Читать книгу Бункер - - Страница 1

Дорога сразу за моей спиной упирается в стену из мокрых деревьев, за которыми уже через пару шагов ничего не видно. В противоположную сторону она уходит идеально прямой линией из четырех рядов старых потрескавшихся бетонных плит и теряется за завесой из дождевых капель в постепенно наступающих сумерках. Как взлетная полоса аэродрома, брошенного и зараставшего с тех пор наступающим со всех сторон лесом. Никак не меньше трехсот лет, судя по его виду. Кажется, что еще лет сто, и лес победит окончательно, сомкнувшись ветвями с двух сторон, закрыв вечно серое небо, а потом уже переварит и толстый твердый бетон, пустив сквозь него свои корни. Пока же росчерк неба над дорогой такой же прямой и ровный и так же теряется впереди, сливаясь с пеленой летящей с неба воды. Но все равно слишком узкий для всех видов воздушных транспортных средств – если кому и хватит размаха крыльев для взлета и посадки, то лишь средних размеров ангелу. Если представить, что ангелу для взлета или посадки нужна взлетная полоса длиной в полтора километра.

Дождь падает с неба плотным потоком, бьет по темно-зеленым вперемешку с желтыми листьям, по серому бетону, плещется в больших и маленьких озерцах на поверхности дорожных плит, в щербинах и углублениях, что проделал за все эти годы. Дождь здесь всегда немного разный. Он то обрушивается сплошной водяной стеной с грохотом гигантского водопада, смывая с бетонных плит ветки, листья и другие части леса. То раздуваемый ветром, который дует порывами со всех сторон сразу, швыряет крупные мокрые капли в лицо и за шиворот и создает на бетонных плитах маленькие смерчи и тайфуны. То, чаще всего перед самым рассветом, превращается в мелкую мокрую взвесь, навстречу которой из леса выползает белый стелющийся туман, из-за которого начинает казаться, что капли летят снизу-вверх.

Пока я стою, вода забирается за шиворот, куртка кажется одинаково мокрой снаружи и изнутри, джинсы становятся тяжелыми и липнут к ногам. Надо идти. Пока пройду те самые полтора километра от одного конца взлетной полосы до другого, сухих мест на мне точно не останется, поэтому никуда не тороплюсь, любуясь по сторонам и вдыхая свежий влажный воздух, и не обхожу луж, потому что кеды тоже мокрее быть уже не могут.

Когда я дохожу до противоположного края дороги, сумерки еще немного сгущаются. Дорога заканчивается так же внезапно, как и начинается – глухим бетонным забором метра в два высотой, когда-то зеленым, сейчас – неопределенного цвета ближе к грязно-серому. За забором все та же стена леса, в лесу же он теряется слева и справа от дороги, и узнать, насколько он простирается в обе стороны и что огораживает, не представляется возможным – лес здесь, как и во всех других местах вокруг дороги, совершенно непроходим. Между стволами деревьев растет густой колючий кустарник, под ногами топкое болото, все это загромождено упавшими ветками и полусгнившими стволами, пересечено ручьями и канавами.

Метров за двадцать до забора справа от дороги расположена квадратная бетонная площадка, то ли для разворота, то ли для стоянки того, что когда-то сюда могло приземляться. А сразу за ней в чащу убегает совсем узкая дорожка, вымощенная красным кирпичом, мокрым и ужасно скользким от воды. Над ней кроны деревьев смыкаются, загораживая небо, но зато резко уменьшая количество дождевых капель, оставляя только самые настырные.

Еще метров пятьдесят, и я выхожу на широкую поляну. По краям она заросла полынью, репейником и непроходимо колючими кустами дикой малины. Слева от поляны – круглый пруд с необычно чистой темной водой, дождь и ветер создают на его поверхности неспокойную рябь, делающую его похожим на глубокое озеро или морской залив, особенно когда стоишь на берегу, и в сумерках теряются очертания противоположного берега. В дальнем конце – старые полуразвалившиеся теплицы, машущие на ветру клочьями пленки, словно напоминая о том, что когда-то здесь появлялось солнце, и можно было выращивать что-то кроме грибов. Там же, за теплицами, в противоположную сторону уходит Восточная дорога, она шире тропы из красного кирпича, но сильно уже взлетной полосы, засыпана мелким серым гравием и с самого начала начинает загибаться влево – в отличие от взлетной полосы, она куда-то ведет.

Здесь, наконец, я могу рассмотреть небо – сейчас темно-серое, пелена облаков, как обычно низких и непроницаемых, почти не видна и угадывается только по отсутствию звезд, которых, впрочем, здесь не видно никогда.

Прямо передо мной – дом. У его крыльца кончается тропинка из красного кирпича, именно сюда я иду. Дом двухэтажный, с острой крышей и трубой на одном из скатов, из трубы валит дым, растворяясь в темном небе и где-то там смешиваясь с облаками. Окна светятся теплым желтым светом. Крыльцо закрыто сверху навесом, на крыльце стоит очень старое кресло, накрытое таким же старым, бесцветным от времени покрывалом. Перед ним прямо на перилах стоит наполненная дождевой водой кофейная чашка – до перил отдельные капли добивают, но кресло сухое, только немного отсыревшее из-за влажного воздуха – и пепельница с плавающими в ней окурками.

Поднимаюсь по ступенькам, стягиваю капюшон, пытаюсь, как собака, отряхнуться от воды. Дверь как обычно не заперта и даже чуть приоткрыта, оставляя узкую полоску света на полу. Тяну дверь на себя и вхожу внутрь.