Читать книгу Иди на голос - - Страница 3

Город был взят ещё полгода назад. Тела князя и двух его сыновей вывесили на всеобщее обозрение под шпилем надвратной башни, и они висели там до тех пор, пока вороны и непогода не совлекли с костей последние клочки плоти. Жители окрестных деревень ждали, что вот-вот над стенами взовьётся пламя, но предавать древнюю столицу огню захватчики не спешили. Вместо этого город стал отстраиваться – с такой быстротой, на какую только были способны согнанные со всех концов страны каменщики.

Брат Лейлы тоже должен был быть там, но удача в кои-то веки повернулась к нему лицом. Как ему удалось сбежать – Лейла не спрашивала. Когда Андрис ввалился в дом, бледный, как мертвец, и приказал: «Собирайся!», она подчинилась без лишних вопросов. С двумя узлами, по одному на каждого, они бежали ночью, как воры. На вопрос Лейлы о том, куда же они направляются, Андрис загадочно ответил: «В леса».

И снова Лейла покорилась, предоставив всё воле и разумению брата. Брат был умный, куда умнее большинства людей, которых знала Лейла: мало того, что Андрис был мастер по камню, часто уезжал в город, а два лета назад ездил в столицу строить дом тамошнему сильному человеку – он мог даже читать по-писаному, если буквы были достаточно большими, и, подписываясь, ставил не крестик, а выводил своё имя полностью. Если бы не Андрис, Лейла и понятия не имела бы о том, откуда взялась эта напасть – странные северяне, не говорящие по-человечески, а только болтающие между собой на каком-то птичьем языке. Оказалось, что война шла уже давно – только Лейла, живущая в своём мире, ограниченном кухонной печью да огородом, ничего об этом не слышала. Андрис говорил, что северяне пришли откуда-то издалека, за тысячу лиг, и что сначала они забирали себе другие земли, а теперь вот дошло дело и до них.

Зачем северянам понадобилось столько земли и почему для этого нужно было затевать войну, объяснить не мог даже Андрис, и Лейла пребывала в недоумении. Ладно бы они эту землю пахали и растили на ней хлеб, как все добрые люди, – так нет же, им это, похоже, без надобности. Старики говорили – Лейла слышала собственными ушами – что северяне идут к морю, туда, откуда на кораблях увозят хлеб, а назад привозят богатые товары. Верить этому или нет, Лейла не знала. До моря было далеко – дальше, чем до соседнего села, дальше даже, чем до столицы, и что там делать честному человеку, Лейла не представляла. Да и корабля она никогда в глаза не видела – если, конечно, не считать речных лодчонок, на которых деревенские переплывали на остров, где водилась прорва синей ягоды. Врут, наверное, старики.

Зачем идти в лес, Лейла поняла и без Андрисовых объяснений. Пожалуй, сама она сделала бы ноги ещё раньше – уж больно страшно стало в округе после того, как князь, которого обложили в столице, как барсука в норе, всё-таки открыл городские ворота. В их деревню уже два раза наведывались конники – много ражих парней на сытых лошадях и с железными пиками. Лейла, не помня себя, пряталась в огороде, в выкопанном братом тайном погребе, слушая, как в доме летит с полок посуда и переговариваются на своём непонятном языке налётчики. Да что посуда – миски-то с кружками дело наживное, а вот то, что скотину увели – беда так беда. Корову свою Рыжуху Лейла любила, даже разговаривала с ней, как с человеком, а перед дойкой всегда разводила ей курево от мошки и подмывала вымя тёплой водой. Когда к скотине с добром, и она отвечает тем же. Разумной, ласковой Рыжухи было жалко до слёз, да и без молока приходилось туго – ни тебе маслица, ни простокваши забелить похлёбку, да к тому же Лейла молоком, случалось, и приторговывала. Кур тоже забрали и всех поросят – а ведь Лейла любовно откармливала их парными отрубями и брюквой! При мысли о том, что её поросят сожрёт северянская солдатня, хотелось реветь белугой.

Да что поросята! Лейле ещё повезло – оба раза её убежище осталось необнаруженным. А вот подружку её, смешливую черноволосую Майю, северяне нашли – и учинили с ней такое, что и сказать-то язык не повернётся. А в деревне по соседству, говорят, сожгли заживо целую семью – мать и троих ребятишек – за то, что женщина не пожелала отдать последнюю козу. Козу всё равно забрали, а хозяйку с детьми втолкнули в дом, заложили дверь снаружи, да и подожгли с четырёх углов. Лейле рассказала об этом соседка, а той – ещё кто-то. Такие вот дела теперь творились, и когда всему этому конец – можно было только гадать.

Поэтому Лейла была только рада сбежать куда подальше – хоть бы и в лес, туда северяне авось не полезут. В конце концов, лес – ну что лес? Чай, не омут, не потонешь. Лес, он ведь, глядишь, и прокормит – где грибами, где ягодой, а Андрис при случае, может, и дичи добудет. Пока лето, можно жить и в землянке, а к осени они срубили бы себе какой-никакой домишко. С топором да долотом Лейла обращаться умела не хуже брата. Ничего, и в лесу прожить можно.

Они с братом шли всю ночь, а потом ещё весь день – поначалу чуть ли не ползком, перебежками, пугаясь каждого куста, но потом осмелели. За неполные сутки отдохнуть пришлось только один раз – когда на пути попался чистый холодный ручей, из которого можно было напиться и набрать воды про запас. А затем – снова в путь, по лесному бездорожью, потому что проторенных троп Андрис старательно избегал. Лейла ступала за братом след в след, ожесточённо отмахиваясь от комаров и звучно хлопая себя по голой шее. Когда обычный лесной полумрак сгустился, а вершины деревьев зазолотились, Андрис бросил свой тюк на землю и скомандовал:

– Спать!

И Лейла тут же уснула на жёсткой сырой земле – так крепко она не спала и дома возле печки. Уж на что она привычна к работе, кажется – хоть в соху пряги вместо лошади, а побегай-ка цельный день по лесу, да ещё с узлом за спиной – все ноги собьёшь да спину наломаешь. Сон обволакивал её, затягивал, как трясинная подушка на болоте, куда она, бывало, ходила за клюквой, и уже померещились родные бревенчатые стены, и мама – живая-здоровая, как будто не схоронили её ещё четыре зимы назад – сидела, улыбаясь, возле огня…

– Поднимайсь! – проревело над ухом, и Лейла почувствовала, как сильные руки хватают её, точно тряпичную куклу, и рывком тянут вверх. – Кому говорю!

Грубо оборванный сон уходил медленно, по капле, и голова у Лейлы гудела, точно литой колокол. Перед ослеплёнными огнём глазами расплывались два неверных силуэта.

– Кто такие? Чего здесь забыли? – спросил второй голос, не такой рявкающий, как первый, и вроде бы моложе.

– Мы ничего… мы на ночлег! – это уже брат. Голос хриплый со сна и дрожит, как заячий хвост. – Мы плохого не делали!

– На ночлег, говоришь, – в грубом голосе прозвучали недобрые нотки. – И с чего же тебе посередь леса ночевать охота припала?

– Мы… мы, м-мы, м-мы…

– По-моему, врёшь ты, братец, – второй заговорил с лаской, от которой волосы у Лейлы встали бы дыбом, если бы не были плотно стянуты в косу. – Разнюхать пришёл, где прячемся? Ну так плохой из тебя подглядчик вышел, голуба моя. Совсем никудышный.

– Я н-не…

– Говори толком! – прикрикнул первый! – Или не выдержу, проверю, какого цвета у тебя кишки!

От этих слов Лейла чуть не шмякнулась на землю кулём.

– Добрый человек! – пискнула она. – Погоди, не горячись, дай слово молвить!

Лейла так и не поняла, чем парень был ошарашен сильнее – тем, что его назвали добрым человеком или же тем, что вдруг заговорила баба.

– Крестьяне мы, – пользуясь повисшей тишиной, зачастила Лейла. – Тут ежели к полудню идти, за лесом река будет, а в излучине аккурат наша деревня и есть…

– Тьфу, дура! – ожил вдруг Андрис. – «Крестьяне»! Это ты всю жизнь свиней пасла, а я в городе самому князю палаты строил!

– Помолчи, – лениво приказал ему второй, тот, который помоложе. – У бабы у твоей язык получше подвешен.

– Я не баба, – разуверила их Лейла. – Ой, что говорю! Не его, то есть, баба. Сестра я ему, на пять зим моложе. Он правду говорит, он учёный, он по камню работает, по дереву тоже может. А моё дело известное – подать, принять, обстирать, ну там, скотину обиходить, за огородом приглядеть, воды принести…

– Короче! – нетерпеливо прервал её первый. Лейла поняла, что опять говорит что-то не то, и густо залилась краской.

– Простите, добрые люди, я с господами важными говорить не учёная, – скороговоркой призналась она. – Так вот, деревеньку нашу северяне…

– Пожгли, что ли?

– Нет, не пожгли пока, – мотнула головой Лейла. – Курей забрали, овец, свиней, зерно, пшеницу повытоптали, но не жгли покамест. А что нам – ждать, что ли? Ну мы, известное дело – ветром подпоясались, да и в путь.

– Ветром, говоришь… – выразительно молвил первый, поведя рукой в сторону их с Андрисом узлов.

– А, это… Ну так известное дело – хлебушка с собой прихватить надо, да сальца у меня ещё добрый шматок оставался, да соли чуть-чуть, да огурчики на крайней грядке поспели. Не им же оставлять! Да и в дороге – как без еды-то? Ты ж сам вроде воеводы, как же не понимаешь?

Парни расхохотались.

– Да, Альвин, как же ты так-то? – сквозь смех поинтересовался второй, хлопнув товарища по плечу.

Лейла не поняла, над чем они смеются, но решила, что над ней и над её узлами со снедью. Вот ведь мужичьё недомысленное, даром что оружные ходят! То, что они не из господ, хоть и воины, Лейла уже поняла, но вывод свой благоразумно оставила при себе.

– Зря смеёшься, добрый человек, – с обидой в голосе заявила она. – Еда, она, знаешь, рук не оттянет.

– Это точно, – согласился тот, которого звали Альвин. – Сало есть, говоришь?

Лейла кивнула, уже хорошо понимая, куда ветер дует. Ну что ж, и на том спасибо. Лучше уж поросячье сало отдать, чем если с тебя самого сало срежут.

– Подбирайте, – скомандовал Альвин, кивком указав на их с Андрисом сиротливые узлы. – К воеводе пойдём.

Кулак, всё это время сжимавший кишки, слегка разжался, и Лейла вздохнула почти свободно. Убивать вроде бы раздумали. Похоже, тут всё решает этот самый воевода, к которому их и ведут. Ох, лишенько! А ну как не поверит им воевода?