Читать книгу Маша, очнись! - - Страница 4

1 класс, 2 сентября

Я всегда не любила рано вставать. Выглянешь в окно – а там люди в тараканов превратились: черные, лапками шевелят, усиками дергают и ползут, куда на самом деле не хотят. Столько в этом безнадежности.

Но 2 сентября я подскочила в полседьмого – раньше мамы, а такого никогда не было. Дергались мышцы на предплечьях, внутри все дребезжало. Мой первый настоящий взрослый день.

Я подергала маму за плечо, она что-то мяукнула, и я пошла ва-банк – решила сама заварить ей чаю со вчерашней «Прагой». Пока я делала чай, кипяток капнул на мизинец, и я чуть не выронила чайник, но вспомнила: я мамина защитница, больше некому о ней позаботиться.

Будить маму решила как мама – погладила маму по щеке и сказала: «Кисонька, а там чай стынет»

Мама подскочила и что-то пробормотала про маму: я поняла, что это она про бабушку, которая теперь была на небе. В день смерти бабушки я, пятилетняя, смотрела на голубой, ясный верх и представляла себе тени, которые по загадочным и невыносимо грустным причинам не могут вернуться и рассказать, как им теперь живётся Там.

Тут мама быстро сообразила, спрятала в себя полусон, взяла меня за руку и улыбнулась.

Мама хвалила меня и быстро хлебала желтый чай, который спустя десять лет, улыбаясь, назовет «мочой молодого осленка». Съела чуть засохший кусок торта, и мы стали собираться.

На улице начало холодать, и мама одела меня в куртку. Пока мы шли к школе, я сорвала желтый листочек и положила на заборчик у подъезда: каждый год я так хоронила лето.

«Лето-лето, жду тебя в либретто», – говорила про себя я.

У школы мама сказала: «Маша, тебе надо себя зарекомендовать, чтобы все знали: ты своя»

В школе дрожь не унималась. В кулере не было стаканчиков, и я решила успокоить себя привычным способом – сесть и сыграть какую-нибудь пьеску на коленях.

Музыка растекалась по рукам и выливалась через пальцы. Вдруг на нее, как муха, прилетел мальчик.

Он отличался от других: вместо зеленой школьной формы носил темно-сини      й костюм и выглядел изногсшибательно. Он хотел что-то сказать, но тут запиликал его темно-синий, аж с открывашкой, телефон.

«Мам, да я тут по-королевски», – развязно перебил он воркование в телефоне. Разве так можно с мамами?

Потом мальчик с щелчком закрыл телефон, и я вспомнила блондинку в розовом по телевизору, которая делала так же. «Гламурщина», – всегда говорила мама, но смотреть не переставала.

«Ты кто такая? Тебя не было на подготовке к школе», – сказал мальчик.

«Так меня мама…» – начала лепетать я, но он перебил. Видимо, он со всеми так делал.

«Кто твоя мама?» – спросил мальчик.

«Она играет в оркестре – лучшем в Москве. На пианино», – моя гордость перебила волнение, и я уже думала, что первый школьный разговор получится отличным.

«Чему тебя твоя мама научит? Бренчать? На уроках мы таким не занимаемся. Ты про парные согласные что-то слышала?» – он стал язвить.

«Мальчик, я сама все учу, а к мамам с уважением надо!» – я попробовала съязвить в ответ.

«Я не просто мальчик, я Паша. А ты будешь самой глупенькой у нас в классе и вообще никого тут не знаешь. Я закончил», – Паша хлопнул ладонями у меня перед носом, толкнул в плечо и ушел.

Тут во мне что-то сорвалось. Я вышла из класса, дрожащими губами попыталась у всех спросить, где туалет, но никто меня не понимал. Все поджимали подбородок к шее, поднимали брови и уходили. Туалет я нашла сама и там разревелась.

«У тебя что случилось? Ты ударилась?» – в туалет зашла чья-то учительница.

«Я слишком много чувствую», – ответила я.

Тогда учительница посмотрела на меня пару секунд, тоже подняла брови и ушла.

Первый настоящий взрослый день полетел в тартарары, и казалось, что теперь назад дороги не было.