Читать книгу Сон в зимнюю ночь - - Страница 9

Буквально на следующем уроке Валерку Кипяткова вызвали к директору школы. Следующей, после математики, была литература и в классе тревожно перешептывались под монотонный голос учительницы Инны Витальевны.

– Руслан, лишился ты Людмилы; твой твёрдый дух теряет силы…

– Валерку-то, к директору повели. Факт. Теперь, нам всем – крышка.

– …Но зла промчится быстрый миг

– Видели, как Кость увезли? С мигалками.

– …На время рок тебя постиг

– Он сам, как Рог! Кокнул сначала хоккеистов, потом училку. Ребята, видели какой он, сегодня, безумный?

– С надеждой, верою весёлой Иди на всё, не унывай.

– Как вернётся, вместе пойдём и всё про него расскажем. Если вместе наябедничать – нам ничего не сделают.

– Вперёд! Мечом и грудью смелой Свой путь на полночь пробивай.

– Вот сама и иди, раз такая староста, а мы видели, как он медведя одним ударом. Чеши грудью на амбразуры!

– Дети! Разговорчики в классе! Я им про интересное рассказываю, а они болтают! Тихо, я говорю! Ти-ши-на! – призвала всех к порядку недовольная учительница литературы.

Класс затих. По классу залетали записки и самолётики. Денис перехватил одного такого почтового голубя, развернул, прочитал и понял, что если вождя вовремя не вернуть, в классе может случиться очередной государственный переворот с последствиями. Судя по тексту, староста собирала оппозицию. Бедная девочка, лучше бы она молчала. Валера скушает её без соли и без мыла. Старосту было нужно срочно спасать, для чего пришлось организовать спонтанную политическую провокацию. Он узнал от своей соседки имя и фамилию бойкой девочки, а потом, недолго думая… Да что там, вообще не думая, составил записку следующего содержания:

“ГлубокАуважаемая Полина, с тех пор, как я вас увидАл, я потерял сон по ночам и всякий апетит. Я забыл, как стричься и выгуливать собаку, зато я каждОй день, читаю стихи про любовь и прекрасных дам и всё время про вас думаю и прИдставляю, как мы вместе держимся за руки. Я бы очень хотел с вами дружить и согласен носить за тобой портфель. С уважЫнием Денис. М. Аноним. СИкретно”

А кроме того к посланию пририсовал стрелу и сердечко, ну чтобы уж было совсем понятно, что письмо очень “сикретное”.

Любовная малява пошла гулять по классу и переходила от одной девочки к другой, потихоньку приближаясь к конечному адресату. Ведь всем известно, что девочки, они не мальчики, и чужие любовные послания читать ни за что не будут, а коварный обольститель, тем временем, уже поднимал правую руку:

– Инна Витальевна…Можно выйти?

– Иди Макаров, иди.

Денис пулей вылетел из класса и помчался искать кабинет директора. Тот обнаружился на третьем этаже, рядом с актовым залом и, судя по громким крикам из-за двери, великий вождь уже вовсю шатал местную вертикаль власти. Он убедился, что поблизости никого нет, и решил поучаствовать в разговоре хотя бы одним ухом. Ухо было плотно прижато к замочной скважине и первое, что он услышал…

– …За твои хулиганства, я могу тебя исключить, Кипятков! Ты это понимаешь? Я сегодня же вызову твоих родителей в школу! – кричал директор.

– А, ну и пожалуйста, Борис Николаевич, сделайте себе приятное. Давайте, вызывайте моих родителей, а заодно и всех родителей пятого “В” класса! У меня вот здесь заявление, подписанное одноклассниками – всё как вы любите, с шапкой, с указанием вашей должности и адресом школы. Из заявления следует, что в течении почти двух учебных четвертей преподаватель математики Эльвира Николаевна буквально растлевала наш и, возможно, другие классы, матерно сквернословила и являлась активным противником теории воспитания по Макаренко! Краткий список ругательств прилагается. А давайте, действительно, не будем это держать внутри коллектива и, так сказать, обнародуем? И пусть наши родители узнают, что новые ругательства дети приносят вовсе не с улицы, а из стен всеми любимой школы. И ладно бы, я понимаю, услышать эти слова от учителя русского языка и литературы, ему по должности полагается, но ведь нет! Мы это слышим от учителя математики. Знаете, с чем она гипотенузу сравнивала? А с кем? У меня тут записано, я вам сейчас вслух прочитаю.

– Прекрати! Ты, несносный мальчишка! Ты понимаешь, что я никогда не приму от вас это заявление? – заорал директор.

– Понимаю. Я так и думал, что вы незрелый и безответственный руководитель, поэтому на коллективном собрании класса было принято решение продублировать наше заявление и направить его в более компетентные органы: в милицию, в прокуратуру и кроме того в газету “Пионерская правда”. Скоро вся страна прочитает про то, как Эльвира Николаевна преподаёт математику новым экспериментальным методом без согласования с Министерством образования. А сегодня вечером мы покажем заявление нашим родителям – пусть они тоже посмеются. Ну, или давайте, исключайте меня из школы и вызывайте моих родителей, вы же этого хотели? Всех наказать? Ух, после такого кого-то, однозначно, накажут! Век свободы не видать!

Директор затих. Задумался. Однако Валера вовсе не собирался давать ему время на размышления.

– Вы, Борис Николаевич, о себе подумайте, а не о том, что ученики и в частности – я, довели несчастную учительницу математики до припадка и судорог, – уже более мягким тоном заговорил он. – Мы не знаем, здорова ли она, и имеет ли возможность вести уроки по состоянию здоровья. А может, это на нервной почве? А может по семейным обстоятельствам? Тут ведь не только сквернословие, рассмотреть нужно и другие варианты, потому что сегодня припадок, а завтра она школьника из окна выкинет. Кто будет отвечать? Кипятков? Дворник? Нееет, будет отвечать педсовет и лично вы, а заявление – это, извините, сигнал. Ученики сигнализировали вам о том, что с учительницей не всё в порядке. Посмотрите внимательно на список ругательств. Мне вот это особенно понравилось – Мразь абциссная. Я его обязательно запомню. Кстати, вы не знаете значения слова – Мразь? Вы же директор, вы и не такие слова знать обязаны.

– Чего ты хочешь? – тихо спросил директор.

– Не я, а мы, – вежливым голосом поправил его Валера. – Мы, ученики пятого “В” класса, просим отстранить Эльвиру Николаевну от занятий, вплоть до её полного выздоровления. Кроме этого, нам бы хотелось, чтобы она прошла психиатрическую проверку и переаттестацию, поскольку не уверены в том, что она надлежащим образом исполняла свои обязанности. Просим назначить нам другого учителя математики и кроме этого, считать сегодняшнюю контрольную состоявшейся, а все оценки честными и справедливыми.

– А у тебя губа не дура, Кипятков, – проворчал директор.

– Ну, или война. Но тогда я предвижу, что нас покинет не только Эльвира Николаевна, но и возможно кто-то ещё, – мягко намекнул бессовестный ученик пятого класса.

– Хорошо иди. Возвращайся на урок, я подумаю, – нехотя произнёс директор.

– Э-нет. Никаких подумать. Думать надо было раньше, когда её на работу брали, а сейчас, будьте любезны, собирайте педсовет, составляйте необходимые документы, у вас сроку: до 17.00. Именно тогда, мой папа – сварщик вернётся с работы, а сегодня пятница. День получки. Он, когда заявление прочитает, будет немного в ярости, – предупредил Валера.

– Ты мне что, угрожаешь?

– Нет, что вы. Угрожать буду не я, а разгневанные родители. Просто, я знаю своего папу, сегодня утром узнал… Всего лишь, скромное предупреждение. Это вам, сейчас, кажется, что они будут на вашей стороне, но всё окажется, совершенно не так, как кажется.

– Хорошо, Кипятков, я тебя понял. Иди.

– Всего вам хорошего, Борис Николаевич, – поблагодарил Кипятков.

В коридоре Валера покосился на своего товарища, самодовольно хмыкнул и начал величественно спускаться по лестнице.

– Ну что? Принял заявление? – нетерпеливо спросил Денис.

– А куда он денется. Он, сегодня, не только заявление примет, а ещё валерьянку, валидол и сто грамм для храбрости. Такова уж его нелёгкая доля, – притворно вздохнул рыжий мошенник.

– Отлично. Кстати, там, в классе, староста попыталась перехватить власть, но я её…эта… – рассказал Денис.

– Ликвидировал угрозу?

– Разумеется. Искоренил, можно сказать, в зародыше. Послал ей любовную записку от своего имени, и теперь ей больше не до политики, – похвалился Денис.

– Чего? – вытаращился на него Валера. – Нам что, других проблем было мало?

– А как ещё-то? За ней больше никто не пойдёт, все обсуждают её амуры, будет сидеть ниже травы…

– Зря. Лучше бы ты её портфелем по голове ликвидировал. А теперь, будешь первую любовь кастрюлей расхлёбывать, – осуждающе произнёс Валера.

– Почему это? – не понял Денис.

– А потому что из политики ты её убрал, но разбудил страшный вулкан под названием "нежные девичьи чувства". Записка – это вызов, это дуэль между мальчиком и девочкой. И мальчик всегда проигрывает, вспомни хотя бы Ромео и Джульетту? Чем там дело закончилось? А все, потому что девочка – всегда дура, но хуже всего это то, что она дура без опыта.

– Ну, знаешь ли…Я в этом тоже немного шарю.

– А ещё, ты подставил Макароныча, в теле которого ты находишься. Вот он вернётся, а в него – староста влюблена. И как ему быть? Да мальчик просто облысеет от счастья.

– Тогда я напишу ей другое письмо. Так, мол, и так, был не прав, перепутал, влюбился в другую. Короче, староста, староста – извини, пожалуйста, – предложил Денис.

– Не советую, у нас и так много врагов, а тут ты добавляешь к списку девочку, которую отвергли. Есть ли на свете сила страшнее отвергнутой женщины? Нет уж, пусть лучше она будет на нашей стороне, а потом нужно сделать так, чтобы она сама тебя бросила. Тогда травму получит только Макаров, но поскольку он будет не в курсе, то для всех это пройдёт с минимальными жертвами, – решительно отказал Валера и постучался в дверь.

– Разрешите войти?

– Входи Кипятков, проходи Макаров, – недовольным тоном разрешила Инна Витальевна. – Садитесь на свои места и откройте учебники.

– А что задали? – на всякий случай уточнил любопытный Валера и нечаянно задел учительницу за живое.

– Кипятков! Ты утром компотом уши моешь? Пушкин! Руслан и Людмила. А ты вообще читал это великое произведение? – возмутилась она.

– Конечно, читал. Да я его наизусть знаю, – замер у доски рыжий нахал. – Правда, не уверен, что оно публичное и для нашего возраста. Там всякое и много чего. Я бы не рекомендовал…

– А, ну замечательно! Ученик считает себя умнее учителя. Давай. Пожалуйста. Продемонстрируй нам своё мастерство, а мы послушаем! – предложила Инна Витальевна.

– Хорошо. Я вас за язык не тянул, – пробормотал Валера. Он прокашлялся, обвёл взглядом класс и начал декламировать отрывок:

"О страшный вид! Волшебник хилый

Ласкает сморщенной рукой

Младые прелести Людмилы;

К ее пленительным устам

Прильнув увядшими устами,

Он, вопреки своим годам,

Уж мыслит хладными трудами

Сорвать сей нежный, тайный цвет,

Хранимый Лелем для другого;

Уже… но бремя поздних лет

Тягчит бесстыдника седого –

Стоная, дряхлый чародей,

В бессильной дерзости своей,

Пред сонной девой упадает;

В нем сердце ноет, плачет он,

Но вдруг раздался рога звон…"

– Где ты это прочитал?!! – взвизгнула Инна Витальевна.

В классе началось роптание. Мальчики хихикали, а девочки перешёптывались. Денис обратил внимание, что староста сидит ни жива, ни мертва и смотрит прямо перед собой в одну точку.

– АС. Пушкин. Руслан и Людмила. Первое издание. А что там, не так было? – искренне удивился Валера.

– Какое ещё издание? – простонала учительница и театрально прикрыла рукой лицо.

– Санкт-Петербург, типография Н.Греча. 1820 год. Вы же сами говорили, что школьники должны тянуться к знаниям, вот я и дотянулся, – Валера был сама скромность, но отчего-то Инне Витальевне захотелось прилечь на стул. Нет, не сесть, а именно прилечь и чтобы сверху её придавили партой. Денис глазами показал другу, что беда и тот помог учительнице плавно приземлиться на пятую точку.

– Кажется, вам дурно Инна Витальевна. Сейчас вам воды принесут, – хлопотал возле учительского стола Валерий Васильевич. – Эй? Староста?

– Угу! – вскрикнув совой, подскочила девочка с красными бантиками.

– А, блин, забыл! Староста влюбилась, – с досадой ляпнул Валера и класс грохнул от смеха.

– Так, а ну тихо всем! Староста – отбой! Дежурный – воды в стакане! Живой ногой! А вы, все..! – рыжий погрозил кулаком школьникам, но, ага, попробуй успокоить такую ораву детей, особенно когда кто-то тут рядом влюбился. Ещё секунда и урок был бы окончательно сорван, и тогда он пошёл на крайние меры.

– Мой разговор с директором по поводу ваших оценок за контрольную, – зловещим голосом произнёс он. И школьники моментально затихли. Все разом вспомнили про Эльвиру, и про контрольную, да и вообще, про множество своих личных страхов, и вот уже рыжий мальчик вновь оказался в центре внимания.

– Разговор будет обсуждаться на перемене, – доложил Валера. – А теперь, пожалуйста, проявите уважение к учителю и спокойненько закончим урок.

Инна Витальевна стучала зубами о стенку стакана и жаловалась.

– Ну, вот откуда ты такой взялся, Кипятков? Ну, разве так можно употреблять это невежественное междометие “блин”? Ну, зачем? У нас столько прекрасных слов, значений, благородных синонимов, а это издание? Где ты его нашёл, неужели у дедушки? У меня земля уходит из-под ног в тот самый момент, когда я осознаю, что вы, дети, снова свернули с правильного пути и катитесь в пропасть. Да, в пропасть, полную жаргонов и бескультурья. Я двадцать лет преподаю литературу, думаете это так просто? У меня каждый день новая баталия, солдаты, мундиры, стяги…Меж ними прыгают, разят, прах роют и в крови шипят. Эх…

– Швед, русский колет, рубит, режет. Бой барабанный крики, скрежет, гром пушек, топот ржанье стон и смерть и ад со всех сторон, – поддакивал ей Валера.

Польщённая таким внимание со стороны учеников, учительница литературы быстро опьянела от стакана воды, горе покинуло её и, вскоре, она совсем расслабилась.

– Не замечала за тобой такой тяге к литературе, Кипятков. Помнится, раньше ты и двух слов связать не мог, – почти ласково говорила она. – Мы ещё это не проходили, проказник ты этакий.

– Да вы просто не знаете, как я, да нет, просто, как мы, к вам относимся и как дружно обожаем русскую литературу! – бил себя в грудь Валера – Да вы спросите любого! Так, где любой? Ах, вон он сидит. А ну, Вермишелли, выходи к доске!

Денис послушно выбрался из-за парты и встал в первом ряду, стараясь не смотреть в сторону старосты.

– Деня. Отрывок из Гоголя. Тарас Бульба. Уважь учителя, – приказал Валера.

– Степь чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, всё то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию до самого Чёрного моря было зелёною девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них как в лесу, вытаптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше. Вся поверхность земли представлялась зелёно-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов…– забубнил он.

– Достаточно, – замахала рукой вспотевшая Инна Витальевна. – Пять! Садись на место, а не то у меня, сейчас, инфаркт будет.

– Тогда, может ещё водички или Блока? А может быть, немного пройдёмся по Гёте? У меня имеется прекрасный отрывок из Фауста? – кружился вокруг Валера.

Учительница литературы закрыла глаза. Помассировала пальцами виски, а потом произнесла решительно:

– Нет. Мне нужна сигарета. Такое событие не каждый день происходит.

– Пожалуйста.

На столе, в мгновение ока, появилась пачка сигарет с фильтром.

– Кипятков, ты куришь? – мрачным голосом спросила Инна Витальевна.

– Это Борис Николаевич потерял. Вы уж передайте ему при следующей встрече, а я никому не скажу, что вы у него сигаретку стрельнули, – предложил рыжий.

Инна Витальевна со вздохом забрала пачку и объявила, что урок окончен. Школьники было обрадовались, потому как до конца урока оставалось ещё десять минут, но стоило ей выйти, как Кипятков снова узурпировал власть и свой волей приказал всем заткнуться.