Читать книгу Пожиратели призраков - - Страница 7

Сегодня – тот самый день. Наша Великая Интервенция. Я целый день писала свое заявление о воздействии, а потом переписывала так, чтобы оно не казалось нападкой. Я изучила несколько программ лечения, выбрав только хорошие клиники, которые Сайлас не отметет сразу же. Амара с трудом завербовала Тобиаса, который сначала сопротивлялся, но сдался под тяжестью эмоционального шантажа Амары. Да бога ради, мы втроем даже репетировали, как будто школьный мюзикл ставили. «Веселое осуждение». А теперь настало время играть… ну, наверное. Нам все еще не хватает главного героя. Это все напоминает затянувшуюся вечеринку-сюрприз. Я ставлю миску с чипсами и сразу же об этом жалею. Кто, черт возьми, подает закуски на интервенциях?

Тобиас все проверяет телефон. Пишет кому-то смс-ку.

– Свидание с красоткой? – у Амары есть нездоровая привычка нащупывать человеческие комплексы, а Тобиас и так в них погряз.

Он свирепо на нее смотрит.

– Тобиии, – обиженно ноет Амара. – Не злись, мне просто скуучно.

Сайлас усыновил Тобиаса на первом курсе. Он тогда был дворовым щенком, который еще ни разу не говорил с представительницами противоположного пола. А потом стал любимым проектом Сайласа – как и для всех нас: учим малыша Тоби разговаривать с женщинами, не превращаясь в кашку.

«Знаешь, ты ему нравишься», – дразнил меня Сайлас, когда мы еще встречались.

«Боишься, что он меня украдет?» – ответила я, стараясь говорить непринужденно и не показывать напряжение от того факта, что Сайлас вообще поднял эту тему.

«Вообще-то, я думал, что тебе надо с ним переспать».

Я рассмеялась, но сразу замолчала, как только поняла, что Сайлас не шутил.

«Ты поможешь ему раскрыться», – сказал он. Разговор закончился не очень хорошо.

Тобиас наконец убирает телефон.

– Мы в этом уверены?

– Уже поздно отступать, – замечаю я.

– А если он не придет?

– Ему больше некуда идти… только если он не прячется у тебя?

– Нет.

Сайлас сжег все мосты. Достал всех друзей. Всех загадочных девушек, которых я не видела, всех бывших вплоть до школы. Занял все последние деньги, поспал на всех последних диванах. Кроме нас не осталось никого. И пора провести черту.

На этот раз Амара смотрит в телефон. Тревога Тобиаса заражает нас всех.

– Где его черти носят?

– Он придет, – говорю я, хоть и слышу напряжение в голосе. Неуверенность.

– Он не придет, – Тобиас протирает очки рубашкой уже хренов пятый раз.

– Он придет.

– Может, он нашел, у кого остаться.

– У кого? – спрашиваю я.

– Не знаю! Сайлас всегда заводит друзей. Может, встретил кого-то нового.

– Он придет, – говорю я, пытаясь себя убедить. – Подождем еще минутку.

– Уже половина двенадцатого, – бормочет Тобиас. – Мне с утра на работу.

– Нам всем на работу, – завтра у меня самое важное собеседование моей сраной взрослой жизни. И мне хотелось бы немного поспать, чтобы прийти с блеском в глазах и волосах, но я же не ною. – Мы же говорим о Сайласе. Все ради него.

– Да, – отвечает Тобиас, – но чтобы мы помогли, он должен быть здесь.

– Еще чуть-чуть. Пожалуйста. Мы так далеко зашли.

– Ты никогда не думала, что ему просто надо пройти через это? – спрашивает Тобиас. – Ему поможет лишь его собственный путь.

– Значит, позволим ему передознуться?

Тобиас кивает, будто это и правда хорошая мысль.

– Да, возможно.

– Я не собираюсь смотреть, как он… – мы все слышим, как открывается входная дверь.

Я хотела сказать «умирает», но горло сжимает, когда дверь громко закрывается. Ключи – мои запасные – падают в миску в виде золотой рыбки на икеевском столе у входа. Это подарок моих родителей на новоселье, чтобы квартира выглядела солиднее.

– Эрин? – зовет Сайлас. Его голос проносится по коридору и долетает до меня.

Я не отвечаю. Почему я молчу? Почему чувствую себя так, будто прячусь?

– Есть кто дома?

– В гостиной, – отвечаю я, почти подавившись.

Сайлас заходит. Если его удивляет сборище его друзей, то это никак не отражается на лице. Он выглядит так, будто не спал днями – черт, да неделями. На нем все та же одежда, что и вчера. Или даже позавчера. Он все еще таскает пакет с рожицей.

Амара и Тобиас вжимаются в диван. Тобиас опускает глаза, как только Сайлас на него смотрит. Тишина меня убивает. Он знает. Конечно же знает.

– Что отмечаем?

– Сайлас… – я звучу такой жалкой. Такой слабой. Я не могу… не одна.

Амара заполняет неожиданную паузу.

– Нам надо поговорить.

– А. Понятно, – Сайлас поворачивается к Тобиасу. – Ты тоже хочешь поговорить?

– Это их идея, – пожимает плечами Тобиас.

Я поворачиваюсь к бесхребетному Тобиасу, в ярости из-за того, что он просрал всю интервенцию одной простой фразой, но Сайлас, кажется, настроен серьезно.

– Ладно. Давайте поговорим.

Я должна начать первой. У меня в руках заявление. Бумажка кажется слишком тонкой в моих пальцах. Я хочу скомкать ее и выкинуть в мусорку. Слова на листке становятся какими-то грязными. Я не могу. Не с ним.

– Мы беспокоимся о тебе, – одна Амара держится сценария. Нам надо быть единым целым – все за одного и один за Сайласа, – как бы мы его ни боялись.

– Беспокоитесь из-за чего?

Амара смотрит на меня, внезапно потеряв уверенность. Она должна это сказать. Кто-то должен это сказать.

– Мы знаем, что ты еще на игле.

Сайлас громко смеется.

Я с трудом нахожу голос.

– Пожалуйста, Сайлас. Мы хотим помочь.

– И какая помощь мне нужна, Эрин?

– Мы больше не будем потакать твоей зависимости, – я хоть верю в то, что говорю?

– И вы это все расписали? Может, еще репетировали? Господи, – он снова смеется, будто все это его впечатлило. – Ребят… это бесценно. Правда. Браво.

– Сайлас, хватит. Мы хотим, чтобы тебе было лучше. Я… я думаю…

Его смех затихает. Сайлас буравит меня убийственным взглядом. Он никогда еще так на меня не смотрел.

– Скажи, Эрин. Выговори эти хреновы слова.

– Сайлас, я люблю тебя. Но я…

– Но. Но что, Эрин? Давай, выговорись, – насмешкой в голосе он словно вызывает меня на дуэль – будто знает, что интервенцию затеяли не для него, а для нас, но вина заставляет нас притворяться.

– Я… я больше не могу позволять тебе…

– Ты пока не видишь, – обрывает меня он. – Не видишь их. Но ты увидишь.

Его глаза… Я вижу, как расширены его зрачки. Как черные дыры.

– Ты сейчас под наркотой, да? Да?

– Нет. Под призраками.

Что-то внутри меня щелкает. Будто потянули за одну ниточку, и распустили весь свитер, слова так и льются.

– Я позвала тебя сюда, а ты… что? Накидываешься? Под чем ты?

Он улыбается. Улыбается той же хреновой ухмылочкой, что и всю свою жизнь.

– Мне надоело, Сайлас, – я не могу сдержаться. – Я до смерти устала от твоей мистической херни! – ярость так быстро поднимается, что я не могу ее контролировать. – Убирайся из моей жизни!

Что я делаю? Это должно было быть ради Сайласа…

– Убирайся! – толкаю его я. Сильно. Его тело почти не сопротивляется. Он какой-то мягкий, почти гибкий, как пластилин. Я жду, что он надуется, даст отпор, но понимаю, что его тело не выдержит сильного напора. Но я не могу сдержаться – не могу остановиться. Я толкаю его сильнее. Сильнее.

– Эрин, – зовет меня Амара. – Не надо…

– Проваливай из моей квартиры. СРОЧНО!

Меня прорвало. Я все толкаю его. Сайлас уже за пределами гостиной.

– ВОН! ПРОВАЛИВАЙ!

Он в коридоре, отступает с каждым пинком. Его целлофановый пакет шуршит о стену. Мои глаза впиваются в его. Я смотрю в них, пока толкаю, изгоняю этого злого духа из моей квартиры, избавляюсь от его присутствия.

– Ты мне уже по горло надоел! НИКОГДА, НИКОГДА НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ!

Он кажется обиженным. Растерянным. Как я могу так с ним поступать?

– Ты для меня мертв!

Его спина врезается во входную дверь. Он без слов открывает ее, выходит и захлопывает. Внезапно его нет. Правда нет.

Но это не мешает мне кричать в дверь:

– ТЫ МЕРТВ!

Агентство «МакМартин» заняло склад из красного кирпича, который когда-то был металлургическим заводом паровозов. Во время Гражданской войны тут производили железную обшивку для военных кораблей Конфедерации. Я знаю это только благодаря медной табличке в зоне ожидания.

Есть во всей этой индустриальной атмосфере что-то непристойно шикарное. Нерабочая печь по-прежнему стоит в центре вестибюля, теперь выкрашенная в гладкий маслянисто-черный. Если бы Роберт Э. Ли переспал с офисным центром, это стало бы их внебрачным ребенком.

Я жду собеседования и в пятый раз перечитываю табличку: «В военное время весь район подожгли, но рабочие оставались на своих постах, чтобы защитить литейный цех от бесчинствующих мародеров. Их героическое спасение металлургического завода привело к тому, что солдаты Союза не захватили фабрику, но, к сожалению, она все равно сгорела».

Я могу только представить, что подумают эти литейщики, если узнают, что на фабрике, где они сгорели заживо, теперь клепают песенки для реклам.

Я специально купила новое платье. Платье для собеседования. Простое, черное, с завышенной талией. Круглый вырез, длинные рукава. Молния на спине. Надевая его утром, я поймала себя на мысли, что принимаю облик инициативного человека. Готового действовать.

Мне нравится этот человек. Я могу быть этим человеком.

Звонит телефон. Трель эхом разносится по залу ожидания. Я съеживаюсь, как будто секретарша сейчас снимет мне за это баллы.

Это Сайлас.

Я уже хочу по инерции ответить. У Сайласа сильное течение. Но мне нельзя сдаваться – ни этим утром, ни каким-то другим. Он больше не будет обладать надо мной такой властью.

Отшей его, Эрин.

Сайлас говорит: дай мне любовь и преданность.

Отшей его.

Сайлас говорит: прогнись под меня.

Отшей.

Сайлас говорит…

– Мисс Хилл? – зовет секретарша.

Я улыбаюсь. Я луч яркого, золотого света. Пришло время сиять.

Она ведет меня по открытому офису прямо к мистеру Гиддингу. Тот приветливо улыбается, закрывая за мной дверь. Гул копирайтеров-хипстеров затихает.

– Спасибо, что пришла, Эрин.

– Спасибо вам, что пригласили, – говорю я с отрепетированным энтузиазмом. Передняя стена его офиса – сплошное окно. Я чувствую себя запертой под стеклом бабочкой.

– Присаживайся, – протягивает он руку, предлагая стул напротив стола. Его тело мускулистое и загорелое от долгих лет езды на велосипеде, о чем свидетельствуют все висящие фотографии. Он почти похож на таких сексуальных папиков… фу, плохая мысль.

– Ты, наверное, не помнишь, но я знаю тебя с такого возраста, – низко держит он руку. – Даже был на дне рождения.

– Надеюсь, подарок был с чеком, – он не смеется над моей шуткой. Это ведь шутка, да? Куда пропало мое чувство юмора?

Он заполняет паузу историей агентства.

– Мы начинали с малого, но наша клиентская база выросла. Потом у нас появились крупные заказчики. «Тойота», «Мальборо», «Нэшинал плэй».

Из сумки раздается резкий звонок, заставляя меня вздрогнуть.

– Простите, – я достаю телефон и ставлю на вибрацию, все же поймав имя звонившего. Снова Сайлас. Черт.

– Мы соревнуемся с ребятами из Нью-Йорка, – продолжает мистер Гиддинг, не обращая внимания на мой телефон. – Еще как задаем этим янки.

– Забавно, что вы так сказали, – ой, какой отвратный переход. – Я как раз безумно хочу внести социальную повестку в большие корпорации.

– Да? – я не понимаю, произвела ли впечатление или просто рассмешила. Сколько выпускников приходило к нему с именно такой выученной фразой?

Теперь уже поздно отступать. Я сразу же начинаю с пересечения маркетинга и уличного искусства.

– С тех пор, как я прочла «Подземный мир», сразу же загорелась идеей поменять потребителей, – Сайлас презирал бы меня за то, что я приплела Делилло в собеседовании. Ну и что, раз я незаконно присваиваю его критику рекламы? Я почти уверена, что мистер Гиддинг не читал эту книгу, поэтому не собираюсь комментировать роман и перехожу к своим идеям. – Рекламные щиты – это прошлый век. Нужно переходить на те пространства, что давно есть. Конечно же, нельзя бить в лоб. Рисовать бутылки пива – неправильно. Лучше придумывать органичное визуальное продолжение окружающей среды. Вот почему я предлагаю что-то более массовое…

– Правда? Расскажи.

– Агентству «МакМартин» надо нанять граффити-художников, чтобы те вышли на улицы и создавали рекламные кампании, которые не похожи на рекламу. Потребители будут считать, что это работа подростка. Но когда тот же тег появится в корпоративном аккаунте или в рекламе по телевизору, потребители подсознательно свяжут его с изображением, мимо которого проходят каждый день. Выглядит как граффити, кажется граффити, но вандализму будут подвергаться лишь наши глаза.

Мистер Гиддинг не говорит ни слова. Его улыбка не дрогнула, но губы будто стали тоньше. Я иду дальше, проявляя инициативу до последнего.

– Думаю, зарождается новый тренд, по крайней мере, в соцсетях, когда потребители хотят взаимодействовать с брендами…

Он поднимает руку, чтобы меня оборвать.

– Я тебя остановлю, Эрин.

– Что? – у меня замирает дыхание.

– Работа твоя, я гарантирую. Не переживай. Твой отец – мой хороший друг, это мой долг. Вообще-то, он даже просил меня с тобой поговорить, дать какой-то карьерный совет. Помочь выйти на верную дорожку. Я с радостью согласился. Для чего же еще нужны друзья?

– Да? – что ж, для меня это определенно новость.

Он встает, обходит стол и опирается на него. Мне нужно поднять голову, чтобы заглянуть ему в глаза, но я не знаю, хочу ли.

– Так что для начала я должен спросить – ты думала о том, чем будешь заниматься ближайшие пять лет?

Я не знаю, что будет через пять дней, не говоря уже о пяти годах. Он это серьезно? Мне с резюме надо было приносить планы на жизнь?

– Сэр, я не ставила себе конкретных целей, но определенно думала…

Он кладет руку мне на плечо. Ему приходится наклониться вперед, чтобы достать до меня.

– Для этого я здесь. Могу помочь тебе начать карьеру.

Я вымучиваю улыбку. Он так и не отпустил меня, и я никак не могу понять, это проявление родительской заботы или сексуального влечения. Он, мать твою, друг моего отца и решил клеиться на собеседовании? Или я все не так понимаю? Неправильно его считываю? Как мне намекнуть на свой дискомфорт, не просрав вакансию?

– Спасибо, сэр.

– Я всегда считал, что Деллило жесток к нам, рекламщикам, – подмигивает он, как бы говоря «я тебя не выдам». – Но я никогда не брал «Подземный мир» на свой счет. Вообще-то, у нас была рекламная кампания «Адидаса» в 97-м, над которой работали художники граффити, прямо после выхода книги. Идея пришла ко мне после прочтения.

О, великий постмодерн. Я безумно облажалась.

Он ставит меня на место. Хочет показать, что заботится обо мне, но на самом деле показывает свою силу. И абсолютно точно узнает, если я побегу плакаться папочке. Мне никогда не прижиться на этой работе.

– Тебя ждет здесь светлое будущее, Эрин. Я смотрю на тебя и чувствую, что наша фирма может стать твоим домом, – домом? Хватка на моем плече усиливается. – Я нанимаю тех, кого считаю сем…

Мой телефон снова вибрирует – Сайлас звонит в третий, мать его, раз. Мистер Гиддинг наконец-то отпускает.

– Простите, – господи, Эрин, хватит извиняться! Я достаю телефон и перенаправляю Сайласа на голосовую почту. Зачем Сайлас мне звонит? Он ранен? У него проблемы? Отшей его, Эрин, отшей, отшей, отшей…

Если мистер Гиддинг и притворялся, что не замечает, то не сейчас.

– Тебе надо ответить?

Я не слушаю сообщение Сайласа до тех пор, пока не выхожу из здания. Заднюю стену разбомбили краской. Ворон высотой со здание смотрит на меня сверху вниз, словно я червяк, которого он хочет выкорчевать из земли.

Когда мне было четыре, я нашла мертвую ворону у нас на заднем дворе. Ее крылья были распахнуты, когтистые лапы цеплялись за воздух. Я подумала, что она спит. Попыталась разбудить, постучав по груди. Грудная клетка вороны внезапно подалась, и мой указательный палец скользнул мимо перьев в мягкое тело. Я могла бы поклясться, что маленькие ребрышки напряглись, смыкаясь вокруг моего пальца, словно ворона не хотела меня отпускать. Она была такой холодной. Влажные органы гудели, кишки извивались от жизни. Не вороны… а кого-то другого. Прямо под покровом маслянистых черных перьев на теле этой мертвой птицы жила извивающаяся масса личинок.

Когда я показала это маме, она повела меня обратно в дом. Я весь день держала указательный палец вытянутым – тот, которым потрогала птицу, – даже после того, как мама настояла, чтобы я вымыла руки под обжигающе горячей водой дольше пяти минут. Она отшатнулась, когда я потянулась к ней, выражение ее лица было полно ужаса. Я трогала мертвое существо.

«Хорошие девочки не обсуждают такие темы при всех, дорогая, – говорила она всякий раз, когда я говорила о вороне во время светской беседы. – Смерть – это личное дело каждого. О ней лучше не говорить».

В нашей семье не обсуждают смерть. Она нас не касается.

Но я ее тронула.

Я облокачиваюсь на граффити и подношу телефон к уху. Пару секунд раздается шипение, затем тяжелое дыхание Сайласа. Возможно, он даже не понял, что звонит мне. Когда наконец-то говорит, слова скачут, будто он не может постоянно держать телефон у рта.

– Кое-что я не могу рассказать… Пока что все это непонятно… Ты должна найти меня, Эрин. Я знаю, ты можешь… Я знаю…

Я удаляю сообщение, не дослушав до конца.