Читать книгу Рубаха кентавра. Древняя Греция в поэзии Новой Греции: К. Кавафис, Й. Сеферис, К. Димула - - Страница 2

Итака

Когда ты выходишь в дорогу к Итаке,

стремись, чтобы путь был долгим

и приключений, познаний полным.

Ни лестригонов тебе, ни киклопов,

ни яростного Посейдона не бойся:

их никогда ты в пути не увидишь,

коль мысль твоя высока и волненьем

изысканным дух твой и тело прониклись.

Стремись, чтобы путь был долгим,

и чтоб не единожды утром летним

испытывал ты наслажденье и радость,

входил в порты, неведомые дотоле,

бродил по базарам там финикийским,

прекрасные вещи на них покупая —

янтарь, эбен, кораллы и перламутры

и для услад благовонья всех видов —

да, для услад благовонья, как можно больше!

К египетским градам, которых так много,

свой путь направь. Учись, учись у тех, кто сведущ!

Но в мыслях всегда ты храни Итаку.

Достичь ее – пусть будет твоею целью.

И все ж не спеши свое странствие кончить:

пусть многие годы продлится оно – годы лучшие жизни, —

чтоб в старости к острову ты, наконец, причалил,

богатый тем, чего в пути добился.

Не жди, что Итака тебе принесет богатство.

Нет, прекрасное странствие ты получил от Итаки:

ты без нее не отправился бы в дорогу,

а больше она дать ничего и не может.

Пусть она и бедна, но ты не обманут Итакой!

Ты мудрым стал и опыт обрел огромный,

познав, что разные Итаки значат.

[1911]

Покидает бог Антония

Когда внезапно в полночь ты услышишь,

как мимо движется фиас незримый,

напевы дивные и голоса услышишь,

о милостивой доле не кручинься

и о трудах, свершенных безуспешно,

о цели жизни, что не смог достигнуть.

Нет, мужественно, словно был готов давно ты,

простись с Александрией уходящей,

но главное – не лги себе, сказав, что это

был сон пустой, что слух твой обманулся, —

отринь пустые, тщетные надежды.

Нет, мужественно, словно был готов давно ты,

коль ты такого удостоен града,

к окну, не дрогнув, подойди и слушай

взволнованно,

без малодушных просьб, без жалоб,

и наслаждайся до конца тем звуком,

игрою дивною чудесного фиаса,

с утраченной Александриею прощаясь.

[1911]

Смерть Антония

Но женщин слушая скорбящих,

рыдавших над его несчастной долей,

восточные движенья зря царицы,

он греко-варварскую речь рабынь услышал…

В душе его гордыня встрепенулась,

кровь италийская презрительно вскипела:

чужим, бесчувственным ему явилось

все то, чему он слепо поклонялся,

вся жизнь его безумная в Александрии.

И молвил он: «Не плачьте! Слезы неуместны!

Его скорее славить подобает:

сумел он стать великим властелином,

богатствами несметными владел он.

И, даже пав теперь, не пал он жалко:

ведь римлянином римлянин повержен».

[1907]

Фермопилы

Достойны чести-славы те, кто Фермопилы

определил себе и защищает,

не забывая ни на миг о долге,

кто праведен и прям во всех поступках,

но жалости не чужд и состраданья.

Щедры они, когда богаты,

когда ж бедны, щедры пусть даже в малом;

и всеми силами оказывают помощь,

всегда и всюду молвят только правду,

хотя без ненависти поминают лгущих.

Но более они достойны чести-славы,

предвидят коль (а многие предвидят),

что под конец увидят Эфиальта

и что в конце концов пройдут мидийцы.

[1903]

[Морская битва]

Подверглись мы разгрому там, при Саламине.

Увы, увы, увы, увы, увы, увы! – воскликнем.

Однако наши Экбатаны, наши Сузы,

Персеполь также наш – прекраснейшие грады.

И что там было нужно нам при Саламине?

Зачем вели туда мы флот? Зачем сражались?

Теперь назад к себе уйдем мы в Экбатаны,

уйдем в Персеполь наш и в наши Сузы.

Уйдем, но радостно не будет там, как прежде.

Увы, увы, увы, увы! Морская битва

зачем произошла? Зачем мы к ней стремились?

Увы, увы, увы! Зачем нам нужно было

в поход идти далекий, все оставив,

и в злополучный бой вступать на море дальнем?

Но почему же тот, кто стал владыкой

в преславных Экбатанах, получив и Сузы,

и град Персеполь, корабли немедля

собрав, на эллинов пошел сражаться в море?

О да, конечно! Что еще сказать мы можем?

Увы, увы, увы, увы, увы, увы нам!

О да, воистину: что молвить нам осталось?

Увы, увы, увы, увы, увы, увы нам!

[1899]

Ионийское

Поскольку мы их статуи разбили,

поскольку мы изгнали их из храмов,

нет, не погибли боги, но живут и ныне.

Земля Ионии, они тебя все так же любят,

их души о тебе все так же помнят.

Когда свет брезжит над тобою августовским утром,

твой воздух полнится их жизненною силой.

А иногда воздушный образ юный,

неясный, поступью поспешной

проходит над вершинами твоими.

[1911]

Возвращение из Эллады

Итак, Гермипп, конец пути уж близится:

«Прибудем послезавтра», – капитан сказал.

Ведь мы уже плывем по морю нашему:

Египта это воды, Кипра, Сирии,

земель родимых наших воды милые!

Но что молчишь ты? Сердце вопроси свое:

тому, что от Эллады удалились мы,

не рад ли ты? К чему себя обманывать?

Не подобает это вовсе эллинам!

Давай же, наконец, признаем истину:

мы – тоже эллины (иначе кто же мы?),

однако с чувствами, с любовью Азии —

с любовью той и теми чувствами,

что чужды эллинам порой так кажутся.

Ведь не пристало нам, Гермипп, философам,

царькам уподобляться нашим мелочным.

Ты помнишь, как над ними потешались мы,

когда они пришли к нам на занятия?)

Их вид был явственно эллинизирован

и македонский (что за выражение?!),

но проступала некая Аравия

иль Мидия, столь неумело скрытая:

бедняги смехотворными уловками

припрятать это неказисто силились.

Нет, вовсе не пристало нам подобное:

ведь чужды эллины таким тщеславиям.

А крови – и сирийской, и египетской,

что в нас течет, – стыдиться нам не следует,

о ней с почтеньем вспоминая, с гордостью.

[1914]

Сидонские юноши (400 год н.э.)

Актер, который вызван был для развлечения,

им избранные эпиграммы декламировал.

Зал возвышался над роскошным садом,

откуда легкий аромат цветов струился,

сливаясь с ароматом благовоний,

которыми для пира умастили

свои тела пять юношей сидонских.

Сначала Мелеагра, Кринагора и Риана слушали.

Но вот затем актер продекламировал:

«Эвфорионова сына Эсхила Афинского скрыла»

(возможно, слишком выделив

«отвагу славную» и «рощу марафонскую»),

вскочил немедля отрок темпераментный,

который страстно увлекался чтением:

«Какое мерзкое четверостишие!

Слова такого рода – малодушие.

Я призываю: силы все – для творчества

и все старанье! Не забудь о творчестве

средь испытаний и когда твой час придет:

вот ожидаю я чего и требую!

Нет, не по мне из мыслей вовсе выбросить

Трагедии Слова великолепные

об Агамемноне, о Прометее выспренном,

Ореста и Кассандры вещей образы,

и «Семерых вождей», оставив в памяти

одно: как средь толпы, в рядах воителей

ты с Датисом и Артаферном тоже в бой вступил».

[1920]