Читать книгу Аз Фита Ижица. Часть I: Прогулка по висячему мостику. Книга 1: Золотистый свет - - Страница 3

Запел мобильник.

– Алло!

– Ма, у тебя всё в порядке?

– Привет, Лёша!

– Привет! Так, как у тебя дела?

– Нормально всё. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто позвонил. А что? Что-то случилось?

– Да нет. Ничего. Вернее, случилось. Возможно, грядёт большая работа. По мебели.

– Вау! Поздравляю!

– Пока рано, я же сказала, что «возможно».

– Раз «возможно», значит – возможно. В общем, я понял: отдала эскизы и сидишь ответа ждёшь, да подушку грызёшь.

– Да, наверное, что-то вроде того.

– Ну, давай! Удачи! Пока!

– Пока!

– - -

– Ну, что там? – пытаясь скрыть волнение, спросил Влад – однокурсник и сосед Лёши по крохотной, снимаемой совместно однокомнатной хрущёвке.

– Да всё нормально, – ответил ему Лёша.

– Ты уверен?

– Ну-у-у-у. Ты же знаешь, мама давно хотела сделать что-нибудь по мебели. И вот сейчас кому-то отдала эскизы и сидит, ждёт ответа. Волнуется! А в остальном всё в полном порядке.

– - -

Лёша с Владом познакомились благодаря Ире несколько лет назад, ещё будучи школьниками.

Как-то в компанию, с которой отдыхала Ира, затесалась училка биологии и весь вечер рассказывала об «идиотских придурках подростках», с которыми сладу ну никакого нету. На замечание Иры о том, что детей просто лишь любить надо, ответила: «А вот пошла бы сама и "полюбила"!». И Ира, на спор устроилась на работу в школу.

Её предложение собрать в один класс всех самых-самых отъявленных и отдать ей, встретило бурный восторг директора. Учителей не хватало, и, несмотря на неполную «вышку» и несколько иной профиль образования, ей отдали специально сформированный «отпадный» 9Д, в котором она стала учителем Русского, Литературы, Истории, Культурологии, Этики и Эстетики – школа взвалила на себя статус гимназии – а заодно и классным руководителем.

Таким образом, первого сентября Ирина Борисовна Палладина переступила в качестве учителя порог «термоядерного» класса. Эффект превзошёл все ожидания.

В Ирином арсенале имелось всего две оценки – «4» и «5». Притом «4» она ставила только в самых «тяжёлых» случаях. Нет, она не делала своим подопечным никаких поблажек. Дело в том, что если выполненная работа не соответствовала имеющимся в распоряжении оценкам, её следовало сделать заново, и так до тех пор, пока не будет достигнуто это полное соответствие.

Ира имела непоколебимое убеждение, что учитель в школе для того, чтобы заинтересовать и научить, а не для того, чтобы уличить в лени и недобросовестности, и поставить «2».

Она сумела построить в классе крепкие дружеские взаимоотношения. Не прошло и месяца, как подопечные стали доверять ей свои самые сокровенные тайны и проблемы. «Придурки-подростки» буквально преобразились.

Однако столь несвойственные школе отношения стали раздражать руководство. Палладину попытались приструнить, но не тут-то было!

На защиту поднялся весь класс вместе с родителями, которые, в отличие от общепринятых, полным составом неслись на родительские собрания (у Иры более частые) и принимали активнейшее участие в школьной и внешкольной жизни своих чад (естественно, тоже с Ириной подачи).

Руководство «поджало губки» и вынужденно ретировалось.

Незаметно ребята подтянулись и по предметам не входящим в компетенцию Иры. Вторую четверть класс окончил почти без троек, а на экзаменах, предшествующих обретению аттестата об общем среднем образовании, 9Д показал лучшие в школе знания.

Сам Влад, до Ириного прихода в школу, раза три оставался на второй год. Окромя карьеры дворника, если, конечно, не загремит на зону, ему ничего не прочили.

Девятый класс он окончил с одной тройкой. По биологии. Дура-училка не простила Владу его прошлых «подвигов». В аттестате о полном среднем образовании троек уже не было, да и четвёрки попадались редко.

Биологичка, стараниями родительского комитета, из школы свалила. Один из пап героически забрал её в свой офис. Намучался, но детей в обиду не дал.

Окончив школу, Влад отслужил в армии, а когда вернулся, Лёша потащил его с собой в Москву: «Ты же ничего не теряешь!», – и они оба поступили.

– - -

Долгожданный звонок раздался, как и было обещано, к вечеру второго дня.

– Ира? Здравствуйте. Это Стас. Я просмотрел Ваши эскизы и готов к серьёзному разговору.

– Где? Когда?

– Если не возражаете, завтра в 14:30, гостиница «Москва», офис 555.

«Хорошо, хоть не 666», – подумала Ира и ответила:

– Замечательно. Я подъеду.

– Жду. До встречи.

– До свидания, – сказала Ира и тут же поняла, что разговаривает уже только сама с собой.

До 14:30 завтра оставался ещё целый вечер и целое утро. Можно расслабиться. Утонув в подушках дивана, Ира томно пролистала Контакты мобильника и выбрала «Женечка».

– Здравствуй, Женечка!

– Палладина! Очень рад тебя слышать!

– А как насчёт увидеть?

– Да неужели?! – воскликнул Женечка, будто свершилось нечто долгожданное.

– Истинно! У меня завтра в 14:30 встреча в центре, а до этого я совершенно свободна. Правда, придётся ещё заехать домой, чтобы привести себя в порядок.

– Ира, – прошелестела укоризненная интонация, – неужели ты сомневаешься, что после меня будешь в полном порядке?

– Ну-у…

– Собирайся. А я вызову тебе такси.

Элегантно, изысканно, роскошно, тонко, экстравагантно, стильно, изумительно, безупречно. Эти эпитеты имели прямое и непосредственное отношение к Женечке и ко всему, что его окружало.

Познакомилась с ним Ира давно, ещё тогда, когда работала у Барсавина в офисе. Женечке понадобились визитки. Заказ оказался непростым. Визитки требовались на японском языке.

Ире пришлось тщательно вырисовывать каждый иероглиф. Женечка сидел рядом, источая тонкое изысканное благоухание, и объяснял ей смысл каждой линии и закорючки экзотической письменности.

Занимался он художественными переводами литературы всех областей гуманитарных знаний, отдавая предпочтение философии, филологии, эзотерике и оккультизму. На вопрос, сколько он знает языков, ответ звучал туманный: «Достаточно». Кроме переводов, Женечка издавал и свои авторские труды в тех же областях.

За время их бдения над «японской» визиткой они прониклись друг к другу тёплыми дружескими чувствами. Женечка стал постоянным клиентом Иры, а она – его личным дизайнером и художником.

Работы он подбрасывал немало. Визитки на всех мыслимых и немыслимых языках, иллюстрации ко всевозможным статьям и очеркам в различных мировых изданиях. Приходилось ей заниматься и оформлением написанных им книг, а также и книг им переведённых.

Женечка фактически являлся гражданином Мира, но постоянно жить предпочитал в Сочи. В этом благодатном во всех отношениях и девственном во многих сферах крае, он спокойно работал, наслаждался жизнью и прикалывался, как хотел.

А вот к Ире он относился очень серьёзно. Они были настоящими друзьями. Без напряга. Могли довольно часто встречаться, а потом месяцами даже не созваниваться. Как-то они где-то с полгода прожили вместе в его квартире, сидя на его диване каждый со своим ноутбуком. В тот год Ирин Лёша по обмену учился в Великобритании.

Когда Женечка не загружал её работой, Ира вспоминала о нём, если ей хотелось по-настоящему расслабиться.

Она не отдавала себе отчёта, что месяцами вообще не помнит о его существовании, а когда вспоминает, то сразу звонит и после второго гудка Женечка всегда берёт трубку, и телефон не бывает никогда занят, или выключен, или вне зоны действия.

Её никогда не удивляло, что Женечка, активно разъезжающий по Миру, в то время, когда она о нём вспоминает, всегда оказывается в Сочи и даже будто ждёт её звонка.

Обо всём об этом она никогда не задумывалась. Она этого просто не замечала.

Как и всегда Женечка встретил её у подъезда. Расплатившись с водителем, он помог Ире выйти из машины и, нежно взяв за руку, повёл к себе.

Ира никогда не заходила к нему на кухню. Это находилось под негласным запретом. Гостиная, спальня, даже кабинет и библиотека – пожалуйста, а вот кухня – ни в коем случае.

Вообще, организацией Женечкиного быта, по его словам, ведала Анастасия Максимовна – домработница. Однако Ира её никогда не видела.

Но Анастасия Максимовна – это будни. В особых случаях хозяин всегда готовил сам. И равных ему не было.

– - -

Ира сидела на роскошном диване в изысканно, тонко, едва ощутимо благоухающей гостиной, наполненной негромкими звуками джаза.

Женечка появился с плотно уставленным подносом. Он сервировал стол и сел рядом с Ирой, глядя в её глаза с лёгкой загадочной улыбкой Джоконды.

– Рассказывай, – мягко, таинственно, и в то же время жёстко и настойчиво произнёс он.

Ира почувствовала, что испугалась.

– Что?

– Ира, с тобой что-то случилось. – Он мягко положил руку на её плечо. Интонация была утвердительной.

– Жень, неужели ты думаешь, что я приехала поплакаться тебе в жилетку?

– Нет. Я так не думаю. Ты позвонила мне, когда сумела абстрагироваться от того, что случилось.

– И откуда ты всё знаешь? – попыталась отшутиться Ира.

– Я тебя чувствую.

– Ты меня пугаешь.

– Не бойся. Лучше рассказывай.

– Мне кажется, ты и так всё знаешь. – Ира сказала это без всякого умысла просто для поддержания беседы, ничего не имея в виду и ни на что не намекая. Её била мелкая дрожь.

– Знаю, – гипнотически медленно подтвердил Женечка.

Ира молчала, впав в оцепенение без чувств, без мыслей. Её всегда поражала проницательность Женечки, но сейчас, по её ощущениям, происходило нечто из ряда вон выходящее.

– Ира, у меня очень тепло. Разденься.

– Что? – Ира пришла, а точнее, «впрыгнула» в себя.

– У меня очень тепло. Разденься, – повторил Женечка.

– В смысле?

– В смысле, сними с себя всю одежду.

Ира смутилась. Дрожь стала крупной.

– Палладина, – жёстко произнёс Женечка.

За всей его видимой мягкостью, бархатностью, приторностью скрывалась стальная непреклонность. Он выжидающе смотрел на Иру.

Она поднялась и стала медленно раздеваться, вся дрожа от термоядерной смеси страха, неловкости, возбуждения и смущения.

– Кидай на пол. Я уберу, – сказал он, когда ей, в конце концов, удалось стянуть с себя свитер.

Свитер выскользнул из её рук и упал.

– Дальше, – исключая возражения, произнёс Женечка.

Он в упор жёстко смотрел на Иру, от чего смесь ужаса и смущения становилась нестерпимой.

На теле остались только трусики и лифчик. Остальная одежда валялась на полу.

– Снимай, снимай.

Женечка поднялся и отвернулся, направившись к стоявшему в углу креслу.

Ире показалось, что он сжалился над ней, но, как только её руки коснулись застёжки бюстгальтера, его безжалостный взгляд вновь впился в неё. Он так и смотрел, одновременно пододвигая кресло.

– Садись.

Пока Женечка аккуратно складывал её одежду, Ира вжалась глубже в кресло, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди прикрывшись.

Они давно знали друг друга. Их связывала крепкая дружба. Они плодотворно сотрудничали. Будучи очень близкими духовно, они не раз оказывались и в одной постели. Но то, что происходило сейчас, напрочь выбило Иру из колеи.

Женечка сел напротив и снова пристально уставился на неё.

– Тебе холодно? – Его голос убивал своей беспощадностью.

– Нет, – еле слышно проговорила Ира.

– Сядь на самый краешек.

Она повиновалась.

– Откинься на спинку. Руки на подлокотники.

Ира замешкалась. Женечкин взгляд стал ещё жёстче. Она медленно развела руки и положила, как сказано.

– Раздвинь ноги. Шире.

Женечка невыносимо беспощадно разглядывал Ирино тело во всех подробностях.

В глазах потемнело, но окончательно потерять сознание он ей не дал, поймав последнюю его искорку. Встал позади и положил руки ей на голову.

– А теперь, рассказывай. Рассказывай всё, что видела, слышала, чувствовала, переживала, и всё, что делала и наяву, и во сне, начиная с отключения света и заканчивая звонком мне. Всё в мельчайших подробностях.

Пока Ира рассказывала, он нежно перебирал её волосы.

– … и позвонила тебе.

После этой фразы, не успев понять «как», Ира оказалась на диване.

– - -

Реальность стала вновь обретать привычные черты.

Сначала Ира обнаружила себя у Женечки на руках, потом в горячей ванне с горой пены. Женечка сидел на краешке и рассказывал ей анекдоты. Затем он смыл с неё остатки пены, завернул в огромное белоснежное мягкое пушистое полотенце и отнёс в комнату.

– Ну? Полегчало? – тепло спросил Женечка.

– Да.

– Прости, что пришлось малость поизмываться над тобой. – Женечка добродушно усмехнулся. – А признайся честно: ведь понравилось!

– Честно?

– Конечно, честно!

– Понравилось, – процедила Ира сквозь зубы, опустив глаза.

– Может, как-нибудь, повторим?

– А может, не надо?

Женечка расхохотался и чмокнул её в щёку.

– Не бойся. В следующий раз я постараюсь быть помягче.

Женечка приторно улыбнулся и внезапно перешёл на серьёзный тон.

– А теперь выслушай меня внимательно и поверь на слово. Я ждал, что с тобой случится что-то подобное. Я, правда, думал, что ты сразу появишься у меня, но…

– Жень, я не понимаю.

– А разве я просил понять? Я сказал: выслушай и поверь на слово. Итак, ты теперь знаешь всё, что тебе нужно знать для начала. Ты не помнишь, не понимаешь, но знаешь.

Если б ты сразу пришла ко мне, я не избавил бы тебя от мучений, но… Видишь ли, когда ты в курсе, что происходящие с тобой неприятные процессы не плод каких-то нарушений, а закономерная необходимая неизбежность, уже легче.

Готовься! Дальше будет ещё и хуже, и мучительней, и страшней. Наберись терпения и сил, так как выход только один: просто пережить.

Ты, правда, решила, что отыскала другой выход. Закрыться повседневностью.

– Ничем я не закрывалась.

– Разве? Явилась ты ко мне во вполне умиротворённом состоянии.

– Меня отпустило после Лёшиного звонка.

Женечка как-то странно усмехнулся.

– Понятно. И всё же, хочу обратить твоё внимание на то, что закрываться повседневностью – это не выход. Это лишь обеспечение себе передышки. Кстати, можешь этим пользоваться, если совсем худо будет. Но не увлекайся.

– Женечка, а ты можешь хоть намекнуть мне, что такое эдакое я знаю, но не помню?

– Нет, не могу. Во-первых, потому что ты сама должна вспомнить, а во-вторых, если я тебе сейчас стану это рассказывать, то…

В общем, если ты воспримешь сие с точки зрения обычного человека, то непременно вызовешь мне «скорую помощь» из психушки. Ну а если воспримешь как должное, то, возможно, тебе самой «скорая» понадобится. Так что всему своё время. Главное – это смирение. А смирение…

Смирение – это отказ от бесплодной борьбы с обстоятельствами в пользу овладения собой.

Проблемы не коснуться твоей жизни во миру, а это труднее. Когда что-то не так в обычной жизни, у тебя есть сочувствие, понимание и поддержка родных и близких. А вот когда тебе во всём, по меркам окружающих, сопутствует успех и удача, и тебе, по их мнению, и пожаловаться не на что, это гораздо тяжелее.

В общем, я тебе сочувствую. Но не отчаивайся! Всякий ношу по плечу берёт.

Запомни главное: СМИРИСЬ. Смирись, но не покоряйся.

Смирение и покорность – разные вещи. Покорность – это подчинение обстоятельствам, потакание и следование им. Смирение – это отсутствие попыток каким-либо образом изменять обстоятельства, влиять на них.

Не пытайся изменять обстоятельства, какими бы они ни были, в какой бы реальности ни происходили. И учти:

Отгораживаться чем бы то ни было – это не смирение, не владение собой. Это смесь тупой покорности с попыткой бесплодной борьбы с обстоятельствами.

И жалеть себя, упиваться своими страданиями – это тоже не смирение, не владение собой. Это тоже смесь тупой покорности с попыткой бесплодной борьбы с обстоятельствами.

А теперь давай займёмся твоим сном.

– Женечка, ты думаешь, это – вещий сон? – Ира спросила с иронией, которой тщетно пыталась защититься от натиска.

Женечка рассмеялся.

– Палладина, не борись с обстоятельствами. Прими. Сама ведь знаешь, что не сон.

– Жень, но ведь и не явь?

– Явь. Только не вот эта вот. – Женечка обвёл вокруг себя руками. – Ты молодец, что сама осознанно узнала одного из присутствовавших, но он там не единственный твой знакомый. Прокрути сейчас ещё раз эти события и внимательнее присмотрись к людям.

Ира закрыла глаза и оказалась крепко привязанной к столбу. Снова орал чёрный священник, и толпа вторила ему.

Ира переходила от лица к лицу, внимательно разглядывая их. Для этого ей приходилось «останавливаться» на моменте вознесения и «возвращаться» к началу. Лица выглядели ясно, но знакомых она не находила. И вдруг…

Влад, её бывший ученик, и друг Лёши. Он перехватил её взгляд и указал левее и назад.

Ира посмотрела в ту сторону и увидела… Аристарха Поликарповича. Он улыбнулся ей, и она поняла, что не нужно больше возвращаться к началу. Не сводя глаз с Аристарха Поликарповича, Ира поддалась пламени и оказалась, как и положено, в небе.

Аристарх Поликарпович указал глазами на Влада, затем на Радного, а потом, раскинув руки, на обоих, и все трое помахали ей.

Ира поняла, что видела это всё каждый раз, но не замечала, как в детской головоломке «Найди слона» или жирафа, или ещё кого-нибудь.

Паря над горами, Ира вдруг ощутила нежные ласки пламени и открыла глаза.

Женечка нежно водил рукой по её щеке.

Иру как молния поразила.

– Ира, это – не сон. Это действительно случилось. Случилось с тобой. Что именно? Сейчас ты этого не сможешь понять. Скажу одно: с тобой произошло то, что по своим масштабам сопоставимо со смертью или с рождением.

– Женечка, – у Иры всё клокотало от любопытства, – я не знаю, как это правильнее сказать…

– Скажи, как есть.

– Жень… ты… был… пламенем?

– Ну почему же «был»?

Он заструился по ней нежными, ласковыми красно-жёлто-оранжевыми языками. Ира ошалела. Женечка снова принял человеческий облик.

– Я могу становиться пламенем.

Ира долго сидела, уставившись в точку, а затем изрекла:

– Тихо шифером шурша, едет крыша, не спеша.

Женечка рассмеялся.

– Да-а. На сегодня с тебя, пожалуй, хватит. Идём баиньки.

– - -

Новый день начался с пенной ванны, массажа, лёгкого изысканного завтрака.

– Ира, выйдешь пораньше. Тебе обязательно нужно немного прогуляться. Не заморачивайся по поводу вчерашнего. Не задавай себе слишком много вопросов. Лучше потом задашь их мне.

– А можно сейчас?

– Нельзя. Ты сама должна принять, что то, что произошло, реально произошло. И не только это принять. А и ещё нечто, словами невыразимое. И:

Принять – это не значит насильно втиснуть в свой мозг тупую веру.

Ты должна принять это всем своим существом. А на это нужно время и ещё нечто, словами невыразимое и, пожалуй, более важное, чем время.

Пока этого не случится, я больше ничем помочь тебе не могу. А хотелось бы. Для тебя наступили не лучшие времена, хотя, как сказать. Будет тяжко, но у тебя получится. Уже получается. Всё. Тебе пора.

Женечка проводил Иру до Ривьеры, рассказывая анекдоты, нежно поцеловал и попрощался.

Сочи благополучно жил своей сонной зимней жизнью.

И тут на Иру накатило. Она ярко вспомнила вчерашний вечер. И не просто вспомнила. Её била вчерашняя дрожь, но без каких-либо оттенков эротики.

Женечка далеко не праздно интересовался эзотерикой и оккультизмом. Великолепно разбирался в психологии. Ира это знала, как никто другой.

Его проницательность не ведала предела. Это она тоже знала.

Он умел манипулировать людьми. И это она тоже не раз наблюдала и испытывала на себе.

Но такое! Что это? Гипноз? А может, он что-то подсыпал ей? С другой стороны, её необычный сон приснился ей без его участия. А может…

Ира присела на лавочку.

С другой стороны, зачем это ему? Решил поупражняться? Нет, вряд ли. Она знала его давно. Это не в его правилах. С морально-этической стороной у него всё было в порядке. Или она всё же его плохо знала?

И вдруг вздёрг внезапно оборвался.

– Это тебе подарок, но только на сегодня. – Женечка говорил тихо у самого уха. – Прости, но иначе никак.

Ира повернулась и подняла голову. Рядом никого не было. Секундная дрожь пробежала по телу, и всё стихло.

Новая резкая перемена настроения понравилась ей больше, и она, следуя совету Женечки, решила больше «не заморачиваться». Как минимум, хотя бы сегодня. В конце концов, сегодня решалась её судьба. По крайней мере, в сфере повседневности, а это, что бы там ни говорил Женечка, тоже немаловажно, мягко говоря.

– Иришка, какими судьбами? – Игорь Афанасьевич как из-под земли вырос перед ней.

– У меня встреча с Радным в полтретьего.

– А-а! Видел его вчера. Он от твоих бурных фантазий в диком щенячьем восторге. Спит и видит подписанный с тобой контракт.

– А ты, смотрю, не разделяешь его восторгов, так?

– Ир, я, как всегда, на твоей стороне, тем более что имею к этому непосредственный сугубо личный интерес, но… Я тоже просмотрел.

– И что?

– Видишь ли, Стас – прекрасный бизнесмен, но он не инженер и не дизайнер. У него есть чутьё, но… Ира, по-моему, это – бред. Его инженеры на дыбы встанут.

– Ничего страшного. Поеду и верну в исходное положение.

– Даже если так, а если всё провалится в самом принципе, а? Ира, ты – одарённый художник, слов нет. Но тут ведь точные расчёты. Сопроматы, перцентили всякие, а?

– Игорёшь, рассчитаем.

– Ну, Ирка!

Незаметно они подошли к «Фениксу».

– Посидим? – предложил Игорь Афанасьевич.

– Пожалуй, да.

Они зашли.

– Игорь, всё хотела спросить. Как там Аристарх Поликарпович?

– Давно к себе вернулся.

– Вроде ты говорил, он какой-то важной встречи ждал. Дождался?

– Знаешь, я сам не понял. Три месяца в Сочи сидел, а улетел к себе на следующее же утро, после того как вы уехали. Я его даже спрашивал, в аэропорту уже, а он только улыбнулся, сказал: «Мне пора», – и ушёл на регистрацию. А почему тебя это интересует?

– Да так. Праздное любопытство. Ой! Двадцать минут третьего! Игорёшь, я побежала.

– Беги, беги! Удачи! Зайди ко мне после.

– Ладно!

– - -

Радный сосредоточенно таращился в монитор ноутбука.

– Присаживайтесь.

Не отрываясь от поглотившей его внимание деятельности, он кивнул Ире и указал на единственное, изрядно потрёпанное, кресло.

– Это – временное пристанище, – пояснил он, оправдывая убожество обстановки крохотного гостиничного номера, снятого под офис.

Ира молча села и, пользуясь крайней сосредоточенностью хозяина, стала его разглядывать.

Радный поражал своими габаритами. От него веяло немыслимой тяжестью. Эта тяжесть присутствовала во всём и даже в невероятно тихом голосе.

А говорил он действительно очень тихо, но слова произносились настолько тяжело, отчётливо и ясно, что, казалось, никакой шум и грохот неспособны помешать им достичь слуха собеседника.

Ещё Ира поняла, что он отнюдь не жирный и не медлительный, как показалось ей при первой встрече. Теперь он представился ей огромной многомиллиарднотонной урановой планетой, стремительно мчащейся по своей орбите.

Результат общения превзошёл все Ирины ожидания, как по масштабу предстоящей работы, так и по размеру денежного вознаграждения.

Ира, привыкшая работать только честно, откровенно высказала Радному опасения Игоря Афанасьевича, не забыв на него сослаться.

Радный обозвал последнего премудрым пескарём и заверил Иру, что если подобного рода проблемы возникнут, то он вызовет её на место, а своих инженеров обяжет исхитриться, но найти совместно с ней оптимальное решение.

Иру поразила и напугала его безграничная вера в неё, и она призналась, что даже мелкие мастерские послали её с её фантазиями куда подальше.

Их Радный обозвал болванами.

– Ира, у меня такое впечатление, словно Вы пытаетесь отговорить меня с Вами работать.

– Нет, конечно. Просто, возможные проблемы лучше заранее предотвращать, нежели пытаться решать, если они действительно возникнут.

– Короче, Вас устраивают предложенные мною условия?

– Да.

– Тогда подписываем контракт, и за дело. Сроки я Вам не устанавливаю. В Вашем случае меня интересует результат. В конце концов, к этому сезону мы всё равно не успеем.

– Станислав Андреевич…

– Стас.

– Хорошо. Стас, к этому сезону мы не успеем сделать весь объём, но если двигаться поэтапно, то уже к лету, по крайней мере, к середине, можно предложить часть ассортимента, и если потенциальный заказчик заинтересуется, привлечь инвестиции.

– А Вы хорошо мыслите не только в дизайне. Сможете самостоятельно разработать этот вариант?

– Думаю, что да.

– Действуйте, но помните, сроками я в любом случае Вас не обременяю. Получится – здорово. Нет – тоже нестрашно.

На том и порешили, контракт подписали, и счастливая Ира полетела в сторону офиса Игоря Афанасьевича.

Всё!!! Долой рутину! До оскомины надоевшие визитки, буклеты, баннеры – долой! Как здорово, что она успела расквитаться со всеми последними заказами.

Ира без стука материализовалась в офисе Барсавина и, не присев, порхая из стороны в сторону, взахлёб обрушила на него свои новости.

Ирин эмоциональный взрыв застал Игоря Афанасьевича врасплох. У него периодически возникали сложности с пониманием её неуёмного рвения.

Наконец, Ира оказалась в кресле.

– Игорь, а расскажи мне о Радном. Сегодня он мне понравился больше, но всё равно, какой-то он жутковатый.

– Я хорошо знал его отца. Андрюха уже при Брежневе занимал неплохой пост в партийных структурах. При Андропове уверенно пошёл вверх, а во времена Перестройки удачно перестроился. Деньгами ворочал только так!

Стаську рано к делу подпустил и не зря. Мальчишка воздух в золото превращал. Природный дар. Да ещё две вышки – экономический и юридический – параллельно оканчивал.

Мы несколько лет не общались, и вдруг узнаю, что Андрюха застрелился, а у Стаса, окромя материной квартиры в Химках, ничего не осталось. И тут ему невеста с приданым подвернулась – Ларочка. На шею сама вешалась, а он жутко переживал, что по расчёту женится.

Ларочка – русская, но гражданка Франции. По одним данным, её бабка с дедом – эмигранты, по другим – родители после войны и плена правдами-неправдами в Европе остались. Что на самом деле, никто не знает, но наследство у неё приличное.

Сразу после свадьбы Ларочка укатила на Гавайи. Ей там, видите ли, климат самый подходящий. А Стас впрягся в работу. Ездит к ней в гости. Только она ему на шею там так активно вешается, что он больше трёх дней не выдерживает. Подозреваю, что так и задумано. Я имею в виду Ларочкой.

В работе Стас пунктуален и честен. Платит щедро. Иметь с ним дело легко, просто, понятно, спокойно и выгодно. Вот, в сущности, и всё. Я удовлетворил твоё любопытство?

– Наверное. Просто ангел во плоти! Только плоти переборщили.

– Да, ещё. У них с Ларочкой есть сын. Правда, сомневаюсь, что Стас его когда-нибудь видел, кроме как на фотографиях. Воспитывается в каком-то ультрановомодном пансионе. Ир, а может, нам отметить начало твоей новой деятельности?

– Не возражаю.

На самом деле Ире хотелось поскорее попасть домой, но она чувствовала себя обязанной Игорю и посчитала, что отказываться нехорошо.

– Ирина Борисовна, жду Ваших распоряжений!

Ира рассмеялась, и они отправились в ближайший кабак.

– - -

Игорь Афанасьевич привёз её домой в начале второго ночи.

Ира была абсолютно трезвой, но знала об этом только она сама. Ей не терпелось остаться одной, и поэтому пришлось убедительно изображать полную невменяемость.