Читать книгу Удивительные – рядом! Книга 1 - - Страница 4

О существовании Бориса Тимофеева-Голицына я узнал из прессы и загорелся желанием с ним познакомиться, написать об этом удивительном человеке – человеке-легенде.

И вдруг выяснилось, что мы с ним постоянно бываем в одном доме – доме еще одного легендарного человека – Евгения Линда, возможно, пересекались, возможно, даже разговаривали, но, как я потом понял, Борис Васильевич был запредельно скромный человек, к тому же, когда говорил Линд, он всегда молчал. А Линд говорун был еще тот!

Однажды в апреле 1997-го Линд (мы были у него дома вдвоем) произнес фамилию «Голицын» – я уточнил:

– Какой это Голицын?

– Тот самый!

– Вы знакомы?

– Хочешь, через какой-нибудь час князь будет у меня?

– Ну зачем человека дергать? Борис Васильевич не мальчик… Сколько ему?

– Семьдесят шесть.

И тем не менее, через «какой-нибудь час» князь Голицын сидел уже с нами за общим столом, но, конечно же, при Линде поговорить «нормально» не получилось, и Борис Васильевич пригласил меня к себе домой, на Севастопольскую улицу.

К моему большому удивлению, рассказчиком он оказался не ахти каким. (Я интервьюируемых делю на две категории: рассказчики и ответчики.) Поэтому пришлось мне делать не интервью, а текст с включением в него фрагментов прямой речи моего героя.

В 1558 году, во времена Ивана Грозного, с буйным князем Михайлом Булгаковым беда случилась: лишился руки. Инвалид повелел смастерить руку деревянную, и чтобы протез не бросался в глаза, стал на него надевать рукавицу – голицу.

С той поры, согласно семейному преданию, и пошли князья Голицыны. Однако до недавнего времени Борис Васильевич был не Голицын, а Тимофеев. И в название рудопроявления вермикулита на Кольском полуострове Тигем «заложены» имена его открывателей-геологов Гершмана, Масловой и Тимофеева.

Борис Васильевич участник обороны Ленинграда, герой Невского пятачка.

– Мне бы хотелось, чтобы вы в своей публикации не обошли вниманием и моих боевых товарищей по 134-му полку 45-й гвардейской дивизии, – предупредил Голицын, когда мы заговорили о легендарном Невском пятачке. (Перечень имен и фамилий сослуживцев Бориса Васильевича, даже если бы жанр моего повествования и позволил бы привести, сделать сейчас это я не смог бы – он не сохранился. ВЖ.). Среди нас были и женщины. Минометчицы. Кочнева, например, такая. Она тоже из дворян. Дом Кочневой – Фонтанка, 41, знаете? Представьте себе, каково было женщинам? Одна только станина миномета весила около трехсот килограммов, и каждая мина – по семь.

На Невском пятачке Борис Васильевич участвовал в шести штыковых атаках. (Мало кто, как говорит он, в двух-трех!) Одна из них вошла в учебный фильм для спецназа. Тогда Тимофееву миной сорвало верхнюю часть правой руки, мясо с кожей, от кисти до локтя. Мышцы еще держались на связках, и он эти связки порвал зубами. – Потом мне говорили, что надо было оторванное прибинтовать, может быть, и приросло бы…

– Борис Васильевич, Евгений Алексеевич говорил, что до Невского пятачка был блокадный Ленинград…

– Война меня застала в летних лагерях между Левашово и Песочной, куда я выехал в составе полкового духового оркестра – как воспитанник. Полк спешно перебросили под Выборг, где я и принял боевое крещение, подтаскивая к орудиям снаряды. А вот повоевать не дали. Подростков – воспитанников – отправили подальше от войны. В Ленинград. Из огня да в полымя.

Первую блокадную, самую суровую зиму проработал я токарем на заводе музыкальных инструментов, на Лиговке, рядом с домом. Вытачивал корпуса снарядов, мин.

В мае 42-го свалила дистрофия. Когда из квартир выносили трупы, вынесли и меня. Без каких-либо признаков жизни. Положили на лестничной площадке. Я очнулся и пополз вниз. Я всего этого не помню. Пришел в себя на диване, рядом с буржуйкой, с кружкой морковного чая в руке… Где бы вы думали? В военкомате. Стал проситься на фронт. «Давай документы». – «Они в жилконторе… наверно». – «Сходи принеси». В жилконторе заглянули в домовую книгу и ахнули: «Тимофеев же… умер!»

О том, что творилось в осажденном городе и в «невском аду», Борис Васильевич говорить не любит. Он охотнее рассказывает о Петербурге прошлого, рассказывает как талантливый мемуарист, обладающий фотографической памятью. Рассказывает так, словно жил в любимом городе сто, двести лет назад. Безгранична и любовь Голицына к поэзии.

Его участие в создании музея Анны Ахматовой в селе Слободка-Шелеховская Хмельницкой области, на Украине, случайным не назовешь. Если Тимофеев взялся за дело, то отдается ему самозабвенно. Вот факт его биографии, достойный стать легендой.

Когда возникли непредвиденные сложности с транспортом при отправке экспонатов на Украину (опоздать на поезд, значило сорвать открытие музея) Борис Васильевич вошел в автобус 22-го маршрута и обратился к водителю и пассажирам: «Товарищи, кто из вас любит Ахматову?»

Объяснил ситуацию – и автобус сошел с 22-го маршрута, а пассажиры помогли грузить ящики и коробки…

Я своими глазами видел документы, собственноручно подписанные Государем императором… Николаем Третьим Алексеевичем – Грамоту о жаловании Борису Голицыну титула светлейшего князя и Указ о назначении его генерал-губернатором Санкт-Петербурга и предводителем Российского дворянства.

(Уважаемые Борис Николаевич (Ельцин) и Владимир Анатольевич (Яковлев) могут не беспокоиться: дворянские игры – не закулисные и для них не опасные.)

Видел фотографии, где Борис Васильевич с монаршими особами; оттиск герба с автографом американского архиепископа Василия Родзянко: «…дорогому родственнику Борису Васильевичу Голицыну. Храни Господь». Я подержал в руках увесистую кубачинскую саблю – дар великой княгини Волконской, князей Афасижевых и Черкасских.

(О князе Афасижеве я, честно говоря, прежде не слышал.) И, наконец, стрелял из винтовки системы Браунинг, оснащенной приспособлениями из «ларца голицынских секретов», повышающих прицельность и удобство в обращении с оружием.

Князь Голицын нынче нарасхват. Как хранителя родового стиля боевых искусств его эксплуатируют нещадно. Когда в качестве члена жюри, когда, как «наглядное пособие». ОМОН, Спецназ, погранвойска, соревнования «Бои без правил», «Сибирский кулачный турнир» – кажется, так называются эти соревнования, – везде и всеми он востребован.

На I Международном семинаре по возрождению русского штыкового боя Борис Васильевич успешно отбивался от трех-четырех нападающих одновременно. И это при том, что ключ в дверной скважине поврежденной рукой поворачивает он с трудом!

Борис Васильевич демонстрирует афишу показательных выступлений по самообороне в екатеринбургском Доме офицеров, заявлен и он, князь (уже князь!) Голицын.

– Выхожу, – рассказывает Борис Васильевич, – из зала чуть ли не насмешки: «Эй, князь! Вы то что можете!». Со мной мои ребята, они знают, что и как делать. Но на сцену поднимаются здоровенные мужики – это программой не предусмотрено. Силой пришли помериться, себя показать. «Как бы мне вас, ребятушки, не покалечить», – говорю. Посмеиваются. Семеро их, обступили – меня и не видно: я – маленький, щупленький. Держат мои руки-ноги, вцепились кто во что сумел… И, как говорится, одно, неосторожное для них движение и..! В общем, рассыпались здоровяки по сцене – как горох! В том, что я не вру, можете убедиться сами – все зафиксировано на видео.

Евгений Линд не на шутку встревожен подобными «экспериментами»:

– Боря хочет продемонстрировать приемы, а с ним часто лезут биться на полном серьезе. Ни возраста человека не учитывают, ни перенесенных микроинфаркта и инсульта, ни недавних полостных операций.

С моей подачи в доме Евгения Линда стал бывать художник Игорь Сафронов. Однажды я не удержался и попросил Бориса Васильевича показать приеы – не рукопашного боя, а «родового стиля» самообороны. Игорь вызвался быть «наглядным пособием». Я фотографировал.

О князе Голицыне уже слагаются легенды. Знаю несколько – расскажу одну.

В «Железнодорожных кассах» на канале Грибоедова без очереди полез двухметроворостый верзила:

– Я опаздываю на первенство мира!

Борис Васильевич, как всегда был вежлив:

– Вы меня простите, но мы с другом спешим по не менее важным делам, и, к тому же, мы инвалиды.

– Что?! – взревел великовозрастный детина, он хотел было пустить в ход кулаки, но… шмякнулся на пол. Голицын сделал шаг к кассе и при этом проявил «невоспитанность» – демонстративно переступил через поверженного противника. Тот, обалдевший, вскочил на ноги:

– Дед, а дед, покажи еще раз, как это ты меня?

– Показать? Пожалуйста.

Одно неуловимое глазом движение – и тот опять на полу. Поднимается:

– Ну, ты дед – Евпатий Коловрат!

– Нашему боевому искусству более тысячи лет, – говорит Голицын. – А вообще-то, насколько мне известно, корни его нужно искать в Древнем Египте.

Борис Васильевич протянул мне раскрытый журнал:

– Прочтите.

Читаю: «…Родовой стиль князей Голицыных (…) поможет вам отстоять свою жизнь, защитить свою семью. Представитель этого древнейшего княжеского рода Борис Голицын делится уникальными приемами рукопашного боя: работа против ножа, защита всевозможными подручными средствами, неповторимая техника «волчка», позволяющая освободиться от захвата нескольких нападающих…»

– Вы обратили внимание: речь идет не о нападении. Только защита! Мы, русские, – народ православный. Убивать – великий грех, допустимый разве что в делах праведных, как то защита Отечества. А вообще-то голицынский арсенал насчитывает 24 вида оружия. Вам говорят что-нибудь слова «упокой», «грива», «ширяло», «жихарка», «наддай»?

Приезжает ко мне краевед из Белоруссии – проконсультироваться. В подвале какого-то древнего монастыря отыскал он рукописную книгу, в которой прочитал о раздваивающихся в бою воинах.

– Не иначе – инопланетяне! – сделал вывод.

– Нет, дорогой мой, это всего лишь «наддай».

При «наддае» главное органичная синхронность действий, как… в танцах на воде. Ее добивались годами. Два воина. У одного, что ростом пониже, в левой руке щит, в правой большой меч или большой топор. У того, что за ним стоит (а они могут и шагать, как одно целое), – свое оружие, им он орудует самостоятельно. При необходимости воины объединяются. «Наддай!» – и задний вкладывает в удар большим мечом и свою силу. Располовинить человека – делать нечего! «Наддай» – что-то вроде призывного клича.

В старые времена дворяне воинами воспитывались сызмальства. Обучали боевым приемам, учили владеть оружием. Если не было войны, мальчиков водили на скотобойню, чтобы психология была правильной.

Владели приемами и женщины. Мама моя владела. Как дворянка, представитель чуждого советской власти класса, она угодила в Гулаг. Там на нее попытались напасть здоровенные зеки, не трудно догадаться с какой целью. Видя, как ловко она скрутила одного в бараний рог, остальные ретировались.

Расскажу известную вам детскую сказку «Репка». Помните, как она начинается? Посадил дед репку, выросла репка большая-пребольшая. Стал тянуть дед репку, тянет-потянет – вытянуть не может. Позвал на подмогу бабку. Тянут-потянут – вытянуть не могут. Позвали они на подмогу внучку, потом – кошку, мышку. Вытянули репку! Мораль сказки вроде бы проста: любое дело можно осилить, если действовать не в одиночку, гуртом, дружно. Голицыны это не оспаривают, но есть у нас и еще одно толкование. Дед, мужчина, посадил репку, а вытащить смог только с женской помощью – бабка, внучка, кошка, мышка.

Борис Тимофеев дважды защищал свою честь в дуэльных поединках. В 1942-м дрался на штыках, в 1960-м стрелялся, в геологической партии. В первом случае умело обезоружил противника, во втором, с назидательной целью деликатно прострелил ему меховую куртку. «Не убивать же их было…»

– За годы советской власти мы подзабыли о таком понятии, как честь. Кто сейчас помнит о том, что офицерский погон – часть знамени?

Мой дядя Витя Жихарев («жихарка», станция «Жихарево» – знаете, да?) в середине 30-х по окончании военно-морского училища прибыл на Дальний Восток, принял под команду корабль.

Сидит он как-то на берегу бухты Золотой Рог. Вдруг, сзади бьют его по плечу.

– Эй, ты! Дай прикурить.

Поворачивается Витенька – капитан первого ранга. Ничего умней не придумал он, как достать пистолет, отщелкнуть патрон, вставить в ствол вынутую изо рта папироску.

– На, прикуривай.

Нажимать на курок, понятное дело, он и не собирался. С капитаном и без того плохо стало.

В одной из публикаций обо мне я неосторожно заявил, что я – живой экспонат музея дуэлей. Евгений Алексеевич упрекнул меня, сказал, что он создает Музей Чести, и я – живой экспонат Музея Чести. Так, наверное, будет правильнее.

Историческая справедливость восторжествовала. Путем безболезненных, но затяжных бюрократических операций Борис Тимофеев превратился в князя Голицына. А если быть точным, в Тимофеева-Голицына. На двойную фамилию потребовалось специальное (!) разрешение. Аргументация Бориса Васильевича в инстанциях оказалась убедительной:

– Когда началась «Октябрьская эпопея», князь Львов, бывший министром внутренних дел у Николая II, выправил моему отцу документы на имя Василия Тимофеева. Был такой человек, служил в первом флотском экипаже, на «Гангуте», на «Андрее Первозванном». Дальнейшая его судьба мне неизвестна. А фамилия Тимофеев спасла жизнь и моим родителям и мне… Разве я мог от нее отказаться?

1997 (?)