Читать книгу Краски серых переулков - - Страница 1

Под ногами чавкала кашица из осенней земли, сменившая приличную асфальтированную дорогу. Хоть на черных ботинках и не сильно заметна ежедневная ходьба по мокрой каше, ощущения приятнее не становились. Протоптанная мною же дорожка между корявых деревьев раз в несколько дней встречала мои ботинки независимо от погоды.

Сразу же, стоило показаться на пустыре, раздался приветственный лай.

– И я рада, малыш Чаки.

Называть рослого лохматого бобтейла малышом уже давно вошло в привычку. Чаки восторженно это одобрял и, приветствуя, одаривал искренней собачьей радостью. Попутно марая роскошной, но спутанной колтунами шерстью.

Осень с весной Чаки не любил. Зато лето и зима приходились ему по душе. Зимой все покрывалось щедрым слоем снега, который защищал от грязи и давал множество поводов для игр. Летом же можно было выбраться за пределы города.

– Сегодня на ужин макароны, – я вытряхиваю целлофановый пакет с едой на землю, – немного омлета, и… – хитро улыбнувшись, прижимаю другой пакет к себе и склоняюсь над довольной мордой Чаки, – как думаешь, что?

В ответ раздается басистый нетерпеливый лай.

– Ладно, будем считать, что ты сказал «шарики», – запустив руку в скомканную шерсть, отдаю по праву заслуженное угощение.

Оставляю в покое бобтейла, вбрасывающего еду с мерзлой земли в пасть, и иду размять затекшие колени. С ботинок отваливаются лоскутки кашицы, вокруг отвратительная промозглость. Осень, что с нее взять.

Непроизвольно вжав голову в плечи, пытаюсь спрятать шею в низком вороте тонкого пальто. Холод так и пробирает до костей, кое-как спасает толстовка. В этом году холоднее. Обычно такая прохлада в ноябре, а до него еще законный месяц. Что будет зимой? Превращусь в ледышку в этом пальто?

Невеселые мысли заняли голову не вовремя, хотя задуматься об этом стоило бы, чтобы снова не слечь с простудой. Было страшно вспоминать о финансах и ближайших расходах. В этом месяце денег у меня практически не было.

Может, заключить сделку с дьяволом ради теплой куртки? Заманчивая перспектива, жаль, неосуществимая.

Оставалось надеяться, что в ближайшее время в кафе снова потребуется певица. Хороший голос и талант попадать в ноты помогал мне держаться на плаву долгое время. Спасибо школьной учительнице музыки, которая заметила, как старательно я учила очередную песню к какому-то мероприятию.

Пристроившись на поваленном бревне, позволяю себе вспомнить день, когда отправилась в бессрочный «отпуск».

– Алис, все понимаю, правда, – Максим Анатольевич по своей излюбленной привычке откатился на кресле. Возможно, это придавало ему уверенности и значимости. А может, он просто хотел лишний раз показать, как красиво смотрится в сером кожаном кресле.

Рассмотрев его кабинет, я убедилась, что кресло здесь единственный предмет роскоши. Остальная мебель не отличалась ни новизной, ни вкусом.

На столе стопки бумаг и папок, которым место в шкафах, куча сувениров, две вертушки с канцелярией и пыльная фотография в рамочке.

Максим Анатольевич стремился взгромоздить на стол как можно больше предметов. Таким как он позарез требуется создать видимость работы.

– Раз понимаете, так почему оставляете без работы? – спрашиваю я его, и тут же в голове рождаются другие болезненные вопросы. Мне бы хотелось спросить, на что он мне предлагает выживать.

Мужчина сплетает пальцы в замок и кладет на них подбородок.

– Причина банальна и проста, Алис: у меня нет лишних денег, чтобы платить за блажь вроде живого пения, – мужчина поднимает глаза к потолку и задумчиво продолжает. – Даже Риточке зарплату урезал, боюсь, уйдет. Пожарная инспекция скоро нагрянет, а там… – он махнул рукой, дав понять, что проблем не счесть.

– Почему рекламу не дадите? Не устроите акции, шоу, хоть что-то, – допытывалась я. Директор сухо улыбнулся, смотря куда-то в сторону. – Тем более упомянув о певице, музыке и караоке? Люди должны прийти.

– Рекламой занимается Рита. Да что врать, – Максим Анатольевич нервно усмехается, – многим занимается Рита. И официантам помогает, и с бумагами, и с рекламой, – он сделал паузу, взяв в руки безделушку. Выражение откровенной скуки. – Чего я могу ожидать от нее сейчас, лишив части зарплаты? Любому человеку нужны деньги, – Максим Анатольевич перевел взгляд на меня, слегка сощурив глаза. – Тебе тоже нужны деньги. Но не горишь ведь желанием остаться здесь и работать неопределенное время бесплатно?

– У меня не та ситуация, – строго отрезаю я и увожу разговор в другое русло. – И когда все проблемы решатся?

– Надеюсь, к следующему месяцу выберемся. И от инспекции отделаемся, и с поставщиками договоримся о ценах, а там… – Максим Анатольевич снова махнул мясистой рукой, в этот раз с хорошим посылом. – Там уже легче будет. Так что подожди, отдохни и приходи через месяц, там видно будет.

– Хочу верить, что перспективы не такие серые, как ваше кресло, – своеобразный комплимент приходится директору по вкусу. – Я могу получить деньги за отработанное время? Раз уж до аванса увольняете.

– Конечно, – мужчина приподнимает стопку бумаг и выуживает две пятитысячные купюры. Смиренно и холодно смотрю на то, что будет обеспечивать мое существование в течение месяца. Возможного месяца.

Порыв ветра проникает под подол пальто и пробирает все тело. Такими темпами у меня либо станет очень гибкая шея, либо тело приобретет угрожающий вид бандита. В такие моменты завидую шерсти Чаки, природная шуба, за которую не надо платить ни рубля.

Прокручивая в голове эти невеселые воспоминания, наблюдаю за бобтейлом, тихо умостившимся в ногах. Наверное, со стороны мы выглядели мило и по-домашнему.

Порядком замерзнув, с трудом встаю и пытаюсь дыханием отогреть пальцы. Судьба, будто почувствовав, что минуты умиротворения закончились, посылает звонок.

– Да, Ален, – прижав телефон, из динамика которого слышится грохот и громкое «блин», здороваюсь с приятельницей. – Теперь это вместо приветствия?

– Нет, – на выдохе бросает она, – тут запара. Из-за этого недоумка вся посуда кувырком, – недолгая пауза, и слышится очередное «блин». – Короче, приди, пока я не разворотила всю кухню. Заодно поешь, снова, наверное, по своему болоту проходила полдня.

Хмыкнув, но не ответив на колкость, интересуюсь, что творится в ее доме. Подобрала целлофановые пакеты и скомкала в рюкзаке.

Чаки спокойно проводил взглядом, не выказав особых эмоций.

– Да все нормально, просто я дура. Попросила такого же дурака помочь на кухне, – звуки на фоне стихали, а голос приятельницы становился спокойнее. – Сказала Радику приготовить пирог, а сама в центр пошла. Молодец, братец, помог. Кастрюля, знаешь, где была, м? – Приятельница выдерживает паузу. – На подоконнике. Посуду в шкаф запихал так, что та вся вывалилась на меня.

– Может, он специально. Мстит? – слушая краем уха, пытаюсь отогреть свободную руку в кармане.

Выслушав тираду Алены, сбрасываю звонок и захожу в подъезд, который после мерзлой улицы кажется инкубатором. Только запахи гниющего под лестницей мусора заставляют двигаться дальше по этажам.

На нужном пролете стоит дурманящий запах теста, незамедлительно получивший отклик желудка. Со временем заметила, что на холоде почти не ощущаю голод. Но стоит зайти в помещение, где зубы не будут отбивать чечетку, и он тут же даст о себе знать.

– Привет, Лиса, – подмигивает Алена и притягивает в тамбур двух квартир. Как я стала носить за собой прозвище «Лисы», не помню, но против ничего не имела. Достаточно и того, что слово как-то связано с именем.

Приятельница ждет, когда я сброшу измазанные землей ботинки и избавлюсь от пальто, не отрываясь от своего вида в зеркале. Бегло глянув, вижу, как она накручивает локоны пепельных волос на палец. Репетирует соблазнительный флирт перед походом в общагу?

Высвободившись из одежды, пробираюсь в теплую квартиру. В красках описанные кошмары готовки Радика уже были ликвидированы. Алена больше не злилась, и выражение ее лица стало, как всегда, игривым, а в глазах отражались блики света лампы.

– Будем честны. Твой брат готовит вкусно, – прожевываю часть яблочного пирога и вижу, что Алена улыбается уголком рта.

– Главное, чтобы не отравил. А так да, он молодец, – стряхнув с рук крошки, кладет щеку на ладонь. Верный признак либо желания что-то услышать, либо что-то рассказать. Делиться ничем не хотелось, и я решаю обратиться в слух. – Что в центре купила?

Любимая тема приятельницы заставляет ее глаза загореться пустым блеском. Следом посыпался шквал информации о том, что было увидено, куплено, а что вывело из себя. Когда в конце рассказа я, наконец, узнала, что Алена купила «умопомрачительное платьице», в котором пойдет сегодня в общагу, мной овладела не то зависть, не то злость. Больная тема – слушать о чьих-то покупках, когда у самой в кармане ни рубля.

– Что я рассказываю, пойдем покажу, – Алена с дешевой элегантностью выплывает из кухни, статно покачивая бедрами, будто на ней уже сидело новое платье.

На кровати приятельницы призывно разложена малиновая тряпка. Наверняка до неприличия оголит ее грудь и едва прикроет бедра. Сегодня и меня оденет в подобное.

Алене нравилось наряжать меня как куклу, красить, крутить прически. Я была для нее очеловеченной игрушкой, на которой можно отточить навыки моды.

Была ли я против? Нет. Она позволяла мне выглядеть ухоженно и получать внимание. Украшая мою внешность, когда мы собирались в очередной раз пойти развеяться, приятельница не подозревала, что со стрелками на глазах рисовала и мой образ. Носить который я буду там, где предстояло провести очередную ночь.

В какой-то момент она создала новую меня. Подобрала стиль и макияж, привила свои повадки и ввела в другой мир. Теперь я блуждаю по нему с образом, который въелся в лицо, тело и пустые мысли. Но мне он по нраву. Да и Алене одно удовольствие видеть свои труды. Может, в лучшей жизни она бы стала стилистом.

– Э-эй! Да сколько можно, ты меня вообще не слушаешь? – Алена закатывает глаза, когда я выныриваю из мыслей и прохожусь взглядом по ее белесому лицу. – Прием, повторяю для тех, кто в танке: Костя рассказал, что в общаге с тобой паренек какой-то хочет познакомиться, – приятельница отодвигает увесистый ящик стола и достает коробку с косметикой. – Ты его должна была видеть, мы пересекались пару раз, когда были у Вити.

– Прикольно. А кто такой Витя? – Алена хмыкает, ведь я даже приблизительно не знаю, о каком Вите идет речь.

– Друг друга Кости, – приятельница видит, что ее слова мне ни о чем не говорят. – Короче, неважно, тебе же все равно не интересно, – обиженно выпячивает пухлую губу. – Но тебе должно быть стыдно: не знаешь даже имени хозяина квартиры, где так часто тусуешься!

На столе уже выложена значительная часть запасов косметики, а ее хозяйка занялась собиранием упавших на пол кисточек. Я же в это время без интереса наблюдала в зеркале за своим белым лицом.

– Не знаю его имени, потому что не общалась с ним, – парируя я.

– Короче, – Алена сдувает прядь с покрасневшего от прилитой крови лица, – не в Вите дело! Я уже забыла, с чего начала.

– «Паренек какой-то хочет познакомиться», – напоминаю, и она сухим тоном повторяет то, что я прослушала.

– Да. Знакомый Кости, я, вроде, с ним не общалась. А может, и общалась, не помню.

– И ты упрекаешь меня в том, что я не помню какого-то Витю? – Алена щурит глаза, но молчит, не позволяя снова перебить.

– Говорит, что ты ему давно приглянулась, и он сегодня тоже будет там. Сказал, посидите, познакомитесь. А там, может, и большее, – Алена подмигивает и садится вплотную ко мне, позволяя уловить разгоряченное торопливое дыхание. Раскладывает косметику на диване и берет карандаш. – Поэтому нарисуем тебе стрелки-соблазнительницы, чтобы ты его сокрушила.

– Раз хочет познакомиться, значит, уже. Сокрушен и ждет пощады, – слова звучат, будто приговор, но Алена весело хихикает и заботливо прикрывает мои веки.

– Костя за нами заедет. На улице мерзко, не хочу пешком идти.

Какое-то время молчим, обсуждать нечего. Я думаю над тем, как проведу ночь. Либо в общаге, либо у того парня, которому понравилась. Именно так, за редким исключением, все всегда заканчивалось. Внутренне я рада, что не придется ночевать у Алены. В последнее время остро чувствовалось, как постоянное нахождение в ее доме выводило из себя.

Всему виной чертова проблема с деньгами. Точнее, с их отсутствием.

О своем же доме и монстре, обитавшем там, я не позволяла себе даже думать.

А о чем думала Алена, я не знала. Никогда не старалась заглянуть к ней в голову. Устраивало и то, что та болтала, о чем хотела, а мне оставалось слушать и задавать наводящие вопросы. Такой тандем устраивал обеих, Алена ни разу за несколько лет не говорила, что недовольна нашим общением. Хотя постоянно обижалась, что я не зову ее подругой.

«Мне не нравится слово “подруга”, мы не в детском саду, чтобы так говорить, – объясняла я ей. – “Приятельница” звучит куда лучше».

На самом же деле причина тому была одна, причем совершенно банальная. Алена не была настолько близким человеком и не могла им стать. Хоть уже и несколько лет, сама того не понимая, она помогала мне барахтаться в этой жизни.

– Так, Костик наконец-то пришел, – просидев в комнате вплоть до восьми, слышим трель дверного звонка. – Вроде все готово, да?

Алена приближает лицо к запачканному зеркалу, поправляет склеившиеся ресницы и потряхивает залакированными волосами. Шлейф ее насыщенных вечерних духов окутал коридор. Как и ожидалось, новое платье на стройной девушке слегка прикрывает то, что по законам этики должно быть прикрыто. Стройные ноги на лакированных шпильках призывно оголены почти до бедер.

– Ну как, мне идет платье? – приятельница оборачивается ко мне, ставя худую руку на бедро, и извивается в привлекательном изгибе.

Одобрительно качнув головой и похвалив и так уверенную в себе приятельницу, занимаю освободившееся зеркало. На миг застываю, залюбовавшись холодным фарфоровым лицом в отражении, и улыбаюсь. Приятельница позади растягивает уголки плотно сжатых губ и довольно ахает.

Отрываю взгляд от лица, удовлетворившись макияжем, и опускаю глаза на платье. Помню, Алена говорила, что в жизни не купит платье с сеточкой, ведь оно «вроде и закрывает тело, но его все равно видно». И спустя неделю после фразы «лучше купить нормальное, без этой ерунды», она таки покупает то, что ей не нравилось. Более того, платье ей полюбилось.

Теперь же в ее платье с сеточкой стою я, довольная своим видом и умиротворенная.

Каждая из нас идет туда с совершенно разным настроем. Алена – с предвкушением веселья и взбудораженная эмоциями, я же с чувством возвращения домой, где была расслаблена, оказавшись в толпе, но наедине с собой. В обволакивающем одиночестве, окруженная десятками бесполезных и никчемных людей.