Читать книгу «Куда смеяться? или В поисках рофла» - - Страница 5

«Блин, уже настроился навстречу… Ей, что побухать важнее, чем погулять со мной? Ладно, но зачем было соглашаться? Еще и тянула так долго» – Увидев отказ Лены, подумал Сережа. Однако его мысли направились в позитивное русло о завтрашнем дне, дне его рождения.

«Какие планы? Посмотрим два фильма, я сам приготовлю несколько блюд, посидим во что-нибудь поиграем. Хм, может в покер? Посмотрим. Должно быть весело» – он перебирал расписание на завтра.

На следующий день оказалось, что друзья заняты в этот день.

«Антон К: Серег, может, перенесем на следующие выходные ДР твой?

Сергей Д: Эх, ладно перенесем. Жаль, что не сегодня»

Бабушка приготовила ему растегай и запиканку с мясом.

– Ну, сынок, поздравляю тебя с днем рождения! Желаю тебе здоровья, любви и счастья – она поздравила Сережу и вручила косарь.

– Спасибо – улыбнулся внук и приобнял бабушку, после чего они посмотрели друг на друга в ожидании чего-то. Часы выстукивали такт, приближался момент прибытия Петра.

– Кстати, может, он не будет пить сегодня? Было бы неплохим подарком – намекнул именинник, посматривая на источник звука.

– Да я уже говорила ему, перессорились из-за этого – ответила Таисия Ивановна.

– Я тогда сваливаю сегодня – настойчиво сказал внук.

– Нельзя сегодня, ты что? Он итак мне все нервы вымотал, а завтра из-за этого еще устроит – бабушка уговаривала Сережу, который уже закрылся в комнате и рухнул на кровать, вдыхая еще не прокуренный воздух и внимая затишью.

Спустя два часа заходит Петр и заранее пытается сдобрить именинника подарком.

– А где именинник? – спросил он, бесшумно поставив черный пакет под столом на кухне.

«С днем рождения» – зашел он в комнату к Сереже и подарил ему две шоколадки, между которыми была тысячная купюра.

– Неужели нельзя не пить хотя бы на МОЙ день рождения? – возмутился Сергей, увидев на кухне, как Петр достает бутылки с топливом.

–Как не пить-то? Праздник же. Да и ты тоже давай начинай уже. 19 лет все-таки. Мужик вон какой вымахал – буркнул он парню, наполняя рюмку прозрачным ядом.

– Ну, хватит его гадостям всяким учить! – вмешалась бабушка.

– Чего? – протянул Петр – Я в его годы уже во всю…

–Вот сиди и пей, а у него другая жизнь, говорю тебе! – Таисия покраснела от напряжения.

Смотря на постепенно разворачивающуюся пьянку, Сергей погружался в царствие уныния. А спустя еще час и бабушка сломалась.

– Ладно, налей мне одну – попросила она сына.

– Нет! Я на себя одного брал! – он сжал бутылку в руках, словно водка уже вытекала из рук навсегда.

–Налей, налей. Мне Серега сходит потом еще возьмет – равнодушно приготовилась она вливать в себя кубометры добровольного сумасшествия.

Сергей сверлил ее взглядом, и все больше злился от того, что она даже не замечает этого.

– Ну, ты-то куда? Я еще вам должен бегать на СВОЙ день рождения? – вступился он, наконец.

– Ничего, сегодня праздник у моего ребенка – будто не ему говорила Таисия, захмелев.

Парень ушел в свою комнату и по уши залез в телефон, где его ждали поздравления.

«Глеб Ф: Ну, что, как отмечаешь?

Сергей Д: Да никак. Они опять нажрались. Оба.

Глеб Ф: Все норм? Если хочешь, можешь у меня перекантоваться.

Сергей Д: Не надо, спасибо. Завтра этот хоть уедет, надо только до завтра дожить…»

«От этого дня я, конечно, уже с детства ничего особенного не жду, но чтобы ждать с нетерпением его окончания… Абсурд какой-то» – мучился Сергей. Затем он попытался отвлечься книгой.

– Хорош читать, пошли веселиться! – зашел Петр в его комнату.

– Я не хочу с вами сидеть – бросил Серега, не отводя взгляда от книги.

– Нет, тут один как больной будешь сидеть… а ну пошли! – выманивал он парня, чтобы хоть кто-то его развеселил.

«Все ясно. Им просто плевать на меня. Это не МОЙ день рождения они празднуют, а это ОНИ празднуют мой день рождения…» – все глубже копался в себе парень.

Когда градус алкоголя в атмосфере стал слишком высок, начались взаимные претензии. По типу «Никто мне не помог ребенка на ноги поднять!» или «Ты меня бросила умирать тогда в больнице!».

Чаще всего в такие моменты Сережа просто ждал, когда их срубит, но иногда слушал их нытье и делал свои выводы: «Каждого из них можно понять по-своему, просто они не хотят друг друга слушать. Если бы я еще здесь напился, был бы вообще пиздец»

***

Дарья уже неделю не могла поговорить с дочерью о волнующем сейчас более всего: о будущем. При всем этом они были, по сути, лучшими подругами: Постоянно таскались по магазинам и в кино, вместе готовили, хоть это и не самое любимое занятие Лены. Мать старалась не давить на дочь, тем не менее, иногда просто не могла не вставить свой язвительный комментарий, например по поводу внешности дочери или аспектов поведения. «Умойся, от тебя воняет!» – говорила она, думая, что это наиболее эффективно приучит дочь к чистоплотности. В конце концов, ее собственная мать делала также. Однако Лена лишь смиренно проглатывала обиду в слове «Л-ладно». Ей было уже 19, а к этому времени, думала Дарья, раньше о семье задумывались…

Она размышляла об этом, наблюдая за дочерью, втупляющей в экран ноутбука в другом конце комнаты.

Лена ощутила на себе грузный взгляд матери.

Авторитет: Опять че-то хочет…

Драма: Ей же тоже одиноко…

Риторика: «Тоже»? А мне и не одиноко!

Логика: В целом да, но с Сережей можно было и погулять.

Концептуализация: По идее он, как типичный мужик, должен был обидеться и подумать, что я типичная девка и вообще алкашка.

В голове ее вплыли воспоминания о первой встрече с ним.

Память: А он ведь скинул домашку тогда…

Драма: И, наверное, расстроился из-за меня…

Риторика: Настроение только испортил, козел!

Концептуализация: Страдание – это часть нашей жизни, можно и пострадать немножко.

Риторика: Пусть из-за мужчин страдают мужчины, вот и все.

Проплывающие по течению новостной ленты посты фем. пабликов лишь подтверждали эту мысль.

Авторитет: Мама ушла.

Драма: Она тоже мучается со мной… Я ужасный человек, не стала бы жить с такой как я!

Риторика: Еще один пунктик против института семьи.

Память: Точно! Я ж хотела посмотреть видос про русскую тоску!

Алгоритмы Youtube с радостью предложили ей то, что ожидало ее там еще до того, как она изголодалась по этому. Автор ролика сразу начинает протягивать свои меланхолично-заботливые руки к ее лицу, погружая в серую эйфорию, что называется, русской тоски. Лишь солнечный пейзаж за окном слегка смазывает впечатления, будь оно не ладно… Но периодически приглушающийся тембр голоса, читающего стихи, рассказывающие о нелегкой русской души, и эмбиент, манящий своим зыбким, сновидческим воздействием, уже растворили Лену в ткани ПостРоссии. «Как жалко то, что родина не мать, а мачеха» – заканчиваются стихи, и Лена уже не в комнате, а в мире серых панелек и грустных березок.

Электрохимия: Literally me…1

Логика: Наукообразная подача контента убаюкивает.

Концептуализация: Есть разница между сплином и русской хандрой!

Драма: Брюсов, Достоевский… равнина…

Авторитет: Чувство понятное всему русскому народу!

Электрохимия: Этот самый двор… площадка… Ностальгия! Ностальгия! Еще!!

Авторитет: Любить родину – больно…

Драма: Как тут не испытывать тоски?

Тоска вошла в нее и заполнила пустоту, и она долго не хотела ее выпускать из себя. Она подошла к матери на балкон и спросила:

– Мама, я-я-я – не удалось договорить, поэтому обняла маму.

«Че это с ней?» – подумала Дарья, после чего расслабилась в объятиях дочери.

– Ты извини, что накричала на тебя вчера вечером – заговорила она.

– Ничего страшного, я от тебя никуда не уйду – ответила Лена из-за ее спины.

– Я понимаю, тебе нужно общение со сверстниками все-таки, а я же мешаю.

– Не мешаешь… не думай так – глазницы ее потихоньку наполнялись влагой.

– В общем, я хочу сказать, что ты можешь гулять, но домой не позднее восьми! – мать погладила ее немытую голову.

– Хорошо…. мама…

***

Незаметно для Сережи наступило время определяться со своими научно-исследовательскими интересами. Вчерашние школьники, конечно, посещали выступления старшекурсников, которые представляли свои работы, однако Сергею это виделось, скорее, как вынужденное, вознаграждаемое баллами, посещение мероприятия. Выступающие говорили о каких-то невиданных доселе темах, произносили какие-то сложные неизвестные наукообразные слова, от которых разило непричастностью к реальной жизни. Сергей уже привык, что лекции по некоторым предметам можно пропускать, тем самым добыв несколько часов на здоровый сон. Однажды он пришел ко второй паре и обнаружил какую-то непривычную суматоху, ему сказали, что он пропустил распределение студентами своих научных руководителей. Затем он решил посмотреть оставшихся преподавателей в списке еще не разобранных: там осталась секция лингвистики и лишь один преподаватель по литературе – Алилуева… «Это так ты меня решил наказать за пропуски пар?» – вопрошал он, воздев руки к осыпавшемуся и уже заплесневелому потолку. Возможно, там он хотел увидеть или хотя бы почувствовать что-то вроде бога, но сам уже давно догадывался, что если там кто-то и есть, ему плевать, никто его не услышит и не поможет, ему одному разгребать эту известного цвета субстанцию. Он решил, лучше уж литература, нежели русский, который его отталкивал своими во многом иррациональными правилами.

Через несколько дней он встретился со своим научным руководителем у нее в кабинете.

– Не ожидала, Сережа, что ты выберешь мой предмет. Думаю, ты понимаешь насколько серьезно нужно подходить к русской литературе. Ведь она содержит в себе все необходимые знания и ценности для русского человека. Зарубежная литература, конечно, тоже важна, но наша национальная – Аллилуева сделала на этом слове сильный акцент – превыше всего! Понимаешь, Сережа, мы ведь последнее время отошли от наших традиционных ценностей, что очень плохо. Опять же, не подумай, что «всесильно потому что верно». Нет. Но ведь человек без бога пропадет, это не раз уже доказывала история наша и литература наша это наглядно иллюстрирует. Тот же Базаров…

Поначалу Сергей слушал ее речь крайне внимательно, так как боялся пропустить что-то важное по поводу написания курсовой, но спустя пару минут заметил, что нужно как-то ей намекнуть, что он нуждается в объяснениях… Она так пламенно изъясняла тонкости высших материй, которые, безусловно, скрывали в себе сакральные истины, что перебить ее, казалось, было бы очень опрометчиво. Сергей прикинул, если послушать еще пару минут, словарный запас старухи иссякнет, порох в пороховнице растратится.

– И вообще, 19 век, образованное дворянство, высоко духовное православное воспитание… было бы ни плохо вернуть все это… – как бы вспоминая, сказала преподавательница и принялась за кутью в пластиковой тарелке.

– Ольга Нестеровна… – решил все же Сергей – я бы хотел узнать, что из себя представляет курсовая работа. Как ее писать?

Аллилуева нисколько не смутясь тем, что ее перебили, начала отвечать на вопрос в той же словесно-поносной манере. Несколько рисинок вылетело изо рта.

– Для начала ты должен выбрать тему, на которую хотел бы писать, Сережа. Это все-таки научно-исследовательская работа. А уже после этого мы с тобой разработаем план самой работы – она посмотрела на него доброжелательно, вытирая промасленные губы салфеткой.

Слово «мы» обнадежило Сережу, ведь он думал, что эта непонятная работа, о которой он ничего даже отдаленно никогда не слышал, ляжет полностью на его еще слабые плечи. Теперь он сидел в бодром расположении духа, не беспокоясь о том, что его бросили на произвол судьбы.

– Какую бы ты хотел выбрать тему? – спросила она так, как мать, желающая из безграничной и безусловной любви побаловать ребенка, расспрашивает, какое мороженое он хочет.

Парень в порыве энтузиазма начал перебирать в голове варианты писателей, хоть сколько-нибудь ему интересных. Тургенев? Нет. Пушкин – нет. Классика, уже набившая огромную, не вмещающуюся не в один архив, аскомину, не привлекала Сережу.

–А можно 20 век? – он сузил круг поисков.

– Двадцатым веком я не занимаюсь, желательно, 19-ый. Классика это вечные образы. Это ВСЕГДА будет актуально, классика с нами НАВСЕГДА.

Эти два слова заставили Сережу несколько волноваться. Он вернулся в 19 век и старался держаться подальше от золотого века. Хотелось чего-то нового, неизведанного, не нравоучительного, не банального…

– Давайте тогда Достоевского, пожалуй – вдруг пришло ему в голову. Ничего кроме «Преступления и наказания» и «Мальчика у Христа на елке» в школе он не читал. «Преступление и наказание» даже понравилось. Обух топора до сих пор витает в памяти.

– Отличный выбор, Сережа. У Достоевского очень много личных дневников…

– А над темой я, наверное, дома еще подумаю.

– Тема будет называться «Русский национальный характер в творчестве Ф.М.Достоевского» – как-то отвлеченно сказала Аллилуева, будто рыбка уже заглотила крючок, а дальше уже можно не париться.

– Ну… хорошо.. – Сергей усомнился в свободе собственного выбора.

– Запиши мой номер, я скину тебе в «What’s up»2 источники, по которым ты будешь работать – после этих слов она жадно впилась зубами в яблоко.

После записи Алилуева куда-то заторопилась и выпроводила его из кабинета, будто по-другому попрощаться было невозможно.

Очень быстро подошел к концу первый курс. На встречи с Леной у Сергея времени не было: нужно готовиться к сессии. И вот наступили долгожданные летние каникулы. С одной стороны на плечи парню свалились десятка два текстов для обязательного чтения по зарубежной и отечественной литературе и курсовая в придачу. С другой – как человек, за плечами которого целый курс филфака, Сергей понимал, что начитанность будут проверять весьма выборочно. ( К тому же на факультет филологии он поступил не читающим человеком) Поэтому и читать нужно выборочно, лишь бы хватило для работы на семинаре, где и так материал распределяется на целую группу. Итого одного человека придется лишь пара фраз от книги. Былое величие школьных учителей с их феноменальной памятью на цитаты и стихи его уже не удивляло, так как упущенное можно наверстать в любой момент жизни благодаря интернету: любую книгу можно скачать и прочитать, и вовсе не обязательно держать тонны различной информации в голове. Нужно лишь тщательно фильтровать поток этой информации. Поэтому читал нерадивый студент только то, что ему по-настоящему интересно. Осталось разобраться лишь с курсовой.

Постепенно Сергей начал замечать, как в его ближайшем окружении люди говорят как-то странно: их мысли так неупорядочены, будто они не знают, чего хотят, да и в принципе выражаются как-то примитивно. Сей факт сделал его достаточно высокомерным к ближнему ( начиная с дома, естественно), что проявлялось в первую очередь не в поправлении речевых ошибок, как принято думать, а в исправлении ошибок логических. Иногда и вовсе доходило до подобных мыслей: «Боже, неужели они реально не понимают таких очевидных вещей? Какие же они все-таки тупые». За что друзья прозвали его душнилой.

Свободное время он закрывался в своей комнатушке и уделял время блужданию по интернет-пространству. Мемасики стали докучать его величеству. И он перешел на заполнение интересующих его лакун в истории. Смотрел все, что попадается про античные и средневековые доспехи, орудие, политику… В общем-то история литературы его привлекала тем, что служила редким мостиком между историей и литературой. Узнав что-то новое из литературы и искусства или политики, он начинал это связывать с историческими событиями. Чем глубже в виртуальное хранилище информации он погружался, тем больше связей между историей и другими областями знания находил. Каждый раз, когда кто-то вторгался в его покои, это раздражало его, поскольку выдергивало из процесса изучения. Поэтому он старался рассчитать время так, чтобы к приходу Петра, он уже был ментально готов. Получалось не всегда.

– Тебе кто разрешил жрать за компьютером?! – рявкнул Петр, внезапно залетевший в комнату – быстро на кухню пошел!

«Да кто он вообще такой, чтобы мне указывать? Я здесь убираюсь, продукты хожу покупать и стипендией делюсь с маманей. А он только приходит бухать и мусорить» – никогда не решался сказать ему Сергей.

В те моменты, когда Петр был дома, Сережа не рисковал заниматься любимым делом. Чаще всего они сидели либо в комнате у Петра, либо на кухне и разговаривали о мелочах.

– Как вчера с Антохой посидели? – начал беседу Петр, сидя возле окна и закуривая сигарету – Что делали?

– Фильм смотрели… – Сергей ел уху и отвечал после каждой съеденной ложки.

– Какой? – его нелепая улыбка вызывала дикий кринж у парня.

«Цельнометаллическая оболочка» – нехотя ответил парень.

– Вечно какое-то говно смотрите. Посмотрели бы лучше «Коммандо» там или «Рэмбо». По телеку кстати сегодня будет второй «Терминатор».

–Тебе не надоело одно и то же смотреть? Ты же его всю жизнь смотришь…

– Много ты понимаешь… – надменно произнес Петр – Крутяк.

Он был в предвкушении вечернего просмотра.

– Посмотрел бы что-нибудь новое – предложил Сергей.

– Да нового ничего не выходит, только та хрень, которую ты обычно смотришь. Давно экшенов не было хороших… Какие планы на сегодня? – поинтересовался дядя.

– Пойду с Глебом, наверное, в зал…

– Ты все думаешь, что похудеешь? – Петр залился смехом, походящим на обезьяньи вскрикивания. Его лицо в этот момент морщилось, а живот сотрясался словно холодец. Дядю раздражал тот факт, что племянник уделяет свое время не ему, а своим тупым дружкам, что он смотрит свою унылую скучную муть, а не фильмы проверенные временем. И, таким образом, он, как правило, хоть как-то компенсирует моральный ущерб, нанесенный неудавшимся родственником. После своей очередной неудавшейся попытки приобщить молодое поколение к прекрасному он направляется в комнату, где последующие два часа проводит за просмотром дневной нормы новостной ленты, состоящей из новостей, идентичных телевизионным, и мемов из «MDK».

Когда же дядя уезжает на работу, Сергей снова погружается в сеть, время от времени заглядывая в комнату бабушки. Его сознание пропускало через себя десятки войн, революций, историософских концепций, социологических подходов, политических режимов, территориальных устройств. 17,18,19, век, в каждой эпохе ему было интересно, каково было там жить, и он пытался погрузиться в дух времени, жадно поглощая один источник за другим и забывая какие-либо детали, он старался записывать их в тетрадь. Одни мифы разоблачались, в то время как другие позволяли пролить свет на психологию человеческих заблуждений. В итоге от перегрузки информацией он нуждался в человеке, с которым он мог бы поделиться изученным.

Но прежде чем это сделать нужно разгрузить мозг, приобщаясь к интернет-культуре мемов: Индивид ежедневно потребляет тонны мемов, отсылающих к тысяче событий, явлений и людей, будь то выдуманные персонажи или реальные люди, затем он, индивид стремится поделаться накопленным мемным багажом с друзьями, которые в свою очередь также впитали в себя мемный культурный код. Преследуя цель просто поржать, расслабиться, отдохнуть, они образуют собой общность людей, понимающих мемный язык, доступный только шарящим за контекст. В начале десятых делать это было еще легко, так как тематика мемных пабликов ( вроде «Убойные приколы») касалась общеизвестных вещей, таких как школа семья дружба видеоигры и т.д. Но году к 2015 начал складываться так называемый нижний интернет, куда поначалу заходили только истинный ценители артхауса вроде философии политики дегустации алкоголя и многих других вещей. Паблики становились все более узконаправленными, их могли понимать лишь кучка избранных шарящих за определенный сериал или игру, образ жизни или род деятельности. Лишь паблик «MDK» держал планку общедоступного качественного юмора, а вот в «Основы метафизики» не шарящие за философию даже не совались. Паблик «Отчисленно» не будет интересовать школоту, коей чужда студенческая жизнь, зато какой-нибудь самопал вроде «Девятый Бэ Класс (ДБК)», будет вполне себе удовлетворять ее запросы. Все это, конечно, крайности. Как правило, индивид строит свой досуг из самых разных пабликов, однако всех их объединяет одно – смех. Миллионы после утомительного душного рабочего или учебного дня или после скучной беседы с друзьями искали себе здесь пристанища! Мемы, предоставляемые админами пабликов, являются важнейшим условием формирования рофельного мышления.

И вот теперь перед Сергеем на мониторе разыгрывали сценки нордический Гигачад и сопливый Порридж, иногда меняясь местами. В прочем впитывание рофлов из пролетающих мимо вверх по ленте мемов стало быстро наскучивать, ведь он и сам неплохо придумывал шутки, мемы предоставляли лишь новые шаблоны для обшучивания. Поэтому он вернулся на YouTube.

– Ты все в ящик этот пялишься? – заглянул он к бабушке.

Она быстро махнула рукой, что означало «Не мешай»

– Знаешь, у кого я курсовую пишу? – сказал он, садясь в кресло рядом с ней – помнишь…

Он увидел, как женщина с почти раскрытым ртом смотрит в телевизор и не обращает внимание на его слова.

Телевизор глаголил: «Россия ни разу за всю ее великую историю не одной войны не проиграла!»

– Иди, покушай что-нибудь – оторвалась она от экрана – я там плов сготовила.

– Я не голоден – бросил парень, уходя обратно в комнату.

Он сел за стол и снял с паузы недосмотренное видео под названием «Войны, которые проиграла Россия»

«Россия уступила Японии южную часть Сахалина, свои арендные права на Ляодунский полуостров и Южно-Маньчжурскую железную дорогу, соединявшую Порт-Артур с Китайско-Восточной железной дорогой. Русско-японская война завершилась поражением русского самодержавия. Источники информации в описании» – гласило оно.

Человек, в котором нуждался Сергей, в итоге нашелся. Антон предложил ему встречу на улице.

Сибирь славится не только морозной зимой, но испепеляющим летом, испепеление начиналось уже весной, в мае. Это был очень жаркий денек. Солнце вытягивало из людей влагу до последней капли, от чего друзья решили спрятаться в парке 300-летия Омска, где лиственное царство не позволяло им зажариться до хрустящей корки.

Они прохаживались по вымощенной дорожке среди высоких сосен и берез.

– Рассказывай, что нового? – начал беседу Антон.

– Что именно тебя интересует, мой друг? История, политика, культура, экономика? – игриво произнес Серега.

– Хм, пожалуй… история – определился Антон, подыграв другу.

Будем честны, Антон не очень интересовался всем этим. Его больше влек за собой не менее сложный и интересный мир цифр, уравнений и двоичного кода. Технику он любил больше чем, мутных людей, поэтому вся лента Youtube у него забита видосами про новинки комплектующих для компьютера, смартфонов. Все началось с мечты об умной колонке, которая воспроизводила бы все, что он говорит, затем мечты перенесли его в целый умный дом, где все автоматизировано по последнему слову техники: робот пылесос убирается за тебя, система охраны запирает за тебя двери, свет выключается и включается сам. Все это его очаровывало не от того, что ему было лень всем этим заниматься, а от того, что весь дом управляется одним только им, вся техника крутиться вокруг него. Желание поделиться мечтой рвалось наружу и теперь, но вспомнив неудачную попытку разъяснения тонкостей программирования, он с грустью отступил. Тогда Сергей увидел на экране ноутбука ряды непонятных цифр и знаков, лишенных какого бы то ни было смысла, связь с жизнью в них напрочь отсутствовала, что и послужило непреодолимым барьером в восприятии Антохиных интересов. На замечание Сереги о неинтересном рассказывании, Антон ничем иным кроме трех точек, неловко оборвавших диалог, отреагировать не мог.

В свое время, когда Сергей позвал его в музей, где тому нужно было сделать что-то по культурологии, Антон также не мог считать смысла картины.

– Это «Игры детей» Брейгеля, копия все-таки – пояснял, стоявший рядом Сергей. Он высматривал каждого человечка отдельно, словно пытался найти знакомое лицо.

Какие-то дети, которых сложно отличить от взрослых, суетились перед взором Антона. Все это наводило его на мысль о суетности людей как таковых: Все во что-то играют, развлекаются, как хотят, если охватить это одним взглядом, выглядит это бессмысленно, конечно же.

– Что думаешь о картине? – спросил Сергей. Он всегда спрашивал что-то подобное, когда они смотрели фильмы, по идее собеседник лучше отрефлексирует увиденное, но Антон ответил:

– Да ничего особенного, возможно кого-то это и натолкнет на какие-то уникальные мысли, но я вижу просто людей, играют вроде…

– Вообще ничего? – удивился Сергей, как правило, такое выражение лица означало, что он в очередной раз считает друга тупым.

– Вообще ничего. А в чем смысл картины? – Антон подумал, что может в словах картину объясняющих он найдет хоть каплю смысла.

– Ну, смотри: Здесь все играют и все дети, в самые разные игры играют в разных местах, понимаешь это как бы аллегория на человечество в целом, все мы играем, живя, и живем, играя.

– Что такое аллегория? – за последнее слово зацепился Антон в надежде прояснить картину в целом.

– Аллегория – это такая метафора, то есть об известном другими словами, путем сравнения. Здесь, например, взрослые сравниваются с детьми, автор ставит детей на места профессий взрослых – По Сергею уже было видно, как он зарывается глубоко в материал, происходит это автоматически, дабы лучше выучить освоенное.

«Как много сложных и абсолютно не нужных слов – думал Антон в этот момент – И все ради того, чтобы объяснить то, на что итак наводит повседневность, без всяких сложных метафор смотришь на людей и видишь абсурд».

– О чем думаешь? – Сергей заметил колебания друга.

– Думаю, что для такой простой идеи картину можно было и не рисовать – Антон отсек из потока мыслей самое необходимое.

– Ну, дело еще и в языке, каким с тобой автор говорит все-таки – не унимался Сергей – Пока ты принимаешь усилия по разгадке аллегории, ты вступаешь в особый диалог… хотя вижу тебе не особо это интересно… так что забей.

– Да почему? – запротестовал Антон, заметив, как Серега снова махнул рукой на него – Интересно просто сказать нечего…

– Слушай, было бы интересно, были бы и мысли! – Серега целый день ничего больше не спрашивал у него.

Поэтому на сей раз Антон и решил сыграть в интеллектуальную рулетку с другом. Вдруг что интересное попадется. И, действительно, спустя десяток-другой исторических справок его внимание привлекло внезапно прозвучавшее из уст Сергея слово «нацизм».

– Кароче, препод скинул мне источники для курсовой, а я тебе рассказывал, что сопровождает меня эта страшная женщина Аллилуева – увлеченно говорил Серега – я проверяю их по порядку. Первым там был Иван Ильин. Пока рылся в его работах, заметил одно интересное названьице «Национал-социализм. Новый дух». Уже понимаешь, куда клоню?

Антон закатил глаза и взял подбородок в тески между большим и указательным пальцем в позе Сократа.

– Национал-социализм. Нац. Изм. – расшифровал Серега.

– Тааак – загорелся Антон.

– Да, да, я тоже так подумал. – Серега открыл телефон и начал цитировать – «Новый дух национал-социализма имеет и положительные определения…»

– И это мы изучаем сегодня – недоуменно сказал он.

– Мда, странно, конечно, может, она не знала просто?

– Она 30 лет этим занимается. Так что не думаю. Вот еще: «Этот дух, роднящий немецкий национал-социализм с итальянским фашизмом. Однако не только с ним, а еще и с духом русского белого движения» От этого я вообще в осадок выпал.

– Ты хочешь сказать, что белые это русские фашисты? – Антон сложил свои любимые два и два.

– Он хочет сказать – поправил Серега – Но похоже на то, учитывая их национализм.

– Эх, ладно, от нас это все далеко. Не парься – Антон погас. Его лицо снова стало упорото-равнодушным.

– Неужели тебя это не насторожило!? – загорелся уже Серега, но другим огоньком и бросил удивленный взгляд на собеседника. Его удивляло, как же можно не придать этому факту такое же значение, какое придавал и он.

Услышав интонацию, с которой Серега сказал эту фразу, Антон смекнул, что здесь нужно быть поосторожнее: сам он хоть и не видел ничего особенного и интересного в этом факте, но все же понимал, что для друга это важно нужно его как-то поддержать, нужно сказать что-то такое что было бы похоже на собственное мнение (и было бы им), но при этом не выказывало бы незаинтересованности. Но Антон так часто проводил время в состоянии транса, что иногда забывал как складывать слова. Он мыслил тем уже забытым нами способом, которым это делали наши далекие предки до того как научились читать про себя. Образы, которыми он мыслил, погружая в себя, усыпляли. Этим ему и приглянулась математика: она предельно абстрактна, в ней можно было строить идеально геометрической формы воздушные замки из формул и функций, вычленять оторванные от практики принципы… Сейчас же перед ним стояла конкретная задача – не налажать перед Серегой, хоть тот и начал в последнее время чаще перегибать, все же Антон чувствовал и часть своей вины в этих коммуникативных неудачах.

– Это уже прошлый век, Серег. Я, конечно, удивлен, что фашисты бывают русскими, но сейчас их все равно уже нет. А она дала тебе этого автора по другой теме. Разве нет? – рассудил он.

Внутри Сергея вскипала злоба на то, что до Антона не достучаться, на то, что он не разделяет его негодования и в целом его интересов.

– Какой же ты ограниченный. Тебе ничего не интересно, кроме своих циферок и аниме! – вырвалось у него из груди.

– Ты как маленький, ей богу. Мы же можем о чем-нибудь другом поговорить – взаимно жаловался Антон – прекрати так на пустяки реагировать…

Он зевнул и расслабился под тенью распустившихся берез.

– Я вот вчера с Юлей…

– Не переводи тему. Это выглядит тупо – оборвал его Серега, которому казалось, что весь мир против него и всем плевать на его открытие. В момент, когда Антон переводит темы разговоров, он чувствовал, будто его обводят вокруг пальца.

– Ладно, извини. Чего ты хочешь от меня сейчас? – Антон поддался.

– Хочу понимания. Очевидно? – зло сказал Сергей, укрываясь ладонью от прорезающихся сквозь листья лучей солнца.

– Я тебя понимаю, Серега. Просто не считаю, что на этом нужно зацикливаться.

«Другая точка зрения» – всплыло в голове Сергея, и он почувствовал непреодолимое желание подавить волю собеседника и диктовать ему свою.

– Ну вот, опять ты злишься – заметил Антон на лице друга – Раньше ты был добрее.

Взволнованное лицо Антона разжалобило внутреннего тирана.

– Извини, я перегнул… Возможно ты прав, это мелочь, просто она показалась мне интересной, только и всего – выпустил он пар.

– Ты сходишь с ума, только и всего – попытался рассмешить его Антон. Это улыбнуло Серегу.

– Да… сумасшествие – теперь это лейтмотив моей жизни – Сергей пытался сыграть неизвестную ему роль.

– Что такое лейтмотив?

– Блять… ты реально щас?

Они обошли парк еще по одному кругу и пошли смотреть новый фильм, который впоследствии оказался Антону по нраву, что успокоило Сергея и даже порадовало, так как это очередной звоночек в сторону удачного контакта…

***

Иссохшие сибирские земли, наконец, получили глоток свежей влаги, от чего пейзаж за окном автобуса стал для Лены особенно атмосферным. Она ехала на учебу, к просиживанию штанов на которой уже привыкла, до конца оставалось вот-вот и четыре года. В ее наушниках «Summertime sadness»3 сливалась с дождевым потоком, орошающим за окном проплывающие мимо омские улицы. Дабы лучше уловить этот миг, она даже надела очки, что делает только в моменты по-настоящему достойные того.

Визуальный анализ: Ну, это, конечно, не Лос-Анджелес…

Память: И не Самара… и не Урюпинск…

Легкая улыбка на секунду мелькнула на лице.

Электрохимия: Я вообще-то хотела погрустить…

Плейлист дал знать, что настало время «West Coast»4. Медленный ритм трека теперь заполнял ее пустоту.

Память: But you've got the music, you've got the music in you, don't you?5

Ей рисовались картинки изображающие отношения с мужчиной, которого она самоотверженно любит и готова ради него на все. Губы медленно шевелились в такт тексту песни.

Электрохимия: I'm alive, I'm a lush… Your love, your love, your love.6

Такое своеобразное представление о женской силе, проявляющейся в службе великому идеалу любви, иногда успокаивал в ней бурное пламя цинизма. «Но чем это отличается от эстетики презираемого ею высокого искусства?» – спросите вы у нее. Не пытаясь разъяснять вам тонкости, она просто скажет что-то вроде: «Это другое». Потому что сама попытка что-либо объяснять попахивает претензией на уникальность. Но сама для себя она определяет отличие между так называемым высоким искусством и американской попсой в отсутствии у последней каких-либо признаков довлеющего над слушателем авторитета и его громкоговорящей творческой программы, а также, что называется, жизненность.

Электрохимия: Блин, уже скоро выходить… Надо успеть покурить в переулке! А то целую пару сидеть еще…

Под козырьком местного бара она докуривала вторую сигарету, наслаждаясь дымом свободы, будто в последний раз и побежала на пары.

В аудитории ее мутное зрение заметило сидящее где-то вдали очертание, сгусток человека, кажется, это был Сергей. Она надела очки и быстро разбросала на парте пенал и тетрадки. За все три пары парень даже не подошел поздороваться.

Визуальный анализ: Уж не знаю, смотрел ли он на меня…

Риторика: Ой, да вообще насрать… может хватить уже думать об этом? Очередной мужчина.

Логика: Раз не здоровается, скорее всего, обиделся за тот раз.

Риторика: Тем лучше для нас. Мы ничего не должные никому.

Авторитет: Уж скорее пусть скажет «спасибо», что мы озвучили ему честно причину, а не продинамили, как сделала бы другая… ему итак больно много внимания у нас в группе, кто-то же должен поддерживать и без того хрупкий баланс под названием «справедливость»…

Риторика: Вот именно!

Авторитет: Женщин никто не жалел всю историю человечества, так почему же они должны жалеть мужчин? Нужно ни мало смелости и воли для того, чтобы взять на себя такую абузу как ребенок, поэтому, таким как мама должны стоять памятники везде и всюду!

Риторика: Поддерживаю полностью!

Авторитет: А этот мудак еще и спорить с нами вздумал! Пускай засунет свои подачки в виде «Погулять» себе в зад. Механизмы романтизации культуры работают достаточно коварно, что только на руку таким как он. Сначала погулять, что потом? Грязные, омерзительные приставания… он захочет проникнуть в каждый уголок нашего тела, завладеть им… этого допустить нельзя.

Риторика: Возможно, он сейчас пялится на нас!

Она быстро оглянулась назад, вычленив взглядом Сергея.

Визуальный анализ: Он даже в нашу сторону не смотрит.

Логика: Нужно расслабиться, сами себе настроение портим, может, уже смиримся, что мир не крутится вокруг нас?!

Электрохимия и Драма: Значит, мы не нужны мужчинам…

Риторика и Авторитет: Значит, мы не нужны мужчинам! Слава богиням.

Это была пятница, поэтому Лена вышла в оптимистическом расположении духа, намереваясь сразу же закупиться в «Красном&Белом».

Вместе с мамой они включили дешевую романтическую комедию. Лена любит смотреть нарочито плохое кино, анализируя недочеты и угарая над ними. Прикончив бутылку царской, мама укладывается спать. Лена же решает тихо включить музыку. Теперь помимо повышенного градуса ей диктовал условия еще и рандомный плейлист «Spotify». Первым ей двигал звонкий голос Патрика из «Fall Out Boy», напоминая насколько это приятно – разбитое сердце. В веселом танце забытья она закрыла глаза, представляя, как несется в бескрайнюю высь, оставив все заботы на земле. Во время припева ей казалось, что у нее текут слезы. Плавные движения переливались в резкие покачивания головой.

Электрохимия: We could cry a little, cry a lot… Don't stop dancing, don't dare stop… We'll cry later or cry now… You know it's heartbreak.7

После второго куплета тело ее кружило, а сознание мысленно растворялось в бесконечном танце таких же, как и она ликующих одиноких девчонок, которые в концертном единстве образуют пресловутую магию музыки. Все они, Лены образовывали океан и лицезрели на сцене огромную раблезианскую Лену.

Танец, прервавшись по воле плейлиста, повалил ее на диван. Теперь душа выла в такт звонко-мелодичному тянущемуся тембру Мелани Мартинез.

Драма: Ooh-ooh-ooh…

По широкому ее лицу лились уже не воображаемые слезы.

Драма: Buuuut…

Попытавшись встать с дивана, она еще сильнее в него окунулась.

Драма: You're the shower of light I devour any day of the week.8

Женский голос, сливающийся с мужским, погасили в ней энергию танца. Теперь просто лежала на диване, обращая притупленный взор в потолок.

Цокот копыт и клавиш фортепиано окутал ее теплой атмосферой полусна, тепло воображаемого рядом рождественского камина расслабляло ее еще сильнее, и потолок исчез в сомкнутых веках. Госпожа Свифт в нежных тонах рисовала ей картины далеких миров. Губы ее, однако, все еще извивались в такт колонке.

Драма: And when I felt like I was an old cardigan…9

Легкая улыбка размыла былую грусть на лице.

Электрохимия: I knew you'd miss me once the thrill expired…10

Музыкальный шум расплывался и отдалялся. В абсолютной темноте сна приближался глубокий гул, а затем и акустические очертания криков. Во тьме медленно начинают различаться светлые пятнышки… кажется это снежинки.

Открыв глаза, Лена обнаруживает себя в полуосвещенном переулке неизвестного города. Холодок сует свои шаловливые ручки между ног. Дрожь выворачивает тело наизнанку, она замечает на себе лишь светлый кардиган, из кармана которого доносится два отрывистых звука похожих на писк. «Откуда у меня телефон? Да еще и такой старый…». На телефоне этом всплыло сообщение от мамы: «На улице начинает темнеть, а тебя еще нет дома! Быстро марш домой!» Ступни были облачены в черные сапожки с белыми шнурками. Низкочастотный звук откуда-то издали слегка резал слух. Спешно покинув переулок, она наткнулась на длинный средней широты коридор, отделанный белой плиткой вроде бы, метро.

– В Омске есть метро? – подумала она. На улице было на удивление тихо, практически беззвучно, лишь собственные шаги давали о себе знать, она не могла определиться, что больше ее пугает: полная тишина или звуки своих же шагов…

Она начала с осторожностью пересекать коридор, но из-за концентрации на звуках своих ботинок никак не могла понять, когда же кончится этот коридор! В конце коридора виднелась улица. Наконец-то!

Когда Лена приблизилась к началу улицы, открылся вид маленьких узких запутанных европейских улочек с фонарями на каждом шагу, дорога вымощена камнем. Ее охватило восхищение красотой и ужас одновременно. «Я никогда отсюда не выберусь!» – она хотела заплакать, но слезы почему-то отказывались идти, может, кончились?

Взяв себя в руки, девушка пошла по улице, осматривая каждый уголок. Всюду было пусто, витиеватая архитектура улицы вывела ее на площадь, в центре которой фаллический символ указывал в темное небо без единой звезды. Все здания были закрыты. «Может, это где-то в Швеции? Или Швейцарии…» – догадку перебил резкий звон колокола, который, казалось, все приближался и приближался. Нужно домой, волновалась она, если дом еще существует. Колокольный звон бил в уши все сильней.

Лена проснулась, услышав звон бутылок.

– Пора бы кому-то мусор выносить… – намекнула мать, грозно стоящая прямо над ней, где только что виднелся каменный огромный столб. В левой руке держала мусорный мешок.

– Еще часик и… – зевая, ответила Лена.

– Живо!

– Лаааадно – она еле подняла свое ленивое тело и, собрав свидетельство вчерашней вакханалии, побрела до мусоропровода.

***

Время от времени Сережу посещал его отец, лишенный по инициативе бабушки родительских прав. Как правило, они встречались в кафе не далеко от дома.

Сережа зашел в одноэтажное здание с яркой красной вывеской «Ням Ням». В дальнем углу помещения за столом сидел и ждал лысый худой мужчина лет 50-ти.

– Привет – бросил ему Сережа.

Он никогда не называл его отцом, так как это означало бы близость с ним. Он старался держать дистанцию, наслушавшись бабушкиных историй о том, как он бросил сына без единой копейки.

– Привет, привет – мужчина потер свой кривой нос с горбинкой.

Его черные маленькие глазки внимательно рассматривали сына.

– Да ты располнел – заметил он.

– Есть такое. Что нового? – парень проглотил легкую неприязнь, словно необходимую для здоровья ложку микстуры.

– Все по-старому – машинально ответил мужчина.

Отцу было стыдно рассказывать о своей работе кондуктора и о нищенской зарплате, большую часть которой он пропивал.

Они сели друг напротив друга и не смотрели друг другу в глаза: сын отвел взгляд в сторону окна, открывающего вид на лесную опушку через дорогу, а отец размешивал чай в картонном стакане и сопровождал это взглядом.

«Как учеба? Чем занимаешься? Сколько стипендия у тебя? Как дома?» – обычные вопросы отца к сыну. Последний редко интересовался делами отца. Но иногда интерес к жизни у Сергея затрагивал и эту сторону жизни.

– Интересно, а чем ты занимаешься в свое свободное время? Ты меня постоянно спрашиваешь, вот и мне стало интересно.

Отец слегка замешкал.

– Ну… Да ни чем таким. Смотрю хоккей или футбол по телеку. Всякие такие новости из политики. Кстати, может, видел, опять этот старик Байдон там корки мочит…

– Я не смотрю телек…

– Точно. Все время забываю – с некоторой издевкой произнес он.

– Ну и что там Байдон?

– Да опять дверь перепутал… Зачем америкосы слабоумного у власти держат, не пойму – отец ожидал какой-либо реакции со стороны Сережи.

– Да это так, говорящая голова.

– Ну что-то же он решает там. Или Путин тоже по-твоему говорящая голова?

– В том числе и он.

– Ага, конечно. Ты из интернета своего вылазишь хоть? – мужчина слегка напрягся.

– В интернете тоже много мусора, но тем-то он и хорош, что в тоннах говна ты учишься находить бриллианты – сказал сын, не отрывая взгляд от окна.

– Не знаю. Все нужное мне я могу найти на первом и иногда на Рен-ТВ.

– Давай, расскажи мне, как возникла наша цивилизация – подколол Серега отца.

Они оба усмехнулись.

– Между прочим, иногда там интересные вещи говорят. Например, про подводный мир.

– Или про цивилизацию отходов в канализации.

– Не без этого. Про историю, кстати, там много интересного тоже. Вот, я второй сезон «Игры престолов» недавно начал смотреть…

– В общем, ты тоже за пределы телека не вылазишь, я смотрю – прервал его Серега.

– В отличие от некоторых, у меня еще и работа есть. А в твоем возрасте я уже о семье подумывал – намекнул отец.

– Работа – это хорошо. На счет семьи – не знаю. Вот ты, например, зачем сына заводил? – интереса ради спросил Сергей.

– Ох, ну и вопросы у тебя. Чтобы не скучно жить было. Вот сейчас чтобы так вот посидеть поговорить с кем, было под старость лет.

– Ясно – отозвался сын.

«Он завел ребенка от скуки. Создал жизнь ради того, чтобы вести беседы раз в три месяца. Это что, блять, какая-то игрушка?» – все это было непонятно Сергею, и он это тщательно обдумывал.

В детстве он ждал каждой встречи с отцом, разинув рот, слушал его интересные истории. Лишь выросши, он понял, что отец еще более рассеянный и некомпетентный еблан, чем он сам. Что это то, чего надо избегать. Поэтому каждый свой косяк Сережа рассматривал в первую очередь с той точки зрения, а не похоже ли это на поведение отца.

Они просидели так еще час и разошлись.

– Ну что, предатель, все рассказал про меня? – с распростертыми объятиями встречала внука Таисия Ивановна дома.

– Мы о тебе редко говорим – ответил тот.

–Ну, ну – выразила она сомнение.

Бабушка не пускала отца Сережи в дом и не одобряла эти встречи, но и не препятствовала им. Все-таки ей было интересно, какие новости принесет ей внешний мир через входную дверь, а не телевизор. Пусть новости эти будут хоть от врага всей ее жизни.

***

Все эти встречи с «одномерными» родственниками и друзьями продолжали питать Серегин снобизм, пока каникулы не подошли к концу. Одногруппников, с которыми юный филолог себя все больше и больше отождествлял, он встретил без восторга и без ненависти. С восторгом он встретил пары по зарубежке. Одним из первых он пришел в аудиторию и занял последнюю парту для лучшего обзора.

Когда вошла Лена, он посмотрел на нее и, вспомнив прошлый осадочек, подумал: «Алкашка даже не посмотрит в мою сторону. Наверное, без очков не видит».

Хотя Лена смотрела в его сторону и не раз, особенно во время его выступлений. Но когда мы озлоблены на весь мир, то предаем значение только злобе и ненависти, а доброту и понимание склоны нивелировать.

Преподаватель задерживался на 5 минут каждую пару. Таким вот образом Покровская Надежда Олеговна давала фору опаздывающим, а сама наслаждалась свежим воздухом лишних 5 минут. Её преподавательский портрет в коридоре филфака выделялся среди прочих необычайно темными глазами, длинными, покрывающими половину спины, кудрями и орлиным носом.

Подобно античной богине она, наконец, влетела в аудиторию на крыльях пегаса, развивая свои длинные волосы.

– Садитесь – она быстрым движением растопыренной ладони провела сверху внизу – На чем мы остановились в прошлом году?

Студенты захлопали глазами, оглядывая соседние ряды в поисках помнящих.

– Так и думала – бросила она с легкой иронией – Ну что, с новым семестром вас. Лекция по европейскому романтизму. И сразу запишите, чтобы не забыть: на следующий семинар готовим материал по немецкой идеалистической философии. Это нам понадобится для понимания историко-культурного контекста.

С этих самых пор Сергей внес в свою систему координат философию, связанную по рукам и ногам историей и литературой. «Вот бы у нее писать курсач» – мечтал он. Зарубежная литература увлекала его куда больше отечественной, давала ему пищу для размышлений, знакомила с чем-то новым. Потом он вспомнил, что его нынешняя курсовая готова только на половину и с этим что-то нужно делать. Перспектива огорчить Аллилуеву пугала своей неопределенностью. Как-то раз он дал ее номер одногруппнице, после чего три часа выслушывал от нее лекцию о деловой этике. Да и почвенничество Достоевского не откликалось в душе… неужели еще три года писать о Достоевском? «Неужели ничего нельзя с этим поделать?» – вопрос он снова адресовал потолку в порыве волнений, вызванных тревожной думой. Достоевский мог бы не одобрить этой установки, хотя с другой стороны он много чего не одобрил бы: евреев, к примеру…

– Первое с чего стоит начать этот семестр – это с того, что вы уже взрослые люди и вполне психологически зрелы для того, чтобы нести ответственность за свои поступки. Так вот все, о чем мы говорили до этого на лекциях и все, о чем будем говорить после, нужно расценивать как точку зрения автора. В том числе и то, что говорю я это мое мнение и мой опыт. Классики имели одну точку зрения, романтики же, как мы сейчас убедимся, смотрят на мир по-другому. Они считали что…

«Точка зрения» – два слова отчеканились в сознании Сергея на всю жизнь. Далее он только будет развивать эту мысль. Он, конечно мог вспомнить о словах Антона, но обстановка располагала к другому вопросу: «От чего же точка зрения зависит?». Ответить на этот вопрос ему помогали история и экономика. Ставила же подобные вопросы литература. Со временем он стал присматриваться и к кино, музыке и играм. Нередко хворостом в пламени его мысли были и эти лекции.

Все эти мысли позволили ему отвлечься от Лены полностью. Та же в свою очередь была томима смутной надеждой на его внимание. Она хотела, чтобы он подошел к ней и спросил, почему она не общается с ним. Но в душе понимала, что это детские хотелки, вызванные гендерной социализацией, культом романтики, навязанным женщинам патриархатом. Но в то же время хотелось, чтобы ненавистный мужчина, которому, скорее всего, на тебя плевать, все же уделил тебе внимание…

На паре по философии она, молча, изнывала от скуки и непонимания, вызываемого бормотанием каких-то непонятных слов по типу «Воля», «Миросозерцание» или « Эристика». Лишь цепкий эстетический взор спасал ее от вязкого болота философии.

Визуальный анализ: У Ани-то губа не дура. Свитер просто класс!

Концептуализация: Синее пламя, окаймляющее подол юбки и оранжевое сверху… ей к лицу. А у Риты как всегда её аристократическая шиза: Черное, черное, черное! Могла бы хоть раз надеть что-нибудь другое, хотя бы попытаться.

Драма: Черное, вообще-то, указывает на тонкую душевную организацию.

Авторитет: Педовка…

Электрохимия: Когда-то и мы были молоды…

– Всем спасибо за пару, на следующее занятие готовим «Или-или» Кьеркегора – объявила преподавательница.

Лена полезла гуглить озвученную фамилию.

Визуальный анализ: Хм… А он секси…

Риторика: Душнила опять какой-то, они все такие.

Концептуализация: Философы?

Риторика: Очень смешно!

Дома она встретила маму, не успевшую раздеться после улицы.

– Привет, Лен. Как учеба? – спросила она как обычно.

Концептуализация: Боже, снова это ужасное пальто! Когда она его уже выбросит?

– Сойдет, эта философия меня в могилу сведет…

– Ну, для общего развития может и сгодится – Дарья задумчиво закатила глаза.

– Кроме лингвистики мне в принципе ничего не нужно – небрежно заявила дочь и, не сдержавшись, добавила – Кстати, мам, может, ты купишь себе одежду новую?

Дарья восприняла это как упрек со стороны дочери, которая и без того, по ее мнению, не умеет следить за собой.

– А может, ты будешь следить за своими потовыми пятнами на футболке, дорогая моя? – злобно бросила она – Учить меня вздумала? Так я быстро тебе напомню, кто из нас двоих еще замечания кому делать должен!

Лена отвела взгляд. Стыд и обида соревновались в ней за первенство.

Авторитет: Зря я это сказала!

– И-и-извини… Но я ж просто свое мнение высказала! Почему сразу в штыки воспринимать? – неуверенно она произнесла.

– Советы свои давай подружкам в универе, а мне моя одежда нравится. Ясно?

– Я-ясно.

Авторитет: Прекрати выебываться!

Электрохимия: Ну а че она как дура-то?!

Авторитет: Что?! Ты че сука?

Логика: Она и правда перегнула с наездом, можно было сказать вежливее.

Электрохимия: Можно было вообще согласиться! Она ничего не понимает в моде, старуха!

Драма: Еще и про пятна сказала, от меня правда воняет?

Концептуализация: Это не важно. Главное – это история, которую рассказывает твой внешний вид, играет роль каждая деталь в нашем образе.

Электрохимия: А по-моему важны эти прикольные штучки у нас на запястьях.

Концептуализация: Это лишь деталь в образе! Она не играет такой роли как все остальное.

Электрохимия: Прикольные штучки! Не душни!

Концептуализация: Как можно быть такой тупорылой и не понимать, что я говорю?

Логика: Так! Если мы сейчас же чем-нибудь не займемся, то сойдем с ума.

Авторитет: А ну быстро за домашку!

Электрохимия: Только не философия!

Авторитет: Заткнись и выполняй!

Электрохимия: Ты совсем как мама!

Она нехотя нашла в поисковике текст Кьеркегоровского трактата и открыла его. «Афоризмы эстетика» встретили ее благодушно: текст был раздроблен, из-за чего воспринимать его казалось проще. Она не думая нырнула в первый афоризм. Слово «Поэт» напомнил ей рофлящего Моцарта с семинара по анализу лирики.

Авторитет: «Вместо того, чтобы предъявлять требования к жизни, мы предъявляем их к себе… к этому нас, впрочем, готовят и дрессируют!» Он что-то знал, этот челик.

Она ощутила прилив вдохновенья, воля к рофлу пробуждалась в ней как аппетит после долгого сна.

Электрохимия: «Возмужав, я взглянул на жизнь открытыми глазами, засмеялся и с тех пор не перестаю…» Жиза!

Риторика: Не забывайте, что это писал мужчина. Мамкин бунтарь…

Кьеркегор тем не менее удерживал ее интерес, не отпуская из тисков познания.

Электрохимия: Читаем дальше.

Взгляд бегал от абзаца к абзацу в поисках сгустков не смыслов, но ощущений.

Драма: «Моя жизнь совершенно бессмысленна». Понимаю его…

Электрохимия: И горжусь этим!

Логика: Дурочка…

Слово «Скука» приковало ее внимание, и она залпом прочла афоризм. По мере обработки прочитанного восторг познания заполнял в ней каждую клеточку пустого пространства. Беседа с человеком посредством текста пришлась ей по вкусу.

Концептуализация: «Моя душа подобна Мертвому морю, через которое не перелететь ни одной птице – достигнув середины, она бессильно падает в объятия смерти». So deep… поделиться бы с кем-нибудь этой шизой…

Электрохимия: «Тест на подконтрольное быдло».

Она залилась хохотом на всю комнату.

Логика: Как это здесь оказалось?

Электрохимия: А это не отсюда…

Риторика и Авторитет: Клоун.

Электрохимия: Смешно же! Это важно!

После афоризмов она столкнулась с историей обольстителя, затянувшего ее в ткань текста еще на пару часов. Эта часть трактата вернула ее на землю.

Риторика: Какой же гондон все-таки! Штуки – это его оружие против нас, неужели все это время было не очевидно?

Логика: Это всего лишь писанина какого-то шиза, жившего двести лет назад, успокойся, маня…

Риторика: А что в жизни не также работает? Эти хитрые мудаки так и делают! А у этого почти получилось…

Авторитет: Нами завладеть! Ну, уж нет, он слишком много о себе возомнил…

Логика: Просто не бери в голову!

Риторика: Нет! Его нужно проучить, жестоко наказать этого гетераста… но как?

Авторитет: Его же оружием!

Глаза ее скользнули по названию следующей части трактата: «Гармоническое развитие в человеческой личности эстетических и этических начал».

Память: Опять эти тупые слова для претенциозного быдла.

Электрохимия: Много букав.

Она заглянула в начало текста. Оно гласило: «Мой друг! Не раз я говорил тебе и вновь повторяю, вернее, восклицаю: выбор необходим, решайся…»

Логика: Похоже на какой-то развод. Он что, тренер личностного роста?

Огромная непреодолимая стена подобного текста вытолкнула ее из трактата.

Концептуализация: Кароче, если захочу хлебнуть воды, сделаю это как обычно.

– Елена, сгоняй в магазин, я забыла сигарет купить! – мама вытеснила этот диалог назад – вглубь телесного.

***

Сергею приносил удовольствие размеренный учебный процесс, начинавшийся медленными, раскатистыми волнами лекций и текший все быстрее и быстрее, приближаясь к новогодней сессии. Единственный, кто меньше всего вызывал раздражение у Сереги, это Глеб. Он всегда говорил свое мнение прямо, и его требования были просты и понятны. Он не пытался выглядеть хорошим другом, а просто просил о том, что ему было угодно, делая это нечасто. К тому же, благодаря ему, Сергей познакомился со средством, помогающим снять напряжение и избавиться от раздражения без вреда для здоровья, как могло показаться на первый взгляд.

Родители Глеба были рады видеть в гостях его друзей и старались предоставить молодежи комфортную и разнообразную жизнь, которая была бы лучше, чем их жизнь. Сергей приходил, здоровался с ними и шел сразу в комнату Глеба, который даже не открывал двери, дабы встретить друга, потому что знал, что тот за 10 лет дружбы уже научился ориентироваться в квартире.

– Здорова – пожали они друг другу руки и Глеб спросил: «Как дела?»

– Да вот, новую эпоху по зарубежке начали проходить – Сергей стал разворачивать клубок лекций и семинаров.

Глеб молча выслушал поток информации, пытаясь выказывать интерес зрительным контактом. Сам же он думал, поскорее бы показать другу свой сюрприз. Сейчас еще чуть-чуть, и у этого говорящего радио сядет батарейка.

– И как тебе? Интересно?

– Если я тебе все это рассказываю, как ты думаешь? – Сергей заметил невнимательность Глеба, но не стал показывать неприязнь, так как понимал, что Глеб не будет церемониться, как Антон.

– Серег, давненько ты что-то не шутил. Помню, в школе ты мог часами одну шутку растягивать и повторять. А щас такой серьезный, жуть. Тебе нужно расслабиться – Глеб подходил к предмету встречи.

– Ладно, чего там у тебя?

– Зырь, че есть – Глеб достал и показал другу маленький пакетик, наполненный какой-то зеленью.

– … Это трава что-ли? – Серега заговорил шепотом.

Глеб улыбнулся и кивнул.

– Будешь?

– Если честно, не очень хочу это пробовать – выразил сомнение подопытный.

– Это абсолютно безопасно. Действует максимум 4 часа. На улице в тачке посидим, все будет ок – заверил Глеб, сделав указательный и большой пальцы кольцом, а остальные три оттопырив.

Сергей не знал, что его пугало больше: сама возможность быть раскрытым бабушкой или опасность употребления наркотиков. Еще в школе ему на уроках ОБЖ показывали видео об ужасающих последствиях наркотиков: все тело гнило, тело коробило в ломке, рассудок мутнел, и человек превращался в бездумное животное. Все это тогда произвело на Сережу такое впечатление, что ему пришлось упасть в обморок, чтобы этого не видеть. Глеб же в данный момент не выглядел угрожающе, наоборот – он располагал к себе. Друг же не может навредить, но на крайний случай он решил постелить себе соломку.

– Хм… А ты тоже будешь? – удостоверился он.

– Конечно.

Теперь можно было расслабиться, возложив ответственность за свою жизнь на плечи друга. Он еще никогда не подводил.

– Ладно, но всего один разок.

Глеб взял собаку на прогулку для отвода глаз родителей. Выходя из подъезда, парни наткнулись на двух бабушек с завязанными на голове платками, сидевших на лавочке. Собака, свесив длинный язык изо рта, пыталась положить передние лапы на колени старушки.

– Фу! Фу! – вскрикнула она, пытаясь убрать лапы с колен.

– Да вы не бойтесь, он поиграть хочет и не кусается – задабривал ее хозяин собаки.

Старушка взяла клюку и замахнулась на пса со словами: «Уйди, а то, как тресну!»

– Я вам сам тресну, блять! – рявкнул Глеб, быстро одернув пса за ошейник и уходя.

Подойдя ближе к машине, он выплеснул наболевшее: «Господи, когда же это сраное поколение уже вымрет?!». Ксенофобия и тотальное недоверие со стороны стариков вызывали у Глеба ответную неприязнь.

Сереге слегка стало неприятно, но он не подал вида. Они заехали в лес через дорогу за домом. Лесная чаща своей непринужденной тихой обстановкой, где нет кого-нибудь, кто бы мог их видеть, успокоили Сергея.

– Что это ты притих вдруг? – Глеб проявил интерес.

Серега посмотрел на него в замешательстве и ответил: «… Да… так задумался»

«А что, если меня все-таки спалят?» – взволнованно думал он. Не зная, как действует трава, Серега не мог полностью расслабиться. Он пытался просчитать каждую деталь: сколько действует трава, как он будет выглядеть со стороны, лучше ли подстраховаться, оставшись у Глеба на ночь…

– Ничего, сейчас расслабимся – улыбнулся Глеб, набивая скрученный в трубочку клочок папиросной бумаги, прессованной травой.

Пока один негодовал внутри себя, другой – размяк в кресле автомобиля после первого же затяга. Глеб передал другу второй косяк.

– На выдохе затягивай – дал он совет.

На удивление некурящий трезвенник Сергей удачно затянулся с первого раза. Горький привкус першил в горле, ему хотелось сплюнуть, что он и сделал.

– Через сколько обычно берет? – спросил он.

–Меня вот сейчас взяло. Ты поймешь, когда тупить начнешь – Глеб внезапно взорвался дьявольским хохотом.

В ожидании трипа время тянулось, казалось, бесконечно. Серега смотрел на него с некоторой опаской: «И так я буду выглядеть?! Если дома об этом узнают, мне это так просто не спустят с рук. Я буду жалеть об этом всю…» – поток мыслей резко прервался действием канабиса. Как и Глеб, он размяк в кресле, растекся, словно разбитое яйцо. Он не мог больше сфокусироваться на какой-либо мысли и заразился хохотом друга. Теперь в безмолвном лесу было два источника шума.

Они разговаривали подобно двум поломанным роботам, останавливаясь почти на каждом слове со звуками вроде «Ээээ…».

– Хм, вообще необычно – отозвался Серега, оправившись от приступа смеха – А ты до этого курил?

– Да нет. Я с тобой хотел первый раз попробовать.

Дружеская преданность окончательно заставила забыть Серегу о волнениях.

– Может еще одну бахнем? – предложил Глеб.

Сергей уже расслабленный, не видя в этом ничего угрожающего, согласился. Вторая тяжка уже не сопровождалась тяжелым першением в горле, он вдохнул дым, будто свежий воздух и медленно, расслабленно выпустил.

– А ты точно ЛСД не будешь? – решил вернуться к баранам Глеб.

– Нет. Это я точно не буду – с гипетрофированной строгостью сказал Серега.

– А если сначала я испытаю?

– Нееет, говорю же! … Хотя на тебя, конечно, посмотрю – опьянено произнес Серега. Оба снова разразились хохотом.

Сереге захотелось выйти из машины, подышать свежим воздухом, впитать в себя лучи солнца, ощутить на себе приятный ветерок. Когда они влезли с Глебом на улицу, кровь разогнала траву по всему организму. Через 5 минут втупления в небо, Серега оглянулся и не мог понять, сколько времени, он смотрел на часы и не мог понять, что означают все эти стрелочки и циферки. Еще через минуту он понял, что время исчезло… и было ли оно до этого? Было ли оно вообще когда-то?

– Серег, пошли – Глеб подзывал его в лес. Серега медленно поплелся за ним, втупляя в его речь – Вот знаешь, что мне больше всего нравится в этом всем? Что под этим можно делать что угодно!

Серега удивился этому открытию настолько сильно, что ему хотелось испытывать удивление как можно дольше, чтобы изучить, понять, почему же он так сильно удивился этому бреду. «Да это ж бред» – внезапно подумал он и залился хохотом. Глеб смотрел на него предельно серьезно, на этот раз он не заразился хохотом. Сереге эта серьезность сразу же передалась, он не знал что происходит, он ждал чего-то, сам не зная чего…

– Серег, ты мне не веришь? – Сереге эта фраза показалась уж очень внезапной. Понять показалось ему или нет, было невозможно, и он спросил у Глеба: «Слушай, а ты специально попытался так напугать меня?»

– О чем это ты?

– Ну…. – он вспоминал, что хотел сказать и, наконец, вспомнил – ну я про то, что ты сказал тогда…

–…Когда?

– Ну…. А я не помню. – После того, как он это произнес, они засмеялись на долгих 10 секунд.

– Так вот – продолжил Глеб – мы можем под этим абсолютно все.

– Да как ты это запоминаешь?!

– Что именно?

– Свои мысли, которые ты не договорил тогда…

– Когда?

Сергей долго думал, как обозначить время в этой реальности и выдал: «В самом начале, после того, как мы курнули второй раз»

Когда Глеб это услышал, до него дошло, как же давно это было, он вытаращил на друга глаза. Но при этом он вспомнил все, что до этого момента говорил Серега.

– Я не пытался тебя напугать, я хотел лишь, сказать, мы способны на все под травой – медленно выцедил Глеб, точно робот.

Серега, как ни странно, все понял и уже не удивился сообразительности Глеба… однако его удивил уже этот факт, в постоянно ускользающем потоке сознания он пытался сосредоточиться хоть на какой-то мысли, чтобы разобраться как работает этот мир, вернее, как он работает под травой. Он также успел заметить, что Глебу не очень интересно саморефлексировать.

Глеб был движим некой непреодолимой силой, влекущей растрачивать энергию. Каким образом? Не имеет значения, по ощущениям ему хотелось куда-то бежать, и он убежал дальше в лес…

Сергей остался наедине с самим собой и погрузился еще глубже в собственные переживания. Ему многое было интересно и не понятно, многое хотелось узнать, а еще хотелось кушать, чего хотелось больше, понять было нельзя. Ему казалось, что он разделился на двух человек:

Трезвый: Куда исчез Глеб? Он что, оставил нас навсегда одних здесь умирать?!

Пьяный: Если честно, я не имею понятия, но как разница, оглянись, вон стоит машина, а это значит, что мы ушли не далеко, мы близко, спокуха.

Трезвый: Блять, мы все это время стояли на одном месте!? Значит это действие наркотика, волноваться не о чем… Хм, что же имел ввиду Глеб, когда сказал что мы можем делать все, что угодно?

Пьяный: А ты разве не видишь? Мы же будто в кино, будто живем по какому-то сценарию, играем роль в истории, которую сами создаем с помощью слов… и здесь нет и кого, кто бы мог нам помешать! Мы свободны!! Ураааа!

Трезвый: Да, играем роль в этом мире.

Пьяный: В этом мире. Кстати, ты о каком мире? Я о внутреннем, а ты?

Трезвый: … А я о внешнем, о том самом, где другие люди…

Пьяный: Точно! Есть же еще и другой мир, я уж и забыл что внутренний и внешний это не одно и то же…

Серега рассмеялся и увидел Глеба, он так рад был его видеть, будто они не виделись 10 лет.

– Глеееб, ты жив! Где ты был?

– Я? Я играл в догонялки… – он оглянулся на лес, из которого вышел.

– С кем? – Серега испугался, что в лесу есть еще кто-то, вдруг их спалят и сдадут в ментовку, или Глеб все это время обманывал его и в лесу изначально кто-то был. Все это пугало Серегу.

– Самим собой – сказал Глеб, удивившись, что он действительно был один.

Серега рассмеялся, поняв, что все это было шуткой, неосознанной шуткой Глеба. Глеб тоже хохотал, не отдавая себе отчет, над чем.

– Уххх, ладно, пойдем в машину, я устал.

– Уже все? – расстроено спросил Серега. Ему было жаль покидать этот лес, который казался ему уже домом.

Они сели в машину и Серега спросил у друга, чувствует ли он, что находится в кино, на что тот ответил, что его отпустило. Как только Серега это услышал, он понял, что и его начинает потихоньку отпускать.

– Ну а щас как трезвый, что скажешь: чувствовал, что в кино находишься или нет?

– Да, есть такое, очень круто, нужно будет повторить, а то мы как-то разошлись.

– Ага – Серега в целом был доволен прошедшим днем.

Они провели за полгода еще пару таких встреч, что не особо сказалось на обучении Сергея, однако он все равно старался не злоупотреблять. Глеб же на свое обучение давно положил несколько грамм гашиша. После этого случая его начали интересовать исследования касательно разнообразных наркотиков: их вреда или пользы, их истории и культуры употребления в разных странах. Ну и, конечно же, (куда без этого) способы их изготовления, чем интернет не балует. Глеб склонен быстро бросать мимолетные интересы. Сегодня это исследование наркотиков, а вчера – лингвистика, что будет завтра – неизвестно. Вечно лишь одно – мечта вырваться в люди, уехать в более обеспеченные регионы страны, а лучше – за ее пределы. Туда, где люди со светлыми лицами будут улыбаться тебе на каждом шагу, где вместе с этими людьми ты будешь сидеть на вершине мира и, свесив ноги плевать вниз, на угрюмые рожи озлобленных орков…

Кстати об орках. Дома Сережу опять поджидал уже подвыпивший Петр. Парень шел домой с мыслью о том, что на этот раз придется поздно лечь, потому что дядя не даст спокойно сделать домашку. «Впрочем, одногруппники из общаги каждый день ложатся поздно. Им и готовить надо и убираться, на домашку времени не остается» – успокаивал себя Сергей. Он вообще часто успокаивался от того, что на свете есть люди с еще более худшей жизнью, чем у него. Это даже приободряло, и жалость к себе отступала. Отчасти в этом помогали знания, подчерпнутые из исторических источников.