Читать книгу Пожиратели призраков - - Страница 5

Сколько уже раз это повторялось? В который, десятый – боже, да сотый – раз я его вытаскиваю? Я слышала все его оправдания. Именно я была с ним в самые тяжелые периоды. Я ухаживала за ним во время худших отходняков. На моем диване он спит, мои деньги занимает, хоть всем до смешного ясно, на что он их тратит.

Дождь рисует узоры на лобовом стекле. Я не обращаю внимания на свое отражение в зеркале и смотрю только на дорогу. Если увижу себя, то пожалею – этот осуждающий взгляд из-под теней. Какого черта я творю? Мы уже не дети. Мы закончили колледж. Мы должны быть взрослыми, так? Ну, или хотя бы делать вид. И только Сайлас об этом не слышал.

Я включаю радио. Все эти поп-песенки не сочетаются с моим настроением, так что решаю ехать в тишине.

Пока мои школьные подружки гуляли с футболистами, которые потом станут их мужьями, я сбрасывала кожу «Джей Крю», красила волосы, прокалывала нос – в общем, стандартный подростковый бунт. Но ничто не пугало моих родителей так, как Сайлас.

Впервые я заметила его на первом курсе, на пересечении Типично Американского авеню и Аллеи Бродяг. Этакий Рембо-футболист: сильный, но не коренастый; мускулистый, но не качок. Истинное воплощение Сэла Парадайза. Я таяла от его улыбки, как и все остальные. Такая дьявольская ухмылка, будто он замышляет какую-то шалость. Кот, слопавший чертову канарейку, а к растянутым окровавленным губам прилипло перо. Он кардинально отличался от парней, клеившихся ко мне в школе. У Сайласа была неугомонная душа, он всегда искал, всегда стремился к большему, большему, большему. С ним я чувствовала себя живой, и вся жизнь до него казалась смертью.

Наши отношения быстро разгорелись и почти так же быстро выгорели. Почти весь первый курс мы расставались, мирились и повторяли все снова. Второй – тоже. Даже когда наши отношения окончательно подошли к концу, дружба никогда не прекращалась. Вообще-то, мы стали еще ближе, как будто сначала нам нужно было пережить всю эту романтичную муть, чтобы добраться до истинной сути нашей связи. За нашими спинами постоянно шептались, не продолжаем ли мы спать друг с другом. Сайлас обожал подливать масло в огонь. «Пусть болтают, – говорил он. – Наша дружба сильнее этого».

Я хотела видеть себя так, как видел меня Сайлас. Когда он смотрел на меня, все остальное теряло смысл. Были лишь я и он, здесь и сейчас.

Амара с Тобиасом тоже это чувствовали. Мы все им очаровались.

А потом учеба подошла к концу.

И теперь мы застряли в этом промежуточном пространстве между детством и зрелостью, где зачастую кажется, что ты ни жив, ни мертв. Амара снова живет с родителями, чтобы оплатить долг за обучение. Тобиас живет с двадцатью соседями в какой-то убогой квартирке, куда меня ни разу не звали. Он убивается на какой-то бесполезной секретарской должности, а Амара – в бездушном мире сферы обслуживания. Карьеры без последствий, если это вообще можно так назвать.

Я выбрала выжить любой ценой. Все мои писательские амбиции – которые, давайте начистоту, и так никуда бы не привели – умерли после колледжа. Теперь я просто пытаюсь найти адекватную работу в агентстве «МакМартин» и оплатить долгожданную независимость.

И это включает в себя избавление от Сайласа. Жизнь рядом с ним всегда утомляла. То, что во времена колледжа горело ярче солнца, теперь стало черной дырой. Гравитация продолжает засасывать меня во все его дерьмо. Его жизнь в стиле ню-битника отрицает любой стандартный карьерный путь. Поначалу я думала, если он преуспеет – и под этим я подразумеваю просто сохранить себя, жить и писать, – тогда, может, я смогла бы жить через него. И так после выпуска я начала заботиться о Сайласе. Водрузила на себя задачу спасти его во что бы то ни стало, даже если придется защищать Сайласа от него самого.

Но я устала. Мне надоело быть спасательным кругом. Я больше не могу. Я все решила к тому моменту, как доехала до шоссе. Хватит. Больше никаких выкупов.

Я не знаю, чем он занимается большую часть жизни. И не хочу знать. Сейчас мы живем по принципу: «Нет вопросов – нет ответов». Я постоянно замечаю стандартный набор у него в карманах – обгорелая ложка, зажигалка с надписью: «РЕАБИЛИТАЦИЯ – ДЛЯ НЕУДАЧНИКОВ», обожженные кусочки фольги с липкой черной смолой – признаки разложения. Его зависимость не должна была нас удивлять. Сайлас всегда стремился попробовать все. Наркотики стали естественным развитием событий.

Я знаю, как ужасно это звучит. Будто мы все – я – смирились с судьбой Сайласа. Но иногда лучшее, что может сделать друг – перестать помогать. Все остальное я уже пробовала. Сайлас продолжает отравлять все, к чему прикасается, как бактериальная инфекция, заражающая все его окружение.

Младшая сестра уговорила его пойти в реабилитацию, хотя никто не мог. Они остались одни, когда умерла их мать. Сейчас Сайлас – все, что есть у Калли. Она как-то умудрилась записать его на двадцативосьмидневную программу. Клетка без решеток. По моим подсчетам, он едва ли продержался три дня – его новый рекорд, – а потом спер свой телефон.

Спаси меня.

Я поджигаю сигарету и слегка открываю окно, чтобы выпустить дым. На мою руку капает дождь. Я уже почти на месте. Надо продумать, что я скажу Сайласу:

Я больше так не могу… Прости. Я хочу жить нормально.

Я замечаю сквозь лобовое стекло тощую фигуру на стоянке магазина. Дворники скользят по окну, раздвигая завесу дождя и открывая его взору.

Сайлас.

Я вздрагиваю на месте, вцепившись в руль обеими руками. Огонь не заставляет себя ждать. Даже сейчас, после стольких лет, во мне бурлит кровь от одного его вида.

Сайлас заходит в свет фар моей машины. С него так и льет. Спутанные волосы закрывают лицо. В руках целлофановый пакет с желтым смайликом: «СПАСИБО, ЧТО ПОКУПАЕТЕ У НАС». Он босой. К ногам липнут мокрые листья. Он не похож на Сайласа. Почему-то стал другим. Ему хуже, словно в центре он атрофировался.

– Где твои ботинки? – спрашиваю я, когда он открывает дверь и садится ко мне.

– Ты их не видишь?

Я оглядываюсь через плечо.

– …Кого?

– Ничего? Совсем ничего?

– Я не вижу…

– Забей. Поехали. Давай-давай-давааай, – с каждым «давай» он бьет подлокотник.

Я выезжаю с парковки, начиная волноваться, что за ним гонится полиция – что на самом деле он сбежал из тюрьмы, и я стала соучастницей.

– Ну и местечко. Эти долбанутые фанатики сидят в кругу и говорят о принятии Христа. Вот же подстава. Дошло? Они заманивают тебя лечением, но на самом деле это развод. И как только ты подписываешься, они уже ничего не скрывают. Ждут, пока ты подпишешься на все. А потом выскакивают со своими песнопениями, молитвами и…

– Куда мы едем?

Он оглядывается, чтобы проверить, что за нами не следят.

– К тебе?

– А что не так с твоей квартирой?

– Дома нестабильно. У тебя безопаснее.

– Безопаснее?

– Меньше шума. Меньше помех, – он все смотрит в зеркало. Предметы в зеркале ближе, чем кажутся. Фары проезжающих машин освещают наши окна.

Я не могу сдержать мысль: «И я кинула ради этого Таннера?» Я могла бы все еще гулять, хотя бы прикидываться, что живу свою жизнь, но вместо этого отвожу мокрую задницу Сайласа к себе домой, чтобы он не замерз до смерти.

– Калли будет переживать, если ты…

– Я к ней не вернусь. Хренова ведьма. Кто может… кто может сотворить такое со своим братом? И называть это любовью? Да к черту. Это не любовь. Она не понимает, что я пытаюсь…

– Неправда. Просто она хочет, чтобы ты…

– Осторожно! – Сайлас смотрит на что-то за лобовым стеклом. Он сжимается перед ударом, будто посреди дороги что-то есть, но там пусто.

– Что? – кричу я. – В чем дело?

Сайлас поворачивается, чтобы посмотреть назад.

– Ты… ты видела?

– Что видела? Там ничего не было!

Мимо проезжает еще одна машина, освещая его безумные глаза.

– Остановись.

– Мы на шоссе!

– Мне надо выйти. Срочно, – он уже открывает дверь, пока машина несется на чертовых шестидесяти пяти милях в час по мокрому асфальту. Я на средней полосе на трехполосном шоссе в одиннадцать вечера, и он хочет прыгнуть.

– Сайлас! Стой! – мне приходится наклониться вправо, чтобы дотянуться до плеча и не дать ему выпасть на дорогу. Позади раздается гудок, когда я подрезаю другую машину. Мы сворачиваем на дальнюю обочину, гравий раздирает днище машины, потом меня резко заносит, и я выруливаю обратно на шоссе.

– Спятил?! Ты же…

– Остановисьостановисьостановись! – Что-то в его голосе – внезапный поток слов, безумная ярость, – пугает меня. Я перестраиваюсь и съезжаю на обочину. Мы едва успеваем остановиться, как дверь распахивается, и Сайлас падает на гравий. Он приземляется на руки, а затем вскакивает.

– Ты нормальный вообще? Так же можно…

Но он не слушает. Оставляет дверь открытой и бежит. Мимо проносится непрерывный поток машин, лучи дальнего света освещают его тело.

– Сайлас, куда ты…

Я переключаюсь на паркинг и включаю аварийку – оранжевые лампочки пульсируют с громким щелк-щелк-щелк, – и протягиваю руку через пассажирское, чтобы закрыть его дверь.

– Сайлас!

К тому времени, как я выпрямляюсь на своем сидении, Сайлас уже перелез через ограду и добегает до леса, окружающего автостраду, за ним развевается пакет со счастливой желтой рожицей. Где его ботинки? Почему он без обуви?

– САЙЛАС! – кричу я.

Но уже слишком поздно. Он ушел.

«В жопу», – думаю я. С меня хватит. Я так больше не могу. Достало, мать твою. Не стану снова спасать Сайласа. Пусть сам себя спасает. Или убьется. Мне уже все равно. Насрать, черт вас всех побери.

Это последняя капля. И теперь все наконец-то вылилось наружу.

Когда Калли звонит, я притворяюсь, что не понимаю, о чем она. Вру, что не спасала Сайласа и не выпускала его в дикий Ричмонд. Мне стыдно, но я уже ходила по Срыв-авеню с Сайласом за ручку. Он всегда выбирался, так ведь? Он сильнее своей зависимости – ну, или в это мне хочется верить.

Сайлас должен выжить сам. Его никто не может спасти.

Я не могу его спасти. Уже нет.

Когда он стучит в мою дверь в три ночи – пуф, материализовался как из воздуха, – я так и не могу отойти от шока, насколько он не похож на себя. Кожа под глазами имеет желтоватый оттенок. Волосы стали тоньше. Мешок кожи и костей, который раньше был моим другом.

Он обхватывает мое лицо обеими ладонями и целует в лоб.

– Привет, малышка Деб, – Деб – значит «дебютантка». Смешно, да? – Можно я переночую у тебя?

Синапсы в моем мозгу не успевают срабатывать – Это плохая идея, Сайлас, – как он уже врывается в мою квартиру. А с собой все еще тащит тот пакет с улыбающейся рожицей.

– Я все налажу, – сразу начинает он, выдавая ту же фразу, что и всегда. – Я возьму себя в руки. Просто мне нужно где-то перекантоваться… Где-то, где я не один.

«Просто откажись, – слышу я в своей голове голос Нэнси Рейган. – Сайлас здесь не единственный зависимый, и тебе надо заняться своим здоровьем. Забей. Отпусти Сайласа».

Скажи это.

Скажи…

– Ладно, – говорю я, пуская его в свой дом, хотя он уже зашел.

– Клянусь, мне станет лучше. Кладу руку на сердце. Ты же мне веришь?

– Да, – выдавливаю я.

Он отключается быстрее, чем я дохожу до гостиной. Его кофта задралась, обнажая выступающие ребра на восковой коже.

Я не понимаю, дышит он или нет, поэтому подхожу на шаг ближе. Чтобы дождаться вдоха. Увидеть, как вздымается его грудь. «Черт, – думаю я, наклоняясь ближе, – пожалуйста, лишь бы он не передознулся на моем диване…»

Он вдыхает. Я отскакиваю назад, а сердце бешено колотится.

Завтра позвоню Амаре и Тобиасу и попрошу помочь. На этот раз его друзья будут рядом. Сбор старой доброй банды. Мы нужны Сайласу.

Я нужна ему.

Но это история о призраке. А призрак – это человек, попавший в петлю, обреченный повторять одни и те же действия снова и снова. Так кто же здесь призрак? Кто кого преследует?

Несмотря ни на что, я все еще верю – должна верить, – что он наконец-то, наконец-то что-то осознает, хотя и понимаю, что Сайласа уже давно нет в живых. Это не тот Сайлас, которого мы все знали.

То, что осталось от нашего друга, – не более чем тень его прежней жизни. Призрак.

Сайлас был призраком задолго до смерти.