Читать книгу Цвет счастья - - Страница 12

Даже днем плотный туман стал сгущаться все чаще, словно желая обволочь собой тайну Жюля, укутать ее, как в пальто, лишить видимости. Серая вуаль, сброшенная с неба.

Жизнь проходила мимо Жюля незаметно для него. Медленно тянулись часы и дни. Он считал, что еще до нашей физической смерти наша душа умирает сотню раз, ведя нас к истинной жизни.

Друзья и семья пришли поприветствовать маленькую Флорентину в этом мире. Зал с двустворчатыми дверями на веранду был набит битком. Что бы ни обсуждали гости, в мыслях Жюль снова и снова возвращался к своей родной дочке, к той, которую он оставил. Неоднократно он терял нить разговора и, так как не мог поймать ее снова, молчал. Он стоял, не говоря ни слова. Стоял так тихо, что о его присутствии постепенно забывали. Все поворачивались к Луизе и новорожденной. А Луиза с ребенком на руках все пыталась разглядеть в окружавшей толпе мужа. Внимательно смотрела на него, пытаясь понять причину его безмолвия. Она размышляла о том, что значит перемена в выражении его лица, но вскоре один из гостей вновь отвлекал ее от мыслей и она занималась другими вещами.

Жюль наблюдал за ней. Луиза была очень красива. Красное бархатное платье подчеркивало кожу цвета слоновой кости, но, несмотря на поразительную красоту наряда, внутреннее сияние самой Луизы затмевало ее. Взгляд, полный любви, которым она смотрела на Жюля, спустя годы еще утешит его в сожалении и ранит в сердце.

Внезапно он почувствовал, что задыхается среди людей, и покинул зал. Только снаружи он снова задышал. Словно из улья, в коридор проникло ровное жужжание и шум разговоров и движений. Жюль расстегнул верх рубашки и сделал глубокий вдох.

Последние гости разошлись только к полуночи. Его жена до сих пор была одурманена счастьем. В ее глазах мерцал блеск, они обворожительно улыбались. Луиза чувствовала легкость. Такой легкой она не была уже многие годы. А Жюль нес все бремя ее легкости на своих плечах.

Никто, кроме него самого, не знал о его положении. Никто, кроме Шарлотты, не знал, что он обменял своего собственного ребенка, потому что больше поверил в чужого. Его привычное всем невозмутимое выражение лица давно стало потерянным. Он чувствовал, как его переполняет невиданное прежде отчаяние.

Что теперь? От жажды получить ответ пересыхало в горле. Кругом не было никого, кому он мог бы открыться, кому мог бы довериться.

Раньше он всегда сочувствовал тем многим людям, которые не могли прижиться во внешнем мире. Теперь он больше не справлялся в своем собственном. Помимо всего прочего, ему еще и пришлось осознать, что на некоторые вопросы нет ответов даже для судьи.

Все казалось неправильным: этот брак, этот дом, этот ребенок. Жюль шагал по модульному паркету теперь уже пустого зала, навощенному так сильно, что в нем отражались картины, висящие на выбеленных стенах. Из золотых рам глядели портреты всех семей, живших в этом доме со времен строительства виллы много лет назад. Их портрет тоже скоро будет здесь висеть.

И как он только мог подумать, что жизнь обоих, Жюля и Луизы, после его деяния станет гладкой, как этот паркет? Судья посмотрел на улицу. На парк тихо опустилась ночь. Единственный свет исходил из комнаты, свет, падающий на снег широкими желтыми дугами. В просветах белой пелены тумана не было видно ничего, кроме черного неба.

Младенец в маленькой, плетеной из ивы люльке. Это он, ее ребенок. Луиза быстро поняла, что значит любить ребенка. Чувство, которое охватывает, словно завораживающая симфония. Любовь, которая становится все глубже, но не заканчивается и не исчезает. Долговечная. Безусловная. Совсем непохожая на любовь между мужчиной и женщиной, что постоянно меняется и утрачивается.

Луиза сидела у колыбели и, исполненная благодарности, смотрела на детское личико, залитое лунным светом. Она то и дело целовала малышку в лоб. Жюль стоял в коридоре и наблюдал за ней через дверную щель. Учитывая то, что творилось у него на душе, рядом с ней он чувствовал себя недостойным и лишним. Он едва осмеливался дышать, так как даже малейший шум мог разбить мирную тишину в детской, словно кристалл.

Только когда луна перекочевала и ее свет перестал падать в окно, Луиза встала, поцеловала веки Флорентины и разгладила ее одеяльце. Несмотря на темноту, ей казалось, что она видит улыбку, играющую на детском личике.

Жюль улизнул. Он не мог смотреть Луизе в глаза. Не теперь. Он покрутил кольцо, которое носил на пальце. Кольцо с черным опалом. На веки вечные. В горе и в радости. Он не сдержал обещание. Он обманул Луизу ради справедливости.

Жюль пытливо смотрел в окно, будто искал решение на небе. Или еще где-то за пределами самого себя, этого дома. Однако все, что доносилось до него с улицы, – это хруст снега из-под ног рабочих.

Несколько минут, которые казались часами, он стоял и смотрел в ночь. Между тем его тяготила не только ложь, но еще и ощутимые уже с самого начала трудности родительства со всей его ответственностью, усталостью и множеством шансов не справиться.