Читать книгу Трудно быть феей. Адская крестная - - Страница 4

Его величество Ждан Первый Беспардонович – в народе именуемый не иначе как «Наш Ждуняша» из-за долгой холостяцкой жизни – приканчивал вторую бутылку горячительной гномьей смеси под названием «Северное сияние одинокого ерша». Напиток был убойным, а рецепт – секретным. Гномы хранили его втайне и передавали из поколения в поколение исключительно младшим сыновьям в устной форме из-за боязни промышленного шпионажа.

Многие алхимики разных царств-государств пытались разгадать секрет «Сияния ерша», но, увы, тайный ингредиент не открывался никому. А именно благодаря ему алкоголь сыскал себе народную славу и признательность: упиться им можно было до состояния ползающих фей, воющих голосами анчуток гимн всех алкоголиков «Цвет настроенья – в стельку», или до полной потери головы. Или голов, как случилось однажды у Горыныча после рождения первой и единственной дочери. Знатно тогда змей надрался. Да так, что с утра в зеркале две головы не заметил и носился по горе своей змеиной двое суток, сокрушаясь и причитая, пока хмель не выветрился, а пропажа, протрезвев, не выползла из-под крыльев.

«Северного ёршика» любили за то, что в го́ре он помогал забыться до полного беспамятства, в радости – развернуться душой и телом на весь солнцеворот. Но наутро голова от него не болела, ихтиандры не страдали, а на сердце становилось легко и спокойно.

Так что, зная об этом чудесном свойстве гномьего свадебного подарка, Ждан Первый, допивая вторую бутыль, неожиданно вспомнил популярную песню известного рок-кота Баюна и запел во всё королевское горло:

Со двора донёсся истеричный лай на псарне, перепуганные голуби рванули прочь с карнизов королевского дворца, кошки скатились кубарем с крыш. И лишь главный дворцовый домовой Бабай Кузьмич, прозванный слугами Аспидом за вредный характер, тяжело вздохнул, почесал бороду, сполз с кресла и почапал в королевскую опочивальню спасать положение. По дороге хранитель дворца поставил на маленький подносик рюмочку с напёрсток, плеснув в неё ровно сорок капель гномьего «ёршика», а на блюдечко, скривившись, положил ломтик фрукта заморского, редкого – лимона.

Дождавшись, когда его величество Ждан Первый Беспардонович в предпоследний раз затянет строчку «Дорога – мой дом, и для любви это не место-о-о-о», Бабай Кузьмич тихонько отворил дверцу в кабинет и уверенно просочился к месту королевской трагедии. Ловко подскочил к столу, поставил на него поднос, аккуратно изъял у царя-батюшки из рук пустую бутылку и, дождавшись, когда стихнет последний аккорд ждановского несчастья путём протяжного «о-о-о-о», под самый царский нос подсунул рюмашку.

Ждан сфокусировал рассредоточенный взгляд, прищурил правый глаз, уверенным движением цапнул сорококапельный напёрсток и опрокинул в себя. И тут же рухнул как подкошенный в заботливые объятья старого верного домового. Причитая и покачивая седой головой, Бабай Кузьмич поднял неразумного воспитанника и перенёс на диванчик, укрыл тёплым пушистым пледом, подложил подушку под голову и под царские ножки и стал, не торопясь, прибираться в кабинете, продолжая ворчать про себя о «непутёвом дитятке», которого «бабы до кикимор доведут».

Причитал про то, что старый спиртометр сломался, а новый продали бракованный, и в прошлый раз вместо сорока капель он, потомственный дворцовый домовой Бабай Кузьмич, опростоволосился и накапал сорок одну каплю, и принца-наследника полночи никто не мог угомонить и спать уложить.

И пришлось тогда на утро конюшню восстанавливать, живность к звериным лекарям таскать: псов охотничьих от заикания лечить, котов ловчих от испуга мышами выкатывать, чтоб от громких звуков не гадили, где ни попадя, и истуканами в собственных лужах не застывали при виде тогда ещё его высочества.

Злыдня того нечестивого, что товар некачественный продал королевскому домовому, на конюшне хорошенько выпороли розгами, чтоб не повадно было народ обманывать. Да и не случалось после той давней истории больше ничего такого в тридцать пятом королевстве, чтоб нынешний государь сразу две бутылки «Северного сияния ерша» себе затребовал ни с того ни с сего.

Тут взгляд домового наткнулся на скомканную бумагу зеленоватого цвета, похожую на сорванный с ветки лист. Бабай Кузьмич, кряхтя, наклонился и поднял записку. Расправил её на столешнице и, покосившись на мирно спящего короля, подслеповато щурясь, шевеля губами, изучил содержимое.

Домовой обладал прекрасным зрением, но любил прибедниться иной раз, да и повадки людские перенял за многие века жизни во дворце. Дочитав послание королевы фей до конца, хранитель тяжко вздохнул: «О-хо-хо, быть беде!» Затем достал из широких штанин потрёпанную толстую книжицу в закладках, карандаш и черкнул пару строчек. Ещё раз перечитал письмо, что-то зачеркнул, что-то вычеркнул, положил бумагу на стол, накрыв тяжёлой книгой, чтоб любопытные слуги нос свой не сунули в королевские документы, зажёг подсвечник, поставил возле спящего Ждана графин с водой и покинул королевский кабинет.

Утро добрым не бывает. А утро свадебного дня с похмелья и вовсе радостным не назовёшь. Его величество Ждан Первый Неотразимый (так короля с придыханием восторженно называли все дамы, мадамы и простые крестьянки государства) с трудом разлепил запёкшиеся губы и простонал с чувством, толком и подвыванием. Во дворе снова забрехали собаки, а в королевский кабинет опасливо просунулась голова служки. Заметив, что государь ещё не поднимался с кушетки, слуга быстренько исчез из поля зрения ещё не до конца пробудившегося царя-батюшки и со всех ног помчался в каморку главного домового. И едва не снёс Бабая Кузьмича с ног, завернув за угол.

Хранитель дворца степенно шествовал в сторону апартамента с подносом, на котором уютно расположились запотевший кувшин с рассолом, мочёные яблочки в мисочке, похмельный отвар и свежесваренный куриный бульончик с травками для исцеления королевской головной боли, коли таковая имеется.

Спустя полчаса его королевскому величеству похорошело, и Бабай Кузьмич вызвал спальных домовят, чтобы подготовили короля к свадебной церемонии. Прибежал королевский цирюльник и принялся было колдовать над шевелюрой, но даже общими усилиями не удалось распутать космы короля, которые в порыве злости Ждан настолько запутал, что хоть караул кричи. Причёсочных дел мастер взвыл и, решительно отогнав домовят, потащил величество в ванную по второму кругу, попутно отругав возмущённых спальных за то, что не вызвали банников для приведения царственной головы в божеский вид.

Спустя час, посвежевший и похорошевший, Ждан закончил банные процедуры под чутким присмотром королевского цирюльника Кудряна и царского банщика Дубадама. Младшие домовята снова засуетились вокруг государя, натягивая на него поочерёдно нижнее бельё, подштанники, белоснежную рубаху с редчайшими и тончайшими кружевами, которые плели императорские пауки.

Эти заморские мастера, привезённые посольством из далёкого триста тридцать третьего государства в качестве подарка от иноземного государя Паулиана, плели свою уникальную паутину из поколения в поколение исключительно для особ королевских кровей. И чем древнее кровь рода, тем изысканней и причудливей получался узор кружева. Ибо заплатить пауку за первый заказ приходилось каплей царственной ру́ды (1).

Ждан Первый Неотразимый ворчал и капризничал, но как только к его волосам цвета зрелого каштана прикоснулись руки Кудряна, государь затих и блаженно расслабился в кресле, наслаждаясь массажем да и самой парикмахерской процедурой в целом. Его величество очень любил, когда его причёсывали, млел от этого и утекал под руками мастера в нирвану. Пожалуй, голова была единственным слабым местом короля, как пресловутая пятка его четырестаюродного братца по бабкиной линии со стороны отца, нелепо погибшего от ранения в незаколдованную точку.

Поэтому царскую головушку берегли как зеницу ока, а то и сильнее, чтобы, не приведи Род, не замудрили родного государя да не лишили главного королевского достояния. С младенческих лет приставленный к Ждану дядька (он же нянька, он же телохранитель) охранял от чужих покушений-прикосновений исключительно королевскую черепушку. А все дамы, коих принц, а теперь король, удостаивал своим королевским вниманием, проходили у придворного знахаря обряд очищения рук. Травник специальной водицей обмывал женские длани, чтобы прикосновение к государевой голове не отправило Ждана в путешествие по астралу и не нанесло вред королевству.

Принцессу-невесту из соседнего государства об этой особенности будущего мужа не оповестили, дабы спустя время вместе с роднёй не впала она в соблазн и не натворила дел переворотных. Хотя из родни у девицы осталась лишь мачеха да две сестры, но амбиций у всех трёх хватало на небольшое королевство. Мамаша спала и видела себя исключительно королевской тёщей. Но не срослось: даже подмена хрустальной туфельки на туфлю большего размера, чтобы выдать за принца старшую дочь, не помогла хитрой бестии. А невеста, влюблённая в короля донельзя, оказалась девушкой скромной, милой и вежливой, как истинная аристократка, которую и дурной приблудной кровью не испортишь.

«Эх, и куда глядел старый лесничий, когда опосля Русалины обженился на выдре этой заморской, маркизе Чурчхэле фон Грызли?» Всё это крутилось в голове у Бабая Кузьмича, который неторопливо приводил в порядок царский кабинет, собирая разбросанные вещи, подавая Ждану то чай, то кофе, то пирожок, пока королевские мастера хлопотали вокруг царского тела, наряжая его к свадебной церемонии.

Его величество Ждан уже пришёл в себя и придирчиво разглядывал своё отражение в зеркале. «До чего ж хорош! – самодовольно выпятив грудь и огладив эспаньолку, удовлетворённо крякнул про себя король. – И хорош, и пригож, и умён, и силён, и…» Тут взгляд государя случайно наткнулся на кубок, который он держал в руках, и настроение царское резко испортилось.

Изукрашенный дивными самоцветами, на высокой ножке, напоминающей ствол дуба, увитый же дубовыми листочками так искусно, что казалось, подует ветерок – и они зашелестят, – этот бокал тонкой работы из цельного куска малахита подарила ему когда-то королева Вечного леса на помолвку. Второй такой же остался у Амбреллы. Давным-давно Ждан вместе со своей прекрасной феей вкушал из них редчайшие нектары волшебного леса, что готовили трудолюбивые пчёлы и варили усердные медведи.

Раздражённый Ждан так резко поднялся со стула, что цирюльнику Кудряну пришлось высоко подпрыгнуть, чтобы успеть выхватить расчёску из царственных кудрей и при этом не нанести государю вреда. Король грохнул кубком о столешницу, сурово повёл бровями, и слуги гуськом торопливо потянулись на выход. В комнате остался только Бабай Кузьмич.

– Читал? – грозно рыкнул Ждан, усевшись в кресло возле стола и выдернув письмо из-под книги.

– Читал, батюшка, а как же не читать, – закивал домовой. – Работа моя такая – покой твой беречь да беды-печали упреждать.

– Упредил он, как же, – дёрнул плечом Ждан, вглядываясь в ровные строки, витиеватой вязью украшавшие лист. – Вот что теперь делать-то? А ну как на свадьбу заявится да скандал закатит?

– Дык, знамо дело, фейская королева завсегда слово держала. Раз говорит, что не явится, значитца, можно спокойно жениться и не кручиниться.

– Знаем мы бабские клятвы. Одно слово – ведьмы все как одна, нет им веры! – стукнув кулаком по столу, рявкнул Ждан.

– Да что ты, государь-батюшка, то простым бабам веры нет. На то они и простые, хоть и аристократских кровей. А тут сама королева угрож… – тут Бабай Кузьмич запнулся, чуть не ляпнув тайную мысль, что свербила его древнюю головушку последние несколько часов. – Сама королева, говорю, обещание дала, что свадьбу не испортит. Ей вера есть: никогда фея Вечного леса слово своё не нарушала.

– Не нарушала, поди ж ты, – уже более спокойно прогудел король. – И на старуху бывает проруха. Да закройся ты! – заорал Ждан так неожиданно, что домовой подпрыгнул на месте, что твой кот от испугу.

Король швырнул в окно тяжёлую книгу, старательно метясь в сороку, что возмущённо застрекотала на последних государевых словах. «Ох, не к добру, – прищурился хранитель, вглядываясь в трещотку. – Ну так и есть, шпионка фейская, королевой посланная. И ведь до единого словечка донесёт, зар-р-раза!» – подскакивая к подоконнику, махая руками и кшыкая на птицу, тревожно размышлял Кузьмич.

– То, что Амбрелла брак расторгла, – это хорошо. Плохо то, что для этого ей волшбой пожертвовать пришлось, – закрывая разноцветные оконные створки, вслух размышлял домовой. – И насколько сила её покинула, то нам неведомо. А раз так, надо написанное в письме соблюсти, и авось к тому времени, как наследничек у царя-батюшки народится, гнев у крылатой да и пройдёт.

Бабай Кузьмич неторопливо отошёл от окна, наполнил кубок вином и подал Ждану. Его величество поморщился, но бокал принял. Подарком этим, как бы то ни было, он дорожил: королева-фея зачаровала его на веки вечные не только от любой отравы, но и вино в нём всегда, даже в жаркий полдень, оставалось свежим и прохладным. А потому не готов был Ждан Первый Неотразимый рисковать здоровьем и недругам смертоубийственный шанс давать.

– А ведь прав ты, старый друг, – успокоившись и приняв кубок из рук домового, задумчиво протянул король. – Главное, не забыть позвать её на крестины. Да, может, пару-тройку принцев-королевичей в её лес поотправлять. Глядишь, влюбится в которого, а там и обо мне совсем забудет.

– Сомнительно мне что-то, государь, но попробовать можно, – покивал хранитель, отобрав у Ждана письмо и спрятав его в потайном кармашке кафтана. – А я уж в книжечку свою записал памятку. Не забуду, уж будь спокоен, батюшка. И приглашу, и встречу, и размещу по ВИП-разряду, когда пора придёт. Любой каприз исполню, лишь бы её величество довольна осталась да мысли чёрные свои отринула и мальцу царскому чего плохого не пожелала.

– На том и порешим, – прихлопнув ладонью по ручке кресла и поднявшись из его уютных объятий, утвердил бывший муж королевы Вечного леса, а ныне – молодой жених заморской аристократки герцогини Синди де Рэлла, четвероюродной сестры иноземного короля Генриха Вредного.

Народ будущую государыню за кроткий нрав и красоту неземную прозвал Зинаидой, что означало «божественная», и с нетерпением ожидал государевой женитьбы, чтобы и на пиру погулять, и за любимого царя-батюшку не переживать более. А то непорядок: государь уже не юноша, а всё холостой ходит, да и наследника нет – беда. Случись что, так и начнутся раздоры среди бояр да господ, а того и глядишь, иноземец какой откопает в родословной родственничка завалящего и предъявит права на престол – вот тебе и вся недолга. Потому и радовались все от мала до велика свадьбе царской, и пир готовился на весь мир.

Со всех царств-государств созвали гостей именитых. Прибыл маркиз Карабас, ныне царствующий в своём государстве с принцессой, которую влюбил в себя да к рукам прибрал обманом с помощью хитрована-кота.

В коробчонке своей золочёной прикатила царевна-лягушка со своим царевичем, оставив выводок лягушат дома. Прибыла Варвара Краса Длинная Коса с мужем своим Василием. Хоть и жила она теперь жизнью обычной матроны, отказавшись за-ради любви от венца царицы морской, да кровь королевская не водица, потому всегда рады ей были на пирах-балах да на королевских свадьбах.

Зван был и Соловей-разбойничек, Одихмантьев сын, с женой своей, красавицей Горыньей Змеевной, с дочерями незамужними Василисой Красавишной да Еленой Премудрой. До сих пор судили-рядили в тридцать пятом королевстве сто сорок первом царстве семьдесят втором государстве, как принцу Ждану удалось дружбу со свистуном окаянным свести да уговориться, чтобы не трогал людей царских и гостей иноземных на дорогах близ земель своих. Тайну ту берёг на сердце своём государь, никому не рассказывал.

Прибыл Змей Горыныч с новой женой своей, греческой принцессой Гидрой Лернейской. Ох и страшна была девица: тонкая, как тростинка, высокая, что жердинка. Глазищи в пол-лица, коса чёрная до пяток вьётся, словно змея-гадюка вокруг ног обвивается. И что только добродушный Горыныч нашёл в этой иноземке? И по всему видно, дочери, Горынье Змеевне, не по вкусу мачеха пришлась. Сухо так раскланялись девы друг с дружкой да разошлись по своим ложам в ожидании свадьбы царской.

Прикатил Сивка-Бурка со своей вещей Кауркой. Каурке перво-наперво наказали рот на замке держать да предсказаниями на пиру не заниматься. Поседевший и раздобревший на царских овсах Сивка за жёнушкой пообещал усердно приглядывать, а слугам-виночерпиям велел за двести метров половину свою обходить, потому как глоток вина творил с Кауркой чёрное: вещать начинала без продыху, пока голос не сорвёт или с ног не свалится от усталости. Даже и сквозь кляп предсказаньями умудрялась сыпать. И вот ведь диво какое: если тот, о ком вещает, рядом окажется да услышит предсказанное, то оно и случится с ним. А если мимо пройдёт да внимания не обратит, то и жизнь его вещунья никак не зацепит.

Много кого съехалось на царскую свадьбу в королевство. Тут тебе и разведёнка Крошечка-Хаврошечка принаряженная пришла. И Дед Мороз с женой Настасьей пожаловал да по такому праздничному поводу устроил на озере каток ледяной и фигур снежных понаставил на всём пути царского свадебного кортежа.

Мышка-норушка бросила свою нору на четыреста пятом этаже в собственном бизнес-центре и прибыла в карете новейшей модели: на пару́ да с золотыми колёсами и оконцами из чистого хрусталя. Как сбежала она тогда вместе с Курочкой Рябой от деда с бабкой, что морили их голодом, так и живут вместе. И партнёрство у них деловое, и бизнес в гору идёт. Ряба яйца несёт, норушка их в дело вкладывает, под проценты деньги даёт народу.

Поговаривают, у неё в должниках государи-цари всех земель ходят и видимых, и невидимых. Мышка на свадьбу одна прикатила. Курочку свою, золото несущую, оберегала серая от чужих взглядов пуще чести девичьей и жизни собственной.

Пожаловал и водяной Пузырь Булькатеевич с русалочьей свитой, на восточный манер девиц своих в паранджу закутав. Не приведи Род, улыбнутся кому – так и прости-прощай: рано или поздно сгинет мужичок в пучине морской либо в колодец сиганёт. В общем, найдёт способ утопиться, лишь бы с русалкой своей ненаглядной очутиться. И ни знахари, ни ведуны с колдунами от напасти не спасут. А уж если песнь русалочью услышит, так в тот же миг водяным столбом оборотится, чтобы ручейком обрушиться на землю и ручным зверьком за хозяйкой век вечный бегать-прыгать.

Гномы и великаны, Серый Волк и Жар-Птица (вот поди ж ты, и такое бывает: выкрал волчара красотку из гарема заморского, так обженились, и живут до сих пор душа в душу!). Снегурочка с Лелем, царь Берендей с женой, Колобок с жёнушкой рыжей своей, Лисой Патрикеевной. Заманила девица-лисица колобка-молодца в гости, хлебом-солью потчевала, мёдом угощала да речами сладкими. Задушевными разговорами растопила лисица чёрствое сердце, любви-добра от людей не знающее, так и обвенчались они, и милуются столько лет в счастье да согласии.

Колобок сеть рестораций по всем городам и весям открыл на любой вкус и кошелёк. Уже и на международный рынок вышел. В ближайшем тридцать шестом королевстве блинные запустил. Жители заморские в восторге от блинков и блинчиков с начинками разными, им доселе неведомыми.

Никто не отказался на свадьбу царскую прибыть. Битком набит государев Великий Собор, где все праотцы Ждановы под венец шли. На улицах от любопытного народа не протолкнуться. От самого дворца живым коридором с букетами и плакатами поздравительными стоят, государя своего разлюбезного славят.

Сам знаменитый рок-кот Баюн соизволил на королевском венчании свадебные гимны петь голосом бархатным, завораживающим, райские кущи обещающим. Все феи тридцать пятого королевства собрались и шепоточком переливчатым заморских товарок своих с гостями знакомили.

«А раз феечки здесь, – оглаживая бороду, слушая доклад шустрого помощника, размышлял Бабай Кузьмич, – значит, её величество королева Амбрелла своё позволение дала свадьбу Ждана посетить. А посему слово её по-прежнему крепкое, и в ближайшие годы опасаться её не след».

Удовлетворённо вздохнув, хранитель стряхнул последнюю, видимую только ему одному пылинку с царского рукава, величественно распахнул двери и густым басом громко оповестил:

– Его Королевское Величество Ждан Первый Беспардонович, государь тридцать пятого королевства сто сорок первого царства семьдесят второго государства.