Читать книгу Леший - - Страница 5

Мы шли вниз аккуратно, проверяя каждый камень перед тем, как на него наступить. Богдан спустился чуть ниже меня и что-то кричал, но шум Эльзы заглушал любые звуки. Вода падала, с грохотом разбиваясь о камни и создавая сферу из капель вокруг водопада, так что я промок насквозь, оставив свой дождевик в рюкзаке. Доставать его сейчас было очень опасно, потому что я мог сорваться вниз от любого неловкого движения. Смирившись со своим положением, я ступал осторожно, стараясь повторять движения Богдана Ивановича.

Вот бы пройти сквозь эту неприступную стену воды! Спрятаться за ней и слушать шум водопада, пока не настанет зима. А когда он замерзнет, стучать по этой огромной ледяной массе, пока она не отколется и упадет. Какой же будет стоять грохот, его будет слышно даже в Рейнмуре! Наверняка организаторы выставки из ледяных фигур в центре города приедут и соберут весь ценный для них материал, сделают их него русалок и водяных. Как же забавно будет мне смотреть на эти фигуры, зная настоящий облик всех этих отвратительных сказочных созданий. Но разве сейчас время мечтать, балансируя на шатающихся камнях над пропастью?

Оказавшись примерно на середине скалы я понял, что попал в тупик. Впереди еще были камни, но выглядели они очень ненадежно и двигались при малейшем прикосновении. В поисках какого-то выхода я посмотрел вниз и не сразу увидел там Богдана Ивановича. Он зацепился за торчащие из скалы корни и карабкался вниз. Узлы мышц на его руках сливались с корнями деревьев, поэтому он выглядел почти как хамелеон на заросшем кустарником склоне скалы. Поняв, что это единственный выход, я прошел немного обратно и тоже начал спуск по корням.

Цепкие руки японского робота явно не были рассчитаны для такой работы. Вскоре все мое тело начало дрожать от нагрузки, и я отвязал рюкзак. Он полетел вниз и наверняка упал прямо на камни, раздавливая все банки с консервами. Без рюкзака я смог пролезть в небольшой образованный корнями гамак и даже немного подремать там, убаюканный шумом воды. Оглядевшись вокруг, я снова нашел каменистую тропу и легко спустился по ней к подножию водопада.

Богдан Иванович уже сидел внизу. Едва завидев меня издалека, он закричал:

– Ты ебнутый? Чуть не прибил меня своим рюкзаком!

Мне повезло, что рюкзак попал в скопление деревьев, которые смягчили его падение. Все повреждения ограничились треснутой линзой на запасных очках, которые лежали в боковом кармане. Богдан еще долгое время был недоволен моей выходкой и постоянно ворчал, когда мы отошли от реки и начали путь к болотам.

Здесь начинался настоящий лес, в котором кипела жизнь. Густые ветви высоких берёз почти закрывали солнце, а пропитанные смолой широкие сосны скрипели и бросали нам под ноги старые шишки. Лес словно укрывал нас своими ветвями от внешнего мира, чтобы мы не отвлекались на проплывающие мимо облака, угадывая в их причудливой форме разных животных. Они ведь все здесь, только посмотрите вокруг! Белки носятся по стволам деревьев, совы ухают с верхушек сосен, глухари токуют возле гнилых пней, куропатки шумят в зарослях дикой малины: новый мир сразу окружил нас оркестром звуков природы.

– Вот расшумелись, – сказал Богдан Иванович, – Видно, давно никто в этот лес не заходил».

Звуки леса убаюкивали. Когда мы присели отдохнуть возле черничной поляны, листья берёз зашелестели от свежего ветерка, и я задремал. Этот лес совсем не такой, как на Белом море. Здесь даже без тропы мы можем идти спокойно, находя большие просветы между деревьями. А там царит бурелом: поваленные деревья быстро зарастают мхом, превращая дорогу в настоящее мучение. Однажды я зацепился за те прогнившие ветки, и они схватили меня как когти Лешего. Может, это действительно был он? В очертаниях пня я видел пустые глазницы, образованный сломанной веткой кривой нос и скривившийся в ухмылке рот из треснувшей коры. Я даже был не в силах закричать и позвать на помощь собиравшую рядом ягоды маму, потому что меня сковал страх. Но Леший разжал свои пальцы и отпустил меня, прошептал «Беги…» и я вскочил на ноги, с треском ломая мохнатые ветки. Выбежав на тропу, я увидел спину мамы и успокоился. Она собирала чернику и махнула мне рукой, показывая на несколько пеньков. Они поросли опятами, а мой папа так любит жареные опята со сметаной! Я начал срезать грибы и бросать их в корзинку, обнажая очертания пеньков и боясь, что я снова увижу ужасную гримасу Лешего. Но выглянуло солнце, которое освятило какое-то подобие улыбки на складках старой коры. Даже если Леший здесь, он рад, что мы пришли в его лес! Я продолжил срезать опята, представляя, будто делаю Лешему модную прическу. «Вот эти поганки на макушке мы вам оставим, а опята на височках срежем. Сморите, какие у вас великолепные усы из отсыревшего мха! Немного подравняем и…Вуаля!» Судя по улыбке, Леший был доволен моей работой. А опята со сметаной получились такие вкусные, что папа попросил добавку.

– Хорош дрыхнуть блядь, надо успеть к дереву до темноты, – разбудил меня голос Богдана Ивановича. Кажется, он тоже немного подремал и шел, периодически громко зевая.

Лес становился все менее густым, и вскоре лишь редкие тоненькие сосны выглядывали из раскинувшихся перед нами бугров Вяземских болот. Полотно болот игралось всеми оттенками зеленого и желтого, только в отличие от освященных солнцем березовых листьев и травы на черничной поляне этот цвет был очень неприятен для глаза.

– Болотистый цвет, есть ведь такой? – произнес я свои мысли вслух.

– Наверное есть, а что? Вот мои штаны болотистые, – ответил Богдан Иванович. – и блевал я еще таким цветом, когда хоботок кикиморы попробовал.

– А здесь много кикимор водится?

– Дохуя! Сейчас сам увидишь.

Он оказался прав. Как только мы ступили на мягкий торф, с разных сторон раздалось шипение и писк. Болото заволокло туманом, и такое неожиданное изменение погоды казалось действительно сказочным.

– Вот тыж ёбтыж, еще и туман наколдовали, – выругался Богдан, и протянул мне свою походную трость, – Не отпускай, понял?

Я кивнул в ответ, но старый анчин вряд ли это заметил. Нас окутал туман, и я мог видеть только на расстоянии своей вытянутой руки, которая сжимала деревянный посох. Не знаю, как Богдан Иванович находил дорогу в этой окружившей нас непроницаемой дымке, но он ступал уверенно и тихо, полностью сконцентрировавшись на своём пути. Шипение вокруг становилось все сильнее, и вскоре я увидел кикимор. Они повылезали из гнилого торфа и медленно ползали почти у меня под ногами. Кикиморы извивались и как будто пытались взлететь: недоразвитые крылья на спине, тяжелые от налипшей от них грязи, отчаянно двигались, но вызывали лишь судорогу тоненьких тел. На фоне слабого туловища головы кикимор были огромными и как будто раздутыми от долгого пребывания в болоте. Их лбы выпирали вперед, практически свешиваясь на глаза, а длинный хоботок нетерпеливо двигался: возможно, они не могли видеть и находили дорогу с помощью этого хоботка, как многие насекомые. Из маленького рта стекала слизь бирюзового цвета, которая тут же вытиралась тонкими крысиными лапками и отправлялась обратно в рот.

Увлеченно рассматривая эти отвратительные создания, которые я видел впервые, я совсем забыл смотреть под ноги. Наступив на скользкую кочку, моя нога поехала в сторону, и я шумно упал в мерзкую жижу, выпустив трость из рук. Вокруг меня сразу послышалось оживление: кикиморы побежали врассыпную от неожиданности, но резко остановились и уставились на меня. Кроме того, кочка оказалась головой одной из кикимор, и она была в бешенстве, шипя и запрокинув голову назад и смотря на меня бешеными глазами, которые горели красным светом где-то в глубине, под козырьком нависшего тяжелого лба. Хоботок кикиморы пришел в движение, и начал бить по выделившийся из торфа болотной воде. Это подействовало как сигнал для других существ, и они набросились на меня.

Из окружавшего меня тумана появились десятки крысиных лапок и схватили меня за одежду. Я изо всех сил старался встать, но не мог найти точку опоры, барахтаясь в массе гниющего торфа. Кикиморы погрузились в болото и начали слабо, но верно тянуть меня за собой. Испугался ли я смерти в тот момент? Конечно, мне даже показалось, что я уже мертв. Я медленно погружался в болото и представлял, что всего лишь через минуту я скроюсь в этой зловонной темно-зеленой жидкости, что делало меня уже мертвецом. Ведь что такое одна минута по сравнению с целой жизнью человека? Когда я плавал в бассейне и на меня упал один мальчик с вышки, я тоже был мертвецом, погружаясь на дно бассейна от сильного удара. «Как же обидно, что я так неожиданно умер» – думал я тогда. Но даже робот может быть животным, когда находится на грани смерти, и отдается инстинктам самосохранения. Тогда в бассейне моё тело просто отказалось соглашаться с такой ранней смертью, и само всплыло на поверхность, где меня встретили шокированные взгляды тренера и других детей. Погрузившись наполовину в болото, я испытал похоже чувство, когда с удивлением для себя, несколько секунд назад ставшего мертвецом, перевернулся на живот и засунул руки в чрево болотного торфа. Я нащупывал холодные тельца кикимор и вытаскивал их из болота, бросая под колени и локти, с животным азартом слушая хруст их нежных костей вперемешку с предсмертным визгом. Бросал и наступал на их недоразвитые крылья, ломая хрящи, наступал на головы с тонким черепом, которые прогибались под моим весом и лопались как воздушные шары, стреляя в туман темно-бирюзовой слизью. Когда подо мной набралось достаточно искалеченных тел и я понял, что площадка из трупов стала довольно прочной, я сделал попытку подняться. Первая попытка оказалась неудачной, и я упал на кикимор, снова слыша предсмертные стоны и визги. Тогда я широко развел руки в сторону и обхватил всю массу безжизненных тел, образовав перед собой небольшой холмик из кикимор. Взобравшись на него, я наконец встал на ноги и оглянулся по сторонам. Немного впереди из болота, погрузившись примерно наполовину, торчал мой рюкзак, а вдалеке за легкой дымкой рассеявшегося тумана можно было различить одинокую фигуру Богдана Ивановича.

Достав свой рюкзак из густого торфа, я начал ступать очень осторожно, чтобы снова не упасть. Смотря на силуэт Смурова, я не переставал думать о том, почему он даже не сделал попытку помочь мне. Мне казалось, что этот поход за Лешим уже немного нас сблизил, и в тот момент я по-настоящему обиделся на Богдана Ивановича. Даже если отбросить надуманные человеческие отношения и сентиментальность, неужели я совсем не нужен ему для работы, и его чудесные руки-якоря сами со всем справятся? Я представил, как Богдан обхватывает дерево и вырывает его с потрохами, как оно перелетает через весь лес и падает на болото, запуская волну из болотной слизи. Странно, но эта мысль не казалась мне такой уж фантастической.

Внимательно ступая по торчащим из болота бугоркам, вскоре я добрался до леса. Богдан Иванович сидел на поросшем можжевельником холме и курил сигарету.

– А, ты живой? Хорошо – Сказал он.

– Я правда мог умереть, их было много! Вам стоило просто помахать этой корягой, и они бы разбежались.

– Подожди, я ведь сказал тебе не отпускать трость? А ты отпустил.

– Да, но… – Я понял, что начинаю злиться на Богдана, и замолчал. Подняв свой рюкзак, я подошел к небольшой луже отмыть его от болотной тины.

– Мы с тобой не друзья. Хотя кто такой друг? Тот, кого мы используем для собственного развлечения, когда нам скучно. А мне как правило, не скучно с такой работой, – сказал Богдан Иванович и бросил окурок в болото, – Но иногда так хочется послать все к чёрту. Вот сколько ты убил сейчас кикимор, чтобы выбраться из трясины?

– Я не считал, да и какая разница? Моя жизнь явно ценнее.

– И что в ней ценного? Те же кикиморы хоть и уродины, но они часть этого леса. А мы просто тени, твари, бегущие за своими желаниями, все в слюнях, соплях, и говне. Самые настоящие паразиты, которые постоянно чего-то хотят за счет других.

– А вы разве не такой?

– Я хочу поймать Лешего, значит для меня уже заготовлено самое главное место в аду. Хочу поймать, чтобы не выебывался, будто он лучше других. Как видишь, все лучшие человеческие качества прочно сидят во мне, и постоянно требуют, чтобы их кормили и ублажали.

– То есть вы бы хотели, чтобы я умер?

– Нет, ты хороший парень. Но мне все равно, что ли. Без обид.

Дальше мы шли молча, сохраняя неприятный осадок после недавнего разговора. Мне сложно было понять характер Богдана Ивановича. Он как будто идеализировал картину мира и ненавидел жить в окружающей его реальности. Мне казалось, что он наслаждается полной противоположностью между так близкой ему любовью к природе и своей грязной работой, которая направлена на разрушение всего, что ему так дорого.

Сделав небольшую остановку на сбор грибов, мы постоянно перебрасывались фразами и восстановили пошатнувшийся баланс наших отношений. По крайней мере, мне так показалось. Богдан Иванович радовался каждому найденному грибу и набрал целую жестяную банку морошки. Он даже не ругался, когда нашел в найденных мною грибах несколько поганок, и просто выбросил их «на корм анчуткам». Когда солнце уже начало спускаться за горизонт, мы вышли на большую опушку, в центре которой росла высокая и тонкая сосна, окруженная небольшим леском из елей и берёз. Собрав много сухих дров, мы разожгли костер и поставили палатки на ночлег. Наступила темнота, в которой освященное языками огня лицо Смурова казалось маской лесного идола, вырезанной с потрясающей точностью: каждая складка на испещренном морщинами лице отбрасывала выразительную тень. Маска оставалась неподвижной до тех пор, пока не закипел котелок с грибным супом, и тихая опушка наполнилась звоном ложек о металлические миски и громким чавканьем.

– Наверное, с вершины этого дерева можно увидеть весь лес, – сказал я, – и даже Эльзу.

– Видеть ее больше не хочу, эту тварь. Так и хочет тебе все ноги переломать.

Суп в наших тарелках быстро закончился, и тут очень кстати пришлась найденная Богданом Ивановичем морошка. Мы сидели на мягком ковре из лишайника и наслаждались лесным десертом.

– Богдан, а расскажите про Жар-птицу?

– Хули там рассказывать, посмеяться опять надо мной хочешь?

– Это очень известная история среди анчинов. Мне просто всегда хотелось услышать ее именно от вас.

Богдан Иванович задумался и закурил сигарету. Я улыбнулся, потому что это был хороший знак, и устроился поудобнее на лишайнике, приготовившись слушать рассказ.

– Короче, поехали мы в Вокнаволок. В компании нам просто сказали – езжайте, там все объясним. Ну мы приехали, заселились в дом, а там стоит ящик. Открываем – а в нем противопожарные костюмы американские, пиздатые. Мы с Романычем переглянулись и сразу все поняли: на Жар-птицу нас отправляют. Вроде как и заебись, ну заработать можно нормально, а с другой стороны – хуй знает. Ловить ауков или анчуток это верняк, точно с голой жопой не останешься. А эту курицу ты хер найдешь, по лесу месяц пробегаешь и ничего не получишь. Но выбора у нас особо не было, нужны были бабки серьезные обоим, и мы согласились. А это ведь Карелия, нам в сторону Финляндии идти, понимаешь – у них там Мумий-тролли эти бешеные. Мы вообще не понимаем, что от них ожидать – знаем только, что нашего анчина Матти там нашли всего в слизи, старого, скукоженного, и без глаз. А в руках крестик держал наш, православный. Он ведь Максимом звался до того, как в Финляндию уехал…но не суть. Понимаем, что Мумий-тролли это твари редкостные, они тебя там высушат, потом глаза вытащат и в пустые глазницы выебут. Нет уж, спасибо! Но что делать, накупили продуктов и пошли.

Мумий-троллей в итоге мы так и не встретили, а вот медведи оказались настоящей проблемой. Романыч как-то забыл еду из палатки убрать, оставил в тамбуре, и несколько медведей ночью пришли полакомиться. Палатку свалили, короче лежал Романыч всю ночь под тентом и обосрался там, обоссался от страха, пока медведи по нему ходили. Потом палатку пришлось неделю проветривать. И вот, однажды находим мы перо – тусклое, но спутать с другой птицей невозможно. Точно такое, как я тогда в бане видел. Директор меня с собой позвал, ну тогда я начальству ещё нравился. Один его кореш достал это перо, яркое, красивое, все жирные, потные пуза богачей этих сразу освятило, и бросил его на камни. Наполнился тогда воздух какой-то благодатью, и так стало хорошо. Я даже тело своё перестал чувствовать, будто существую без него, парю где-то в горячем воздухе и предаюсь неге. У меня и болячки некоторые прошли, вот чирей на спине исчез. Вообще Жар-птица – это сказка уникальная, одной птицей можно полстраны вылечить. Я сам видел, как перед слепым крыло положили, оптической трубкой направили – и он видеть стал снова! Да, все болезни это чудесное создание исцеляет. Но простым людям вроде нас с тобой и всей жизни не хватит, чтобы купить хоть перышко. А если зеленокнижники тебя за охотой или чего хуже убийством Жар-птицы спалят – за яйца на дерево повесят и сожгут, как ведьму!