Читать книгу В краю поющих барханов - - Страница 2

Пушкин… Он такой необъятный, всенародный, всеми любимый… Он – навсегда!

Это поэзия, в которой «есть воплощение простоты, благородства, свободы, здоровья, ума, такта, меры, вкуса», – такое воспитывающее значение творчество Пушкина имело для русского писателя Ивана Бунина.

Как и все дети, маленькой девочкой я любила сказки. Едва научившись читать, погружалась в удивительные приключения князя Гвидона, меня увлекал за собой Золотой петушок, завораживали и Кот учёный, и ступа с Бабою-ягой. Я не задумывалась об авторе и не знала тогда, что он – наш великий поэт. Эти книги были моими друзьями.

Пушкин приходит в жизнь человека с раннего детства, вернее, не приходит, он находится в нашей жизни, как родной и близкий человек, например, бабушка. Ведь ребёнок ещё не осознаёт, кто такая бабушка, откуда. Просто знает, что она всегда рядом.

Взрослея, человек на каждом этапе жизни встречается с Пушкиным, и это действительно так.

Ведь только настоящий друг может глубоко понять душевные переживания влюблённой девушки.

А какой женщине и поныне не хочется слышать сердечные признания?

Сокровенные для меня обращения «любезная калмычка» и «друг степей калмык» – это национальная гордость нашего народа и взаимная любовь к Александру Сергеевичу. Народ в целом, каждая семья и отдельный человек в Калмыкии горячо любят Пушкина. В нашей республике трудно найти поэта, который не откликнулся бы собственными стихами на пушкинские «калмыцкие нежности».

Думая о Пушкине, непременно хочется признаться ему в любви и поблагодарить.

Говорят, что у каждого человека и у каждого поколения свой Пушкин.

Вот как писал русский писатель Иван Бунин о гении Александра Сергеевича, который был для него кумиром, ориентиром в творчестве и символом России:

«“Каково было вообще его воздействие на вас?” Да как же это учесть, как рассказать? Когда он вошёл в меня, когда я узнал и полюбил его? Но когда вошла в меня Россия? Когда я узнал и полюбил её небо, воздух, солнце, родных, близких? Ведь он со мной – и так особенно – с самого начала моей жизни. Имя его я слышал с младенчества, узнал его не от учителя, не в школе: в той среде, из которой я вышел, тогда говорили о нём, повторяли его стихи постоянно. Говорили и у нас, – отец, мать, братья. И вот одно из самых ранних моих воспоминаний: медлительное, по-старинному несколько манерное, томное и ласковое чтение матушки: “У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…”, “Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной…”. В необыкновенном обожании Пушкина прошла вся её молодость, – её и её сверстниц. Они тайком переписывали в свои заветные тетрадки “Руслана и Людмилу”, и она читала мне наизусть целые страницы оттуда, а её самоё звали Людмилой (Людмилой Александровной), и я смешивал её, молодую, – то есть воображаемую молодую, – с Людмилой из Пушкина. Ничего для моих детских, отроческих мечтаний не могло быть прекрасней, поэтичней её молодости и того мира, где росла она, где в усадьбах было столько чудесных альбомов с пушкинскими стихами, и как же было не обожать и мне Пушкина и обожать не просто, как поэта, а как бы ещё и своего, нашего?»

И дальше: «А потом – первые блаженные дни юношества, первые любовные и поэтические мечты, первые сознательные восторги от чтения тех очаровательных томиков, которые я брал ведь не из “публичной библиотеки”, а из дедовских шкапов и среди которых надо всем царили – “Сочинения А. Пушкина”. И вся моя молодость прошла с ним».

А мне не даёт покоя вопрос: «Где же он, мой Пушкин? Где его душевные откровения, такие близкие и родные, мои?»

И – о, чудо! – среди бесчисленных завораживающих строк я нашла:

Только сейчас становится понятно, почему часто приходят мне на ум эти строки. Они – мои.

Я люблю просыпаться в радостном настроении, приветствуя солнце. Оно даёт надежду, что новый день будет чудесным.

«Пора, красавица, проснись…» – так всегда говорила мне мама по утрам, входя в мою спальню и открывая шторы. Тогда солнце, словно спортсмен на старте, томившееся в ожидании своего часа, врывалось в маленькую комнату ярким светом, и «…вся комната янтарным блеском озарена…».

А я, потягиваясь, открывала «сомкнуты негой взоры» и видела улыбающуюся маму у окна в солнечном сиянии.

На всём белом свете ни один шедевр мира не может сравниться с волшебной картиной моего утра! До сих пор от воспоминаний по телу разливается тот добрый свет от мамы и солнца.

«Пора, красавица, проснись…» – наперебой, разливаясь весёлой трелью, пели в раскрытое окно студенческого общежития воробьи и синички. В ответ им – моя улыбка и радость начала дня.

«Пора, красавица, проснись…» – по утрам говорит мне мой друг-супруг вот уже сорок пять (сапфировых) лет. И пусть иногда с укором, чаще с юмором, но всё равно с теплом.

Я понимаю, что мой день не может быть испорчен ничем, если он начинается с таких прекрасных пушкинских слов. И находятся у меня силы и стремления «навстречу… Авроры» явиться всегда «звездою». Воистину гений-пророк!

«Пора, красавица, проснись…» – сегодня говорю я своей любимой внучке и знаю, что её день будет непременно солнечным.