Читать книгу От рядового до полковника - - Страница 7

В тот же день ближайшей электричкой мы вдвоем с моим сокурсником Бато-очир Митаповичем Васильевым, чьё имечко никак не прижилось в курсантской семье, и все называли его просто Валерой, прибыли в Москву. По телефону договорились о встрече с бывшим однокашником, москвичом Сашей Байшевым, ранее изгнанным с курсов за неподобающее поведение. Затем купили билеты на самолет до Улан-Удэ. Ну, не совсем купили – просто доплатили разницу за скоростное перемещение из точки А в точку Б по воздуху, не желая колыхаться в вагоне суток этак пять. К сведению тех, кто не знаком с особенностями военной службы, добавлю, что проезд офицеров к месту отпуска и обратно по железной дороге был бесплатным. Деньгами, по тем временам – приличными – мы теперь располагали, получив отпускные в размере месячной нормы.

Вечер и ночь провели в компании Александра на его квартире, а поутру вылетели на Ту-104 в Улан-Удэ.

Первый и единственный до этого полет я совершил на Ан-2, когда, будучи еще школьником, пролетел из своей Копыловки в Батурино. Полет длился всего 15 минут, но этот «кукурузник» своими нырками в воздушные ямы, поднимающими твой желудок вместе с его содержимым к самому горлу, так истерзал мой организм, что я зарекся когда-либо сесть в него вновь.

И теперь я садился в самолет, предвкушая повторение неприятностей, испытанных в том первом полете. Однако огромный пассажирский самолет летел ровно, не замечая пресловутых ям, и лишь иногда резко дрожал, влетая в восходящие воздушные потоки. Полет с промежуточной посадкой в Иркутске прошел благополучно, за исключением сильного давления в ушах во время снижения. Летать мне довелось много, но упомянутая неприятность мне гарантирована в любом полете.

В Улан-Удэ жили родители «Валеры». Как прошла их встреча с сыном после длительной разлуки, догадайтесь сами, без моих подсказок. Мать нарезала круги вокруг сына со словами «очир, очир» с ударением на «о» (я понял, что это означает: сын, сынок). Гордый папаша откровенно любовался возмужавшим очиром и его новенькой военной формой.

Торжественный ужин прошел по типовому сценарию «выпили, закусили, поговорили». Номеров оригинального жанра, как то: скандал, мордобой, танцы в трусах из канцелярских скрепок (из репертуара «Уральских пельменей»), в этот раз не было.

Предвижу уместный вопрос: «А тебя-то каким ветерком задуло сюда, в Забайкалье, в то время, когда вся родня с нетерпением ожидала твоего явления в родные пенаты – в Копыловку?». Дело в том, что в этих краях, близ советско-монгольской границы, тянул срочную службу мой брат, Павел, средний из нас троих. Зная характер Павла, его какую-то скрытность и обособленность в поведении, затруднения в общении со сверстниками, склонность к совершению непредсказуемых поступков (В возрасте 15 или 16 лет он однажды исчез из дома, переполошив всю семью, был объявлен в розыск, и, примерно через неделю задержан милицией где-то на Урале. Ездил туда за ним наш отец), я понимал, что тяжело ему придется в армии. Вот поэтому и решил навестить его, надеясь, что наша встреча станет светлым пятном в нелегкой солдатской жизни, поднимет настроение и укрепит моральное состояние парня на весь оставшийся срок службы.

Пробыв в Улан-Удэ один день, 15 февраля мы вместе с моим приятелем выехали на автобусе в Кяхту. Долгая эта поездка, с остановкой на перекус возле придорожной кафешки, запомнилась изрядным морозом, мёрзнущими ногами в холодном автобусе и удивительным видом на огромное Гусиное озеро. Переночевали в Кяхте, в гостинице. На следующий день местным автобусом доехали до пограничной ж/д станции Наушки, затем на поезде добрались до конечной цели – посёлка с названием Джида.

В ответ на наш вопрос: «Как пройти в воинскую часть?» местный житель вытянул руку и произнес: «Туда». В указанном направлении мы видели лишь заснеженное ровное поле, но всё же пошли туда и через некоторое время вдруг оказались на взлетно-посадочной полосе аэродрома, а в отдалении заметили военные самолеты в капонирах. Ни людей, ни каких-либо строений в поле зрения не было, только небольшие холмики торчали кое-где. Наконец, словно гном из-под земли, неподалёку возник солдатик. Я окликнул его и спросил, где находится зенитная батарея. Услышав его ответ «Здесь», мы с Валерой недоуменно посмотрели друг на друга. Задав бойцу дополнительные вопросы, мы выяснили, что личный состав батареи, включая офицеров, квартирует как раз под теми самыми холмиками, в землянках.

Тот же боец проводил нас в землянку командира батареи, от которого мы узнали, что батарея переброшена сюда недавно с задачей охраны аэродрома, что брат мой служит в целом неплохо, но отличается от других какой-то замкнутостью. Кроме того, этот капитан живо интересовался высокими боевыми возможностями зенитных ракетных комплексов, многократно превышающих возможности его родных пушек. Заключая беседу, он распорядился привести сюда рядового Хахунова, и тут же выписал ему увольнительную на сутки.

Вошедший в землянку Павел конкретно оторопел, не веря глазам своим: перед ним стоял лейтенант с лицом родного брата. Что это – сон или явь? Шёл сюда по вызову комбата, чтобы получить какую-либо задачу по службе, а вместо этого – очевидное, невероятное! Тихой радостью осветилось лицо парня, глаза заблестели от напрашивающихся, но пока сдерживаемых слёз, когда он осознал, что все происходящее – реальность.

Попрощавшись с комбатом, мы втроём двинулись в Джиду, устроились в гостинице, прикупили продуктов и, потихоньку подбадривая себя «чем положено», до глубокой ночи вели разговоры, разговоры.

На следующий день Павел возвратился в часть, а мы с Бато-очир Митаповичем уехали на поезде в Улан-Удэ.

И тогда, в Джиде, и в дальнейшем, во время наших нечастых встреч, Павел неизменно вспоминал тот мой неожиданный визит и благодарил за поддержку, такую необходимую, придавшую ему сил для дальнейшей службы в тех невероятно сложных условиях. Представьте себе, каково это – жить в землянках при жестоких сибирских морозах.

Нефартовая «дорожная карта» из колоды человеческих судеб выпала на долю Павла.

Возвратившись из армии, отгуляв обычный в таких случаях некоторый срок в безделье, он устроился работать трактористом в леспромхозе, однако проработал недолго. Искусный соблазнитель и «враг человеческий» (тот самый – из бутылки) все настойчивее подчинял себе разум и волю моего брата. Однажды в затуманенной его голове возникла шальная затея – переехать речку Юксу вброд, рядом с мостом. Результат был предсказуем: трактор безнадежно увяз в речном иле, а Павел остался без работы. Спустя некоторое время, устроился на должность охотника в потребсоюз и здесь-то, будучи предоставленным самому себе, при отсутствии контроля со стороны руководства «конторы», находящейся в райцентре, в сотне километров от нашего поселка, он прижился надолго. От него требовалось лишь добывать дары сибирской природы и регулярно сдавать добытое в упомянутую организацию. В разные периоды года (всему своё время) отлавливал пушных зверьков: норок, ондатр; ловил рыбу, собирал грибы, ягоды, сосновые шишки; по весне драл лечебную кору с деревьев, высушивал её и одной-двумя машинами отправлял в райцентр. Такая деятельность лучше всего соответствовала его характеру. Иногда совершал труднообъяснимые для обычного человека поступки. Без всякой на то необходимости построил не то землянку, не то шалаш в лесу, километрах в шести от посёлка, и долгое время жил там отшельником.

Однажды ушел в деревню Нижняя Курья, уже обезлюдевшую, и сжёг наш дом, в котором мы родились и провели детство.

Радостей супружеской жизни не познал, всю жизнь прожил холостяком. Дружбу водил с подобными же приятелями-выпивохами. В совместных кутежах шло время, водка обеспечивала кратковременное приятное забытьё и при этом коварно подтачивала не слабый от природы организм. Трое моих сестер, проживающих в Кургане, многократно предлагали ему приехать туда и помочь устроить нормальную жизнь, но он всегда отказывался.

Немало досталось переживаний родителям от такой жизни сына. Он все более становился груб в отношениях с ними, а в конце 80-х, после смерти нашей матери, создал вообще невыносимые условия отцу для дальнейшего совместного проживания в нашем доме. И, в конце концов, вынудил отца уехать из родной Сибири. Незадолго до своей смерти Павел спалил и этот дом – умышленно, ни от кого не скрываясь. Шел по поселку с пучком смятых газет в руке и прямо говорил встречным односельчанам:

– Иду жечь свой дом.

Умер он в 2013-м в возрасте 64 лет от рака желудка.

Завершая эту историю о Павле, я хочу выразить сердечную благодарность моей племяннице, Наташе Малиновской, которая одна лишь в течение всего времени, когда он остался в одиночестве, всячески заботилась о нем. Уверен, без этой её бескорыстной заботы о родном человеке, каким бы он ни был, жизнь покинула бы его намного раньше.

А теперь возвращаемся в тот февраль 1969-го.

Попрощавшись с бурятской семьёй Васильевых, я сел на поезд и отправился домой, на встречу уже со своими заждавшимися родными. Во все три дня поездки я неотрывно торчал у окон вагона: то с одной стороны – из своего купе, то с противоположной – из коридора, впечатывая на скрижали своей памяти совершенно новые, не ведомые мне, уроженцу равнинных таёжных мест Западной Сибири, ландшафты: гористые берега Байкала, само великое озеро, заснеженные сопки Восточной Сибири, разбросанные вдоль магистрали города и прочие поселения. И всё-то мне было интересно, я впервые воочию ощущал, как велика Россия.

И думал, думал. Один пункт отпускного плана я уже выполнил. Как пройдет целый месяц в Копыловке – представить не трудно. Но в голове прочно зависли два уравнения, постоянно удерживающих меня, отпускника, в состоянии напряженного ожидания.

Первое из этих уравнений имело целый ряд возможных решений, и только одно из них я должен был узнать в последний день отпуска – где, в каких краях, состоится мой лейтенантский дебют. Выпускники ЦОКК обязаны были после отпуска явиться в штаб той армии ПВО, из которой прибыли на учёбу. И лишь оттуда направлялись в конкретные воинские части.

Второе уравнение имело только два решения: «да» или «нет». А именно: встречусь ли я с Наташей, и каким будет исход этой встречи.

20 февраля молодой лейтенант в новенькой военной форме переступил порог родного дома. Слёзы радости окропили глаза матери, отец прямым текстом высказал гордость за мой жизненный выбор, счастливы были многочисленные родственники (я стал первым кадровым военным в роду); уважительно здоровались со мной односельчане, как бы походя задавая вопрос о зарплате военных. Мой двоюродный брат Демьян Тюкалов, значительно старше меня, приняв чарочку, горько сокрушался:

– Дурак я, дурак! Ведь предлагали мне остаться на сверхсрочную, сейчас бы тоже был офицером.

Чередой проходили посиделки с возлияниями и бесконечными разговорами: у одних, у других, у третьих… Чем еще можно заниматься в деревне в феврале-марте?

А я ждал главной встречи. И она состоялась.

К нам зашла Люба Серебреникова, наша родственница. Сообщила, что приехала из Томска Наташа, и пригласила к себе домой на молодёжную вечеринку, где Наташа тоже будет.

Откровенно скажу, что шел я туда в тревожном ожидании: как всё произойдёт, что скажет мне первый наш взгляд в глаза друг другу после долгой разлуки. Я умышленно, напрягая силу воли, гасил возрождающийся порыв любви, чтобы не так больно было падать, если увижу в её глазах холод и равнодушие. Обжигала мысль, что за это время она могла связать жизнь с другим человеком, а мне осталось лишь навсегда зачеркнуть свою надежду.

А, встретившись, мы вместе зачеркнули ответ «нет» в нашем любовном уравнении.

Конечно, мы были уже другие, повзрослевшие, так или иначе определившиеся в жизни (пока каждый в своей). Возродившаяся наша любовь уже не была той ранней, безрассудной, ничему не обязывающей. Мы реально оценивали свои возможности, желания, перспективы.

Все еще было впереди: ЗАГС, свадьба и многое другое, но решение на будущую совместную жизнь было принято, как говорится, окончательно и бесповоротно.

Тот март врезался в память тревожными сводками о боях на советско-китайской границе. Существовала реальная угроза перерастания локальных боев в широкомасштабные боевые действия. К счастью, до этого не дошло. Мощным ударом с применением реактивной артиллерии советские войска погасили воинственный пыл китайцев.

20 марта я приехал в Новосибирск и сразу направился в штаб армии. Оттуда транзитом меня переадресовали в штаб дивизии ПВО, находившийся в Толмачёво. Поскольку времени в тот день на посещение этого штаба уже недоставало, поехал к моей сестре Галине, работавшей там по распределению после окончания Томского фармучилища и проживающей на съёмной квартире. Не сложно догадаться, как обрадовалась Галина моему неожиданному визиту.

Вот примерный текст диалога с офицером кадрового отдела дивизии:

– Какую технику Вы изучали?

– Зенитный ракетный комплекс С-125.

– К сожалению, в дивизии, и даже во всей 14-й армии, нет таких ЗРК; они дислоцируются, в основном, в приграничных районах. В каком из полков дивизии Вы хотели бы служить?

– А где они находятся?

Он назвал несколько городов на территории Западной Сибири. Я незамедлительно ответил:

– Томск.

– Что, к тёще поближе? (снайперский выстрел).

– И это тоже. К тому же я родом из тех краёв.

– На днях мы направили туда одного из ваших выпускников. Ну да ладно, поезжайте, вакансии там ещё есть.

На том и порешили. Получив командировочное предписание, я покинул штаб дивизии.

Таким образом, и второе моё уравнение разрешилось наилучшим вариантом ответа.