Читать книгу Рисунок на стене - - Страница 2
Часть первая
Рисунок на стене
Оглавление– …На самом деле, дорогой коллега, возможно всё. Наш испытуемый ведь тоже не из воздуха взялся. Однако вы хоть сейчас можете убедиться, что все наши наблюдения – чистая правда.
– Да нет, что-то не хочется лезть в клетку к тигру, в которого в момент может превратиться тот, кто лишен стольких вещей, – улыбнулся человек, который и в помещении оставался в шляпе. Однако – замедлил шаг.
– В том и дело, – отзеркалил улыбку его собеседник, – что он давно уже, можно сказать, не знает, чего лишен. Осталось не так много.
– Тогда я тем более жду продолжения вашего рассказа о ходе эксперимента, – тот, что в шляпе, изобразил что-то вроде легкого поклона.
– На чем мы…ах, да. Так вот, испытуемый с самого начала призван быть, прежде всего, благодарным за свои условия жизни. Ведь кто-то строил эту прекрасную добротную комнату, где не каплет с потолка, не так уж и холодно. А где-то и холодно и голодно. То, что ему приносят еду, вообще один из главных аргументов. Кормят – стало быть, относятся просто прекрасно, как к родному. Разве можно хотеть чего-то еще?
– А для чего нужно окно, расположенное так высоко, и широкий подоконник?
– Заключенный… то есть испытуемый – он сам моет этот подоконник. Добирается без лестницы, каждый раз новым путем. Ему объяснено, что без трудностей невозможно развитие, а делать трудные вещи еще и разными путями – это… Как видите, никто не солгал ни в одной букве! Еще до эксперимента испытуемый волновался, не пострадают ли его умственные способности. Прочел в какой-то книге, что наводить порядок даже в камере – это поддержит человека. Мы только рады выдавать ему ведро и тряпку, но…
– …но я уже увидел, что даже ведро и тряпку он обязан держать в строго определенном месте и отдавать по первому требованию, а мебель привинчена к полу и ее не переставить, – кивнул собеседник. – Кстати, согласно проекту – за окном-то… глухая стена?
– А, так здесь нам на помощь вновь приходят беседы о нравственности, так мы их для себя назвали. Мягко укоряем, что окна вообще могло не быть. Объясняем, что благодарный человек благодарен за все. Говорим, что правильный подход к жизни-не тяготиться даже таким видом из окна, что хороший человек рад любым условиям, а быть недовольным тем, что имеешь, – это постыдно…
– Как хорошо, что вы не читали лекции первобытным людям, – по-мальчишески хихикнул человек в шляпе. – Чтоб не показаться неблагодарными и недостойными, они бы не стали ничего изобретать, а наскальные рисунки объявили бы порчей стен, и мы до сих пор жили бы в пещерах без признаков сантехники, зорко следя, кто из нас правильнее исполняет то, что принято в обществе. А для чего, все же, столь широкий подоконник? Он на нем сидит после уборки, как указано в записях!
– Считайте это моим маленьким чудачеством, – экспериментатор приосанился. – В наше время принято было изучать опыт прежних поколений даже в том случае, если он мог оказаться опасным. Будущим ученым доверяли, да, друг мой. И в одной из книг, что запретили среди первых, были строки… Возраст, возраст… надеюсь, что я точен: «не заграждай уста волу молотящему». Маленькая поблажка, результат труда: вскарабкался, помыл – посиди на нем. Заодно потом можно поговорить о мыслях, возникших при созерцании вида из окна…
– А вы не думали, что не было бы сидения на подоконнике – не было бы и вольных мыслей? – остановился человек в шляпе. – В дневнике записан недавний инцидент…
– А, вы про этот несчастный суп… Кстати о наскальных рисунках, правда? – усмехнулся экспериментатор.
– Не такой уж и несчастный. Нарисовать картинку на стене, макая палец в суп. Вот вам и благодарность за еду. Вот вам и позволение самому убирать в каме… в комнате. И вольготный отдых на окне.
–Молодой человек, – возвысил голос собеседник, и человек в шляпе поежился. – Смысл эксперимента – не столько и не только увидеть, скажем так, предел таких изменений внутри человека, но еще и иметь в качестве результатов опробованные механизмы, которые можно применять прямо сейчас к отдельным членам общества. А они живут вовсе не в комнатах с видом на стену. Вот ваше окно, смею спросить, на что выходит – на зимний сад? И какие мысли рождает в вас взгляд на эти вполне невинные деревья? А нам нужно знать, что со всем этим делать…
Лицо молодого человека пошло пятнами.
– Ладно-ладно, – экспериментатор усмехнулся одним уголком рта. – Я из того поколения, когда ученым доверяли. А главное – продолжали учить и учиться всю жизнь. Так вот, с испытуемым уже провели много, много бесед. Подскажете, о чем? Хотя нет, не нужно. Так вот, мы говорили о мечтательности. О том, что нельзя порядочному человеку приукрашать действительность. Уход от реальности как самая большая анти-добродетель – каково?
– Позвольте…сейчас ко мне пришла такая мысль: а если мы не правы? Смотрите: может быть, напротив, следовало принести ему краски и кисть? Пусть бы разрисовал хоть всю камеру – но зато уже никогда не вспомнил, что отсюда можно уйти? Хотя, конечно, то, что он не просил у вас красок, а рисовал супом – это очень, очень интересный показатель…
– Знаете, юноша, я все-таки придерживаюсь во многом старых правил, хотя и всецело поддерживаю любые новые начинания. А в наше время считалось, что любое вот такое разукрашивание… вообще любое творчество, даже самое примитивное – это прямой и кратчайший путь к тому, чтобы захотеть «освободиться» – интересное старинное слово, верно? Гораздо в большей степени «освободиться», чем мы можем представить. Раньше вообще слишком много говорили о свободе. Сейчас, к счастью, гораздо больше существует «лазеек», чтобы воздействовать на человека. Я объяснил испытуемому про уход от действительности – и все, этого достаточно, для него уже теперь, как следствие, единственная действительность – это камера. Раньше бы это, что называется, не прошло, слово «творчество» было вполне употребимым. Наш мнимозаключенный испытывает чувство вины, думает, как глупо рисовать на стенке супом, и размышляет на тему «как пригодиться обществу там, где находишься, и приносить пользу каждый день»…
– Хотите сказать, что в ваше время кто-то поставил бы под вопрос и понятие пользы? Сколько же вам лет, профессор? – решился на дерзость человек в шляпе. Но собеседник не отреагировал, и молодой человек немного испугался пришедшей в голову мысли.
– Книги, молодой человек, запрещали не на пустом месте. Особенно ту, которую я сегодня уже упоминал. Вот где бесконечный источник всяких идей о свободе! Я бы сказал – свобода в чистом виде. Оставь ее – и никогда бы мы не создали тот общественный порядок, которым ваше поколение наслаждается в полной мере. И ведь некоторые невежды и профаны – смешно сказать – утверждали, что эта книга нам может помочь, что она, напротив, способна закабалить человека… Невежду, не желающего смотреть дальше своего носа, она может закабалить. Точнее – не она, а он сам. Потому что смотреть будет в нее, а вычитывать там свое, как и в любой другой книге. Глупцы весьма самолюбивы и самоуверенны… Впрочем, эта книга – что самое опасное – чаще других превращала глупцов в думающих людей, а подлецов – в образцы самоотдачи и милосердия… вы, кстати, знаете эти слова? Отлично, а то мало кто их сейчас знает, плох словарный запас даже у ученых в наше время. Хоть возвращай великие книги древности на полки… я пошутил, не пугайтесь. У вас великое будущее в науке, но следует потренировать то, что в народе называется выдержкой. Моя вторая лаборатория, кстати, экспериментально работает именно над этой проблемой, мои коллеги успешно пользуются наработками и благодарны мне. Не желаете попробовать? Сейчас мы отдохнем немного и все обсудим.
И два человека направились по коридору в большой отсек Общественного Дворца – с фонтаном и устройствами, распыляющими ароматы благовоний. Там можно было присесть на лавку у одной из многочисленных клумб и полюбоваться знаменитым потолком: новые лампы расположились в искусно декорированных нишах. Когда-то, в более дикие и беспорядочные времена, там были окна. И кто-то даже писал о них стихи, таков исторический факт. Стихи эти, впрочем, ныне только упоминались: в тот же год они были изъяты, поскольку поэт допустил сравнение со звездами и небом.
Злые языки поговаривали, что образ сочли проявлением вольнодумства.
На самом деле, наверное, всё было проще. Ведь в обществе нового порядка было не принято допускать сравнения с тем, чего никто никогда не видел.