Читать книгу Антил - - Страница 5
Глава 5
ОглавлениеВ десять часов Антонина не находила себе места. Она ходила из угла в угол по своей двух комнатной квартире. Сама не понимая, зачем она приготовила бутылку вина и два бокала. Поначалу она была довольна, затем это её смутило. Прикусив губу, она убрала один бокал, оставив один для себя. Девушка искала смыслы и контекст там, где бы его, возможно, не уследил Илья или кто-то посторонний, но кто, ни кого и не было. По-видимому, это просто нервное воображение.
Протерев в который раз пыль, дизайнер принялся доставать нужные ткани. Она вспомнила, что не достала их ещё. Она надеялась, что уже сегодня они смогут приступить к работе. К работе над, чем ей ещё не представлялось. Её это волновало и тормошило каждый раз не спокойное сердце.
Достав всё и разложив все необходимые предметы для работы по местам, Антонина не нашла ни чего лучшего как подойти к подоконнику и начать беседу со своими питомцами. Ласково погладив то один лепесток, то другой, она нашёптывала им о своих переживаниях и планах. Планов было много, и планы были грандиозные. Проблема заключалась в том, что без вдохновения, без новых образов, тоня не знала как реализовать свои планы и прейти к поставленной цели. Её смутное представление угнетало её и расстраивало, заставляя нервничать и быть на постоянном взводе. Поэтому сегодня утром у них было небольшое напряжение с Михаилом. Молчаливые же друзья гнали дурные мысли в стороны, они как будто с углекислым газом впитывали в себя и плохую энергию.
Раздался звонок и Антонина, выйдя из оцепенения, помчалась к входной двери, за которой стоял тот, у которого быстро билось сердце. Это был тот самый человек, которого Антонина ждала с волнением и нетерпением. Илья переживал, как встретит его любимая. Это оправдано, поскольку сердце влюблённого и опьянённая чувствами голова способны заставить человека испытывать некий страх – боязнь дурно предстать перед объектом воздыхания.
И вот дверь открылась, они взволнованно встретились лицом к лицу. На долю секунды замерли, пока Илья не улыбнулся и не начал делать первый шаг. Антонина по-дружески приобняла Илью, и тот спросил, не поздно, ли он пришёл.
– Если бы ты пришёл часов в шесть вечера, то тогда я б тебе сказала, а так время всего-то половина одиннадцатого.
Сняв ботинки и поставив их аккуратно у прихожей, Илья отправился вслед за Антониной.
– Тебя у нас ещё не было. Поэтому небольшая экскурсия!
– Веди-Веди.
Антонина показала сперва кухню, комнату, которая служила гостиной и напоследок комнату, которая являлась кабинетом или мастерской идей. Квартира явно нуждалась в ремонте. Жить было можно, но обставлена она была по-простому. Можно было сказать со стилем – минимализм, но вынужденный минимализм – не воссозданный.
Комната, что служила рабочей зоной, представляла собой небольшое помещение, где располагался диван-книжка и находились манекены. Комната вся была развешена эскизами и картинами, что, по мнению Ильи, служили для Тони помощниками на пути к вдохновению. Илья оценивающе взглянул на квартирку и с сожалением посмотрел на Тоню. Дизайнер вопросительно посмотрела на пришедшего парикмахера в её обителью, но тот не как, не ответив, развернулся в сторону балкона и подошёл к окну. Вид был красивый, на природу, однако окна были деревянными и отчётливо слышались детские крики и возгласы. Где-то слышалась громкая музыка, испытывали автозвук. Илья прислонил ладонь к стеклу и прочувствовал лёгкие вибрации окна.
– Извини. Конечно, здесь не евроремонт, но всё же…
– Ты не будешь здесь работать, – сказал, как отрезал Илья. Тоня встала в ступор и явно не знала, что ответить. – Поверь мне это для тебя не подойдёт, здесь слишком много, как бы выразится правильнее – лишнего, того что может на миг отвлечь. Нет, я понимаю, что в отвлечении порой можно найти ещё больше смыслов, но я тебе пытаюсь сказать, что просто происходит отвлечение от вхождения в процесс. К тому же если ты не можешь долгое время работать в привычной, тебе, обстановке, то почему бы, не сменить обстановку. Я лично так и делаю.
– Ты ищешь вдохновение?
– А ты как думала, у нас своих конкурсов и показов хватает. Мы точно так же как и вы меряемся идеями.
– Я поняла, что ты имеешь ввиду, – она задумчиво опустила печально-нежные глаза и начала водить пальцем по листкам, на которых были изображены недавние эскизы.
Илья подошёл к Тоне и, взяв её за плечи, когда она подняла голову, заглянул в неестественно голубые прекрасные глаза.
– Поговори с Михаилом, быть может, он всё поймёт. Если он по-настоящему тебя любит, то отпустит тебя во временное отрешение от бытия.
– Красиво сказал, – с печальной улыбкой сказала Тоня. – Философично…
Посмотрев вниз, он взял лист бумаги, на котором сверху была рука Антонины.
– Твоё честное мнение, что скажешь? – спросила Антонина.
– Ну, в принципе, не плохо, но если честно, я бы такого не носил.
– Это женское.
– Поэтому бы не носил, а вообще здесь нету твоего стиля, мне кажется, что я где-то видел это. Ты же пытаешься сейчас, кому то подражать, но тебе этого делать строго нельзя.
– Я и не пытаюсь, я…
– Это ты так думаешь. Предлагаю тебе начать с малого, например с объединения двух стилей.
– Двух противоположностей?
– Как вариант. Главное не брать современные коллекции. Новое – это хорошо забытое старое, а если ты преобразуешь и переосмыслишь на свой лад, то это будет чудо чудесное.
Тоня выхватила из рук Ильи последний эскиз, внимательно на него посмотрела.
– Знаешь, мне страсть как хочется сделать какой-нибудь повседневный обычный, но запоминающийся образ, чтобы идти по торговому центру и видеть, как мои коллекции находятся на витринах модных бутиков.
– Кэжуал, я понял. Можешь не говорить. Спонтанность наших встреч и действий мы перенесём вначале на лист, а затем на моделей.
– Сейчас, как ты мог заметить, в мире набирает обороты восточный стиль. Европейцы долгое время не обращали взоров на восток. Да и сам регион, будь то дальний восток или же средняя Азия, в связи с религиозными или политическими обстоятельствами вынуждены были держаться изолированно от нас. Вспомни, как наша страна перенимала моду у европейцев и через, сколько времени они начали копировать уже наши древние народные образы.
– Ко мне тоже люди обращаются за сменой имиджа. Всё чаще парни просят короткие стрижки, они просят либо очень короткий фейд или же вовсе бобрика. Если же я делаю причёску девушке на мероприятие, то всё чаще сталкиваюсь с тем, что они просят стричь аля девяностые годы. И как всегда работает правило двадцати лет, когда молодёжь начинает подражать моде двадцатилетней давности. Ты, Тоня, можешь это пронаблюдать с точки зрения музыки.
– И действительно, все сейчас переходят на девяностые. И звуки музыкальных инструментов, такие же или хотя бы пытаются подрожать им.
– Отлично! Вроде бы мы друг друга понимаем.
– Да!
– Резюмирую: Восточный колорит и обращение к прошлому.
– Предлагаешь попробовать традиционные мотивы?
– А почему бы и нет? Берёшь небольшой атрибут цивилизации и вставляешь их в свой образ.
– Гениально! Гениально! Стой, – Тоня смутилась. Видно было, как идут мыслительные процессы у неё в голове. – А что собственно брать?
– Как вариант совместим два стиля, а может и целых три, – Для весомости своих слов, Илья продемонстрировал три пальца.
– Не хочу делать винегрет.
– Хорошо, давай присядем и подумаем вместе.
Тоня согласилась и, сбегав на кухню за стулом, усадила Илью возле себя.
– Я выпью из твоего бокала вина? – спросил Илья, косясь на бутылку с вином и стоявший рядом бокал.
– Конечно-конечно, это для тебя.
– А почему один бокал, ты что – не будешь? Вот тебе и на, подруга, не узнаю тебя.
Тоня не успела сообразить, что ответить Илье как тот вскочил, быстренько налил и возвратился к ней. Он дал, понят ей, что она может начинать делать примерный эскиз, указав ей на то, что она должна наносит на лист бумаги всё то, что лезет ей в голову.
– В общем, попытайся для начала изобразить, что-то восточное.
– Почему то у меня встаёт образ шубы с расписными символами народов востока. Да и если так рассуждать мы русские тоже являемся представителями восточных народов. Для европейцев мы – восточные славяне.
– Не говори, а действуй.
Антонина послушалась. Илья дал ей испить вина и сам принялся внимательно следить за Антониной потягивая винишко. Так он и просидел бы очарованный тем как она работает, если бы слегка не опьянел. Он прищурился и серьёзно спросил:
– Зачем тебе линзы?
– Я же лучше вижу. Ты же знаешь, что в нашей профессии нужна точность глаза.
– Я не про это. Зачем ты носишь цветные?
– Я не люблю цвет своих глаз. А так я хоть как то разнообразилась. Да и к тому же что не сделаешь, чтобы привлечь, твои глубокие карие глаза. Видишь, я уже у тебя научилась комплиментам.
– Что же ты видела своими глазами, что ты разлюбила цвет своих глаз?
– Знаешь, не задумывалась об этом, – Тоня оторвала свой взгляд от эскиза и устремила взор в пространство, сомкнув брови. – Я выплакала свой цвет глаз. Ауф, – произнесла она и подняла руку, с поднятым вверх указательным пальцем, в которой всё ещё находился карандаш. Говорила она с закрытыми глазами. Открыла их тогда когда повернула голову к Илье и улыбнулась ему, как только открыла глаза.
Однако Илья не ответил на её улыбку. Он смотрел ей в глаза, и этот взгляд проникал куда-то туда, куда не знает ни кто и чему ещё не дали названия. От такого взгляда Тоне стало не по себе, не смотря на это, она продолжала улыбаться, её только веселило, да и с Ильёй было спокойно.
– Я бы добавил модели тушь во взгляде, чёрную и броскую. И воссоздался бы эффект накладных ресниц. А костюму бы придал те же резкие формы, что и у лица модели.
– То есть модель должна быть скуластая и с данным макияжем?
– Да.
– А я должна, уже основываясь на эти формы воссоздать то же самое, только на одежде, чтобы добиться эффекта надвигающейся строгости.
– Я бы сказал Ястреба вышедшего на охоту, костюм должен быть чёрный.
– Или в тёмных тонах, – настойчиво сказала Антонина.
– Или в тёмных тонах.
– Четырёх моделей хватит?
– Да.
– Одна у меня уже есть. Вот смотри, шуба будет чёрной, а рукава сделаем слегка золотистыми.
– Только ты смотришь далеко наперёд. Вначале начнём работу, а уже затем, думаю приступить к организации. Позволь это делать мне. Не хочу, чтобы ты отвлекалась.
– Хорошо, – улыбнулась Тоня и посмотрела, на почти завершённый эскиз. – Вот смотри. Во-первых, в первом варианте шуба будет расстегнута, это поможет лучше разглядеть золотистый свитер, обязательно добавим восточной бижутерии. Во-вторых, обведём им глаза и сделаем точно похожими на восточных красавиц, ты же в этом разбираешься – в мейкапе?
– Только учусь, но уже делаю успехи.
– Ладно, потом покажешь свои навыки.
– Ага, а пока пойду тренироваться на кошках.
– Ха-ха, бедные пушистики.
– А что, по моему не плохо. Сейчас лето и мы продемонстрируем уже зимнюю коллекцию.
– Ага! Я уже в волнительном предвкушении!
За день они исписали кучу, бумаги и воссоздали, пока только на ней, пять завершённых образов. Они проработали вплоть до прихода Михаила. После чего парни отошли на кухню и проговорили обо всём ещё примерно полтора часа. После, попрощавшись с хозяевами, Илья удалился, покинув их мир и уйдя в свой мир. Надев капюшон и наушники, сунув руки в карманы, он растворился в вечернем потоке пятницы.
Перед неделей моды Илья отработал не покладая рук две недели, они с Антониной могли, видится только поздно вечером. Осталась неделя, а они так и не придумали ни чего кроме зимней коллекции, состоявшей из шуб.
На следующий же день после мозгового штурма Илья нашёл Антонине квартиру, и дизайнер принялась за обустройство рабочей зоны. Две недели Антонина прибывала в одиночестве в квартире студии, которая открывала шикарный вид на огни ночного города. В дневное время одна единственная комната заливалась светом. Свет был естественным и не напрягал глаза. Периодически Антонина прибывала в меланхолии от того что рядом с ней не было её любимого парня и преданного друга, который обещал быть рядом с ней и помогать к грядущему событию. Любовный треугольник сплачивал друзей, но точно так, же приносил каждому и душевную боль. Антонина с Михаилом бурно попрощались и виделись лишь раз на посиделках с друзьями. Михаил отнёсся с пониманием, однако чем дольше была его разлука, тем больше он раздражался, так как он не привык к помехам.
В этот раз помеха заключалась в том, что переезд был связан с будущим Антонины, это была необходимая разлука. Он и не ревновал к Илье, поскольку знал, что тот не ночует у неё, только его удручал, тот факт, что Тоня забывала звонить или писать по нескольку дней, так как она находилась в своих думах или за чтением книги, или за изучением необходимого научного материала для работы.
Михаил начал стричься у Ильи. Илья стал часто бывать у него в автосалоне. Через своего друга парикмахера Михаил узнавал о том, как поживает его девушка дизайнер Антонина. Но на второй половине второй недели от Ильи и Антонины не было, ни слуха, ни духа. Где она живёт, было неизвестно, поскольку у Ильи и Тони была договорённость, что об их обители будут знать только они вдвоём, о чём и предупредили Михаила.
Он убедился, что Илья работает допоздна и что тот живёт у себя. Всё это значило что Тоня совершенно одна. Он не понимал, какую игру затеяли эти двое. Он боялся потерять её и часто сжимал кулаки и скрежетал зубами, но когда на столе оставалась бутылка пива, на ночь забывал обо всём, в том числе о своих переживаниях.
Как-то раз он всё же подловил Илью и посетовал на свои страдания. Илья дал понять, что замечал то, что Михаил периодически следил за ним и уверил его, что тому переживать не о чем. Страдалец, согласился, и пожаловался, что уже почти неделю не виделся с Тоней, Илья сказал что не видел её уже со вторника, а уже была пятница.
Вообще по правде говоря Илья забегал во вторник к Антонине буквально на пять минут и привёз из секондхэнда необходимые шубы, на которые он потратил почти десять тысяч. Он горел желанием, для него это была судьбоносная рулетка. Если он не поможет Тоне здесь и сейчас, будет загублена не только её жизнь, но и его. Необходимо было действовать сейчас, пока у обоих было время и жизненная энергия молодых людей.
Раньше Тоня много задумывалась об одиночестве, она себя считала совершенно не одиноким человеком, поскольку её всегда кто-нибудь да окружал. И вот однажды в её жизни появился Дон Кихот, который увёз её и запер на высоком этаже многоквартирного замка. Впервые за долгое время Антонина была предоставлена самой себе, она даже и не догадывалась, что Ильи не будет с ней долгое время. А пол недели для них это очень большой срок, так как время поджимало. И к концу четвёртого воскресения после их встречи должно быть всё закончено.
Можно конечно сказать, что она сама себя заперла в темницу на высоком этаже, поскольку Илья всегда давал ей выбор, а уже она сама решала как будет. Иногда она представляла себя графом Монте Кристо. Он, как и она будучи взаперти на придумывала кучу, разного, кучу спасительных идей и способов их реализации. Однако по-прежнему она надеялась на кого то, но не на себя. Она всё ждала Илью. И не дождавшись, посетила своих друзей, после чего затребовала появление Ильи. Ей было необходимо его присутствие. Она вся закипала, и точка кипения дошла до придела.
– Ни черта у нас не выходит! Срок ещё дали короткий! А ты? Ты даже не торопишься.
– Извини, я шёл пешком, – спокойно сказал Илья.
– Шёл пешком, – передразнила его. – Ты это ещё посмел позволить.
– Да.
– Вот посмотри, – Тоня схватила со стола листы. – Хотя, нет, – и тут же порвала их. Подошла быстрым широким шагом к корзине и выбросила разорванные клочки. Она посмотрела возбуждённым строгим взглядом на Илью, грудь у неё дышала глубоко, поднимаясь высоко и резко опускаясь. Одна прядь волос спала на слегка покрасневшее, не выспавшееся, но при этом всё ещё остававшимся таким милым, личико.
Илья стоял невозмутимый. Она взорвалась, молча, потрясла кулачками в воздух, покраснела пуще прежнего и шлёпнулась в кресло. Ноги обхватила руками и исподлобья посмотрела на Илью. Илья подумал про себя, что в этот момент времени, она похожа на маленькую девочку. Его это не могло не умилить.
– Прости, заплаканным голосом произнесла она. – Я ночь не спала. Переживала. Меня тошнило. Ни чего в голову не лезет
– Тебе, надо, расслабится.
Она подняла на него свои печально нежные глаза, ещё заплаканные глаза. Лицо её стало проясняться. – Илюш, ты просто чудо! – Она толкнула его так сильно, что он, не удержав равновесие, упал на серый ковёр из толстого ворса. – Я как раз вчера стащила это у Миши. Мы с ним поссорились, поэтому я должна была забрать свою зажигалку, а она именная знаешь. Он часто берёт у меня её и не возвращает, она лежала в его штанах. Я тебе не писала? Он считает…, а не важно. Быстро-быстро, сейчас, сейчас, я по бырому. Ха, сейчас, поди, ищет меня или зажигалку. Хорошо, что он не знает об этом месте. Где же? А вот в сумочке. – Из сумочки она достала пакетик.
– Что это? – продолжая лежать, поинтересовался Илья.
– То, что снимет напряжение. Лекарство от глаукомы. – И она рассмеялась
Всё было сделано, довольно быстро и умеючи. Достала бумажку, высыпала содержимое, смочила языком бумажку и закрутила.
Через мгновение они оба лежали на ковре. Лежали друг от друга, соединяясь-соприкосаясь друг с другом ушами. Она чувствовала его холодное ухо, тогда она начала слега тереть его своим, с желанием согреть его. Комната кружилась. Словно водоворот уносил их на дно в глубины подсознания. А спираль всё двигалась и двигалась, приходя в одну точку образуемую слиянием их голов.
Ни чего другого. Только они. Никого другого. Только они. Ни о ком другом. Только о них. Единое тело, единые мысли, единое время, единое чувство, единые сердца, поймавшие единый ритм, единение с вселенной. Боль и любовь, страсть и ненависть, дружба и семейные узы – всё улетело в пространство. Всё, что было до момента, нависало могучим атлантом. Всё, что было после – растворилось, сузилось, уменьшилось. Чем ниже закручивалась спираль, тем больше абляция, в плоть, до субатомных частиц, летящих в пространстве, до коих не добраться, да и зачем, ведь, сейчас они одни. Гиперболическое состояние единой души, что было «до» преобразилось в кубический график функционального мира, мира, что стремительно падает в низ. Герои падают с ним, почему-то оказываясь постоянно вверху. Синкретизм великого единого духа, что был задуман небесами и разрушен человеческой силой, вновь собран из обломков страданий и нежных дружеских чувств.
Всё, что было возвышено до, было опущено после, сброшено тяжёлым камнем вниз. А время, образный график сужает к нулю, возвращая, что было к началу момента, а героев на место своё. И вот всё стало как прежде. Сигарета всё тлеет. А глаза приковались друг к другу. В глазах тех глубина бесконечного пространства. А губы всё ближе и ближе.
И вот опять всё сначала. Спираль движет героев наверх. Время возвращает обратно. А вокруг темнота. А в нутрии бесконечное пространство, в котором только они.
Так они лежат, не краснея, не волнуясь, не боясь. Нету Ильи, нету Тони, есть только они, и есть только единый стук сердец. А секунды сплетенья замедляют то время, что старит наши тела. Вот они снова глядят друг на друга. А в комнате всё, как и прежде – кавардак. Над ними белый потолок, под ними серый ковёр из толстого ворса. Комната перестала кружиться. Антонина почувствовала нарастающее тепло, движущееся от самых кончиков носочков, до макушки. На улице ходит толпа. На дорогах сигналит авто. Обыденный мир, без оттенков и радости внутри. Радость рассеивается, приводя в атмосферу тревожность и страх. Зачастую, они влекут за собой панический страх. Перед ним ты окажешься слабым. Антонина знает, что рядом с ней друг, глубинно она помнит, помнит о многом, что сделал Илья. У Ильи возникла слабая дрожь такая же, что возникает, когда мы недомогаем и связано это, прежде всего с болезнью, но Илья со своим здоровьем не болел.
С каждым затягом сигареты Эдема героев уносит в пучину. Все глубже и глубже во внутрь друг друга.
– Илюш, – прервала молчание Тоня.
– Я тебя слышу.
– Я нашла его.
– Кого, солнышко?
– Ну… Его. Понимаешь?
– Да. Молчи. Молчи, – и он дал, ей, затянутся в последний раз этим сладким дурманом.
И она начала хохотать, прикрыв изящною ладонью лицо.
– Вот видишь, а ты хотела ещё, что-то сказать. Я ни чего такого, ещё не успел сказать, а ты уже смеяться. Ты лучше покажи его, коль нашла. Может мы вместе нашли одно и то же? – С этими словами он подорвался как заяц и подал руку Тоне, подал, так как подают истинные джентльмены викторианской эпохи.
– Нет уж, зайчик! – смеялась она. Одной рукой она всё ещё продолжала прикрывать ладонью лицо, а другой отмахивалась от руки Ильи медленно и постепенно, не спеша тянущейся к ней. Тогда Илья проявил упорство и схватил её сначала за отмахивающуюся руку, потом за руку, которая прикрывала лицо. Это выглядело так, словно представитель семейства кошачьих, выбрав себе жертву, впал в момент выжидания. И вот, в подходящую секунду он набросился на неё и вот-вот должно произойти страшное.
Страшного не произошло, не было не укусов не терзаний, криков, душераздирающего визга не слышалось, разве что было тихое “ай”, которое вырвалось у обоих вследствие удара головой друг об друга. Вначале вырвалось у Тони, а затем тихо со вздохом протяжно на затухание повторил Илья. Стук головами и нежные дружеские объятия помощи удержания равновесия вместо терзаний. Антонина по инерции, от лёгкого рывка, очутилась так близко к Илье, что они стукнулись лбами, после чего смеялись, до тех пор, пока не начали приходить в себя.
Объятие было взаимно нежным. Но вдоволь насмеявшись объятия Ильи, становились нежнее с каждой секундой. На Тонином лице вновь образовались печально нежные глаза. Лицо стало серьёзным. Но эта серьёзность была не злой, у неё по-прежнему на душе было тепло от поддержки друга. Она оторвала свой взгляд от него и пробежалась глазами по его рукам и остановила свой взгляд на его груди. Она подметила силу его рук, и с какой нежностью эти руки её удерживают. Она не помнит, уже, когда в последний раз, ей приходилось, находится так близко с Ильёй. Может когда он её спас. «– Забавно, подумала она. – Об этом я даже давно не думала». По правде сказать, Антонина была так сильно влюблена, что не придала значения подвига Ильи. Женская любовь. Если ты получил, мой любимый читатель, её, то цепляйся за неё всеми силами, что у тебя есть. Женская любовь настолько сильна, что способна прощать любые нанесённые раны и обиды. Именно поэтом она даже забыла о спасении её от человека, в которого была тогда влюблена девственною любовью. Всё чаще и чаще впоследствии она будет думать о том, как Илья в тот день смог прейти и найти её в лесу в компании Михаила и его приятелей.
Женская любовь способна простить тумаки, и нецензурную брань, со словесным унижением, но есть, то, что не может простить женское сердечко – это унижение женской чести. Там куда закралась любовь достоинством можно попуститься, но лишившись, чести сердце разбивается, и собрать его и залечить порою бывает очень трудно. Илья и сам не задумывался о том, какое сделал дело, пойдя против друга, защитив достоинство и честь любимой девушки. Это было давно, было ещё миллион встреч, когда они виделись. Скорее всего, когда ей было больно, и она страдала от ушедшей любви. А может быть в другой момент. Ей стало страшно. Что-то заставило её захотеть высвободится. Однако сопротивления ни какого не почувствовала, а наоборот он стал отпускать её с приятной и тёплой улыбкой. Она хотела находиться в тёплой близости друга и, в тоже время хотела, высвободится. Они окончательно избавились от тактильной связи, и она развернулась в сторону стола. С улыбкой она подошла к рабочему столу. Её улыбку заметил, в отражении телевизора, Илья. Она не заметила этого любования и обвела глазами весь стол в поиске карандаша. Так думал молодой парикмахер. На самом же деле ей хватило секунды, чтобы увидеть на себе взгляд в отражении. Он ни капельки не изменился для Антонины. В юности он постоянно делал так, он мог целый урок смотреть на неё в отражении школьного плазменного телевизора.
И так карандаш был найден, а дизайнер приступил к эскизу.
– Закрыв глаза, я увидела пустоту, бесконечную тьму, – говорила Тоня, не отрывая глаз от зарисовки. – Она затягивала меня всё глубже и глубже, – с этими словами карандаш всё сильнее покрывал белое черным. Стала проявляться объемная фигура. Чувствовалась рука мастера, там, где надо были грамотно подобраны тени. – И вот мне стало приходить понимание. Я чётко увидела, что мне нужно. Белый свет проник в пучину и…
– И ты начала плыть наверх к нему.
– Откуда? – оборванно произнесла она и оторвала взгляд, приковав его на Илью. В этом взгляде читалось изумление, а маленькое женское сердце от, чего-то быстро заколотилось.
– Мы были вместе, – не дал закончить вопрос Илья.
– Так вот, – она пододвинула листок по ближе к Илье, чтобы ему было лучше видеть то, что Тоня набрасывает на лист бумаги, и самой ей пришлось, пододвинутся по ближе к нему. – Я “выплыла” передо мной был только потолок – белый как лист бумаги. Тогда я и нашла Его – вдохновение.
– И тогда лампочка над головой так громко дзынькнула, что ты обратилась ко мне.
– Я хотела, чтобы и ты его увидел.
Антонина закончила зарисовку. На листе бумаги отобразилась изящная, с длинными чертами и резкими формами модель, лица у неё пока нарисовано не было. Она стояла в пол оборота лицом к зрителям.
– Ой, сейчас ноги дорисую. Вот. Смотри. На ногах я решила, что будут сандалии как у древних греков, – она дала Илье стирательную резинку и сказала. – подправь меня, если слегка накосячу. Думаю, что на подобный вид костюма девушкам лучше будут мужские причёски. Мне кажется полубокс, не уверена.
– Нет, убери бока и…
– Оставить шевелюру?
– Да пусть будет андеркат, – он вспомнил недавнего клиента.
– Только надо чтобы несколько прядей свисали с боков вот так.
– Нет. Не так. Уберём одну и сделаем эту покороче.
– Что-то подобное видела я. Полностью весь образ встал передо мной. Но я бы сделал парочку полубоксов.
– Не стоит. Лучше будет ещё сбрить с одной стороны волосы и чтобы они свисали на другой бок, а диадему сделать вкось по направлению к падению волос. Вряд ли кто-то согласится жертвовать волосами, поэтому я сплету косички уходящие под волосы, эффект будет почти такой же.
– Всё это как раз подходит под новый женский божественный идеал. В любом искусстве как мне кажется должна быть весомая доля философии, взглядов и твоих убеждений. А что касается того что мы раньше придумали, возьмём пару иероглифов восточных народов и отобразим их на кантике, который будет на воротнике свитера.
– Будет эффект чокера?
– Почти.
Так прошло несколько дней и несколько без сонных ночей кропотливой работы. Ни кто из них не сидел на месте. Приходя в торговый центр, Антонина шла на второй этаж в швейный и тканый отделы. В это же время Илья шёл, на третий этаж, обходить хозяйственные магазины в поисках необходимых лаков, пены, пудры, крема, теней и всего дополнительного инструмента для своей работы. Так же он подбирал необходимые предметы декора, для образа. Пока дизайнер выбирал профессиональным глазом то, что ему не обходимо, подбирая цвета как грамотный художник, и расставляя всё в своей голове как главный постановщик, парикмахер и визажист в одном лице уже успевал всё купить, а чтобы не тратить время бежал в магазин с париками, что находился на соседней улице.
Для Люськи, так они называли манекен, купленный ими за недешёвую цену, нужен был добротный, под стать манекену, парик. Илья точно знал, что ему нужны длинные парики и пару коротких париков. Зайдя в магазин, он оценивающе прошёл вдоль каждого парика. Продовец-консультант предложила свою помощь. Она, это была девушка тридцати лет, уточнила, для кого нужен парик. Не раскрывая всех карт, Илья сказал, что ему нужны парики для девушки с размером головы пятьдесят пять. Она же спросила, какой волос ему конкретно нужен, но Илья попросил, чтобы ему только указали где парики искусственные, смешанные, натуральные ему были не нужны, да и стоят они намного дороже. Его подвели к искусственным парикам и указали на смешанные парики, они были чуть подальше. Здесь, куда его подвели, все парики были созданы из канекалона. Потрогав пряди, он оценил насколько они легче натуральных волос. Ещё одной особенностью таких париков является прочность и с ними можно дольше работать. Илье приглянулись два вида париков и оба они были из золотистого волоса, он подольше задержался на них и начал представлять какой бы стиль подошёл бы не модели и не Люськи, а главному образу, который всегда встаёт перед его глазами, когда он мечтает или что-нибудь придумывает. Он потряс головой, отогнав побочные, навеянные образы и профессионально приступил к выбору, разложив все критерии по полочкам у себя в мозгу. Ему потребовалось минут пятнадцать для выбора отличных кандидатов на покупку. Выбор можно сказать уже был сделан, но ему не терпелось также посмотреть и смешанные парики, в этом магазине они показались ему похуже искусственных, но один ему приглянулся, выполненный в спортивном стиле из чёрного волоса. Работа была хороша, он не мог найти ни каких изъянов, однако посмотрев на цену, всё желание и азарт куда-то улетучились.
Он вернулся, к прошлому месту выбора и внимательно осмотрев каждый экземпляр, выбрал подходящие товары. За цену одного смешанного парика он купил пять искусственных, и ещё даже осталось немного денег. Всё же он выбрал два романтических парика один цвета блонд, другой тёмный для брюнеток, так как они были всё же длиннее всех, два коротких в спортивном стиле и один вечерний парик с русым волосом для будущих работ. Вера и надежда были его основными спутниками по жизни. Ещё родителями было заложено, что ни чего не возможного нет, поэтому он уже представлял себе успех, но только каким он будет грандиозным или не большим, но весомым сказать не мог.
Вернувшись в торговый центр и придя за ранее оговорённом месте встречи он ни обнаружил своей спутницы. Подождав минут, пять, повидавшись с двумя знакомыми, он направился на поиски.
Удивительно, думал он, проходя мимо витрин магазинов одежды, сколько же творцов, таких как они, которые впроголодь создают и кропотливо работают над своими шедеврами. Разумеется, он мало чем может помочь Антонине, если вообще может помочь, шить он не умеет и толком не разбирается в швейном деле. Ох, если бы он ещё умел рисовать. Природа не наделила его таковым талантом, и сам он не обучился за свою жизнь умением воссоздавать на холсте окружающую действительность или мимолётные образы, что так сильно хотят запечатлеть все художники. Так думал Илья проходя мимо витрин не замечая людей, в задумчивости поднимаясь по эскалатору и опять проходя мимо витрин.
В швейном магазине ни кого не обнаружил, кроме продавщицы, менеджера и старушки, явно прибывшей из деревни. Ни чего не оставалось, как пойти в магазин с тканями. И там ни Антонины не было. На мгновение Илья испугался. Он обошёл мимо всех полок, а они были высокие, и может быть, малютка затерялась между ними. Нет. Бесследно исчезла. Выйдя из магазина, Илья подумал, что они разминулись друг с другом и пошёл в противоположном направлении. Пройдя метров пятьдесят, он обнаружил вывеску «Салон-магазин Турецкой Ткани”. И действительно там была она, на душе Ильи стало легче. И он стал наблюдать, как Антонина стоит перед, красной шёлковой тканью, как в картинной галереи.
Ей часто приходилось подолгу стоять перед стеллажами, но не из-за того что она, как и многие представительницы её пола, не могла выбрать ту или иную вещь поскольку не знала цели применения ей или попросту не знала что Антонине в данный период времени надо. Напротив, она всё прекрасно знала и понимала на перёд, представляя в голове как будет кроить, сшивать и так далее. Антонина, наконец, могла сделать сама свой выбор, оставшись при этом в одиночестве.
О, как же, порой, не хватает душевным людям, к которым постоянно тянутся другие люди минутки побыть в одиночестве. Порой она мечтала побыть наедине со своими мыслями, с самым близким человеком на свете, который был всегда с ней в самые страшные минуты, в самые ранимые и самые счастливые минуты её жизни. Долгие годы она не делала выбор сама, всегда находились те, кто подскажет как надо, как не надо. Это не означает что Антонина слабохарактерная девушка, которой все указывают что делать, поучают как надо сделать. Все важные решения своей жизни сделала сама и выбирала, она, думая своей головой, правда это было давно. Ни что не отвлекало её. Глядя на красную ткань, ей вспомнилась любовь, первые дни с Михаилом и солнце, сияющее над их юными головами. Сердце быстро забилось, рука сама легла на грудь, чтобы ощутить жар горячего сердца. Думая о любви Антонина задавалась вопросами: а что есть любовь? Как появляется любовь?
Глаза молодого дизайнера упали на синие ткани. Синий цвет – ассоциируется с голубыми глазами. Это её любимый цвет глаз. Далее она погрузилась в детство и мир не разрушенных ожиданий. Ни чего не замечала, не заметила, как Илья подошёл к ней и стоит за спиной уже как пять минут. Он стоял, молча, всё, понимая, но, не зная, ни чего. Не знал он о мыслях бушевавших как стихия и о воспоминаниях, что сменяли представления о работе. А вопросов в голове создавалось с каждой минутой всё больше, ей хотелось спросить у всего света, выслушать каждое мнение на тот или иной вопрос. У кого спросить, где, когда, сейчас, завтра, послезавтра? Между бровями образовались складки, она изящно прикусила губу и подумала о тёмной холодной материи, образ был подходящим. А что делает тёплым нечто в царстве тьмы – красный оттенок тёплого. Да! Вопросы, вопросы… интересные вопросы, а интересный ответ… Илья! Как будто кто-то шепнул ей это имя, она отчётливо уловила это имя, но почему его? Опять вопросы. Она повернула голову налево и посмотрела в зеркало, её взгляд встретился с его взглядом. Это что-то знакомое подумала она. Он стоял, по правую сторону от неё и немного возвышаясь головой над ней. Она улыбнулась ему в отражение. Лицо его выражало улыбку, однако она знала, что это не улыбка, многие часто путали, и ему не раз доставалось в жизни за это выражение лица. Он просто выдвинул нижнюю челюсть вперёд, и это создало выражение лица источавшего улыбку.
– Что скажешь? Красный и чёрный.
– Чёрный с золотым.
– Тебе правда, нравится золотой? – тихо и спокойно спросила Антонина. Она произнесла так, словно слова были выпущены в неком храме, где громко общаться не разрешается.
– Золото будет ассоциироваться с зимой, потому что и снег блестит и золото блестит, – подражая Тоне, прошептал ей в ухо Илья. Он делал усилия, чтобы не поцеловать её в то самое ухо или же в висок. Её аромат поглощал его так сильно, что окружающий мир становился для него безразличным.
– Знаешь, что ещё золотое бывает зимой на снегу? – хладнокровно и так же спокойно спросила Антонина.
Илья ущипнул её за руку и за бок, Тоня улыбнулась и прижалась к его ноге. Илья покраснел, ему стало жарко, и он посмотрел в зеркало. К счастью для него Антонина созерцала ткани, что были в низу. Он поправился перед зеркалом, убрал лёгкую сутулость и, в этот момент Тоня снова посмотрела на него.
– А ещё золото ассоциируется с богатством и достатком, а в народе ценится статусность с помощью шуб, – продолжил рассуждать Илья. – Так вот после богатой зимы, наступит кровавая весна. Говоришь, посмотреть необходимо на историчность? Хорошо. Заглянем в исторические рамки начала прошлого века, нет ну а что? Сто один год прошёл, вот тебе и аллегорический смысл в одежде. Люди будут созерцать твои коллекции, точно так же как ты созерцала сейчас вот эту ткань, – и он положил руку на красную ткань. Мы будем заставлять их думать. Сможешь сделать эффект расплывающейся крови, только смотри чтобы нас не обвинили в анархизме.
– А на место золотой орды возродилась червонная Русь. Не зря была в изоляции, – Тоня положила руку возле руки Ильи. Затем положила мизинец на руку Ильи и поблагодарила его. – Спасибо, спасибо тебе огромное.
– Да не за что Тонь, не за что.
– Меня удивляет, как ты в этом находишь смысл.
– Многие могут назвать сумасшедшим, ты видишь там, где многие не видят. Про них в библии было сказано, что они зрячие слепцы. Людей, что смотрят на облака и видят в них прекрасные отражения того или иного, их же чокнутыми не называют.
Тоня развернулась к Илье и утвердительно покачала головой.
– Мы с тобой, наверное, самые чёкнутые.
– Это нас и объединяет.
– Поэтому, таким как нам нужны, адекватны и те, кто может обуздать наши творческие натуры.
Илья не мог согласиться, но и не мог опровергнуть. Для него в сказанном было куда больше смысла.
Они купили всё необходимое. Оба были обвешаны сумками. Домой они приехали через полчаса и сразу же принялись за работу.
Раздевшись, они даже не приступали к обеду и вплоть до девяти вечера находились в непрерывной работе. Антонина продолжала строчить и одновременно давала указания напарнику, что бы тот пока пришивал пуговицы на отмеченных ею местах. Приходилось работать впопыхах и то и дело лишнее летело на пол, а то и вовсе летало по всей комнате. К концу вечера стал складываться образ. Можно было не переживать за неправильный контекст, был создан строгий прогулочный костюм. Чёрные широкие брюки подходили женщине на высоком каблуке. Пиджак специально вырисовывал талию модели и он создавал эффект того что пуговица которая соединяла на боку другую сторону вот-вот отлетит. Они рассчитывали на то, что у женщин вызовет чувство напряжения, а у мужчин жгучее желание. Та сторона, что скреплялась с пуговицей, была красная, ей ещё предстояло создание кровавого оттенка с помощью не сложной технологии окрашивания, которым Антонина собиралась заняться сегодня поздно вечером, а продолжить завтра.
Илья нарезал лоскуты и показал Антонине, то, что можно разрезать пиджак в тех местах, куда он приколол эти лоскуты.
– Сделаю разрезы, под них пришью красную ткань, окрашенную уже, и кончики специально сделаю пушистыми. Вот здесь и здесь интереснее будет смотреться, то есть ни с одной стороны, как ты хочешь, а с двух. И чтобы они шли от плечевого шва и спускались до груди. Поверь мне, это будет классно. А кровавые брызги завтра сама нанесу, можно даже обычной краской я думаю.
– Тогда давай на шею сейчас Лариске повешаю вот это медальён, который только что сам смастерил.
– Не плохо!
– Да… а ты не против если я завтра смотаюсь в город и докуплю то что по списку, за одно и моделей подтяну.
– Хорошо, а ты можешь тогда начинающих девчонок найти, ни тех, кто работал с другими дизайнерами.
– Ни хочешь лишних сплетен?
Тоня сжала губы и покачала головой.
– Хорошо, а теперь за еду, чур, я первый.
– Эй, девушкам надо уступать!
И они весело побежали на другой конец квартиры студии, где находился уголок являвшийся кухней.