встревоженно спросил Завьялов.

– А хочу я сказать вот что, товарищ председатель областного спорткомитета. Нам чуть больше чем через два месяца играть с ЦСКА. А там ребята не чета нашему Саше Каменскому. Там Лёха Касатонов, Слава Фетисов и, как вишенка на торте, Володя Константинов. Если уж Каменский отправил этого пацанёнка в больницу, то эти куда его определят? Сразу в морг?

– Если смогут подловить, – ответил я, хотя, возможно, стоило промолчать, но мне надоели все эти пацанёнки и щеглы, – вы вот, Виктор Александрович на вбрасываниях со мной не разу справиться не смогли. Да и Каменского я очень хорошо в прошлой игре приложил. Надеюсь, это не встало вам слишком дорого? – обратился я к своему обидчику, которому вышиб сразу два зуба, – зря вы капу не надели тогда.

Да, всё это было наглостью, так говорить про опытных и уважаемых игроков, но я решил, что стоит сразу показать характер. Тем более, что слова – это просто слова. Игра покажет.

И Каменский, и Кутергин просто пришли в ярость от моих слов. Не привыкли эти авторитеты, чтобы с ними так разговаривали. Но Асташев вовремя вмешался и подавил недовольство в зародыше.

– Так, товарищи, давайте не будем превращать общекомандное собрание в балаган. Я своего решения менять не буду. Точка.

Наверняка, у игроков «Автомобилиста» было что сказать своему тренеру и мне, но дисциплина в команде находилась на хорошем уровне, так что они промолчали.

Потом тренеры довели до игроков планы на оставшиеся дни перед предсезонным турниром, я познакомился со всеми игроками и тренерами, и собрание завершилось.

Настал черёд моей первой тренировки вместе с командой.

* * *

Шкафчики в раздевалке на тренировочном овале базы «Автомобилиста» были именные. Все, кроме одного, который и предназначался для меня.

Я переоделся чуть-ли не первым и стремглав выскочил на лёд.

Вид тренировочной арены показался мне ещё более печальным, чем во дворце спорта профсоюзов. Там следы от шайб на бортах хотя бы убирали, здесь же бортики были черным черны от постоянных попаданий, а на защитные бортики из плексигласа без слёз не взглянешь, все какие-то переломанные и скреплённые болтами.

Хорошо, хоть освещение с вентиляцией оказались хорошими, а лёд так вообще парадоксально прекрасного качества.

В общем, удовлетворительно.

Пока остальные игроки и тренеры медленно подтягивались на лёд, я успел нарезать пару кругов по ледовому овалу, присматриваясь и примериваясь к тому, что меня ждёт в ближайшие дни, вернее даже месяцы.

А потом, когда один из тренеров, а именно Хабаров, который отвечал за физподготовку, поставил на лёд ведёрко с шайбами, я его, ведёрко, а не тренера, опрокинул и, когда содержимое выкатилось на лёд, подхватил на крюк одну из шайб.

Немного пожонглировав каучуковым снарядом, подбрасывая вверх клюшкой и принимая шайбу каждый раз разной стороной крюка.

Потом подбил шайбу в воздух особенно сильно, когда она взлетела на пару метров, подхватил ещё одну, и я стал жонглировать уже двумя. А потом и тремя.

– Жонглёр, может, тебе в цирке лучше выступать, а не в хоккей играть? – услышал я голос сзади.

В этот момент все три шайбы были в воздухе, на разной высоте. Я усмехнулся и, когда они поочерёдно опустились на лёд, отправил их в ворота. На каждую у меня ушло меньше секунды, но двумя я попал точнёхонько по нижним углам, а последней угодил по центру ворот, точно под перекладину.

Обернувшись, я увидел перед собой защитника Илью Бякина.

В покинутом мною будущем я плотно интересовался хоккейной историей, как-никак, игра была моей жизнью. Так что этого игрока я знал.

Сейчас Илья Владимирович пока что ничего не выиграл, но в будущем его ждёт блестящая карьера, самая успешная из всех, кто сейчас со мной на льду.

Чемпион олимпийских игр в Калгари и троекратный чемпион мира.

Настоящая легенда уральского хоккея, в общем.

– Да нет. Лучше я стану чемпионом Олимпийских игр и чемпионом мира.

– Вот как? Сразу чемпионом? Ни больше, ни меньше?

– А чего мелочиться?

– Ну посмотрим, жонглёр Но учти, с тобой тут никто церемониться не будет. Ни на тренировках, ни в играх. На скидку из-за возраста можешь не рассчитывать.

– Да мне этого и не надо. Я тут по праву, и я это докажу. А возраст – это дело такое, наживное.

Пока мы перекидывались словами, все остальные были уже готовы, и тренировка началась.

Вполне обычная, и, надо сказать, примитивная. Ну, как по мне. Всё-таки хоккей вообще и тренерская наука в частности за полвека очень сильно шагнули вперёд.

Я наверняка смог бы, хоть и был в будущем игроком, а не тренером, намного лучше руководить тренировочным процессом, чем Асташев. Мог бы, но благоразумно предпочёл помалкивать. Если мне чего-то будет не хватать на тренировках, то я смогу добрать это сам. Ну за исключением спортивной медицины, конечно.

В двусторонке, которая последовала за тренировкой, я предпочёл особо не выделываться. Просто выполнял от и до все указания тренера.

Единственное, где я по-настоящему отличился, так это на вбрасываниях.

Кого не ставил против меня Асташев – Тарасова, Старкова, Ерёмина, других нападающих команды – всё одно.

Для меня их движения были ну очень медленными. За моими руками они никак не успевали, и я раз за разом выигрывал одно вбрасывание за другим.

– Да что за ерунда! – воскликнул в какой-то момент Кутергин. – Какого хрена!

– Витя, он же жонглёр, – со смехом ответил ему наблюдавший за происходящим Бякин. – Куда тебе до него.

– Давай ещё раз, – не желал сдаваться Кутергин.

Тренер Хабаров произвёл ещё одно вбрасывание. Кутергин прям напрягся и сосредоточился, но всё тщетно. Я снова его обыграл.

* * *

Товарищ Асташев был очень доволен тем, как прошла тренировка. На собрании перед ней нахальный юниор показал себя, прямо скажем, не с лучшей стороны. Слишком много самоуверенности сквозило в его словах. Но то, что он делал на вбрасываниях, его полностью реабилитировало.

Даже если та его вспышка во время игры «Автомобилиста» и «Спутника» была единичной, непонятно откуда взявшееся умение Семёнова играть на вбрасываниях полностью оправдывало его нахождение в команде.

«Пусть он будет даже тринадцатым нападающим в команде, просто выходит на вбрасывание в ключевые моменты игры, а потом тут же меняется. Это уже даст нам очень хорошее преимущество. Правда, надо смотреть, как он будет играть под давлением, но для этого и существуют предсезонные игры,» – думал Асташев у себя в кабинете после тренировки, тасуя варианты атакующих троек на точно такой же доске, как в комнате для собраний.

– Засиделся ты, Сан Саныч, – отвлёк его вошедший в кабинет второй тренер команды Остапенко, – и накурил, хоть топор вешай, – он помахал перед собой рукой.

– Да вот, Павел Сергеич, думаю, куда нам ставить Семёнова.

– А что тут думать? У нас за следующие восемь дней будет четыре матча, – Остапенко начал загибать пальцы, – с нашими местными «Лучом», «СКА», «Спутником» и с ташкентским «Бунокором». Времени более чем достаточно. Потасуем звенья, попробуем пацана в разных сочетаниях. В спецбригадах попробуем. И решим. Но, думаю, ты уже всё и так для себя понял. Он будет с нами в высшей лиге. Так?

– Так. Чем я хуже Тихонова? У него «школьники» постоянно играют.

– Ну, – усмехнулся Остапенко, – за исключением того, что он – тренер ЦСКА и сборной Союза, чемпион страны, олимпийских игр и чемпионатов мира и Европы, ничем, да.

– Ладно, ты прав, Сергеич, завтра Семёнов начнёт в четвёртом звене. С Федоровым и Бойченко. Ерёмин посидит тринадцатым, а Лукиянова вообще не будем заявлять. Если всё пойдёт, как надо, то его придётся отчислить.

– Если Юру отчислить, то он квартиру не получит, – сказал Остапенко. – А у него жена беременная.

– Вот что ты, Сергеич, на тухлую жилу давишь? Как будто я не знаю? А если мы с тобой и в этом сезоне обосрёмся, то в следующем году команду тренировать будут уже совсем другие люди. А мне своя рубашка намного ближе к телу. Ехать поднимать хоккей куда-нибудь в Закавказье или в Среднюю Азию мне совсем не хочется.

– Там тоже люди живут, – философски пожал плечами Остапенко. – Но ты прав, конечно.

– А если так то, что ты изображаешь девственницу после пяти абортов? Надо будет кого-то отчислить, отчислим.

* * *

Седьмое августа 1987 года. СССР, Свердловск, Дворец спорта профсоюзов. Турнир на призы Свердловского областного спорткомитета. Матч открытия. «Автомобилист» Свердловск – «Луч» Свердловск.

Первая игра на взрослом уровне. Большое событие для любого юниора. Для всех. Кроме меня.

Я это уже проходил. Так что никакого мандража или бессонной ночи перед игрой у меня не было даже и близко.

Я проснулся, перед завтраком размялся, покрутил педали велотренажёра, немного потягал железо и, когда пришло время, абсолютно спокойно загрузил свой баул с формой в Икарус и сел в автобус.

От базы до арены было минут сорок езды, сейчас пробки на Урале, да и вообще в Союзе – это ненаучная фантастика, так что мы должны приехать вовремя.

– Что-то не могу я тебя понять, жонглёр, – Бякин плюхнулся на сиденье рядом и заинтересованно на меня уставился.

– О чём вы, Илья Владимирович? – после той нечаянной пикировки во время знакомства с командой я решил больше не борзеть и обращался к товарищам по команде подчёркнуто вежливо. Мне ещё с ними жить, и, что намного важнее, играть.

– Я помню себя перед первой игрой по взрослым. Я тогда двое суток не спал. А ты как будто абсолютно спокоен.

– Лучше я буду нервничать и переживать на скамейке, а не в кровати перед игрой. Тем более, что и причин особо переживать пока нет. «Луч» – это такая же юниорская команда, как и мой «Спутник». Вот когда Александр Александрович заявит на игру в высшей лиге, тогда и буду переживать, наверное… – после секундной паузы добавил я.

– А ты – молодец, – подбодрил меня Бякин, – хорошо держишься. Мне бы твоё спокойствие.

На этом наш короткий разговор завершился, и я, упёршись взглядом в окно, смотрел, как автобус проехал по пригородной дороге, потом вдоволь попетлял по свердловским улицам и, наконец, остановился возле одного из служебных входов дворца спорта.

До моей первой серьёзной игры в этом времени оставались какие-то жалкие два часа.