Читать книгу Террористка для спецагента - - Страница 8

– Сорока-сорока! Где была?

– Далеко!

– Что делала?

– Кашу варила, деток кормила.

Этому дала,

Этому дала,

Этому дала,

Этому дала,

А этому не дала:

– Ты дров не носил,

Печку не топил!

Не будет тебе каши!

Маленькая Катя с интересном смотрит, как бабушка водит её пальчиком по её же ладошке. А потом с удивлением глядит на бабушку, что-то понимая в своей маленькой головке.

А бабушка уже затеяла другую потешку. Она хлопает Катиными ладошками и приговаривает:

– Ладушки, ладушки!

Где были?

– У бабушки.

– Чего ели?

– Кашку.

– Чего пили?

– Бражку.

Кашка масленька,

Бражка сладенька,

Бабушка добренька,

Попили, поели,

Домой полетели,

На голову сели,

Ладушки запели!

Произнося последние слова потешки, бабушка машет Катиными ручками, как крылышками, и потом опускает их на Катину же голову.

Катя смеётся, счастливая, и протягивает бабушке руки – ещё!

И бабушка, легонько подбрасывая Катю на коленях, повторяет:

Поехали, поехали

С орехами, с орехами,

Поскакали, поскакали

С калачами, с калачами!

По оврагам, по оврагам,

По ухабам, по ухабам,

Вприпрыжку, вприскочку

По кочкам, по кочкам –

В ямку бух!

На последних словах бабушка раздвигает колени, и Катя «проваливается» в ямку. Звонко смеётся и требует: ещё! И бабушка играет с ней в козу:

Идет коза рогатая,

За малыми ребятами,

Ножками топ-топ,

Глазками хлоп-хлоп.

Кто каши не ест,

Кто молока не пьет,

Того забодаю, забодаю!

И «бодает» Катю – двумя пальцами, расставленными козой, щекочет внучку.

– Ещё! – требует малая.

И бабушка, похлопывая Катю по пяточкам, повторяет считалочку:

– Эй, кузнец-молодец!

Расковался жеребец.

Ты подкуй его опять!

– Отчего ж не подковать?

Вот – гвоздь. Вот – подкова.

Раз-два, и готово!

И Кате кажется, что конца-краю не будет счастью…

Как же уныло выглядел Катин родительский дом… Обшарпанные стены, подтёки на потолке – прохудилась крыша, и в сильные дожди вода попадала на чердак и просачивалась сквозь потолок… На столе и в раковине горы немытой посуды. Казалось, вся посуда, что есть в этом доме, – не мыта. Тарелки разные – двух одинаковых не найти, многие с отколотыми краями. Мебель старая, покосившаяся. Под диван вместо ножки положены книги – Катины школьные учебники. Других книг в доме нет.

Светка и Коля выглядели, как уже знакомые фрики, а родители… Папа – в вытянутых пузырями на коленях трико и в застиранной майке, с щетиной, с грязной головой и одутловатым лицом забулдыги. А мама – в оранжевой синтетический кофточке с глубоким вырезом, в обтягивающих бриджах леопардовой расцветки, с бигуди на крашенных в огненный цвет волосах и с фингалом под глазом.

У Кати на глаза навернулись слёзы, но она взяла себя в руки. Хуже всего было то, что, кроме неё, никто не понимал, что происходит. Да и Катя не очень-то понимала. Просто она знала, что вот так можно – перейти в параллельный Барнаул. Пашка так делал, и Катя не знала, получится ли, когда просила друзей и родителей довериться ей. Но она очень хотела их спасти и точно понимала, где ей и остальным присутствующим нужно оказаться.

Правда, что делать дальше, Катя не знала.

Там, из бабушкиной квартиры, они с Пашкой сбежали. Но куда бежать из родительского дома? Дом – это же гораздо больше, чем просто жилище.

Не зная, как объяснить происходящее, и стараясь оттянуть время, Катя пошла к раковине и начала мыть посуду.

– Капец, – задумчиво произнесла Светка. – Вот уж не думала…

– Что ты не думала? – спросил папа. И, обращаясь к дочери, потребовал: – А ну-ка объясни, что происходит? Что с нашим домом?

– Это как-то связано с бабушкиной квартирой? – встряла мама, но папа жёстко оборвал её:

– Заткнись, дура! Я с дочерью разговариваю!.. – и добавил ошарашенно. – Господи, что я говорю? Прости, дорогая! Да, Катерина, объясни, пожалуйста! Брось эти грёбаные тарелки, смотри в глаза, когда с тобой отец разговаривает!

Интонация, с которой папа произносил свою тираду, постоянно менялась: привычная, доброжелательная – срывался на истерический крик, и тогда казалось, что ещё чуть-чуть и папа пустит в ход кулаки.

Катя нутром чувствовала, что здесь, в этом мире, если она не повернётся и не вытянется перед отцом по струнке, то… Катя привычно(?!) глянула в сторону красного угла, где висел ремень.

Она повернулась к отцу и, стараясь, чтобы голос звучал убедительно, ответила:

– Это временно, папа. Это чтобы вас спасти. Там были спецназовцы…

– Какие спецназовцы? Ты куда вляпалась? – спросил отец, проглатывая готовое вырваться ругательство.

Катя хотела бы всё объяснить. Она очень этого хотела! Но вся беда была в том, что она и сама не знала, что происходит. Не знала, как объяснить, чтобы её не посчитали за сумасшедшую.

Но и не объяснять было нельзя…

И тогда она решилась: будь что будет…

– Я расскажу вам, что знаю сама, а вы уже решайте: звонить в психушку или не звонить.

И Катя, стараясь не упустить ни одной детали, начала пересказывать весь сегодняшний день. И не важно, что Катя из этого мира – из Барнеаполя – похоже, не очень-то откровенничала с родителями. Катя из Барнаула знала, что если случилась беда, то родители – первые люди, которые придут на помощь.

Надо отдать должное, родители и друзья внимательно выслушали сбивчивый рассказ. Вопросов почти не задавали, лишь Светка в конце прокомментировала:

– Я всегда знала, что твой Пашка какой-то странный и проблем от него будет немало.

Коля ничего не сказал, только сжал кулаки. Он бы выразился по поводу Пашки гораздо более резко, но знал, что Катя сейчас не послушает его, поэтому просто молчал. Но был готов драться за Катю. Если, конечно, потребуется. Потому что с этими девчонками как? Встрял не к месту и во френдзону отправился. А пока Катя не сказала, что они только друзья, у Коли оставалась надежда.

Коля влюбился в Катю ещё в пятом классе. Он тайно присылал ей записочки с признаниями и наблюдал, как Катя оглядывалась, искала среди мальчишек того, кто отправил послание. Ему очень-очень хотелось, чтобы Катя догадалась, что это он в неё влюблён.

Но Катя, скользнув по нему взглядом, всматривалась в хоккеистов, которые учились в их классе.

Потом Коля наблюдал, как Катя и Светка, которую она посвятила в тайну, аккуратно расспрашивали мальчишек. У Коли сердце рвалось из груди, но он ничего не говорил, а просто молча страдал. И сердце его грело только то, что Катя, когда читала очередное послание, улыбалась.

Потом, уже в седьмом классе, Коля позвал Катю в «Мир» на премьеру «Перси Джексон и похититель молний». В кинотеатре они сидели рядом, и вокруг не было никаких хоккеистов! Правда, с другой стороны от Коли сидела Светка, но это мелочи жизни. Светка Коле не мешала.

А потом, после кино, они гуляли по городу, сравнивали Джексона с Гарри Поттером, смеялись, ели мороженое…

Так и появилась традиция ходить на премьеры. Втроём. Ну и что?

Конечно, бывали случаи, когда Катя не могла пойти, и тогда Коля шёл со Светкой. В такие дни он уговаривал себя: ну, посмотрел хороший фильм… или не очень хороший… В конце концов, Светка Катина подруга. И рядом со Светкой, если Кати нет, то как будто Катя есть, как будто она незримо присутствует.

Иногда девчонки словно забывали о Коле и начинали обсуждать его любовные послания и перебирать возможных кандидатов. Иногда Коля даже предлагал свои варианты. Но все они были такими смешными, что Катя весело хохотала…

В восьмом классе Коля хотел признаться Кате в своём авторстве. Это случилось, когда Коля узнал, что хоккеист Гиря – Гиреев сказал, что записки пишет он. И Катя раздумывала: не согласиться ли с ним дружить.

И тогда Коля написал послание в стихах. И после очередной премьеры предложил Кате проверить Гирю – попросить его наизусть прочитать признание. Сам Коля мог прочитать свои стихи в любой момент, хоть среди ночи разбуди…

Но Гиря заморочил Кате голову, заболтал её. Катя стала ходить на хоккей, стала рьяной болельщицей, стала разбираться в тонкостях хоккейной игры, а поэзия и романтика ушли на второй план.

Вот тогда-то Коля почувствовал, что теряет Катю, и решил признаться в своих чувствах. Купил два билета в кино, чтоб Светка не помешала разговору, впервые воспользовался папиным одеколоном, нарядился. В общем, сделал всё, чтобы покорить изменчивое женское сердце. Но Катя ушла на хоккей: наши играли с новосибирцами. Игра была ответственная, и Катя не могла оставить Гирю без поддержки. Даже голос сорвала, когда кричала…

К Колиному счастью, продружили Катя и Гиря недолго. Гиря увлёкся другой одноклассницей, у которой можно было списать домашку…

Единственное, что вызывало у Кати сомнение, в первый раз Пашка сразу же увёл Катю, сказав, что их найдут. И действительно, когда садились в трамвай, то Кате показалось, что она снова видит тех самых спецназовцев. А теперь они уже сколько времени находились в Барнеаполе, а их пока никто не нашёл.

Денис Владимирович заставил дочку вспомнить все детали разговора с Пашкой. Катя ещё раз пересказала… И тогда Коля предположил:

– Может, они там камеру какую-нибудь установили, а Пашка почему-то знал об этом. А здесь они ещё не были… Не были же? – Коля вопросительно посмотрел сначала на Дениса Владимировича, потом на Аллу Игоревну. Они отрицательно покачали головами. И Коля закончил свою мысль: – …А здесь их ещё не было, следовательно, камер не устанавливали.

– Но если они умеют… перемещаться. – Светка с трудом подобрала подходящее слово. – Почему тут не переместились?

– Вот именно! Почему? – спросил Денис Владимирович у Кати.

– А я почём знаю? Может, сейчас как раз и перемещаются…

В комнате повисла тишина. Все молчали и прислушивались: не послышится ли каких-либо звуков, означающих приход спецназовцев. Но в доме посторонних звуков не было.

– Может, нам всё-таки лучше уйти? – робко предложила Алла Игоревна и опасливо глянула на мужа.

– Тебе бы только из дома уйти, – проворчал он.

– Вообще-то это не лишено здравого смысла, – Коля поддержал Аллу Игоревну.

– Думаешь? – спросил Денис Владимирович. И добавил растерянно: – Только вот куда? Дома-то и стены…

– С одной стороны, да, спецназовцы могут сюда прийти, – встряла в разговор Светка. – Кать, а тебе точно не привиделось, они точно там были?

– Точно, – сказала Катя. В чём-чём, а в этом она была уверена.

– Что лучше: уйти или остаться? И если уйти, то куда? – спросила Светка у Кати.

– А я откуда знаю? – удивилась Катя.

– Ну… это же всё как-то с тобой и Пашкой связано… – Светка пожала плечами.

– Действительно, доча. Как ты считаешь? – присоединился Денис Владимирович.

Катя смотрела на них и понимала, что да, это она их сюда, в Барнеаполь, привела, значит, она и ответственная. И спецназовцы почему-то именно за ней охотятся. И она сейчас должна что-то решить, чтобы спасти всех. Но что делать, Катя тоже не знала. Совсем не знала. Ей хотелось забиться в угол и плакать. Ещё и Пашки нет. Был бы он тут, подсказал бы что-нибудь… Как он мог бросить её в такой ответственный момент! Ведь он знал, что ей угрожает опасность! Знал и не остановил! А ведь мог бы взять и увести её в тайное место… её одну. И тогда родители и друзья были бы в безопасности. Ну где же ты, Пашка?!

Катя начала представлять, что Пашка одумался, поспешил за ней, но не успел на поезд метро. И вот он дождался следующего и вот теперь уже подходит к её дому…

И тут Катю пробила холодная дрожь – но ведь Пашка не знает, что она с друзьями и родителями переместилась! Как же он её найдёт?

Нужно было срочно вернуться в столицу мира. Но там могут быть спецназовцы! Что же делать?

Бабушка давно ещё учила её: если что-то непонятно, иди к началу, к истоку, туда, где всё началось, и там ищи ответы. И Катя вспомнила первую встречу с Пашкой. «Интересно, – подумала Катя, – он тогда знал, что придётся убегать и прятаться от спецназовцев?»

Впервые за всё время знакомства с Пашкой Катя задумалась: кто он на самом деле?

Нет, она знала, что Пашка работает бухгалтером в строительной конторе и разбирается в теории мембран, любит слушать рок-группу The Impala. Пашка романтичен, педантичен. Он умеет перемещаться из Барнаула в Барнеаполь. Откуда-то знает про спецназовцев. Знает, что они могут вернуться. И знает, что они поедут сюда, в родительский дом… Пашка сказал, что они хотят Катю убить, но не сказал – за что. Можно ли его словам доверять? Да, пожалуй, можно! Пашка же защищал её?.. Он же говорил, что любит?..

С другой стороны, Катя не сделала в своей жизни ничего, за что кому-то хотеть её смерти…

А может, всё дело не в ней, а в Пашке? Может, это за ним гоняются, а она просто оказалась втянута в его дела? Может, Пашка не тот, за кого себя выдаёт? Может, он спецагент? Бонд. Джеймс Бонд… И теперь спецслужбы хотят его убрать? И её заодно – вдруг он ей открыл какие-то тайны?

Но ведь он ничего такого ей не говорил!

Но ведь спецназовцы об этом не знают!..

Значит, как-то нужно им сказать, что она ни в чём не виновата и ничего не знает. И будет молчать.

Ага… Они сначала пристукнут, а потом будут разбираться…

Сердце защемило, в висках застучало, а в горле пересохло, и слёзы сами полились из глаз.

– Катя, да что ты, доченька? – кинулась к ней Алла Игоревна. – Что ты, дорогая? Мы справимся, мы не оставим тебя, ты не бойся! Мы будем тебя защищать! Мы сейчас полицию вызовем. Да, отец?

– Кстати, да! – ответил Денис Владимирович, помолчал и с сомнением добавил: – А что мы им скажем?

– Не здесь, – сказала Катя и добавила в ответ на недоумённые взгляды: – Нужно вернуться в тот Барнаул, в нормальный.

И вновь перед глазами присутствующих мир поплыл, унося в чёрную дыру нелепые одежды и причёски, синяки и татуировки, немытую посуду и запущенный дом. И принося сквозняк от высаженного окна и незакрытой входной двери.

В комнате было холодно – февраль как-никак.

Пока Денис Владимирович с ужасом смотрел по сторонам, Светка побежала и закрыла входную дверь, а Алла Игоревна кинулась подушками закрывать дыру, зиявшую вместо окна. Она попыталась разобрать обломки рамы и как-то приделать их в окне, чтобы подушки не вываливались на улицу, но у неё ничего не получалось.

Отвлёк её голос с улицы.

– Соседи, что у вас произошло? – спросила соседка-следователь Анна Михайловна, останавливаясь в освещённом прямоугольнике напротив высаженного окна. – Катю нашли?

– Да, с Катей всё в порядке, жива и здорова, – ответила Алла Игоревна.

– А что с окном? – не унималась Анна Михайловна – профессия следователя внесла свой отпечаток в разговор.

– Выбили окно, – ответила Алла Игоревна, пытаясь зацепить за косяк обломок рамы.

– А кто выбил? – продолжала допрос соседка-следователь.

– Так не видели… – ответила Алла Игоревна, нисколько не погрешив против истины.

– Так вам полицию нужно вызвать. Чтоб осмотрели место происшествия. Хулиганов-то поймать нужно. Позвоню сама, чтоб быстрее приехали, – сказала Анна Михайловна и достала телефон.

Катя смотрела то на остановившуюся мать, то на соседку и не могла решить: нужно вызывать полицию или нет? С одной стороны, может, разберутся, что происходит. А с другой – вдруг спецназовцы связаны с полицией? И тогда опасность только увеличится…

И ещё Катя вдруг поняла сразу… каким-то звериным чутьём поняла: про Барнеаполь говорить нельзя. И про то, что она может перемещаться сама и перемещать людей, – тем более нельзя.

Пока Анна Михайловна звонила, нажимала на свои каналы, а Алла Игоревна закрывала окно подушками, Денис Владимирович глянул на Колю, а сказал Кате:

– Пойдём, доча. У меня там есть кусок ДВП, поможешь мне, поддержишь. Надо как-то… А то женщины ничего толком сделать не могут…

Не успел он договорить, как Коля выступил вперёд.

– Давайте лучше я помогу вам, – сказал он.

Денис Владимирович улыбнулся – именно такой реакции он и ждал.

– Пойдём! – сказал он и добавил: – На саморезы посадим.

Пока вынесли на улицу кусок ДВП, пока выяснили, что одного его не хватит, пока нашли, чем надставить, приехала следственная бригада.

Сфотографировали, опросили, записали и уехали.

Катя предоставила объясняться родителям, а сама взяла веник и совок и принялась сметать мусор от высаженного окна и от следов спецназовцев. Хоть она ничего и не говорила, всё ж прислушивалась к разговору: вдруг что-то важное проскользнёт, вдруг полицейские скажут что-то важное…

Алла Игоревна и Денис Владимирович, словно договорились, ни слова не проронили из того, что рассказывала им Катя. Их показания были простыми: пришли домой, а тут вот что… дверь распахнута, окно выбито, в доме полно следов. Нет, ничего вроде не украли, нет, врагов нету. Кто был – не знаем. Да и уходили-то ненадолго – в магазин. Нет, ничего не купили. Почему? Деньги дома забыли. Да просто прогуляться ходили… Имеем право?

За всеми этими событиями День святого Валентина потихоньку подошёл к своему завершению. Напомнил об этом Светкин телефон – звонила Светкина мама.

Светка, а следом и Коля, хотя и с большой неохотой, отправились по домам.

Катя с родителями остались у себя дома. Они не пошли никуда, хоть и Светка, и Коля звали их ночевать к себе. Но как оставить дом? Дом бросить нельзя. И даже не потому, что кто-то залезет – в Барнауле это не так уж часто случается. Просто нельзя бросать дом! Дом помогает, когда и ты помогаешь ему, когда заботишься о нём. Это даже не член семьи… Это… Дом!

Алла Игоревна с Катей на скорую руку собрали ужин, поели и начали укладываться. В бывшую свою комнату Катя не могла пойти – именно там через окно и вошли спецназовцы. Постелили ей на диване в общей комнате.

Несмотря на усталость, Катя долго не могла уснуть. И весь сегодняшний день, и дни с момента знакомства с Пашкой, все их встречи и разговоры снова и снова проходили перед её внутренним взором. На всё это накладывался голос бабушки: «Иди к истокам, девонька, иди к истокам. Именно там собака порылась… Именно там».

И вот уже Катя шла к истокам. Она шла в длинной белой рубахе, украшенной вышивкой. На голове у неё был венок из кувшинок. Шла она босиком по едва заметной тропке. «Эх, не нахоженная тропинка, – думала Катя. – Редко кто ходит к истокам. Вот и блудят все…»

По правую руку текла речушка. Местами она разливалась в круглые озёрца с тёмной, но чистой водой и с кувшинками по краям, и Кате тогда хотелось искупаться – каждое озерцо было похоже на какую-то встречу, событие… Но она боялась, что если войдёт здесь в воду, то собьётся с пути, а нужно дойти до истоков – так сказала бабушка, а бабушка знает… А что бабушка знает? А бабушка знает всё. На то она и бабушка.

Катя шла и шла, а озёрца нанизывались и нанизывались на нитку речушки, как агатовые бусины на нитку. И чем дальше Катя шла, тем длиннее, богаче получалось ожерелье, а истока всё не было и не было.

Пели птицы, дул лёгкий ветерок, и речушка никак не… не начиналась.

Катя шла и думала, что если бы она дошла до истока, до самого начала, и встретила там бабушку, такую же улыбчивую, в очках, в вязаной кофте, с седыми волосами, собранными в шишку на затылке, – такую же, какой Катя её запомнила, то что бы Катя спросила у бабушки?

Наверное, сказала бы: «Бабушка, как мне тебя не хватает!»

А бабушка ответила бы: «Так я никогда не оставляла тебя, девонька. Просто ты не всегда меня слышишь…»

И тогда Катя спросила бы: «Бабушка, а ты поможешь мне найти истоки, разобраться, что произошло?»

А бабушка ответила бы: «Конечно, дорогая! Бабушки для того и есть на белом свете, чтобы помогать внукам!»

А Катя спросила бы: «Бабушка, а Пашка любит меня?»

А бабушка ответила бы: «Любит. Ты верь своему сердцу. Не Пашке…»

«А что, Пашка обманывает меня?»

«Да. Но это не важно. Он заботится о тебе. Настоящий Пашка…»

«А есть ненастоящий?»

«Есть».

«А как мне отличить одного от другого?»

«Слушай сердце и верь сердцу».

«А спецназовцы вернутся?»

«Вернутся».

«Что мне сделать, чтобы защититься самой и защитить родителей?»

«Оставайся человеком».

Катя вдруг увидела планетарий, тот самый день, когда они с Пашкой познакомились. Увидела как-то сверху и со стороны… И там был Пашка… Он стоял так, что входящие в зал планетария его не замечали, а ему, наоборот, хорошо было видно всех входящих. Ещё увидела, как они со Светкой проходят на свои места, садятся в кресла. А Пашка, едва они вошли в зал, перестал обращать внимание на остальных. Словно ждал именно её, словно точно знал, что она туда придёт.

«Светка была права. Пашка не тот, за кого себя выдаёт», – подумала Катя. Но подумала как-то вяло. Потому что планетарий закружился, краски смазались. Вместо купола образовалась чёрная дыра, куда начали проваливаться нарисованные звёзды, стены планетария, кресла, люди… Дыра ширилась, и вот уже в неё начали проваливаться здания, деревья, трамваи и автобусы… Потом – леса, города и деревни, вся земля…

Катя, падая в чёрную дыру, смотрела на Пашку, а он разделился на двух Пашек: живого и неживого, и они начали драться. Дрались и тоже падали в чёрную дыру. Дрались долго, но и падали долго…

Наконец один победил и приблизился к Кате. А Катя смотрела на него и не знала, кто перед ней: Пашка, которого она любит, или другой, неживой… Она в ужасе начала слушать сердце, но не слышала… Ужас нарастал, и чёрная дыра увеличивалась.

И откуда-то издалека донёсся голос бабушки: «Мир такой, каким ты его видишь!»

Голос был сильный, надёжный. Её слова стали основой, от которой Катя оттолкнулась и вынырнула из чёрной дыры. И увидела, что Барнаул стоит на месте, светит солнце, недавно прошёл дождик и всё вокруг благоухает свежестью. Трамваи весело трезвонят, а люди улыбаются друг другу. Катя стоит на Октябрьской площади, посредине которой красивейшая клумба. За спиной – новенький, недавно отреставрированный Алтайский государственный театр для детей и молодёжи. Раньше это был Дом культуры меланжевого комбината. По левую руку – магазин «Под шпилем», спуск в подземный переход и вход в метро – станция «Октябрьская», переход с Красной на Синюю линию.

Но и чёрная дыра никуда не делась. Она была здесь, рядом. Катя это точно знала. Она чувствовала чёрную дыру, была связана с ней пуповиной. И оборвать эту пуповину было страшно. Потому что где же тогда прятаться от спецназовцев? А они есть. Правда, Катя не видела где. И Пашка тоже есть. И он связан со спецназовцами – обмотан её, Катиной пуповиной. Как такое может быть, Катя не знала. Как и не знала, что делать… А бабушка была далеко – умерла два года назад.