Читать книгу Вздор - - Страница 8

1

Опыт, который я произвел с Майклом Уэббом, не представлял собой чего-либо необычайного. В практике романистов это – обычное явление: их герои либо совсем исчезают, либо попадают туда, куда им совсем не нужно. Иногда эти странствующие герои так больше и не возвращаются и через некоторый промежуток времени поселяются в Чикаго, в Джакунвиле или в каком-нибудь другом месте, обзаводятся громадными семьями и превращаются в самых скучных и пошлых людей. Быть может, вам приходилось слышать, как в публике шепчут про кого-нибудь, кто только что мимо вас прошел: «Какое характерное лицо! Прямо из романа!». В таких случаях все поворачивают в сторону этого джентльмена головы и улыбаются от удовольствия. Я никогда не понимал, что это значит, пока горько не разочаровался в Майкле Уэббе.

Покинув салон Дэмблов, Майкл, погруженный в глубокую задумчивость, пошел вверх по Бродвею. Много спустя он рассказал мне и об этом и о своем забавном приключении на углу Бродвея и Сорок третьей улицы. Был час закрытия театров, когда Бродвей в районе Сороковых улиц превращается в какой-то поток людей и автомобилей. Толпы народа проплывали перед его умственным взором, как плоские фигуры, нарисованные на холсте. Он смотрел на мир, как на панораму идей, и ум его обычно разлагал вещи и людей на их динамические силы.

Убеждение, что все человеческие ценности фальшивы, а жизнь имеет некоторое эзотерическое и неведомое – быть может, непознаваемое – значение, это убеждение совершенно самопроизвольно возникло и укрепилось в его уме. Он так давно в это уверовал, что не помнил, думал ли когда-нибудь об этом иначе. В последние годы он начал подозревать, что эзотерическое значение было не чем иным, как чудовищной шуткой олимпийцев. Как абсолютная философия – это убеждение смертоносно. Оно легко поражает человеческий дух, и после этого поражения все подвиги, как бы благородны и блестящи они ни были, подобны шутовским выкрутасам бродячей водевильной труппы.

В сущности, Майкл Уэбб твердо в этом не был убежден; это было предположение, своего рода предосторожность, которая спасла его от необходимости стать смешным в своих собственных глазах.

«Боги могут шутить над нами, – думал он, – но шутки не сделаешь из ничего; шутки – простые карикатуры на действительность». Он чувствовал, что за грубой, смешной бренностью вещей должно скрываться нечто весомое, нечто, так сказать, фактическое. Если бы он был в состоянии поглядеть за завесу, скрывающую страшный лик истины, подобно тому как исследующая рука проникает в темное помещение, – он бы ухватился за что-то, в непоколебимости и вечности чего он был бы уверен.

В то время как он шел вверх по залитому светом Бродвею, пробираясь среди толпы, его ум метался, как животное, попавшее в западню. Он топтался у щелей, через которые просвечивали слабые лучи истины. Здесь виден был атом, с его электронами, несущимися вихрем в пустоте, а пустота эта была беспредельна и в то же время бесконечно мала. Там виден был струящийся эфир, при помощи которого человек говорил с человеком, находящимся на расстоянии тысячи миль. И тут же виден был сам человек, стремящийся, страстный, глупый и чувственный, храбро идущий в темноту.

Подобно миллиону людей, живших раньше его, Майкл Уэбб пытался взглянуть в лицо непознаваемому, но завеса с нарисованными на ней оскаленными харями двигалась при каждом его прикосновении. Он чувствовал тогда, как чувствовал часто и раньше, что все человечество разыгрывает какую-то грандиозную пародию и что философия, наука и история – не что иное как бессмысленный барабанный бой. Ум инстинктивно отступает перед такими мыслями и содрогается. Так же содрогался и сам Майкл, остановившись и застыв, словно прикованный к земле, в то время как его окружила толпа, хлынувшая из театров.

На другой стороне улицы, на крыше здания, была помещена гигантская реклама о жевательной резинке. Целые снопы яркого света лились с экрана, величиной с военный корабль. Эта реклама являлась одним из чудес современности, причем предполагалось, что она обладает необычайными, магическими свойствами – новыми свойствами, не старыми. Через короткие промежутки времени шесть тонких стилизованных фигур людей появлялись на бархатной черноте громадного пустого пространства. Эти фигуры исполняли какие-то атлетические упражнения своими огненными руками и ногами, в то время как название жевательной резинки исчезало, а затем вновь появлялось, причем свет слепил глаза.

Майкл Уэбб видел эту движущуюся рекламу тысячу раз, но сейчас, когда нервы его были напряжены, он глазел на нее с удивлением маленького ребенка. Прислонившись к стене, он смотрел через головы людей и громко смеялся. Какой-то молодой человек подошел и остановился рядом с ним.

– Я вижу, вы очень заинтересовались этим зрелищем? – сказал он, трогая Майкла за руку и показывая на рекламу. Я работаю в этой фирме и из чистого любопытства хотел бы знать ваше мнение относительно этой рекламы.

– У меня есть на этот счет мнение, отвечал Майкл. – Зрелище хорошее, и оно не раздражает ума, как масса других зрелищ, но пока я не понимаю его космического значения.

– Космического значения? – переспросил молодой человек нерешительно.

– Да, что это значит? Какая здесь идея? – сказал Майкл.

– Таким образом мы рекламируем нашу жевательную резинку, чтобы сбывать наш продукт. Что же иное это может значить, по вашему мнению?

Молодой человек посмотрел на Майкла испытующим взглядом.

– О, да, я понимаю… Но… идея недостаточно ясна. Название вашей жевательной резинки, правда, здесь имеется, но я не думаю, чтобы это могло помочь. Я хочу сказать, – помочь продаже продукта.

– Десятки тысяч людей видят это название каждый вечер, – гордо заявил молодой человек, – вот вам ответ!

– Они могут принять это за предупреждение, – сказал Майкл нерешительно. – Тысячи людей видят знаки на домах, в которых имеются больные скарлатиной, но они отнюдь не бегут туда, чтобы заразиться скарлатиной. Они держатся от этих домов подальше. Разве вы серьезно не можете предположить, что эта реклама удерживает массу людей от покупки вашей жевательной резинки?

– Никоим образом! Неужели вы не понимаете психологии рекламы? У вас вид интеллигентного человека.

– Нет, не понимаю! Вы сейчас сказали, что подозреваете меня в том, будто я интеллигентный человек. Я не оставлю это безнаказанным и бросаю ваше подозрение обратно вам в лицо. Я иду дальше! Я обвиняю вас в том, что вы интеллигентный человек!

У молодого человека был вид несколько ошарашенный.

– В чем вы меня обвиняете? – спросил он и рассмеялся. – Ну, хорошо, я согласен с этим. Что же дальше?

– Раз вы интеллигентный человек, в вашей обязанности объяснить мне психологию рекламы.

– Почему в моей обязанности?

– Потому что вы ее знаете, а я не знаю. Если у вас в кармане имеется тысяча долларов, а умирающий с голода попросит у вас десять центов, не правда ли, вы дадите ему эту монету? Если вы откажетесь объяснить мне психологию рекламы, – я пойду за вами по улице и стану публично обвинять вас в интеллектуальной скупости. Если я расскажу публике, что вы отказали мне объяснить психологию рекламы, будьте уверены, она станет над вами издеваться.

Молодой человек, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, взял Майкла за рукав.

– Посмотрите туда, – сказал он. – Я могу кратко объяснить вам психологию этой рекламы. – Он указал на нее пальцем. Наша цель – привлечь внимание публики этими смешными танцующими фигурами, световыми эффектами и т. д. и в то же время запечатлеть в зрителе название нашего продукта. Каждый вспоминает его по ассоциации с этими фигурами, а эти же самые чудные танцующие люди находятся на наших коробках с жвачкой. Надеюсь, вы понимаете?.. Это всем известный закон ассоциаций.

– Какой закон? – допрашивал Майкл.

– Закон ассоциаций! Это относится к психологии. Представление о нашем продукте ассоциируется с этими фигурами.

Майкл выпрямился и смотрел молодому человеку прямо в лицо.

– О, я чувствую, где здесь собака зарыта, – сказал он резко. – Стоит подумать над тем, что вы хотите навязать публике.

– Я вас не понимаю, – сказал молодой человек.

– Теперь я понимаю все ваши уловки. Да, вы пользуетесь законом ассоциации, – но только совсем не так, как вы говорите. Ваша реклама пытается убедить столь же непреложно, сколь непреложен закон ассоциации, что, если кто-нибудь будет покупать вашу жвачку и жевать, – жевать ее целые месяцы, то он потеряет в весе, станет тоненьким, разовьет мускулы и сможет делать стэнты [Особого рода гимнастические упражнения]. Но ведь этого никогда не будет, не правда ли? И, значит, все ваши притязания на то, что реклама, будто бы, этого достигает, – напрасны.

– У нас вовсе нет таких притязаний, – вспыльчиво заявил молодой человек.

– Нет, они у вас есть! – возражал Майкл. Я побью вас вашей собственной логикой. Вы не выполняете того, что обещаете вашей рекламой. Если вы желаете знать, что я думаю, – так вот: я думаю, что вы довольно хитрый малый! Люди по всей стране жуют в эту минуту, подобно коровам, жевательную резинку, надеясь похудеть, стать гимнастами и хорошими танцорами, как раз потому, что все видели эту рекламу.

– Уверяю вас, у нас вовсе нет таких притязаний!

– Так говорите вы, но ваша реклама этому противоречит. В этом и заключается ваша уловка… Так как никто от жевания вашей жвачки не худеет, вы им говорите, что реклама хочет сказать вовсе не то… Я напишу в газетах по этому поводу.

– Ну, и идите своей дорогой, этакий придира! – сказал молодой человек и повернулся спиной к Майклу.

Он тотчас же отошел, но остановился на углу и что-то сообщил полисмену. Они оба обернулись и посмотрели на Майкла, и полисмен засмеялся. Тогда засмеялся и молодой человек.

3

В то время как разыгрывались эти события, я направлялся в свою холостую квартиру на Мэдисон-авеню, с адресом Майкла Уэбба в кармане. Я был необычайно возбужден.

– Знаменитый Майкл Уэбб! – Так сказала м-с Дэмбл.

Я решил вначале узнать, чем был знаменит Майкл Уэбб, затем отправиться к нему и, наконец, начать наш роман.