Читать книгу Творец слез - - Страница 11

Острая нехватка человеческого тепла и любви, состояние на грани обморока – вот как можно описать приступ в торговом центре, симптомы которого я изо всех сил старалась скрыть от свидетелей произошедшего. Я пыталась заглушить сигналы тревоги, посылаемые моим телом, сдерживала себя как могла, и, после того как я тысячу раз повторила, что со мной все в порядке, Анна, кажется, мне поверила.

Я ненавидела себя за то, что лгу ей, но другого выхода я не видела. От мысли сказать ей правду к горлу подкатывала тошнота и было трудно дышать. Я просто не могла этого сделать. Да и как бы я объяснила ей, что вызвало во мне эти ощущения, ведь они исходили из глубин сознания, в которые даже я не хотела погружаться?

– Ника! – услышала я голос в понедельник утром.

В дверях стояла Анна. Ее глаза были ясными, как просветы в облачном небе. «Хоть бы она никогда больше не увидела меня такой, как в тот день», – снова подумала я.

– Что ты ищешь? – спросила она, наблюдая, как я копаюсь в столе. Она поверила моим словам, но это не мешало ей беспокоиться обо мне и интересоваться моей жизнью.

– О, ничего особенного, фотографию, – пробормотала я, когда она подошла. – На днях мне ее дала подруга, и теперь она куда-то подевалась.

Невероятно! Билли только подарила мне фотографию, а я умудрилась ее потерять.

– Ты смотрела на кухонном столе?

Я кивнула, заправляя волосы за ухо.

– Не переживай, ты ее обязательно найдешь. Наверняка она где-то тут, в доме.

Анна наклонила голову и поправила прядь у меня на ключице. Она посмотрела мне в глаза, и на душе сразу стало тепло.

– У меня для тебя кое-что есть.

У нее в руках я увидела небольшую коробочку. Несколько секунд я удивленно смотрела на нее, не зная, что сказать, а когда открыла ее, не могла поверить своим глазам.

– Знаю, он немного устаревший, – прокомментировала Анна, когда я снимала упаковку. – Это, конечно, не последняя модель, но зато я всегда буду знать, где вы с Ригелем находитесь. Я подарила ему такой же.

Мобильный телефон. Анна подарила мне смартфон! Я смотрела на него, не в силах произнести ни слова.

– Симка уже вставлена, а мой номер записан в контактах, – пояснила Анна спокойным голосом. – Я всегда на связи. Номер Нормана там тоже есть.

Я не могла выразить, что чувствовала, держа столь ценную вещь. Я всегда мечтала обменяться номерами с подругой или услышать звонок, означающий, что кто-то ищет меня и хочет со мной поговорить…

– Я… Анна, даже не знаю, как… – ошеломленно пробормотала я, глядя на нее с благодарностью. – Спасибо!

Невероятно! Собственный мобильный телефон у меня, у которой, кроме игрушечной гусеницы, ничего своего не было.

Почему Анна так беспокоилась обо мне? Почему она покупает одежду, белье и такие хорошие вещи? Я знала, что не должна себя обманывать, знала, что еще ничего окончательно не решено… Я могла только надеяться.

Надеяться, что Анна захочет оставить меня у себя.

Надеяться, что мы будем жить вместе, что она привяжется ко мне так же, как я привязана к ней.

– Знаю, у девушек твоего возраста мобильные последнего поколения, но…

– Он прекрасный, – прошептала я, – идеальный, Анна. Спасибо!

Она улыбнулась и ласково погладила меня по голове. Сердце затрепетало.

– Ника, я очень рада. А почему ты не носишь одежду, которую мы купили? – Анна посмотрела на меня с легким упреком. – Эти вещи тебе больше не нравятся?

– Нет, – торопливо ответила я, – очень нравятся!

Даже слишком. Я повесила их в шкаф по соседству со старой одеждой и поняла, что не могу видеть их запертыми в одном ящике. Положила их обратно в пакеты и хранила как реликвии.

– Просто жду подходящего момента, чтобы их надеть. Не хочу их истрепать, – пробормотала я тихо.

– Но это вещи, – ответила Анна, – они сделаны для того, чтобы их носили. Разве ты не хочешь носить разноцветные носки, которые мы с тобой выбрали?

Я закивала, чувствуя себя немного ребенком.

– Тогда чего ты ждешь? – Анна успела погладить меня по лицу, прежде чем я опустила голову.

Она снова подарила мне частичку себя, и я радовалась этому разговору, во время которого Анна снова дала мне почувствовать себя чуточку более нормальной.

В то утро я долго крутилась перед зеркалом и поэтому пошла в школу одна. Не нужно было видеть пустой крючок вешалки в прихожей, чтобы понять, что Ригель меня не дождался. Тем лучше! В конце концов, я пообещала себе держаться от него подальше.

Когда Билли рассказала мне о Дне сада в прошлую пятницу, я представила себе день, полный романтики.

Я всегда думала, что День святого Валентина – это интимный праздник, не нуждающийся в громких поступках, ведь любовь кроется в неброских жестах.

Видимо, я ошибалась. В школьном дворе было тесно, как в муравейнике. Все прыгали туда-сюда, как кузнечики, возбужденные наэлектризованной атмосферой. Желтые, красные, голубые и белые розы складывались в пеструю мозаику. Эти красивые цветы без шипов несли в себе скрытое послание.

Несколько учеников ходили в толпе с корзинами, наполненными букетами, и читали имена на прикрепленных к ним открытках. Когда они подходили к очередной компании девушек, те затихали в предвкушении, а потом, когда букет отправлялся в руки получательнице, радостно вскрикивали, а кто-то разочарованно вздыхал в тревожном ожидании.

Я решила пробраться ко входу окольными путями, чтобы случайно не попасть в какую-нибудь скандальную сцену этого спектакля. Билли права: это «драматический» день.

Девушки в знак дружбы тоже обменивались цветами. Однако роза была и поводом для обид: ревнивые подружки, забыв поблагодарить за подаренный цветок, упрекали своих ухажеров в том, что те тайком посылают алые розы другим девушкам.

Я узнала в толпе одноклассника: он подбежал к девушке с шоколадно-коричневой кожей, приобнял ее за плечи и сунул ей под нос бутон, чем очень ее обрадовал. Я с удовольствием понаблюдала за ними, но недолго, потому что услышала яростные вопли чирлидерши:

– Розовая? Розовая?! После всего, что между нами было, вот кто я для тебя? Просто подруга? – кричала она на хорошо сложенного парня, который озадаченно чесал в затылке.

– Да ладно тебе, Карен, в каком-то смысле…

– Вот тебе моя дружба! – провизжала она, швырнув розу ему в лицо.

Ну и дела, подумала я и поскорее ретировалась.

Вдалеке в коридоре я заметила волнистую гриву безошибочно узнаваемой блондинки.

– Билли, привет! – простонала я издалека, пробираясь к ней сквозь толпу. – Извините, можно пройти…

Она просияла, когда я чуть не упала ей под ноги.

– Ника, ты вовремя! Спектакль только начался!

Я увидела, как Мики засовывает в свой шкафчик две ярко-красные розы.

– Ненавижу этот день, – похоронным тоном пробормотала она, бесцеремонно запихивая цветы внутрь.

– Мики, доброе утро! – мягко сказала ей я, и она взглянула на меня рассеянно, как делала каждое утро, но на этот раз я заметила в ее глазах теплую искорку.

– У Мики уже две алые розы, а день только начинается, – поддразнила Билли, когда я открывала свой шкафчик. – Спорю, их будет больше! А ты как думаешь, Ника? – Она легонько пихнула меня в бок и заговорщицки подмигнула. – Эй, какая ты сегодня красивая! – сказала она, осматривая меня с ног до головы.

Я смущенно затеребила манжет блузки, было приятно услышать комплимент.

– Анна подарила мне много новых вещей, – ответила я и увидела, что Мики тоже внимательно меня разглядывает.

– Блузка классного цвета! Посмотрим, может быть, ты тоже получишь прекрасную пылающую алую розу…

– Пойдемте в класс! – неожиданно громко прорычала Мики, хотя обычно по утрам каждое слово давалось ей с трудом. – Если я еще хоть слово услышу о розах, клянусь… Эй! А ну верни его!

Наша шалунья Билли извернулась и, прежде чем я успела понять, что происходит, быстро сняла замок с моего шкафчика.

– Оп-ля! Они побудут сегодня у меня! – победоносно сообщила она. – Расслабьтесь! В День сада все так делают!

– Ну все, тебе конец, – прошипела Мики с горящими глазами.

– Да ладно, я всего лишь помогаю нескольким застенчивым поклонникам! Кто знает, сколько цветов ты найдешь после уроков…

– Я неправильно выразилась: тебя ждет ужасный конец.

Смех Билли колокольчиком зазвенел по коридору.

В этот момент краем глаза я заметила у секретариата чью-то фигуру. Я сразу узнала его: по коридору в нашу сторону шел Ригель. Ни на кого не глядя, он шагал сквозь людской поток, рассекая его, как водную гладь.

Я уставилась на него, раскрыв рот, хотя понимала, что не надо так делать. Ригель, как всегда, излучал презрительную самоуверенность, как будто все понимал про этот мир и в то же время старался его не замечать. Он знал, что привлекает взгляды, но не отвечал на них. Ему было на всех плевать, но каждым своим шагом, казалось, он утверждал свое превосходство. Когда он остановился перед своим шкафчиком, я заметила застрявший в щели дверцы длинный зеленый стебель. Ничего себе!

Кто-то оставил розу в надежде, что Ригель ее возьмет.

Он распахнул дверцу, и красивая белая роза упала на пыльный пол, где валялись обертки от жвачек. Ригель достал учебник из шкафчика и быстро ушел, даже не взглянув на цветок.

– Не взял… – услышала я девичий шепот и обернулась, чтобы посмотреть, кто это говорит. Девушки провожали Ригеля жадными взглядами.

– Я же говорила тебе, что он не принял розу от Сьюзи, – сказала одна из них, – она лично подошла к нему, чтобы подарить. Я была уверена, что хоть эту возьмет, а он перешагнул через нее и пошел дальше.

– Может, у него есть девушка?

У меня не было желания это слушать, да еще в таких выражениях. Чуть ли не каждая первая девчонка в этой школе сохла по Ригелю, он для них был недосягаемым Черным Принцем из волшебной сказки. Хотя ничего удивительного: в конце концов, Ригель – редкий красавчик с пронизывающим, как лезвие меча, взглядом и таким же смертоносным. Вслед за ним всегда летел девичий шепот.

– Я иду на урок, – пробормотала я, мысленно стряхивая с себя непонятную тяжесть. Не знаю, откуда она взялась, но мне это не нравилось. А искать причину… Такая идея мне нравилась еще меньше.

День прошел с головокружительной скоростью. Посреди урока в дверь постучали два члена школьного комитета. Они вошли с плетеными корзинами и с милыми улыбками тех, кто дарит радость и слезы одним мановением руки.

Одна девушка получила очень редкую синюю розу.

– Легко догадаться, кто ее послал, – прошептала Билли, сидевшая рядом. – Синий означает мудрость. Кто-то в восторге от ее интеллекта, и уж точно это не качок из школьной сборной. Посмотри, какого цвета стал Джимми Нат!

Я посмотрела на пунцового Джимми, который с сосредоточенным видом рассматривал иллюстрацию в учебнике истории. Затем член комитета остановился у нашей парты. Удивленная, я наблюдала за тем, как он читает имя на записке, вытаскивает запутавшийся в общем ворохе цветок и протягивает его нам. У меня округлились глаза. Я повернулась к улыбающейся Билли.

– Это мне? – простодушно спросила она.

Парень кивнул, и Билли взяла розу.

– Белая, – просияла я, – если не ошибаюсь, символ чистой любви.

– Я получаю такую каждый год, – довольным тоном сообщила Билли. – Мне никогда не дарят много цветов. Если честно, то вообще их не дарят… Но в День сада я всегда получаю вот такую. – Она покрутила розу, осматривая ее со всех сторон. – Она всегда белая. Однажды я видела возле своего шкафчика какого-то парня, но не успела его рассмотреть.

Я заметила румянец на ее щеках и поняла, почему ей так нравится День сада.

– Надо поставить ее в воду, – сказала я с улыбкой, – после уроков.

Когда мы вышли с последнего урока, Билли посмотрела на розу и сказала:

– Смотри, она уже вянет!

– Ничего, мы ее спасем, – успокоила я, глядя на слегка обмякшие лепестки. – Пойдем к фонтану.

Излишне говорить, что вокруг фонтана в школьном дворе девушек столпилось больше, чем воробьев в жаркий день. Они гордо размахивали цветами и спорили, чья роза красивее.

– С другой стороны здания есть садовый кран, – шепнула мне Билли.

Мы развернулись и поплыли против течения.

– Кстати, как там моя фотография? Ты ее сохранила? – весело спросила Билли, пока мы шли.

Я почувствовала, будто у меня в животе завязался тугой узел. Мысль о том, что я потеряла фотографию, ужасно меня огорчала. Билли поделилась со мной своей страстью, и я очень ценила ее подарок, но умудрилась его потерять. Она не должна подумать, что я пренебрежительно отношусь к ее увлечениям, поэтому я снова решила соврать.

– Конечно, – выдала я с деланой веселостью.

Увидев ее улыбку, я пообещала себе, что, вернувшись домой, как следует поищу фотографию и обязательно найду. Она не могла раствориться в воздухе. Я ее не потеряла.

Мы свернули за угол школы и вышли на забетонированную площадку, где возле баскетбольной стойки из стены торчал кран.

– Ой, подожди! – Билли хлопнула себя по лбу. – Я оставила бутылку в классе! Вот балда! – Ее глаза расширились от возмущения. – Будем надеяться, что уборки еще не было!

И она убежала, пообещав вернуться через пару минут.

Я осталась на площадке одна, и мысли вернулись к фотографии. Где же она может быть? Потом я услышала звук шагов, покрутила головой, но не поняла, откуда раздается шум. На двор выходили окна классов, и несколько на первом этаже были открыты.

– Не удивлен, что вижу тебя здесь.

Я застыла на месте.

Этот голос. Мне казалось, что он звучит рядом со мной, и сразу представились черные глаза, излучающие жестокое обаяние.

Я осторожно заглянула в окно, и моя догадка подтвердилась: Ригель сидел в классе за партой, как будто задержался после урока, чтобы, как примерный ученик, дочитать последний абзац в учебнике. Как раз его он и засовывал сейчас в рюкзак, а чуть позади я увидела чью-то роскошную шевелюру.

Я сразу узнала девушку, которая придержала дверь музыкального класса. Надо признать, она очень красивая: стройная фигурка, мягкие черты лица, блестящие волосы – просто фея. Я обратила внимание на то, как красиво поблескивает прозрачный лак на ее ноготках, какие у нее ухоженные руки, тонкие и гладкие, не то что мои – все в царапинах и пластырях. И она держала… красную розу.

– Ждешь, что я ее возьму? – спросил Ригель равнодушным тоном, но, конечно, не без насмешки. В его взгляде, как всегда, блеснула пугающая искра, которая любого могла бы привести в благоговейный трепет.

– Ну это было бы мило.

Ее шепот произвел на меня странное впечатление: он меня смутил. Ригель застегнул рюкзак и встал со стула.

– Я не милый.

Он обошел девушку и двинулся к двери, но она схватила его за лямку рюкзака.

– Тогда какой ты? – спросила она, надеясь, что он обернется, и зря, потому что Ригель остановился и даже не думал оборачиваться. Тогда она отважилась сделать шаг вперед, приблизившись к его широкой спине.

– Мне интересно. Мечтаю с тобой поболтать с тех пор, как увидела тебя за пианино, – сказала она мягким голосом, и я увидела, как Ригель наконец медленно поворачивается. – Было бы здорово познакомиться с тобой поближе. – Она подняла розу, встретившись с ним взглядом. – Может, все-таки возьмешь розочку? …и расскажешь немного о себе. Я ничего о тебе не знаю, Ригель Уайльд, – игривым тоном добавила она. – Что ты за человек?

Ригель смотрел на розу, темные волосы красиво обрамляли его лицо, и я заметила, что его взгляд абсолютно ничего не выражает – бесстрастный, бесчувственный. В двух темных стекляшках, казалось, не отражался даже свет дня.

Его глаза пусты, холодны, безразличны, как мертвые звезды.

Потом Ригель взглянул на девушку. Я знала, что он готовится преподать бедной поклоннице урок. Ригель приподнял уголок рта… и улыбнулся очаровательной, коварной, кривой улыбкой. От нее перехватывало дыхание, она отравляла своим ядом и обольщала. Это улыбка человека, который никого к себе не подпускает.

Ригель поднял руку и обхватил пальцами бутон, продолжая смотреть девушке в глаза. Затем он начал медленно сжимать его, как тисками, и сжимал до тех пор, пока тот не распался. Помятые лепестки упали к ногам девушки, словно горсть мертвых бабочек.

– Я сложный человек, – процедил он сквозь зубы, отвечая на ее вопрос.

У меня по спине пробежали мурашки, когда я услышала его низкий хриплый голос.

Потом Ригель развернулся и ушел. Шаги стихли где-то в конце коридора, но я по-прежнему слышала его слова, как будто он все еще был в классе. Его голос проложил дорожку внутри меня.

Я вздрогнула, когда чья-то рука коснулась моего плеча, и резко обернулась. Билли посмотрела на меня в замешательстве.

– Я тебя напугала? Извини! Вот бутылка. Пришлось пободаться с уборщиком, но в итоге мне удалось ее заполучить! – Она помахала у меня перед носом своим трофеем, а я только делала вид, что смотрю, на самом же деле я была в ступоре и ничего не видела.

Мы наполнили бутылку водой из садового крана и пошли обратно. Билли продолжала о чем-то рассказывать, но я ее почти не слушала.

Мои мысли были заняты Ригелем, я размышляла о маске вежливой учтивости, за которой он скрывался. Любые попытки заглянуть за нее вызывали у него циничную улыбку, как будто его забавляла игра с людьми. Как ему это удавалось? Сначала очаровать, а в следующий момент напугать до смерти…

Из чего сделан Ригель? Из плоти и крови или из кошмаров?

Билли заметила Мики в толпе и подбежала к ней, сияющая, как подсолнух.

– Мики! Смотри! И в этом году тоже!

Мики рассеянно посмотрела на розу.

– Видишь, она белая!

– Как и всегда, – пробормотала Мики, открывая свой шкафчик. Одна из красных роз упала на пол, и, не обратив на это внимания, Мики засовывала учебники, не волнуясь о втором цветке. Билли подняла розу и протянула ее подруге с довольной улыбкой. Мики застыла, какое-то время смотрела на цветок, потом тяжело вздохнула и швырнула его в шкафчик.

– Хм! Как думаешь, я не слишком много воды налила в бутылку? Она не захлебнется? – спросила Билли, повернувшись ко мне, и я ответила, что цветы, безусловно, способны на многое, но захлебнуться они не могут.

– Ты уверена? Не хочу ей навредить, она такая нежная.

– Извини! – раздался чей-то голос.

Позади Мики стоял парень, совершенно не подозревая, что держит в руках ярко-красную бомбу.

– Прошу прощения! – Он улыбнулся, и мы с Билли наблюдали, как он тихонько похлопал Мики по плечу. И резко побледнел, когда Мики повернулась, сверкнув на него глазами.

– Ну что еще? – хмыкнула она, любезная, как разъяренный бык.

От смелости парня не осталось и следа.

– Я просто хотел… – Смущенный, он водил рукой по стеблю, и взгляд Мики стал еще острее.

– Что?

– Нннет… ничего, – торопливо ответил он и, спрятав цветок за спину, нервно рассмеялся, а потом убежал, да так быстро, как будто земля горела у него под ногами.

Мы молча смотрели парню вслед.

– Одно можно сказать точно, – нарушила тишину Билли, – ты многих сводишь с ума.

Мики замахнулась на Билли, и та весело взвизгнула. Они начали шутливую потасовку, извиваясь вокруг друг друга, как речные змеи. А я тем временем открыла свой шкафчик.

И в следующую секунду мир остановился.

Улыбка сползла у меня с лица, я перестала слышать окружающий шум, его, как бездна, поглотил открытый шкафчик.

Она была… черная.

Черная, как безлунная ночь.

Неправдоподобно черная. Не знала, что такие вообще бывают.

Чернильно-черная.

Забыв дышать, я потянулась и вытащила ее из металлической клетки. Перед моими глазами предстала черная роза, дерзкая и колючая, овеянная печалью.

Стебель она имела не гладкий и безобидный, как у других, а усеянный шипами. Я смотрела на розу так, как будто она ненастоящая.

И на этот раз сомнений не возникло. Я вдруг все поняла. Сердце забилось, в мозгу щелкнул механизм. Я поняла то, что давно должна была понять. Учебники упали на пол, когда я попятилась, в пластыри впились шипы.

Я не теряла фотографию. Я никогда ее не потеряла бы. И чем глубже становилась моя уверенность, тем глубже роза впивалась шипами.

Я повернулась и побежала. Мир перед глазами расплывался, когда я летела по коридору, двору, через ворота, повинуясь внутреннему импульсу. Я слышала слова девчонок: «Она черная…», «Никогда не видела черную розу…», «Какая красивая!»

«Она черная, черная, черная», – грохотало в голове, пока я бежала домой без оглядки.

Трясущейся рукой я вставила ключ в замок, вошла, бросила рюкзак у лестницы, куртку – на верхней ступеньке. Мой набег разбился об его дверь. Я остановилась.

Роза царапала пальцы через пластыри. Она как будто являлась доказательством его вины. Она развеяла мои сомнения, как бы безумно это ни было. Неправдоподобно, нелогично и абсурдно.

И все-таки, права ли я? Это он забрал фотографию?

Он мне сказал: «Не входи в мою комнату». Я резко нажала на дверную ручку и вошла. Ригеля дома точно не было, потому что после уроков он в наказание оставался в школе. Закрыв дверь, я осмотрелась. Все здесь стояло на своих местах. Шторы хорошо выглажены, кровать заправлена. Я не могла не отметить, что в комнате царил идеальный, я бы даже сказала, нечеловеческий порядок. Казалось, что Ригель никогда здесь не спал, хотя книги на прикроватной тумбочке принадлежали ему, и одежда в шкафу – тоже. Даже не подумаешь, что он проводил здесь большую часть времени…

Нет. Я нервно сглотнула. Это его комната. Ригель здесь спал, делал уроки, переодевался. Рубашка на спинке стула принадлежала Ригелю, и блокноты на столе, исписанные витиеватым почерком, принадлежали ему. В воздухе пахло его парфюмом.

Меня охватило странное беспокойство. Шипы кололи меня, напоминая, что надо поторопиться. Я осторожно подошла к столу. Перебрала стопку бумаг, передвинула несколько книг, потом заглянула в шкаф, в комод, даже в карманы пиджаков. Я рылась везде, стараясь класть вещи туда, где они лежали. Обыскала все ящики тумбочки, которые оказались полупустыми. Фотографии нигде не было.

Я остановилась в центре комнаты и провела ладонью по лбу. Где же она еще может быть? Вроде я везде посмотрела. Хотя нет, не везде…

Я посмотрела на кровать, подушку, на аккуратно подвернутый край простыни, на ровное, без единой складки покрывало. Потом глянула на матрас и вспомнила, как в приюте прятала под ним остатки шоколада, которым нас угощали гости, чтобы потом было чем себя побаловать; вспомнила, как прятала туда же палочки от мороженого, чтобы их не нашли во время уборки…

Я должна была его услышать.

Может, если бы я не потянулась к матрасу, чтобы приподнять его и ничего не найти, я заметила бы его раньше. А если не сжимала так крепко розу, то ощутила в пальцах холодок, предвещающий эти слова.

– Я же запретил тебе входить в мою комнату.

Секунда, и я рухнула в черную реальность. Я оказалась в ловушке.

Окаменевшая, я медленно повела глазами, пока наконец не уткнулась взглядом в стоящего в дверном проеме Ригеля, мрачного и надменного, таким только он умел быть.

Ужасный – по-другому его не описать. Взглядом он пригвоздил меня к месту. С по-кошачьи суженными зрачками, его черные глаза сияли, как две бездны, готовые меня поглотить. От страха я не могла пошевелиться, даже сердце замерло. В эту минуту он показался мне чудовищно высоким и страшным: напряженные плечи, жесткие глаза, как у хранителя ночных кошмаров.

Я только что нарушила установленные им границы… Я надеялась найти путь к отступлению, когда он медленно поднял руку и закрыл дверь. Язычок замка щелкнул, как затвор пистолета, я вздрогнула. Ригель только что закрыл дверь…

– Я… я просто…

– Просто? – его угрожающий тон царапал слух.

– …просто искала кое-что.

Его взгляд был пугающе тверд. Я сжала розу, не зная, за что еще держаться.

– Искала кое-что в моей комнате?

– Фотографию.

– И как, нашла?

Я не решалась ответить, мои губы дрожали.

– Нет.

– Нет, – зло прошипел он, прищурив глаза, и мне отчаянно захотелось убежать из этой комнаты как можно дальше.

– Ай-ай, Ника, ты забираешься в логово волка и при этом надеешься, что он не разорвет тебя на куски.

Я сжалась, когда он подошел. «Беги отсюда!» – громко и отчетливо звенело в голове, но я не сдавалась.

– Это был ты? – Я подняла черную розу. – Это ты положил ее в мой шкафчик?

Ригель остановился, равнодушно посмотрел на цветок, приподняв бровь.

– Я? – Его губы изогнулись в насмешливой улыбке, полной злобы. – Дарить? Цветок? Тебе? – Ригель опять кусал меня словами, и моя уверенность, что это сделал он, мгновенно рухнула. Его забавляла охватившая меня нерешительность, ухмылка на его губах сложилась в тонкую ниточку.

Вдруг он подошел и выхватил у меня розу. От неожиданности я открыла рот, потому что он начал обрывать с розы лепестки – на пол лился дождь из черного конфетти.

– Нет! Нет! Отдай! – Я бросилась к Ригелю. Все-таки роза моя, это подарок! Она ни в чем не виновата! И теперь, когда Ригель так жестоко расправлялся с ней, нужно было ее защитить. Я отчаянно царапала его руки, но он поднял розу так высоко, что я не могла дотянуться. Он оторвал последний лепесток, а я, все еще на что-то надеясь, тянулась за ней, встав на цыпочки.

– Ригель, перестань! – Я схватила его за грудки. – Прекрати!

И в этот момент я потеряла равновесие и начала падать. Ригель этого не ожидал и не успел среагировать и завалился на кровать вместе со мной. Что-то навалилось мне на грудь и заслонило собой потолок. Сквозь прищуренные веки я увидела размытые цветные пятна и зажмурилась.

Вдруг я почувствовала, как что-то мягкое коснулось сначала моих волос, потом ключицы. Лепестки! Когда я открыла глаза, у меня перехватило дыхание – лицо Ригеля находилось в сантиметре от моего, он буквально нависал надо мной.

Сердце бешено заколотилось в груди. Его колено оказалось между моими бедрами, ткань брюк касалась моей кожи. Дыхание Ригеля, влажное и тяжелое, обжигало лицо; его руки упирались в кровать, зажав мою голову, как ястребиные лапы.

Я вздрогнула, встретившись с горящими глазами, и мне показалось, что в его взгляде я уловила нечто, чего никогда прежде не видела, – искру света. И у меня пересохло в горле. В его глазах я видела отражение своих приоткрытых губ – мы оказались так близко друг к другу, что я не отличала свое сердцебиение от гулких ударов его сердца.

Мое изумление было его изумлением. Мое дыхание было его дыханием. Все было его, даже моя душа.

Я дернулась, ощутив дрожь во всем теле. «Беги отсюда!» – снова раздался крик в голове, и с силой, о которой я даже не подозревала, я резко оттолкнула Ригеля, вскочила с кровати и выбежала из комнаты. Так, наверное, заяц убегает в поле от ястреба.

Спотыкаясь, я пронеслась по коридору, проскользнула в свою комнату, захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, осев на пол.

Сердце больно колотилось о грудную клетку, руки и ноги дрожали, кожа все еще помнила его грубое прикосновение, как будто он поставил на мне свою печать.

Что он сделал со мной? Каким ядом отравил?

Я немного успокоила дыхание, но внутри меня по-прежнему извивалось что-то жгучее. Оно что-то шептало мне в ухо, играло с моим сердцем и бродило по моим мыслям. Упивалось моими болезненными ощущениями и превращало их в озноб.

Может, я сходила с ума? Ведь этому нет объяснений, этому нет конца.

Мне не было никакой пощады.