Читать книгу Проклятая весна - - Страница 6

Рич

Они стояли на дороге у самого входа в Проклятую рощу, внимательно слушая Дона: тот объяснял план работы на сегодня и представлял новеньких:

– Ну, вы все знаете Оуэна.

Сын двоюродного брата Мерла из Чехалиса. Парень отличался бычьей головой и широкими плечами, а также бочкообразным туловищем и кривыми, тонкими куриными ножками – словом, один в один Мерл. Люди, конечно, разное говорили. Но будь мальчик действительно мерловский, тот бы ни за что не отправил его на лесозаготовки – если, конечно, ему на него было хоть немного не наплевать.

– Оуэн будет водить трактор, – сообщил Дон.

Мальчишка Сандерсона выпятил грудь. После вчерашней драки с демонстрантами на щеке у него красовался синяк.

– А это Квентин Фили, сын Тома, – Дон кивнул на высокого, худощавого парня из племени юрок. – Квентин займется чокерами. Рич, покажешь ему округу, ладно?

Рич кивнул и взвалил на плечо свое снаряжение, капли дождя скатывались по корпусу бензопилы.

Паренек Фили безропотно взвалил на плечи тяжелый моток армированного каната.

– Я знал твоего отца, – сказал Рич, пока они поднимались по крутому склону. – Он был хорошим человеком. – На джинсах Квентина все еще виднелись жесткие магазинные складки. – Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Мама знает, что ты здесь?

– Знает.

– Ей это не нравится? – предположил Рич.

Паренек пожал плечами. Том Фили тоже всегда был очень тихим. Том начинал с работы на лесопилке – а это был верный способ или прогореть, или потерять палец – и при первой же возможности ушел в лес. Он был чертовски трудолюбив, работал в поте лица, устанавливая и закрепляя чокеры, и всегда все делал правильно. Но цепи иногда рвутся. Жена Тома на похоронах была беременна – должно быть, у нее в животе рос именно этот ребенок.

– Это твоя первая работа в лесах? – Рич притормозил у основания трехсотфутового дерева. Паренек кивнул. – Ну, ты с самого начала неплохо устроился. За большие деревья платят большие деньги. – Рич окинул взглядом гигантские деревья. – Цельная древесина, ни одного сучка – лучшее красное дерево, которое когда-либо создавал Господь Бог, – Рич скинул на землю свое снаряжение. Паренек положил рядом канат. Ох, и будет у него потом болеть плечо. – Пойдем, я тебе все покажу.

Они поднялись к Проклятому источнику. Рич присел у самого края, ополоснул руки, потом сложил их горстью и отпил воды.

– Хорошие джинсы, – заметил он, утирая рот. Затем снял с пояса старый складной нож, раскрыл его и протянул рукояткой вперед. – Пора укоротить штанины. Подрежь на шесть дюймов.

– Они ведь новые, – запротестовал паренек.

– Я вижу. – Рич встал. – Итак, что у нас тут происходит. Сначала мы прорубаем дорогу – без дороги невозможно завезти в лес технику и вывезти древесину. С этим справляются тракторы – большие такие бульдозеры. Если край твоих замечательных джинсов зацепится за гусеницу трактора, то тебя мигом утащит вниз и раскатает в блин. Буквально раздавит в котлету. Или, скажем, ты споткнешься, пробегая мимо, – и бац, бревно уже вбило тебя в землю, как гвоздь в песок. Я такое не раз видел. Все, чем можно зацепиться – волосы, шнурки, рабочие штаны, – Рич кивнул на его джинсы, – может легко тебя убить.

Паренек принял нож, взвесил его в руке.

– Он острый – аж бриться можно, – сказал Рич, видя, что его тревожит перспектива изуродовать свои новые джинсы. – Итак. Трактористы – ребята на бульдозерах – расчистят нам дорогу, – Рич указал пальцем на крутые склоны, – и сделают ровную площадку наверху этого холма. Там мы поставим кран с трелевочной лебедкой. Лью, – Рич огляделся, – ну, парень с брюшком, который вел грузовик, – оператор крана. Это, по сути, такой большой дизельный двигатель на полозьях. У него есть пара больших барабанов – когда они крутятся, на них наматывается основной кабель, который тянет бревна вверх по склону. Примерно как на рыбалке, только леска толщиной в три с половиной дюйма, а рыба весит пару тонн каждая. Пока все понятно?

Паренек кивнул.

– Называется все это полуподвесной системой трелевки. Так нагружают корабли, только вместо корабельной мачты мы используем естественную тралевую мачту – вот это большое дерево, под которым мы свалили снаряжение. Оно должно быть достаточно крепким, чтобы выдержать большой вес. Наш вальщик вырубит деревья кругом вокруг тралевой мачты. После этого я заберусь наверх, обрежу ветки и срежу верхушку. Затем мы затащим на дерево блоки – большие шкивы – и установим тросовую систему, с помощью которой грузят бревна. К кольцу получившихся пней мы привяжем направляющие и используем их как якоря, чтобы снизить нагрузку и не дать тралевой мачте погнуться.

Паренек немедленно задрал голову – как будто вся эта работа уже шла где-то наверху.

– Так как это старый лес, то кустарника тут мало – густая тень от крон не дает ему разрастаться. Но Сандерсон все равно пришлет вертолет. Он распыляет отраву там, где не могут пробиться грузовики. Лесная служба опрыскивает свои вырубки раз в год – в марте или апреле, и на этом все, но у Сандерсона опрыскиватели работают круглый год. Спрей уничтожает сорняки и мусорные деревья – то есть лиственные породы – в общем, все, что нам мешает. Это гормон роста – он их подстегивает, и они растут так быстро, что умирают. – Рич взмахом руки показал на папоротники высотой по грудь. – Идем дальше. У секвойи древесина мягкая, и если дерево упадет неправильно, то может сломаться. Поэтому тракторы сваливают все мертвые растения в кучу у основания дерева, а потом делают еще несколько куч – так, чтобы их разделяло примерно по десять футов. Это как подушка безопасности. Мы ее зовем «лесной подстилкой». Срубить дерево такого размера – это целое искусство. Немного на свете осталось людей, способных сделать это так же ловко, как Пит.

– Пит Петерсон? – уточнил паренек. Это имя давно стало легендой на всем Северном побережье.

– Вон тот, в ковбойских штанах, с большим кривым носом. Пит вбивает в дерево клинья, а потом они с помощником взбираются по ним наверх – футов на шесть-восемь от земли. Они делают вырез с той стороны, с которой хотят, чтобы дерево упало, вот так. – Рич сложил руки вместе под углом в сорок пять градусов, чтобы показать форму выреза. – Потом они вытаскивают этот кусок дерева – а он высотой футов в двенадцать, вбивают клинья для поддержки, обходят дерево с другой стороны и делают прямой пропил. А потом они бегут со всех ног.

Ричу пришлось повысить голос, чтобы его было слышно за шумом тракторов.

– Как только дерево упадет, настанет черед Лайла. Он отпилит ветки, затем разрежет ствол так, чтобы бревна поместились в грузовик. Трехсотфутовую махину он режет, как морковку. А потом наконец настанет время и тебе поработать.

Паренек выпрямился.

– Вы с Юджином натягиваете чокерные цепи вокруг бревен – чтобы подлезть снизу, придется подкопать землю или установить динамит, – и следите, чтобы бревна не укатились. Цепи нужно затягивать очень туго. В общем, натягиваешь их и защелкиваешь на замок. – Рич сложил пальцы одной руки в подобие крючка чокера, затем накрыл их другой рукой, словно колпачком. – Затем подаешь сигнал. – Рич свистнул сквозь зубы: три коротких сигнала, пауза, два коротких. – Лью сматывает канат и тащит бревна на погрузку. Понял?

Паренек кивнул, но выглядел он неуверенно.

– Юджин устанавливает чокеры уже десять лет, а у него все еще обе ноги и руки на месте. Ты можешь многому у него научиться. Когда я его впервые встретил, он был обычным механиком лесовоза, который весь день лежал под грузовиком и чинил тормозные магистрали, но он знал, где поднять настоящие деньги. На лесозаготовках. А теперь посмотри на него.

Когда-то давно Рич сочувствовал Юджину – его рыжие волосы уже редели, дома ждали жена и ребенок, такой маленький, что годился в сыновья самому Ричу. Он был родом из Орегона, страны лесорубов, маленький и крепенький, длинные обезьяньи руки до колен – руки, идеальные для того, чтобы затягивать чокеры, а еще он никогда не снимал с шеи армейские жетоны, чтобы всем показать, какой он крутой парень. Рич знал, что Дон никогда не возьмет его на работу. Поэтому Рич первый и единственный раз в жизни поднялся по лестнице на наблюдательную вышку над лесопилкой – оттуда Вирджил Сандерсон следил за работой пил и тем, как свежевыпиленные доски падают на конвейерную ленту, красные, словно сырое мясо. Вирджил тогда сидел над бухгалтерской книгой, его седые волосы пожелтели от никотина. Его вечно окружало облако сигаретного дыма, словно густой туман. Рич всю жизнь работал на Вирджила Сандерсона, но ни разу с ним не разговаривал.

– Гундерсен.

Вот и все, что он сказал – словно на месте Рича мог быть его отец или дед – кто угодно из долгой династии Гундерсенов.

Они с Доном никогда это не обсуждали, но каждый раз, когда Юджин совершал какую-нибудь глупость, Дон кидал на Рича внимательный взгляд. Юджин был его, Рича, ответственностью.

Это была небольшая цена.

Вскоре после того, как Рич устроил Юджина на работу, жена Юджина привела на их вечернее сборище у костра свою сестру, тихую девушку из главного офиса. Коллин. Пламя отразилось в толстых линзах ее очков, и без всякого предупреждения поезд жизни Рича встал на рельсы, о существовании которых он даже и не подозревал.

– А что делает Дон? – спросил паренек.

– Дон? Дон – наш босс, но команда у нас небольшая, поэтому он еще и бригадир. Бригадир указывает, на каких бревнах и в каком порядке надо затягивать чокеры. Дон – хороший парень, но если он поймает тебя без каски, то уволит. Еще пара вещей, о которых нужно помнить: каждую неделю к нам приходит замерщик, чтобы измерить и пометить наш сруб. Нам платят в зависимости от количества футов и сорта дерева – примерно по пенни за фут доски. За большое дерево, как это, платят пять-шесть тысяч за вычетом треснувшей древесины. Чем больше мы рубим, тем больше зарабатываем. Ситуации бывают разные, но в целом, если ты работаешь медленно – это нам всем в убыток. Ясно? Лесозаготовки – хороший заработок, но не забывай: эти здоровенные деревья легко могут тебя раздавить. Приходишь на работу – все проблемы оставляй за порогом. Если позволишь своим мыслям блуждать, это может стоить жизни тебе или кому-то еще.

Паренек опустил взгляд. Сын лесоруба, умершего на работе, – он понимал это все как никто другой, но напомнить лишний раз не помешает.

– Слушай, мой отец тоже погиб в лесу, – признался Рич. – И мой дедушка тоже. Неважно, насколько ты осторожен – секвойи безжалостны. И мы должны это уважать. Не смотри на землю. Всегда смотри наверх. Случайно обвиснет трос – и на тебя с неба уже летит обломанный сук. И поверь, даже ветка диаметров в пять дюймов может сломать тебе шею, если летит с трехсотфутовой высоты. Следи за ветром. – Рич тронул ухо. – И слушай.

– А это для чего? – Паренек кивнул на кучу оранжевых ленточек, торчащих из кармана Рича. Он про них уже и забыл.

– Нужно оградить ручей. По пятьдесят футов с обеих сторон.

– Зачем? – не понял паренек.

– Чертовски хороший вопрос. Это называется прибережный коридор.

«Это что еще за выражение? – спросил Юджин, когда услыхал этот термин впервые. – При чем тут коридоры? Имеешь в виду ручей – говори ручей».

– Нам нужно установить буферную зону. Когда мне было столько же лет, сколько и тебе, мы просто засыпали все ручьи, которые попадались нам по пути, но теперь существуют строгие правила. Все стало немного сложнее. Сандерсону вообще еле удалось утвердить план на сбор древесины.

– А это еще почему? – паренек внезапно заинтересовался.

– Когда лосось идет на нерест, ему надо проплыть через Проклятый ручей. Без буферной зоны грязь будет стекать в ручей, замутнять воду, вода будет сильнее нагреваться от солнца. А лосось любит прохладу. Что-то вроде того. – Рич вздохнул. – Я просто делаю, что мне говорят…

– Квентин, – напомнил паренек, видя, что Рич никак не может вспомнить его имя.

– Еще есть вопросы, Квентин? – Рич протянул ему половину лент.

– У меня нет рулетки.

– Тогда меряй шагами.

Рич прошел напрямик к дальнему берегу ручья, привязал к рододендрону ленточку, затем спустился на двадцать ярдов вниз по склону и привязал другую. От долгого разговора у него саднило горло. К дороге он вернулся первым.

– Когда закончишь, обрежь джинсы, – приказал Рич. – А потом отправляйся к Юджину.

Рич надел альпинистское снаряжение, закрепил армированный канат на стволе дерева, уперся шпорами в кору, натянул канат и полез наверх. Чем дальше поднимаешься – тем легче, обхват ствола постепенно сужался к верхушке, но дышать, конечно, толком не получалось. Сердце начало биться с удвоенной скоростью. Раньше он забирался на трехсотфутовую вершина за час, а сейчас хорошо если укладывался в два. Он воткнул в кору шпоры и откинулся на веревку, чтобы дать отдых рукам. Затем посмотрел наверх, чтобы оценить высоту. Первая хитрость, которой научил его Ларк: всегда смотреть вверх.

Что может быть хуже, чем тупой, испуганный сукин сын?

Тупой и храбрый сукин сын.

Рич бросил взгляд вниз, на мальчишку, который сидел на камне и прилежно пилил свои джинсы. Дерево пропиталось росой, и одежда Рича уже намокла. В лесу сухим не останешься. Раньше парни в день зарплаты раздевались на стоянке лесопилки, чтобы быстро переодеться после работы, а затем сломя голову бежали в старый бордель, стоявший над «Ульем», но те времена давно прошли. Таверна «Единственная и неповторимая» стала действительно «Единственной» – такие заведения, как «Головорез» и «Стальная голова», давным-давно закрылись. Лес превращали в парк с такой скоростью, что даже шлюхи поняли, что ловить тут нечего, собрали вещички и уехали. Сейчас, наверное, приходится ехать за границу Орегона, чтобы подцепить мало-мальски приличную сыпь в паху.

Легкая бензопила модели Хуксварна болталась у него на поясе, набираясь сил перед работой. Рич с нетерпением ждал, когда наконец сможет вонзить ее лезвие в древесину – пойдет, как горячий нож сквозь масло.

Он набросил веревку на следующую ветку, и в этот самый момент раздался механический рев зуммера, оповещающего о перерыве на ланч, да такой громкий, что Коллин наверняка услышала его даже за три хребта отсюда. Прошло почти десять лет с тех пор, как Вирджил откинул копыта, а Мерл продался городским придуркам, которые перевели их на электрический зуммер, а Рич все еще скучал по старому паровому свистку. Он поднял голову: подмышки секвойи заросли папоротником, лобарией и оранжевым лишайником.

«Тут, наверху, совсем другой лес», – говаривал Ларк.

Снова зазвенел зуммер, объявляющий обед. Ровно десять тридцать, по регламенту Дона: перерыв на ланч. Сукин сын отлично смотрелся бы в роли строгого школьного учителя. Рич вздохнул. Он только вошел в колею, но сейчас было не время злить Дона – фитиль его терпения прогорел почти полностью. Просто добраться до рощи уже было сущим испытанием. Сначала эти длинноволосые хиппи забаррикадировали дорогу, потом планы по заготовке древесины застопорились из-за какой-то экологической ерунды, взбредшей в голову лесному управлению штата. Мерл, конечно, смог подмазать колеса и в конце концов добился утверждения планов, но Дон воспринял все это дерьмо близко к сердцу. Рич бросил взгляд в сторону Хребта 24–7. Ему нужно было, чтобы Сандерс проложил дорогу в нижнюю часть рощи и срубил гигантские секвойи, расчистив место для сбора древесины на его, Рича, участке. Эта потребность зудела в нем, словно комариный укус. Но начни Рич задавать вопросы – и Дон вмиг его раскусит, а он ведь даже еще не успел ничего рассказать Коллин.

Рич спустился на землю и сбросил страховку и шпоры.

В ушах стоял гул пил. Слух у него было уже не тот, что раньше. В этом году на пикнике в честь компании Сандерсон раздал всем беруши. Вот только какой толк в берушах, если от неожиданно падающего бревна или летящей на тебя сверху ветки спасти мог только собственный слух? В былые времена им дарили бейсболки и фартуки для жен. Это Арлетт всегда выбирала всякую дрянь в качестве подарков, а потом ходила по округе и собирала благодарности – и конечно, все ее хвалили, чтобы оставаться у Мерла на хорошем счету. А теперь им дарят затычки для ушей размером с пару таблеток аспирина, а Арлетт даже не соизволила появиться. Рич опробовал их, когда рубил дрова на заднем дворе – в последнее время ему все чаще приходилось просить Коллин говорить погромче, так что он решил хоть так поберечь остатки слуха, – но эти штуки были ужасно неудобными. Одну он засунул так далеко в ушной канал, что она застряла. Повезло, что он вообще смог вытащить чертову штуковину.

Рот его наполнился слюной. Кусочек лимонного кекса пришелся бы как нельзя кстати. Когда Рич спустился к грузовику, то увидел, что Юджин донимает самодовольного мальчишку Сандерсона.

– Ты только посмотри на этого засранца, – хмыкнул Пит. – У него в мозгу и двух извилин не наберется.

Рич не знал, что больше злило Пита: то, что парень сразу получил должность водителя, в то время как все остальные начинали свой путь с натягивания чокеров, или то, что он был кровь от крови Мерла. Рич научился читать только в пятом классе, в то время как Пит уже перемножал в голове трехзначные числа, но их всегда объединяло то, что они оба были сыновьями лесорубов. В лесу диплом о среднем образовании ни шиша не стоил. В пятнадцать лет они вместе начали ставить чокеры, таская тросы толщиной с руку через огромные бревна, и Кламат был их лесным королевством, а Мерл – его наследным принцем, укатившим в частную школу.

Юджин похлопал Сандерсона по спине, и на тупом лице мальчишки расцвела улыбка. Юджин обладал несравненным талантом: он умел дать человеку почувствовать свою значимость.

– Что, тоже хочешь отсосать у Мерла? – спросил Пит. – Придется встать в очередь.

Глупо было винить Юджина за то, что он пытался увеличить свои шансы на хорошую жизнь. Все-таки у него было шестеро детей, которых надо было кормить. Он хотя бы оставался верным Сандерсону, этого у него было не отнять. Не то что некоторые – готовы спутаться с первой попавшейся мелкотравчатой компанией, стоит только поманить их более выгодным контрактом.

Пит сунул под губу комочек жевательного табака и спрятал банку обратно в задний карман джинс, круглая крышка отчетливо проступала через ткань. Лучший вальщик, когда-либо работавший на Сандерсона, Пит мог свалить трехсотфутовое дерево, не оставив на нем ни единой царапинки. Но даже после того, как он укладывал эту громадину на лесную подстилку так аккуратно, словно перо клал в футляр, лицо его оставалось все таким же недовольным. Ни жены, ни детей, он даже из вежливости не смотрел людям в глаза, вместо этого вперив взгляд куда-то поверх их плеча. Пит был таким отъявленным скупердяем, что прикрутил дверь своего пикапа проволокой, лишь бы не тратиться на замену проржавевших петель. И это при том, что он был мастером от бога: Пит мог починить хоть приемник, хоть тостер, хоть вставшие часы – и все это за время, за какое иной человек дай бог успеет выпить чашку кофе. Рич знал его всю жизнь, и все равно его то и дело подмывало оглянуться и посмотреть, что же там такого интересного увидел Пит.

Пит сплюнул тягучей струей пережеванного табака в сторону мальчишки Сандерсона и утер губы тыльной стороной ладони.

– Хотел бы я посмотреть на шлюху, которая высрала на свет этот кусок дерьма.

Трудно было представить, что Арлетт спустила Мерлу такое с рук – это, конечно, если мальчишка действительно был его. Но она ведь пропустила пикник в честь компании – впервые за всю свою жизнь – как будто бы хотела держаться подальше. Хотелось бы верить, что это стоило Мерлу спокойного сна – недавно он за здорово живешь выкинул на улицу парней, многие из которых работали на него больше двадцати лет. Но Мерл переживал дерьмо и похуже и никогда не позволял неудачам себя подкосить. С тех пор на воскресные рыбные пиршества он приходил один, но все так же хлопал работяг по спине и жизнерадостно подтягивал сползающие с живота штаны.

Появился сын Тома Фили в неровно обрезанных джинсах. Он протянул Ричу нож.

– Эй, Рич! – окликнул его Дон, стоявший неподалеку от трех гигантских секвой, лежащих на боку – словно костяшки домино, раскиданные ветром.

Рич бросил взгляд на грузовик, где хранился его ланч, и вздохнул.

Когда он подошел к Дону, тот стоял на краю гигантской ямы, способной вместить в себя грузовик, – того самого кратера, оставшегося на месте корневой системы, который Рич недавно показывал Карпику.

– Этот парнишка Фили такой зеленый, что из него салат можно нарезать, – пошутил Рич. Дон не поднял головы, а просто смотрел вниз, в яму. Стена переплетенных корней удерживала на месте валуны размером с телевизор. Шквал ветра выдрал эти деревья с корнем и разбил в щепки. Вот что бывает, когда позволяешь хорошей древесине состариться: она пропадает. Со дна ямы на них смотрел человеческий череп.

– Что скажешь? – спросил Дон, сложив короткие руки на груди.

Рич практически слышал, как в мозгу Дона крутятся шестеренки. Характер у него был вспыльчивый, но Дон согласился бы работать в два раза больше за вполовину меньше денег, лишь бы сохранить свою команду живыми и здоровыми. Именно поэтому Мерл оставил его и уволил Билла Хендерсона, другого начальника бригады, когда решил сократить штат.

«Водопад из дерьма такой, что закачаешься», – сказал тогда Юджин.

Они ругань Билла с Мерлом отлично слышали: стояли тогда неподалеку, потому что ждали, пока им выплатят чеки. Билла не многие любили: он был жаден и сурово относился к своей бригаде. Тогда он выскочил из кабинета Мерла как ошпаренный, клеймя его членососом. Рич легко мог представить, как Мерл присел на край стола, скрестив руки на огромном беременном животе, зная, что теперь крепко прихватил Дона за жабры.

«Слушай, Портер, либо ты берешь начальство над обеими командами, либо мы распускаем твою, а ты идешь работать к Биллу. Выбирай».

Дон был красным до такой степени, что сосуды у него не полопались только чудом.

«Черт побери, Мерл, никакой это не выбор».

Дон откашлялся. Кроме Мерла он был единственным из всех знакомых Рича, кто учился в колледже. Сначала получил сертификат учителя, потом отслужил на флоте, вернулся домой после окончания забастовки в сорок шестом. Полный амбиций, он за пять лет прошел путь от самых низов до начальника команды. Не все его любили – но абсолютно все его уважали.

Дон с душераздирающим вздохом принялся спускаться в яму. Дисциплину он поддерживал железную, выработку по древесине соблюдал до последнего фута. За двадцать пять лет он потерял только одного человека – когда бревно соскочило с чокера и размозжило бедняге Тому Фили голову, словно гнилую тыкву. С тех пор он всех заставлял трижды проверять каждый замок. Все жены хотели, чтобы их мужья работали в его бригаде. Дон Портер никогда не шел коротким путем. Он все делал правильно.

Дон уставился на череп, лежащий у его ног. Рич ощупал языком десну, почувствовал привкус гнили. Листья секвой зашелестели от налетевшего ветерка.

– Черт. – Дон наклонился, просунул два пальца в глазницы и поднял череп, словно маленький шар для боулинга.

Любому было ясно – череп принадлежал ребенку.

Карпик

Карпик прижался носом к стеклу кухонной двери, и оно запотело от его теплого дыхания. Он протер пальцем глазок и принялся разглядывать спящего Скаута, высунувшего морду из своей конуры. Он потянулся к дверной ручке – проскочила электрическая искра.

– Карпик? – позвала мама.

Она сидела на диване, держа шитье в кругу света, льющегося из-под зеленого абажура настольной лампы. У лампы была бронзовая ножка в виде кролика. На стене над ней висела разрисованная бензопила: лось на лугу, озеро, красный амбар. Шпоры для лазания по деревьям, которые мама помогла ему вырезать из картонной коробки хлопьев, валялись на ковре у нее ног.

Карпик поправил скользкую банку из-под кофе, зажатую под мышкой. Его новенький желтый дождевик висел у входной двери. Карпик терпеть не мог, как от него пахло резиной. Он подергал ручку двери, затем опустил банку и задействовал уже обе руки. Дверь приоткрылась – как раз хватит, чтобы протиснуться наружу. Сначала Карпик просунул банку. Одной ноздрей он почувствовал запах древесного дыма, другой – запах тостов, все еще висевший в воздухе кухни. У него был хороший нюх. Как у чертовой ищейки, говорил дядя Ларк, постукивая себе по носу обрубком пальца, когда-то откушенным по первую фалангу. Каждый раз, когда папа говорил «черт возьми», мама заставляла его класть в банку пятак. Дядя Ларк вырезал деревянные пятаки ради забавы.

– Карпик? – снова позвала мама.

Если она заставит его сейчас вернуться за дождевиком, он попал.

– Не уходи далеко, ладно, Грэмми? Оставайся там, откуда виден дом.

Снаружи висел туман. Скаут поднял голову.

Карпик сразу же нашел двух червей, и они упали в банку с приятным плюхом. Он нарвал горсть травы и кинул ее следом.

Затем он поднес к глазам бинокль, направил его на большие деревья и повернул колесико, как учил дядя Ларк. Он внимательно осмотрел ветви, выискивая взглядом белку-летягу. В любой момент такая может спланировать вниз, раскинув мохнатые руки и расправив кожистые крылья. Тогда он бы посадил белку на поводок, и они вместе бы сходили в гости к белке-летяге дяди Ларка, которая сломала лапку, когда была маленькой, а дядя Ларк ее нашел. Карпик уже даже устроил гнездо в нижнем ящике комода и насыпал туда горсть арахиса из банки. Белка-летяга лучше котенка.

Ветерок шевелил траву, растущую на краю двора. За холмом вплоть до самого леса росли заросли колючек и папоротников, чертополоха и жгучей крапивы. «Оставайся там, откуда виден дом», – сказала мама.

Но белки-летяги жили на больших деревьях.

Карпик посмотрел на карту, расчерчивающую его ладонь, затем сжал руку в кулак, заставив ручьи пойти волнами. Скаут лежал, положив морду на лапы, но как только Карпик двинулся к тропинке, он вскочил, склонив голову набок. Черное ухо торчало выше, чем серое. Карпик услышал металлическое позвякивание цепи Скаута и зарождающийся в его глотке лай.

– Ш-ш-ш, – он поднял руку так же, как это делал его отец, и Скаут замер.

Карпик стянул с пса ошейник. Скаут понесся по двору, прижимаясь носом к земле, задрал ногу так высоко, что чуть не упал, и принялся увлеченно копать землю, вынюхивая кротов.

Карпик немного согнул ладонь и вновь ощутил, как папин палец рисует карту. Проклятый ручей вытекает из родника, а вода в нем чистая и слегка сладкая.

Скаут чихнул, отфыркиваясь от грязи, и понесся вверх по тропинке. Карпик немного помедлил – раз тысяча, два тысяча – и рванул за ним. С каждым шагом ремешки его комбинезона натягивались, впиваясь в плечи, а в голове звучал голос мамы: не – дерг – уходи – дерг – далеко. Туман каплями осел на щеках. На вершине Лысого холма Карпик повернулся и направил бинокль в ту сторону, откуда прибежал: где-то там, у подножия скалы по другую сторону дороги, плескался океан, но отсюда его не было видно.

Вокруг дома клубился туман. На кухонном окне теснилась герань с листьями мягкими, как бархатный нос лошади, и на краю пустого двора взад-вперед, взад-вперед колыхалась трава.

Коллин

Коллин огладила пальцами розовые атласные розы, которые она пришила к воротничку крестильного платья. Вдалеке прозвучал сигнал: десять тридцать, время ланча. Она услышала, как Карпик открыл ящик комода перед тем, как выйти на улицу, и мысленно отметила, что надо бы проверить, что он там делал. Несколько недель назад она нашла в куче его носков одного из котят Энид. Рич, конечно, тут же начал чихать.

– Но Уайет его мне отдал! – завопил тогда Карпик, бросаясь на кровать лицом вниз.

Коллин отложила шитье, поднялась с дивана и отправилась в комнату Карпика. Брауни, старый и потрепанный конь на палочке, стоял прислоненным к комоду. Хорошо было бы отнести его Энид и отдать девочкам, но каждый раз, когда она об этом заговаривала, Карпик хмурился и отвечал отказом.

В нижнем ящике комода она нашла веточки и горсть орехов.

Коллин собрала мусор, высыпала его в ведро и открыла заднюю дверь.

– Карпик!

Она открыла хлебницу, бросила ломтик хлеба в тостер.

– Карпи-ик!

Затем достала джем. Незаконченный кроссворд все еще лежал на столе. Желание. Пять букв, первая – Т. Из тостера выскочил поджаренный кусочек хлеба. Коллин подцепила его, намазала маслом. Одинокая буква Т – как топор. Как развилка дорог.

– Карпик! Пора перекусить! – Она вышла на улицу. В кронах деревьев клубился туман, рододендроны покрывала роса. – Карпик! Идем за яйцами!

Она внимательно осмотрела заросший травой край двора. Теперь точно было ясно – Карпик где-то прячется. Честно говоря, начал это все Рич. Он так картинно прикладывал руку к сердцу, когда Карпик выпрыгивал на него из кустов, что теперь он проворачивал этот трюк ежедневно. Позабытая банка из-под кофе лежала в траве. Карпик каждый раз с нетерпением ждал, когда Рич снимет с нее крышку.

«Вот теперь все как по маслу пойдет», – говорил Рич, вытряхивая из банки дождевых червей. Обычно он ловил рыбу на мушку, но Карпик так старался, что не похвалить его было просто нельзя. Лицо его буквально светилось гордостью и той самой чистой радостью, которая охватывала его каждый раз, когда Рич купал его еще совсем маленьким. Он обожал воду, плескался и трепыхался, словно карась в садке, так что Рич стал звать его Карпиком, а потом кличка как-то прицепилась и стала именем.

У будки лежал ошейник с прицепленной к нему цепью.

– Скаут?

У него еще не зажили царапины после той стычки с дикобразом. Со стороны моря потянуло холодным ветром. Коллин перевела взгляд на холм, и у нее заныло в затылке.

– Карпик? – позвала она, забыв о грусти, которую сдерживала все утро.

– Скаут убежал! – закричал Карпик, выскакивая из зарослей ежевики. Щеки у него были расцарапаны.

Коллин вздохнула.

– Он пошел искать папу, – каждый раз, когда этот пес оказывался на свободе, он несся к Ричу. – Пойдем мыть руки, мистер.

На кухне Карпик слизывал со своего тоста джем. Коллин достала из кухонного ящика мазь от бородавок. Всего несколько недель – и Карпика придется отдать в школу. Красная коробка для обеда, которую она для него купила, таилась за закрытой дверью гардероба. Каждый раз, когда Коллин открывала дверь, чтобы достать резиновые сапоги, коробка таращилась на нее в ответ.

– Покажи мне руку.

Плечи Карпика опустились, но он послушно вытянул ладонь.

«Он слишком хорошо себя ведет», – как-то пожаловалась Энид.

Бородавка у него росла на основании большого пальца. Коллин принялась втирать крем, мысли ее витали, постоянно возвращаясь к встрече в аптеке. Наконец она закрутила крышку, запечатав мечты внутри, и сунула кроссворд под деревянную миску.

Они поднялись на холм и перевалили через хребет, двигаясь к Чесночному ручью. Затем свернули на север по низине. Если повезет, когда они вернутся домой, Скаут уже будет лежать на крыльце.

– А что, если он потерялся? – спросил Карпик, словно она произнесла эту мысль вслух.

– Ничего он не потерялся.

Карпик побежал впереди. Скоро он оставит ее – как это делал каждое утро Рич, чтобы затем вернуться домой усталым и озабоченным миром, в котором ей не было места.

«Дети – как щенки, – говорила Энид. – С двумя справиться легче».

Энид беременела так же легко, как другие женщины подхватывали простуду. Ладно, забеременеть было несложно даже для Коллин – если бы только Рич согласился попробовать. Проблема у нее была в том, чтобы остаться беременной. Она покачала головой. Надо подумать о чем-то другом.

– Что это за ручей? – задала она. Вода бурлила.

– Чесночный.

– Ты уверен? – Они проделывали этот путь уже сотню раз.

– Вот чеснок – он бежит у самых ног, – начал Карпик. – Течет сквозь заросли клевера вплоть до самого севера. Доберешься до полей – вытяни руку поскорей. Иди на восток по Оленьему Ребру, доберешься к форту Юджина поутру.

– А нет более простого пути к форту Юджина?

Карпик взглянул на ладонь.

– Можно просто идти вдоль Затерянного ручья.

– Всю дорогу?

Карпик кивнул:

– Но так будет дольше.

Наконец они вышли на край поляны. Прошло восемь лет с тех пор, как они с Энид продали дом, но Коллин до сих пор становилось спокойнее, когда она приходила сюда, чтобы бросить взгляд на знакомые стены. Еще их прадедушки и прабабушки расчистили эту землю у подножия хребта Оленье ребро. Тут они занимались сельским хозяйством. Мама считала, что если человек может позволить себе есть магазинные консервы – это верный признак, что он чего-то да добился в жизни. В конце она уже почти ничего не ела, но никогда не отказывалась от консервированной груши в сиропе.

Карпик бежал впереди, преследуя стаю домашних птиц. Врассыпную с клекотом бросились куры, утки понеслись следом, тревожно вопя.

– Карпик!

– Да ничего, – окликнула их Джоанна, стоящая в дверном проеме. – Немножко пробежаться им не помешает.

– Ему тоже, – признала Коллин.

Свитер Джоанны доходил ей до колен – это явно была одежда Джеда. Хотя, по правде, он был не намного крупнее своей жены. Над ним вечно подшучивали: мол, ему приходится подкладывать на сиденье Библию, чтобы дотянуться до руля лесовоза. А потом Мерл то ли уволил Джеда, то ли он сам ушел.

Так или иначе, в городе перестали покупать у Джоанны яйца. Это было много лет назад, вскоре после того, как правительство поглотило лесные угодья, сделав из них национальный парк. Работа стала утекать из страны краснолесья, как кровь из простреленного легкого, и никто не хотел ссориться с Мерлом. Джед нашел работу в Орегоне, отсутствовал пять недель из шести, но дела у него обстояли в целом неплохо. Всех остальных водителей Сандерсон уволил.

«Национальный парк – вот что погубит этот город», – предупреждала мама Коллин. Она до этого момента, впрочем, не дожила – одна из немногих положительных сторон рака.

Юбка Джоанна волочилась по земле, грязно-коричневая у края подола, закатанные рукава гармошкой собрались у локтей. В воздухе висел запах дизельного топлива с привкусом хлора.

– Вертолет все утро распылял отраву, – Джоанна дернула подбородком в сторону хребта Оленье ребро. Благодаря большим глазам и круглым щекам она напоминала херувима, но все словно было сделано из сыромятной кожи. Прошлой зимой, когда Джоанна и девочки подхватили какую-то мерзкую сыпь, Коллин предложила отвезти их в клинику компании, если они дойдут до ее дома по грязи в фут глубиной. Джед тогда был в отъезде.

«Вы все равно можете поехать», – напомнила Коллин, и в воздухе повисло непроизнесенное: «Даже если Джед больше не работает на Сандерсон». Клиника была бесплатной для сотрудников, их жен и детей и стоила пять долларов за прием, если кто-то из вашей семьи когда-то работал в компании. Джоанна тогда шмыгнула носом и ответила: «Одной рукой они лечат, а другой калечат» – и протянула Коллин сдачу.

Коллин ущипнула себя за ухо, возвращаясь в реальность.

– Надеюсь, мы тебя не разбудили?

– Для этого вам пришлось бы прийти куда раньше. Клянусь, этот ребенок наполовину петух. Сколько тебе?

– Дюжину. – Коллин достала из сумки картонку для яиц. Обычно Джоанна посылала собирать яйца свою старшую дочь. Джудит было семь, она училась на дому.

Карпик загнал уток в угол сарая, рядом с которым паслась Босси – последняя из оставшихся коров матери Коллин.

– Карпик, близко не подходи, – предупредила Коллин.

– Да ничего. Эта корова все равно что собака.

Джоанна провела носком ботинка по лесенке курятника, сметая с нее помет. Именно она договаривалась о цене, когда они с Джедом покупали этот дом. Тогда Джоанна была беременна Джудит, огромная, как сарай, она заставила Рича и Юджина обойти домишко кругом, указывая на щели между бревнами, такими большими, что между ними пролез бы гвоздь.

Джоанна нырнула в курятник. Даже стоя снаружи, Коллин ощутила такой густой птичий запах, что на глаза навернулись слезы.

– Этого должно хватить. – Джоанна показалась наружу, схватившись за поясницу. По этой позе Коллин вдруг поняла: она ждет еще одного ребенка, а ведь последний еще даже из пеленок не вылез. Ее укололо завистью.

Джоанна посмотрела на чесночные поля и принюхалась.

– Да уж, пахнет знатно.

– Зато вампиров отгоняет, – вспомнила Коллин любимую присказку матери, хотя, честно говоря, она ощущала только запах птичьего помета.

– Да я про отраву говорю. Ветер дует в нашу сторону, так что эта гадость чуть ли не до нас долетает, – объяснила Джоанна.

Ветерок колыхал пампасную траву, росшую на просеке Оленьего ребра. Коллин окинула взглядом голый хребет, высматривая полуразрушенный домик на дереве, – и вспомнила, как приходила искать туда отца, не зная еще, что он утонул, но от этого дерева даже пня не осталось. Карпик выскочил из-за угла и погнал стайку уток прямо на них.

– Карпик! – прикрикнула на него Коллин. Утки разделились, проскальзывая у них между ног, и зашлепали перепончатыми лапами по лесенке курятника.

– В амбаре есть кое-что, на что вы захотите взглянуть, – сказала Джоанна и испарилась в доме.

– Это ты напугал бедных уток?

– Нет. – Карпик поковырял гравий носком ботинка.

– А по-моему, именно ты. Они теперь, наверное, с головой под одеялом прячутся.

На пороге вновь появилась Джоанна. Кэмбер держала ее за указательный палец, шаги у нее еще были шаткими, неуверенными. Увидев Коллин, она радостно заулыбалась. Джоанна рожала ее всю ночь одна – большая удача, что наутро Коллин зашла купить яиц и застала ее, сидящую на корточках на кухне.

Как ни странно, перерезать пуповину оказалось очень легко, как только Коллин перевязала ее концы ниткой: всего одна артерия вместо положенных двух, да еще вена. Плацента была вся сморщенная. А теперь здесь была Кэмбер – толстая и довольная собой, вполне удовлетворенная жизнью, не помнящая, как труден был ее путь.

Джоанна посадила ее к себе на бедро. Лия и Джудит слетели со ступенек с таким пылом, словно из хижины их не выпускали по меньшей мере несколько дней. Карпик взял Коллин за руку, и они последовали за Джоанной в сторону сарая.

– Что там? – его пальцы сжались от предвкушения.

– Не знаю. – Она трижды сжала его руку в ответ. Я. Люблю. Тебя.

Джоанна сняла с двери амбара засов:

– Готова? – В Коллин разгорелось любопытство.

Горло щекотал запах сена, единственным светом был только свет ламп инкубатора. Лия прижалась носом к стеклу. Карпик опустился рядом с ней на колени: цыплята и утята грелись в лучах обогревательной лампы, подключенной к автомобильному аккумулятору.

Джоанна передала Кэмбер в руки Коллин. Малышка свернулась, прижалась головкой к ее груди – и это чувствовалось так естественно. Джоанна отодвинула экран инкубатора в сторону.

– Аккуратнее, – велела она детям.

Карпик прикусил губу – словно собираясь попробовать рукой ледяную воду. Он тронул птенца рукой и отскочил.

Джоанна взяла в руки утенка.

– Обними его покрепче, чтобы он не замерз.

– Он мягкий, – пробормотал Карпик, прижимая утенка к груди. Он был бы хорошим братом. Преданным и заботливым, как Рич. У него было доброе сердце.

Кэмбер потерлась носом о сосок Коллин. Она дала ей пососать свой палец.

Через некоторое время Карпик положил утенка обратно.

– А с этим что случилось? – спросил он. Коллин сразу увидела, кого он имеет в виду: маленький, с перекошенным клювом и покалеченным крылом.

– О, этот у нас особенный. Осторожно, не прищеми пальцы, – и Джоанна опустила крышку.

– Почему? – Карпик присел на корточки, прижавшись носом к стеклу.

– Иногда они просто такими рождаются, понимаешь? И мы даем им немножко больше любви.

– Он умрет, – сказала Джудит. – Особенные всегда умирают.

– Я ее заберу. Она у нас тяжелая, – сказала Джоанна, забирая Кэмбер. Они пересекли двор. Кожа все еще хранила отпечаток чужого тепла в том месте, где малышка прижималась к Коллин головой – над самым сердцем, но тепло это медленно уходило.

– Какая эта корова жирная, – заметил Карпик.

– У нас скоро будет еще одна маленькая Босси, – объяснила Джоанна. Она передала Коллин яйца, без благодарности или смущения приняла в оплату долларовую банкноту. Карпик поднял крышку коробки.

– Разве не чудесно бы было, – Джоанна положила ладони на живот и смотрела, как Карпик простирает над яйцами руки, словно готовясь прочитать заклинание, – если бы можно было заставить их ожить силой мысли?

Пока они шли, Коллин придерживала рукой холщовую сумку. У плоской скалы, где Чесночный ручей делал поворот на юг, они присели отдохнуть. Карпик положил голову ей на колени и прижал к глазам окуляры бинокля.

– Что ты там видишь? – спросила Коллин. Он опустил бинокль. – Почему он тебе так нравится, а, Печенюшка? Он застенчиво пожал плечами. – Что бы нам приготовить из этих яиц? Запеканку из брокколи? – Карпик застонал. – Пирог с брюссельской капустой? – Он сморщил нос, и Коллин откинула с его лба челку. – Откуда у тебя такие красивые зеленые глаза?

– Купил их в магазине зеленых глаз, – ответил он.

Затрещала ветка. Коллин повернулась. Закачалась ветка растущей на вершине хребта ольхи – словно птица взлетела. Карпик свернулся, и Коллин принялась его щекотать.

– Прекрати! – завизжал он, хватая ее за руки.

– В какой стороне дом?

Он изучил ее ладонь, затем указал направление.

– Почему ты не читаешь свою карту? – спросил он.

– Мой отец меня этому не учил, – ответила Коллин и вдруг осознала, что это правда.

Когда они вернулись, Рич уже рубил дрова. К ним подбежал Скаут и перевернулся на спину, подставляя живот.

– Он тебя нашел, – сказала Коллин – утверждение, а не вопрос.

– Его чуть Лью не задавил, – утомленно произнес Рич с лицом, мокрым от пота.

Найдите в словаре слово «осторожность» – и увидите там фотографию Рича, вместе с его усами щеточкой, головой, наклоненной на десять градусов вправо, чутко прислушивающимся левым ухом. И все же каждый день, провожая его утром, Коллин задерживала дыхание, и не могла свободно выдохнуть до тех пор, пока вечером не слышала громыхание его пикапа.

Она взъерошила Карпику макушку.

– Ты сегодня рано вернулся? – Рич проследил глазами за ее рукой. – Все в порядке?

– Все в порядке, – ответил он и снова размахнулся топором. Раздался громкий треск, и бревно раскололось надвое.