Читать книгу Гостья из прошлого - - Страница 2

Сильно чесалась рука. Это было первое, что я ощутила после продолжительной пустоты звуков и чувств. Хотелось оторвать ее от места, где она лежала, и потереть обо что-нибудь твердое, потому что почесать пальцами было бы недостаточно. Потом пришли запахи, что-то медицинское и до тошноты стерильное. Я все еще не могла пошевелиться, осознавая, что лежу на чем-то твердом, застеленном грубой тонкой тканью, она ощущалась под пальцами и, неожиданно, под затылком. «Побрили» – первая осознанная мысль, пришедшая в голову после бессвязной каши. Через свою шапку волос, сильно вьющихся и торчащих во все стороны, я бы не ощутила фактуру простыни.

Глаза никак не открывались, сплошная темнота вокруг. Без зрения невозможно было понять, сколько я еще так пролежала. Решила занять себя мыслительным процессом, как говорила Карла: «Нечего делать – думай. Полезно». Попробовала вспомнить.

***

Мы летели где-то между Рейма и Волдом. Цель рейса была выполнена, груз доставлен, отчеты написаны, и команда в составе шести человек во главе с Карлой направилась домой.

– По расчетам на Волде мы должны быть через 47 часов, – я сидела в общем зале корабля, который мы называли «гостиная». Напротив в кресле читал Хелз, а рядом со мной на просторной софе валялась Марта, – как думаете, в этот раз как всегда раньше прилетим?

– Ставлю 20 едов, что через 46 часов буду дома, – девушка на софе перевернулась со спины на живот и подмигнула мне, – а ты, Нино?

– Ставить не буду, но с тобой согласна. Карла у руля, а Джен как всегда блистательно настроил курс. «Навигация в надежных руках», – я спародировала низкий голос нашего старпома Шона и сморщила лоб, делая его выражение лица.

Марта хихикнула и посмотрела на Хелза. Тот, не отрываясь от чтения, проговорил в своей безэмоциональной манере:

– 30 единиц общей валюты на то, что прилетим минута в минуту.

Марта подскочила и тут же театрально свалилась рядом со мной, закидывая голову в «отчаянии». 30 едов – это уже значительная ставка, но эта девчонка явно уверена в своей победе.

Мы поболтали в гостиной до обеда, а после него Хелз сменил Карлу у руля, мы с Мартой тоже направились в рубку, где Джен стоял над голограммой той части космоса, через которую мы должны были лететь.

– Все в порядке? – Марта подошла сзади и нежно положила руку на плечо навигатора, – ты какой-то напряженный.

В ответ мужчина только утвердительно хмыкнул и даже не посмотрел на нее. Девушка в растерянности обернулась, а я, произнеся одними губами «не обращай внимание», увела подругу в другой конец рубки, ближе к рулю.

Через некоторое время Хелз, сидящий за управлением, вывел корабль на отрезок пути, на котором он мог лететь автоматически, и тоже обратил внимание на напряженного Джена. Спокойно подошел к навигатору, и когда тот поднял на него взгляд, вопросительно кивнул на голограмму. Джен показал ему какие-то записи на планшете и только недоуменно пожал плечами.

Мы наблюдали за мужчинами, не понимая, к чему эта скрытность. Наша с Мартой работа не касалась управления кораблем, но предупредить в случае чрезвычайной ситуации обязаны любого члена экипажа.

– Джен, по-моему, ты себя накручиваешь, – Хелз отдал планшет обратно и снисходительно похлопал по плечу друга, – магнитные сбои в норме здесь, не первый раз летаем. Карле показывал?

Джен кивнул и устало опустился на стул. Из динамика планшета в его руках раздался голос: «Возможно, ты прав. Карла сказала тоже самое. Меня забеспокоила их периодичность, но пару раз они сбились. Поэтому в целом да, все как обычно».

Прошло еще несколько часов полета, навигатора в рубке сменил Шон, так как все еще нужно было следить за курсом, за рулем оставался Хелз, которого перед отбоем снова сменит Карла. Джен ушел к себе, а Марта решила проверить как он. Их отношения были… натянутые, если это можно назвать отношениями. Он ей нравился, о чем она неоднократно со мной разговаривала, а чувства самого Джена сложно было понять. Однажды Марта высказала предположение, что возможная причина его неопределенности – немота.

– Ты же понимаешь, что это никак не влияет на его коммуникацию, чип работает исправно, сам Джен давно привык разговаривать через планшет, – успокаивала я подругу.

– Он никогда не говорит о нас. Мы можем обсуждать что угодно, но когда речь заходит об отношениях… – она всхлипнула и посмотрела на меня своими светлыми заплаканными глазами.

Я знаю Марту и Джена еще с Университета, он учился на два курса старше нас на навигации, а мы – на инженерии. Они знакомы друг с другом уже пять лет, а Марта призналась в чувствах только около года назад, когда мы стали ходить в рейсы в одном экипаже.

– Дай ему время, Джену сложнее, чем нам, он непосредственно фильтрует то, что собирается «сказать» вслух. Лучше посмотри на поступки и то, как он на тебя смотрит.

***

Тишину прорезал громкий протяжный звук откуда-то сбоку, затем раздался шелест разгерметизации двери, она почти беззвучно открылась, я знала эти звуки хорошо, и в помещение вошли. Приблизились справа, я почувствовала поток воздуха от движения. Вокруг все еще была темнота и пошевелиться не получалось.

– Показатели сердечной и дыхательной активности в норме. Мозговая… – суетливо говоривший человек переместился ближе к голове, – док, зафиксирована!

– Она может слышать. Не будем беспокоить, сними все данные и передай комиссии, – низкий шершавый голос немолодой женщины раздавался откуда-то дальше, чем голос ее помощника.

Дверь снова открылась, какое-то время вокруг меня, тихо сопя, суетился человек, затем его шаги удалились. Дверь закрыли и снова наступила тишина.

«Комиссия… – возникло в голове, – И почему раньше не фиксировалась мозговая активность?» Я плоха в медицине, но несложно понять, что мой организм находился в состоянии комы, причем сильно запущенной. Решила попытаться пошевелить рукой, пальцы не просто не слушались, они будто были не мои, не реагировали на импульсы, посылаемые мозгом, не подчинялись воле.

Усилия и долгая концентрация на звуках вымотали, и я провалилась в сон, если это можно так назвать. Из подсознания возникали неясные образы, я была на нашем корабле, но все было другое, покрытое пеленой, дымкой, нечеткое. Мимо пробежал кто-то в сторону, где должна находиться рубка.

– Нино, не стой на дороге! Толчок, беги за скафандром! – по голосу узнала Карлу.

Я побежала к нужному отсеку, скорее всего так и было в реальности, но во сне сознание противилось быстрому передвижению, и я была как в замедленной съемке. Дышать стало тяжело, в груди давило, подкатывала паника. Будто сердце и легкие сжало в тиски. Сзади раздался крик.

– Марта! – из горла еле вырвался стон, я повернулась, решив идти на звук, но в следующую секунду корабль содрогнулся и в ушах зазвенело от невообразимо громкого хлопка, – Черт, скафандр. – Еле удержавшись на ногах, держась за поручни в стене, дошла до отсека с экипировкой, через открытую дверь увидела лежавшего на полу человека. Нечеткие черты лица во сне не дали шанса определить, кто это, и не успела я переступить порог, как толчок повторился, и я полетела на спину. Резкая боль в затылке, привкус крови во рту и недостаток воздуха.

Сердце бешено ходило кажется по всей грудной клетке, не находя себе место, дыхание было коротким и частым, звуки перемешались в общий гул невнятной суеты. А потом надолго все оборвалось. И звуки, и сердце, и мое дыхание…

Из тишины меня вывел собственный организм. Паника переполняла изнутри, кажется, я вообще перестала дышать, и вот легкие сдавило от недостатка кислорода, и я судорожно сделала глубокий вздох, выходя из сонного состояния.

Сложно определить, был это сон, или мозг подкидывал воспоминания, но кроме этого других подробностей аварии я не вспомнила.

Сколько бы не прислушивалась, за пределами помещения, где я лежала, не происходило ничего. Отличная шумоизоляция. Тело не поддавалось, организм уже много раз входил в состояние сна и возвращался из него, чаще – от недостатка кислорода. Как будто во сне я забывала как дышать, подкатывала паническая атака.

Все ещё было темно, глаза не открывались. За часы (или дни?) раздумий пришла мысль, что раз не слушаются мышцы конечностей, может поэтому не открываются и глаза, веки ведь тоже мышцы.

Больше никто не приходил. Но вероятно, это и не нужно, камеры наблюдения стоят в палатах повсеместно, и данные с датчиков можно снимать дистанционно. Но в палате ли я? Как меня спасли из открытого космоса и выжил ли кто-нибудь ещё?

Прошло неизвестно сколько циклов из сна и панических атак, когда я почувствовала. Сердцебиение участилось от внезапного движения собственной ноги, вернее только большого пальца на правой. Он содрогнулся будто непроизвольно, как в судороге. Я зацепилась за это ощущение, в попытках заставить его повторить движение по инерции. Не получилось. Тело опять лежало безвольно. Я направляла все усилия, пытаясь вспомнить, как это – управлять им, владеть собственным телом.

Раз за разом, пробуя ощутить границы ноги, затем почувствовать один только палец – следовало сосредоточиться хотя бы на нем – и после вспомнить, как сокращаются мышцы, делая простое движение. Как я ходила, если не могу теперь даже ничем пошевелить?

Ходить, кажется, самое простое из того, что я делала раньше. Руки умели направлять пальцы по электрофонатору так, что получалась сносная музыка. Или собирать аэромобильный реактор – тоже дело моих рук. Инженерная работа начинается с самых низов. А ноги не любили бегать по утрам, хоть я и заставляла их это делать. Бегать, прыгать, плавать, взбираться на горы. У нас на Волде чудесный горный массив, мы с Лорри были там перед моим отлётом. Лорри, девочка моя, как ты там?

Воспоминания о дочери полоснули по сердцу, и без того встревоженному моим положением. Я снова стала сосредотачиваться на руках и ногах, с остервенением, мечтая выбраться из вечной темноты и тишины. Мое тело было отдельно от меня, безвольное, далекое, я не видела и не чувствовала его, и это сводило с ума. Сдаться не представлялось возможным, предполагая, как Лорри уже сообщили, что я мертва. И хоть состояние организма поддерживалось, такая жизнь была равна смерти. От этой мысли отчаяние накрыло с головой, и я сдалась, сделав последнее усилие. Попытка провалилась. Безысходность рвалась наружу и вдруг среди многочасовой тишины меня настиг протяжный звук – мой собственный стон.