Читать книгу Марьянина топь - - Страница 2

Глава 2

Не было ни сватовства, ни смотрин, ни домоглядства. Никто не «бил по рукам» и не назначал свадебные чины. Не избирался ни дружка, ни полудружье, ни подневестница, ни постельница. Не собирались подружки на предсвадебные вечерки, не делали «девичью красу» – косу из соломы, не украшали ее лентами да цветами. Не было плача-прощания с вольной волюшкой, не наряжали свадебный возок, не мела сваха невесты дороги у дома для свадебного поезда.

Венчались Анна и Василь в маленькой церкви села Борки. Настоятелем церкви был отец Никодим, молодой священник, полгода назад получивший свой первый приход. Его жена, добродетельная матушка Агафья, обожала послушать местные сплетни, а потом вечером за чаем пересказать их мужу. Поэтому отец Никодим был наслышан о Липичинских колдуньях, знал, что молодая ведьма охмурила парня из Ялин.

– Не иначе приворот сделала, – говорила матушка Агафья, – они же без заговоров своих – никуда.

Никодим с неприязнью принял молодых, но отказывать им в венчании не стал. Во время церемонии он с подозрением посматривал на Анну, но она вела себя словно благочестивая прихожанка. Ведьма крестилась, смиренно опустив глаза, не трещала и не коптила венчальная свеча в ее руке, не темнел оклад иконы от прикосновения губ.

– Да может и никакая она не ведьма, – подумал батюшка, – а просто травница или знахарка. А бабы напридумывали небылиц от куриного ума, да от скуки.

Никодим взял дешевенькие венчальные кольца, перекрестил ими Анну и Василя.

– Обручается раб божий Василий с рабой божией Анной, во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь, – пробасил батюшка и надел кольцо Василю.

– Обручается раба божия Анна, – начал говорить Никодим, поворачиваясь к невесте, и запнулся.

Невеста смотрела на него и слегка улыбалась. В черных глазах ведьмы таилась насмешка, словно играла Анна с малыми детьми в забавную игру, потешаясь с ними, принимая их правила. Только для них все было всерьез, а для нее – понарошку. Никогда еще отец Никодим не видел такого откровенного нахального взгляда у невесты и слегка опешил.

– С рабом божим Василем, во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь – скороговоркой забормотал батюшка и торопливо надел кольцо на палец девушки.

Анна перекрестилась, не отрывая взгляда от священника. Василь косился на нее, видел, как она смотрит на батюшку, и чувствовал себя очень неловко. Торжественность венчания нарушалась, таинство грозило превратиться в посмешище. Уловив смятение жениха, Анна опустила глаза, сделала вид, что внимательно слушает молитву о благословении обрученных. Пришло время главного момента церемонии – возложения венцов. Никодим первым перекрестил жениха, и со словами:

– Венчается раб божий Василий с рабой божией Анной во имя Отца, Сына и Святого духа, аминь, – возложил венец на голову Василя.

Второй венец батюшка одел невесте. Но не успел он отвести руки, как тяжелый убор начал медленно сползать набок. Анна стояла не шевелясь, не делая попыток поправить венец. Никодим подхватил падающий убор и снова, в сердцах, водрузил его на голову невесты. Послание апостола Павла о таинстве брака он начал читать сердитым голосом, стараясь не смотреть на молодых. Анна не сдерживала улыбки и насмешливо поглядывала на священника. Отец Никодим стал запинаться, глотать и путать давно знакомые слова. Больше всего на свете хотелось ему поскорее закончить церемонию, поэтому он даже не стал читать положенную в таких случаях главу из Евангелия от Иоанна о присутствии Христа на свадьбе в Кане. Батюшка торопливо благословил чашу с вином, трижды поднес ее жениху с невестой, быстрее обычного обвел молодых вокруг аналоя. Когда были сняты венцы, потушены венчальные свечи, и новоиспеченные супруги вышли из церкви, священник почувствовал облегчение, у него словно гора свалилась с плеч.

– Уж не знаю ведьма она или нет, – говорил вечером батюшка Никодим матушке Агафье, – но есть в ней нечто бесовское, определенно есть.

– Ведьма она и есть ведьма, – вторила ему матушка, – уж люди-то знают, врать не будут.

Пока молодые венчались, мать Анны Христина собирала на стол. Она приготовила курицу, напекла пирогов, достала из бочки хрустящие соленые рыжики, поставила на стол бутыль мутной браги, купленную у Маньки Зубцовой. Новобрачные пришли голодные, уставшие, промокшие под мелким, холодным октябрьским дождиком.

За столом, выпив почти всю брагу и захмелев, Василь задал жене вопрос, мучивший его полдня:

– А что ты такое сделала с батюшкой в церкви, что он заикаться начал?

Анна напряглась, искоса бросила осторожный взгляд на мать, но Христина, словно не слыша вопроса зятя, продолжала есть пирог.

– Ничего я с ним не делала.

– Да как же ничего! Батюшка читал себе, читал и вдруг – давай путаться да заикаться. Признайся, ты колдовала там?

– Да что ты говоришь такое! – сердито сказала Анна. – Я в святой церкви, на своем венчании, колдовала на попа, да еще когда он молитву читал! Даже смешно, право слово! Просто Никодим молодой и неопытный, толком ничего не знает, вот и путался.

– В церкви не колдуют, колдуют на кладбище, – поддакнула Христина.

Василь исподлобья посмотрел на женщин, выпил еще браги и пьяно погрозил:

– Смотрите у меня! Ведьмы. Чтоб не колдовали больше тут. А то я вам задам!

– Да какое там колдовать, – согласилась Анна. – Пойдем лучше, спать уложу.

Василь встал, покачиваясь добрел до кровати, упал на нее ничком и тут же захрапел. Анна сняла с него обувь, укрыла одеялом и вернулась к матери.

– Ну что ты натворила в церкви? – спросила Христина.

– Ничего.

– Ты мне-то не ври, – вздохнула мать. – Рассказывай.

– Да нечего рассказывать. Попик молодой, читал важно, весь надутый, смешной такой. С самого начала смотрел на меня как на змею подколодную. Вот я и пошутила немного. Я только смотрела на него, а он слова путать начал, даром что книга перед ним лежала.

Анна улыбнулась, вспомнив растерявшегося Никодима. Христина покачала головой.

– Ах, дочка, дочка. Знаешь же силу своего взгляда, зачем же без толку им пользуешься? И так про нас все знают, да много лишнего говорят, так ты еще попа дразнить вздумала! Сколько раз я тебе говорила, что нельзя силу показывать без крайней нужды. Ну бородавку свести или девкам погадать – это ладно, это пустяки. Когда Василя привораживала, тут я ничего не говорила, а сейчас глупость ты сделала, ой глупость.

Анна понимала, что мать права, поэтому сидела молча, не возражала.

– С детства я тебе одно и тоже говорю, а ты как не слышишь меня, – продолжала Христина. – Знаешь ведь, что должны мы силу нам данную сохранить и передать дальше, чтобы род наш не прерывался, чтобы в назначенный час, когда призовет хозяйка наша Мокошь, смогли мы принести ей наш дар, дабы стала она еще сильнее.

– Прости, матушка, – тихо сказала Анна, – а когда призовет нас хозяйка?

– Я не знаю. Нам вряд ли суждено этого дождаться. Но внучки наши или правнучки обязательно увидят хозяйку. Ведомо мне лишь то, что не должны мы род прерывать, надо силу и знания дочерям передавать.

– А если у меня не будет детей? – спросила Анна.

– У тебя будет дочь, как и у всех нас, – улыбнулась Христина. – А если что вдруг с ней случится, то надо найти беременную женщину с подходящим плодом, и следить за ней, и все передать ее ребенку. Только тяжело это. И не найти успокоения даже после смерти, если дар свой никому не передашь.

Мать и дочь еще посидели вместе, поговорили, потом убрали со стола и легли спать. Анна уснула быстро, а Христина долго лежала без сна, думая о дочери. Ее пугала готовность Анны применять свой дар без особой надобности. Никто из деревенских жителей не подозревал насколько были сильны ведьмы. Кузминична из Борок, слывущая известной ведуньей, на самом деле не годилась им и в подметки. Христина заговаривала ячмени и бородавки, лечила заболевшую скотину, делала небольшие заговоры на любовь деревенским девкам. Она никогда не наводила порчу и не колдовала на болезнь, даже если очень просили. Двигали ею вовсе не доброта или жалость, а чувство самосохранения. Христина говорила, что не умеет делать такие вещи, что ей это колдовство не под силу, а на самом деле она просто не хотела давать повод для сплетен, про них и так говорили много недоброго. Но если для Христины или ее дочери возникала серьезная угроза, то ведьма пускала свою силу в ход не раздумывая.

Однажды к ней пришел односельчанин Демьян и попросил наслать порчу на его жену, да так, чтобы она умерла. Чем не угодила тихая и забитая женщина шумному самодуру, Христина так и не узнала. Ведьма отказалась, чем вызвала дикий гнев мужика. Уходя ни с чем, он пригрозил поджечь дом или погубить ребенка. Демьян был человек злобный и мстительный, поэтому Христина восприняла его угрозы всерьез. Она раскинула карты, и гадание показало большую опасность для дочери в ближайшее время. Христине ничего не оставалось, как ударить первой. Как бы случайно встретив Демьяна, она извинилась и сказала, что готова наслать порчу. Договорились встретиться на рассвете на опушке леса. Христина велела ему принести корзину, а домашним сказать, что пошел по грибы. Мужик посмеялся над словами ведьмы, но сделал все, как она просила.

Христина встретила Демьяна на опушке и отвела в лес, на знакомую ей полянку. Там, глядя в глаза немного оробевшему мужику, она протянула ему бледную поганку и приказала ее съесть. Демьян, словно загипнотизированный, не прекословя, съел сырой гриб, потом, подчиняясь Христине, лег на землю и уснул. Ведьма насыпала ему в корзину заранее собранные ею грибы, нашептала на ухо очередное приказание и ушла. Через полчаса Демьян проснулся и отправился домой. Там он наорал на жену, несколько раз ударил ее и велел немедля пожарить ему грибы. Он стоял над ней и смотрел, как она моет и чистит их, и не разрешал выкинуть ни одного червивого грибочка. Насмерть перепуганная женщина все приготовила и в ужасе смотрела, как Демьян жадно пожирает грибное жаркое. К вечеру ему стало плохо, а через два дня он умер в страшных корчах. Никакого раскаяния или мук совести Христина не испытывала. Демьян представлял для нее угрозу, значит, он должен был умереть.

Христину тревожила Анна, уж слишком легкомысленно относилась дочь к использованию колдовских сил. Могла использовать их по мелочам, как, например, сломать руку Федору из-за глупого слова, или ради шутки, как сегодня в церкви.

– Накличет она так на себя беду, – думала Христина, и тягостные мысли мучили ее и не давали уснуть.

В эту ночь в Липично не спал еще один человек – Тимофей Зубцов. Узнав от жены, что Василь сегодня венчается с Анной, он напился в зюзю и до самого рассвета сидел в обнимку с бутылью, то ругаясь, то плача пьяными слезами.

– Погубили парня… такого парня погубили… и я не смог… не отговорил… – можно было разобрать среди его всхлипов и невнятного бормотания.