Читать книгу Простой советский спасатель 3 - - Страница 5

– Так, быстро переодевайся, – Лена протянула мне пакет. – Смотри, это футболка и чистые штаны. Я к тебе в общагу заходила… Ой, прости, пожалуйста, что без тебя с твоим другом познакомилась. Хотела с комендантом договориться, а на вахте женщина такая приятная, хоть и дотошная, оказалась. Все выспросила, сказала, Женька в комнате, даже зайти разрешила. Ну и вот мы вместе собрали!

И ни слова про то, что рассказал. Как так-то? А где охи, ахи, вздохи и причитания? Лена своим поведением все больше и больше напоминала мне Галку. Да, еще очень юную и местами наивную, неопытную во всех смыслах слова, но, похоже, в разведку с ней ходить можно. Во всяком случае, жена из нее вырастет хорошая, боевая подруга будет что надо.

– Я тебе тут минералку принесла, давай-ка, помойся чуть-чуть. Ты же в отделение на ночь? – вопросительный взгляд.

– Да. Лен…

– Так, подставляй ладони.

Я послушно сложил ладони лодочкой и от души поплескал в лицо.

– Если что, говори, все это время был у меня! У тебя шок, а я тебя встретила и к себе увела, – категорически заявила Лена, добивая меня окончательно. – Про подземелья говорить не стоит, мне кажется. Лучше с папой сначала переговорить и все ему рассказать. Как думаешь?

– Лен, ты чудо, – я притянул ее к себе, крепко и быстро поцеловал в губы и принялся переодеваться.

От полноты чувств в венах забурлила кровь, качая в сердце подзабытое тепло и нежность. Честно говоря, не ожидал от девушки такого предложения. Думал, придется уговаривать комсомолку и просто отличницу соврать следствию.

– Подожди, а как же доктор дядя Коля? Он же дома был. И бабушка твоя? – вспыхнуло в сознании, и идея перестала мне нравиться.

Втягивать в круг вранья кучу народу последнее дело. Решено, скажу, от шока выскочил и пошел куда глаза глядят. Очнулся в дальнем углу парка на лавочке в конце дня. Пришел в себя и вернулся в больничку. Знаю я одно местечко, мы там с пацанами халабуду строили. Там шикарные заросли акации и про скамейку мало кто знает, она скрыта от глаз.

– Доктора дядю Колю? – хихикнула девушка. – Ты так смешно сказал. Папу так наш маленький сосед называет. Тоже, кстати, Леша. Сын папиного друга дяди Степы Лесового. Ой, – Лена рассмеялась, – это ты от меня научился, да?

За эти тридцать секунд я едва заново не поседел, ругая себя последними словами. Вот на таких вещах, Леха, шпионы и проваливаются! Я, конечно, не разведчик и не иностранный агент, но взрослые парни к уважаемым докторам так не обращаются и не называют. И тут я вспомнил, где мог слышать такое обращение к Николаю Николаевичу.

– А, так мы его с Федором видели. Тогда в парке. Он с мамой своей был. Они с Николаем Николаевичем разговаривали, когда мы пришли. Ну и пацаненок, когда прощался, так и сказал. Забавно прозвучало. Вот, наверное, и отложилось. Извини.

– Да ладно тебе, – девушка улыбнулась, погладила меня по щеке ладошкой. – Не за что извиняться. Это и вправду забавно звучит. Особенно когда Лешик со всей серьезностью протягивает папе на прощание руку, чтобы пожать.

Точно! Воспоминание вдруг ярким метеором ворвалось в сознание. Точно, я же каждый раз жал соседу руку, начиная лет с четырех, всегда, покуда он был жив. Как батя научил, так всю жизнь и здоровался.

– Лен, – я взял девушку за руку. – Спасибо тебе. Это… хорошая идея. Я почти такую же придумал и хотел просить тебя о помощи.

– Но?..

– Но – нет.

– С родными я договорюсь, не переживай. Они нам помогут, – Лена отобрала у меня испорченную рубашку, оглядела со всех сторон. – Я, конечно, попробую что-то сделать…

– Да выбрось. На половую тряпку и то вряд ли сгодится, – отмахнулся я. – Нет, Лен, это глупая затея. Скажу, что выскочил из дома, пошел в отделение, но от шока нашло помутнение и пошел бродить по больничному парку, а потом забрел в городской, нашел лавочку и проспал на ней, пока не пришел в себя.

– Ну, глупая такая идея, если честно.

– Зато почти честная и твоих подставлять не нужно! Ты не обижайся, ты просто умница! Мало кто из девушек способен после таких новостей бежать на пожар, прихватив с собой на всякий случай одежду. За такую веру в меня тебя нужно обязательно поцеловать!

И я приступил к реализации своих слов.

– Леш! – сказала она, когда мы наконец закончили целоваться. – Обещай мне только одно, ладно?

«Ну вот, а так все хорошо начиналось», – вздохнул я и отстранился от девушки, пытаясь заглянуть ей в глаза. Тусклый свет фонаря отражался от ее зрачков и прятал мысли.

– Если в моих силах выполнить обещание…

– Я все понимаю. Твои цели, они такие смелые и благородные. Но, пожалуйста, можешь мне пообещать, что не будешь лезть на рожон без крайней необходимости?

– Могу, – с облегчением выдохнул я. – Всего-то. Я же стараюсь думать, прежде чем делать, – я чмокнул Лену в носик. – Ну что, пора прощаться?

– Думает он, – фыркнула девчонка. – В Лиманский свой ты тоже рванул, хорошенько подумав?

– Ну-у-у-у… – я почесал затылок. – Иногда я бываю внезапным.

Мы оба расхохотались, затем дружно сложили мои пострадавшие вещи, Лена всучила мне в руки пакет с крыжовником, и собирались расставаться, когда я сообразил: на дворе практически ночь, и девушке придется одной пробираться домой.

– Так, стоп. Пошли, я тебя домой провожу!

– Да ну тебя. Светло еще! – отмахнулась Лена, но я видел, ей приятно мое внимание.

– Светло не светло, уже темнеет. Еще минут десять – и все, хоть глаз выколи. Ты через парк собралась домой?

– Ну да, так короче. Там в заборе дырка есть. Я через нее. Так быстрее, чем в обход по Романа. Десять минут, и я дома, не переживай.

О да, сколько себя помню, пролом в больничной бетонной ограде заделывали десятки раз, но всегда находился таинственный кто-то, кто опрокидывал одну из плит, сокращая гражданам путь к медицинским корпусам.

Окончательно путь замуровали, когда по всей стране усилили меры по антитеррористической безопасности. И теперь на территорию центральной районной больницы (официальное название) можно попасть только через два пропускных пункта. Хотя я давно в той части парка не гулял в моем времени, может, добрые люди еще что-то придумали, чтобы сократить путь.

– Категоричное нет, – отрезал я, подхватывая пакет. – Пошли, провожу. Крыжовник будешь?

Я повесил сумку на руку, раскрыл кулек с ягодами и предложил Лене.

– Это тебе, витамины!

– Ты мне, а я с тобой делюсь. Ну, Лен, мне одному много, – я шутливо толкнул ее в бок.

– Умеешь ты уговорить, – хихикнула девушка. – Ладно, пошли, только быстро! Тебе еще обратно возвращаться!

Мы взялись за руки и помчали, точнее, пошли не очень быстрым шагом. Лена сначала пыталась нас подгонять, но куда этой пигалице против моей дури.

– Леш, ну все, пришли! Беги обратно! Тебя и так в погибшие записали!

Мы остановились на углу моего (нашего) родного дома. Здесь прошли мое детство и юность. Вон на той площадке мы играли в «Знамя» и в бадминтон. На зеленой между ломами резались с пацанами в футбол. А вот об эти две торцевые стенки долбили мячом в набивного. И если в сером доме жильцы не обращали внимания на бесконечный стук мяча, первый этаж располагался высоко от земли, то в панельной пятиэтажке в клеточку жила вредная тетка. Мы ей вечно мешали своими играми, она постоянно орала на нас. Ну, мы ей и мстили за склочный характер.

А вот знаменитый стол посреди нашего двора. Здесь мы собирались с гитарами, став постарше, и орали под три блатных аккорда:

Здесь я приобщился к дворовому творчеству, спел свои первые песни не про партию, Ленина и крылатые качели. В школе пришлось ходить в хор. Не знаю, как в двадцать первом веке на уроках музыки, а в мои школьные годы мы не только изучали биографии композиторов, мы еще и пели.

В школе был хор, и наш музыкант, Сергей Иванович Тарала, отбирал в него самых голосистых, то бишь способных и талантливых. Мне не повезло, я оказался в их числе. Бегал от хоровых занятий, как черт от ладана. Наверное, зря. Но умение бренчать на гитаре осталось со мной, как и голос. Так что для друзей иногда пою. Пел. А вот интересно, сохранились мои навыки в новом теле? Нужно как-нибудь проверить.

После Перестройки, когда все рухнуло, учитель ушел из школы, организовал маленький ансамбль и лабал на свадьбах. Позже открыл свою студию записи в нашем Энске. Когда жизнь в стране более-менее наладилась, вернулся к преподаванию, но учил уже за деньги.

Я все-таки проводил Лену до подъезда, хотя в душе все застыло от предвкушения, страха и надежды: ожидал увидеть отца. Летними вечерами наш подъезд собирался на скамейках под виноградной беседкой, которую сделал отец своими рукам. Мужики на одной лавочке, женщины на другой, общались, смеялись. Иногда тоже пели что-то, не под гитару, конечно, а, как говорится, а капелла.

Мы, детвора, бегали тут же, кто в войнушку играл, кто в песочнице ковырялся. Ребята постарше сидели на столике, уже с гитарами и девочками своего возраста. Мелюзга поглядывала в их сторону и завидовала. Иногда подбегали к старшему брату или сестре с каким-нибудь глупым вопросом или просто постоять. Но таких нахальных малолеток быстренько изгоняли от заветного «взрослого» места.

И тогда на весь двор раздавалось чье-нибудь голосистое: «Ма-а-а-а-ам! Ванька меня дура-а-ако-ом назвал! Ска-а-а-жи ему-у-у-!»

Но маме было не до того. Уставшие за день на работе, после всех семейных дел, мамы наслаждались отдыхом. В вечерних сумерках звучали переливчато женские голоса, выводя «Нэсе Галя воду» и «Ой, то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спалось», «Розпряхайте, хлопци, конев, та лягайте спочивать», «Смуглянка-молдаванка».

Девятого мая, после парада, похода на Площадь Революции и семейных мероприятий мужики спускались во двор покурить и пели:

Хорошие у нас были соседи. На субботники всем двором выходили, клумбы сажали, бордюры подбеливали, пирожками угощали друг друга.

Мне было лет двенадцать, когда наши девчонки загорелись идеей создать дворовой театр. Не помню, какую сказку мы ставили, но мы это сделали! Театральную сцену организовали возле нашего подъезда, соорудили занавес. В самом подъезде была гримерка. Месяц мы репетировали и готовились, а потом нарисовали билеты и вручили всему двору приглашения на спектакль.

Родители, дедушки и бабушки и мы – все были счастливы. Нам никогда не было скучно без компьютеров, которых мы в глаза не видели. Без мобильных телефонов мы всегда знали, где сейчас кто-то из друзей, во дворе, в парке или в халабуде в подвале под домом, куда нам категорически запрещалось спускаться. Но кто бы слушал какие-то там запреты!

Точно так же, как и наши папы и мамы, без отслеживающих программ находили своих неугомонных чадушек со сбитыми коленками, перепачканных в глине и пыли, но счастливых и довольных. Мы ели зеленую алычу и абрикосы с земли, не помыв и даже не протерев. И никто из-за этого не умирал. Стрелялись белыми абрикосовыми косточками, прыгали с крыши подъезда на огороды позади лома, играя в войну или казаки-разбойники, дружили дворами и читали взахлеб приключенческие книги. Мы жили полной жизнью, не теряя ни минуты, нам было мало целого мира.

Черт, Леха, что-то тебя сильно занесло! Я развернулся и пошел обратно в больничный городок. За моей спиной мамин голос выводил:

В больницу я попал минут через десять. Зашел в отделение, ожидая криков и ругани от старшей медсестры, но все получилось неожиданней, чем я мог представить. Изобразив виноватую улыбку на лице, я подошел к сестринскому посту и остановился, глядя на русую макушку Василисы, которая склонилась над рабочим журналом и что-то там писала.

Я терпеливо ждал, пока старшая смены закончит писать и поднимет голову, когда за моей спиной где-то в коридоре скрипнула дверь, послышались шаги, кто-то неторопливо пошел в нашу сторону, негромко громыхая чем-то железным обо что-то металлическое.

Как ни странно, Василиса даже не оторвалась от своего занятия, продолжая что-то усердно писать и заполнять, чем несказанно меня удивила. Я оперся плечом об угол стены и продолжил спокойно ждать, как вдруг услышал:

– Ой, мамочки! Покойник пришел! – пискнул перепуганный до смерти девичий голос, следом зазвенел железный поднос, выпавший из рук, видимо, медсестры. Я стремительно обернулся, но было поздно: на полу лежало обмякшее женское тело.

– Что тут… О господи! – поднимаясь со своего места, рявкнула Василиса, но, увидев меня, зажала рот ладонями, чтобы не заорать.

– Только без паники! Я живой! Все в порядке! – торопливо произнес я и шагнул к медсестричке, по-прежнему пребывающей в обмороке.

Надо отдать должное старшей смене. У Василисы была железная выдержка и стальной характер. Не прошло и пяти секунд, как она покинула свой пост и присоединилась ко мне. К тому времени я уже поднял девушку с пола и стоял, размышляя, куда же ее положить.

– В сестринскую неси! – скомандовала Василиса и пошла вперед, прокладывая путь и загоняя всех любопытных обратно в палаты. Ее зычный и суровый голос срабатывал безотказно. Ходячие пациенты, которые рискнули высунуться на грохот упавшего подноса, быстренько ретировались.

По палатам уже понеслась волна возбужденного шепота:

– Парнишка вернулся! Живой.

– Не может быть!

– Вот те крест, сам видел. Идет по коридору, кого-то на руках несет.

– Кого?

– Да не разглядел! С пожара, наверное!

– А сам что? Цел?

– Ни кровиночки!

– Так, может, покойничек? Призраком пришел, попрощаться или еще что?

– Ну, дед, ты загнул!

– А что! Вот у нас в деревне бабка померла, похоронили. А она давай приходить к родне.

– Зачем?

– Так зажилили родственнички-то бабкино колечко обручальное! Вот пока не прикопали на могилке, она им житья не давала!

– Брехня!

– Сам брехун!

В палате напротив сестринской, в которую мы вошли, разгорался нешуточный скандал. Василиса показала, куда положить напарницу, всунула мне в руки нашатырь, точнее, ткнула пальцем на шкафчик, где стоял пузырек, и ушла наводить порядки.

Я уложил девчонку, потоптался, размышляя над глобальным вопросом: может, дождаться Василису, пускай сама приводит в чувство эту впечатлительную особу? А то я ее в чувства приведу, она меня увидит, снова заорет и в обморок.

Бледная медсестра лежала, не шелохнувшись. Черт, она вообще дышит? Я склонился над телом, прислушался. Вроде дышит, а сердце колотится, прямо как у зайца в силках. Взял холодную руку, нащупал пульс, посчитал, чуть повышен, но не смертельно.

В палате напротив вещала Василиса, красочно так, виртуозно. Я аж заслушался, забыв выпустить девичью руку из своего захвата. Без единого мата, без грубых слов старшая медсестра чихвостила здоровых мужиков на все лады, вежливо и не переходя на личности. «Профессионал!» – мысленно поставив женщине десять из десяти, я вернулся к бездыханному телу.

Все-таки придется приводить в чувство, а то, боюсь, Василиса не оценит мое восхищение ее словарным запасом и вторая порция достанется мне. И надо же было такому случиться, только я собрался отойти от девушки к шкафу за бутылкой с нашатырем, как именно в этот момент медсестра открыла глаза, увидев меня рядом с собой.

Я улыбнулся как можно ласковей, успокаивающе погладил девичью ладошку и поднялся, чтобы выйти в коридор, позвать Василису. Когда подошел к дверям, краем глаза заметил на столике свою папку, обрадовался и решил сразу забрать с собой. К девчонке я, конечно же, повернулся спиной, не ожидая никакой подлянки. И напрасно.

За моей спиной что-то тихо бряцнуло, я начал оборачиваться, но тут меня накрыло медным тазом. Точнее, железным подносом для инструментов, которым добрая девочка огрела меня по голове.

«Да твою ж морскую каракатицу!» – вспыхнуло в голове и погасло.