Читать книгу Черная полынь. Рассказы, повесть - - Страница 3

Фотоателье на первом этаже старинного купеческого дома работало уже несколько лет. Его хозяин, Георгий Лозницкий, был одним из множества новоявленных фотографов, открывших студии в столице. Большую часть времени он проводил в бывшей художественной мастерской, переоборудованной под фотостудию и лабораторию. За драпированной стеной, напротив которой на массивном штативе была установленная выписанная из-за рубежа громоздкая фотокамера, находилось темное помещение, где в красном свете газового фонаря он проявлял и тиражировал снимки. Его рабочий стол находился под наглухо затемненными окнами, время от времени он открывал их – для копирования фотографий требовалось солнечное освещение, и тогда лаборатория заливалась ярким светом, вырисовывающим сложившийся в ней творческий беспорядок.

Однажды, засидевшись в студии допоздна, он долго искал баночку с галловой кислотой, перебирая содержимое ящиков стола, в которых собралось немало склянок и коробочек. Среди всего этого богатства он нашел завернутую в плотную бумагу стеклянную фотопластинку. На упаковке различалась подпись, сделанная его рукой: судя по ней, эта пластинка была приготовлена полгода назад. Но никак не удавалось вспомнить, экспонировал ли он ее и что могло быть на ней запечатлено? Быть может, это и вовсе пустая, неиспользованная пластинка? Но применять ее повторно он не рискнул, чтобы в кадре не произошло проявления посторонних образов, которые сбивали с толку многих неопытных фотографов, поэтому оставалось только одно – проявить эмульсию и посмотреть, о чем же он запамятовал.

Время шло к полуночи, и его уже клонило в сон, но, переборов сонливость, Георгий зажег неактиничный фонарь. Развернув бумажную упаковку, он убедился, что внутри было стекло с самодельной хлоросеребряной эмульсией на желатине. Далее оставалось разлить в ванночки наведенные растворы проявителя и фиксажа и обработать заинтриговавшую его пластинку.

Вскоре он уже созерцал привычный процесс – как под слоем раствора в кювете проявлялась фотографическая картинка. Сразу стало очевидно, что пластинка не была пустой. На ней вырисовывались белые пятна с очертаниями человеческого силуэта среди них. Выдержав снимок в закрепителе, он аккуратно промыл его и поставил на сушку. Не терпелось рассмотреть изображение при ярком свете, но надо было соблюсти все правила фотопроцесса.

Наконец он вышел со снимком в руках в помещение, служившее студией. Здесь располагалось несколько ярких осветительных приборов. Он замкнул коммутатор и зажег недавно приобретенную лампу накаливания, дававшую довольно яркий желтоватый свет. При нем он смог, наконец, толком рассмотреть полученное изображение. На только что проявленной пластинке в окружении аморфных пятен, похожих на стаю бабочек, отчетливо вырисовывался светлый силуэт. Несмотря на туманность очертаний, наметанный взгляд художника сразу уловил, что фигура является женской. Присмотревшись, он смог разглядеть лицо, едва прорисованное легкими тенями. Но проявленная фотопластинка была лишь полупрозрачным слайдом, и мастеру не терпелось перенести это изображение на фотобумагу, сделать его отчетливым и контрастным.

Появление сей картинки весьма озадачило его. Похоже, он вовсе не экспонировал эту пластинку в камере. Так откуда взялся загадочный образ? Приготовленная полгода назад эмульсия могла засветиться, либо на нее подействовали пары реактивов, рядом с которыми она хранилась. Это было вполне вероятное объяснение. Но никогда раньше ему не приходилось сталкиваться с проявлением таких артефактов.

Ночь брала свое, он почувствовал себя совершенно обессилевшим и решил отложить до завтра дальнейшие занятия с обнаруженным феноменом. Вскоре он вернулся в свою квартиру и попытался заснуть, но сон долго не шел к нему вопреки желанию быстрее скоротать ночь, чтобы завтра прийти в студию и разрешить возникшую загадку.

На следующий день ему далеко не сразу удалось взяться за таинственную фотопластинку. С утра было много клиентов. В иных обстоятельствах господин Лозницкий только обрадовался бы такому наплыву публики, но теперь он с трудом сдерживал раздражение. Наконец, убедившись, что принял всех, кто был предварительно записан на этот день, он закрыл входную дверь и перевернул на ней табличку.

С редким воодушевлением он зашел в лабораторию и принялся готовить сразу несколько вариантов фотопроцессов на основе солей серебра, которые позволили бы ему контактным способом перенести изображение на позитивные фотокарточки. Некоторые из известных ему методов печати требовали яркого солнечного освещения, а меж тем уже было пять часов вечера, и осеннее солнце клонилось к закату. Оставалось довольствоваться лишь теми способами, которые можно было реализовать при газовом и электрическом освещении.

Так или иначе, но вскоре у него на руках было несколько отпечатков, имеющих разные оттенки и плотность. Выглядевшая светлой на слайде фигура на них стала темной. Женский силуэт продолжал угадываться, но вместе с тем снимок утратил иллюзорное очарование. Фотограф предвидел это еще вчера, первый взгляд не подвел его: изображение на фотопластинке было не негативным, а позитивным, и печатать его надо было совершенно другим способом – без обращения тонов. Еще несколько часов работы в красном свете – и на руках его были другие снимки, точно воспроизводящие изображение на пластике, только гораздо более контрастные. Теперь он мог отчетливо разглядеть женский силуэт, длинные волосы и тонкие очаровательные черты лица. Ему показалось, что подобные лики можно увидеть разве что на картинах серверных художников эпохи Ренессанса.

При взгляде на этот образ его охватили воспоминания о своей учебе в художественной академии, о юношеских опытах в живописи, которые постепенно перетекли в прагматичное занятие фотографией. Когда-то он увлекался фотокопированием музейных картин, но прошло немало лет, и найденная им пластинка вряд ли осталась с тех пор. Да и не могло при обычном способе съемки на негативе проявиться позитивное изображение. Так откуда же взялась эта очаровательная картинка?

В тот вечер он покинул студию, пребывая в полном замешательстве. Впервые в его жизнь вторглось нечто необычайное, разрывающее ее спокойнее, размеренное течение. Он взял снимки с собой, чтобы подробнее изучить их при утреннем свете. Ночью он несколько раз вставал с постели, подходил к разложенным на столе отпечаткам и зажигал свечу, словно опасаясь, что возникшее чудесном образом изображение так же внезапно пропадет.

На следующий день его чувства несколько отрезвились. Он убеждал себя сбросить охвативший его морок и здраво взглянуть на произошедшее. По-видимому, он столкнулся с чем-то подобным игре природы, когда в случайных формах минералов возникают очертания, словно выполненные мастером-живописцем. Только его чудо возникло в искусственной среде, в атмосфере фотографических реактивов. Так что же в этом удивительного? Под действием влаги и каких-то химических испарений на эмульсии проступило аморфное пятно, а все дальнейшее сделало его воображение, восприятие профессионала, привыкшее к живописным и фотографическим портретам. Быть может, если взглянуть еще раз, иллюзия развеется?

Но вновь и вновь рассматривая негатив и полученные с него отпечатки, он отказывался верить, что эта призрачная, неземная красота, могла возникнуть по воле случая. Снова вспомнились годы учебы и увлечение Ренессансной живописью. Призраки юношеских идеалистических фантазий словно ожили в его воображении. Когда-то он надеялся постичь извечную идею красоты, сокрытую за материальными формами произведений искусств. Красоты, которой он искал в облике своих моделей, в скульптурах и портретах, в дивных порождениях природы, но при этом ее суть все оставалась неуловимой.

Раньше он с презрением относился к спиритическим сеансам, считая их обманом легковерной публики. Но теперь эта тема, отреченная современной ему наукой и порицаемая церковью, но весьма популярная в светском обществе, стала занимать его все более. Он и так был завсегдатаем книжных лавок, но теперь стал посещать их еще чаще, при этом его интересовала литература вполне определенного рода. Пролистывая полунаучные-полуоккультные труды о медиумах, месмеризме и астральных фантомах, он подчас испытывал досаду от очевидной глупости всего в них изложенного. Но в то же время попадались отдельные интригующие сведения.

В трудах подобного рода речь нередко заходила о спиритической фотографии. Ему и раньше доводилось видеть в газетах снимки, претендующие на изображение «бесплотных духов», но это были столь явные подделки, что разоблачить их мог даже человек, неглубоко сведущий в фотографии. Из всего книжного хлама он приобрел переводной труд Гектора Дюрвиля о животном магнетизме и французскую книгу Ипполита Барадюка, где описывались его опыты по запечатлению «психических энергий человека» на фотографии.

Однажды, когда вечером он возвращался из студии, ему показалось, что в толпе встречных прохожих он увидел лицо со знакомыми чертами. Оно появилось перед его взором на мгновение и вновь затерялось. Это была девушка в длинном черном пальто и шляпке с короткой вуалью, едва прикрывающей глаза. Он остановился и хотел было броситься искать незнакомку, но осознал всю тщетность этого мероприятия. Что так взволновало его? Неужели ее лицо напомнило загадочный снимок? Но ведь проявившийся на нем образ имел очень слабо намеченные, почти призрачные черты, а встречена девушка лишь на мгновение появилась перед ним, так неужели он смог узнать ее лицо под вуалью? Георгий был вынужден признать, что вновь стал жертвой обмана чувств.

Много дней и ночей он пытался сознательно повторить в своей мастерской неожиданно проявившийся феномен, занимаясь тем, что еще недавно могло показаться ему смехотворным. Он делал магнетические пассы над фотопластинками, сосредоточенно глядел на них в темноте, пытаясь проецировать мысленные образы, прикладывал к точке в межбровье, которой приписывалось особое оккультное значение. Но все было тщетно: кроме нескольких следов от кристаллов плохо растворившегося проявителя и бесформенных пятен засветок по неосторожности, получить ему ничего не удавалось.

«Если даже иной мир существует, быть может, он соотносится с нашим, как параллельные прямые, и мы тщетно ищем их точку пересечения», – думал он, в очередной раз маясь бессонницей. Когда же наконец под утро ему удалось заснуть, он увидел знакомую светлую фигуру, попытался рассмотреть ее, изучить и запомнить ее черты, но те ускользали от его взгляда, сновидение становилось смутным – как и ранее, когда он пытался читать во сне книги, но их текст рассыпался отдельными буквами.

На следующий день, придя в мастерскую, он с самого утра закрыл ее для посетителей. Вложив не оставляющий его в покое стеклянный снимок в «волшебный фонарь», он спроецировал на белый экран в темной лаборатории картинку с силуэтом, ставшим наваждением. Долгое время он рассматривал эту прелестную фигуру, затем, когда фонарь был резко погашен, перед глазами его остался послеобраз, постепенно меркнущий и меняющий окраску. Он сконцентрировался на этой призрачной картинке, и на секунду показалось, что образ оживает, становится отчетливее, реалистичнее, но тут его перенапряженные глаза сильно заболели, он непроизвольно зажмурился, и видение рассеялось.

С того дня его чувства пришли в полное расстройство. Искомый образ теперь угадывался не только в лицах прохожих – он виделся фотографу даже в разводах и каплях дождя на оконном стекле. Сны его стали путанными и бессвязными, в них стремительной чередой проносились воспоминания о некогда увиденных картинах и фотографиях вперемежку с какими-то фантастическими картинками, словно не из земной жизни. Вместо молитвы на ночь он заклинал свое сознание, чтобы то подарило ему свидание с очаровавшим его призраком хотя бы во сне – но это видение не повторялось.

Наконец, одним утром, с трудом проснувшись после ночи, наполненной лихорадочным делирием, Георгий понял, что так продолжаться больше не может – он извелся до крайности, у него уже нет сил для работы, не говоря уже о творчестве. В этот день он уверенно решил закончить сводившую его с ума историю, попросту уничтожив загадочный артефакт и все его копии.

Придя в студию, он собрал бумажные отпечатки и, изорвав их в клочья, спалил в пепельнице. Оставалась только стеклянная пластинка, давшая начало всем этим копиям. Он уже готов был разбить ее вдребезги, как в последний миг его рука все же дрогнула, он завернул фотопластинку в бумагу, перевязал нитью и забросил ее в самый дальний угол лаборатории.

Вскоре, к своему удивлению, он обнаружил, что этот чисто символический акт все же возымел действие. Мысли о загадочном снимке стали оставлять его, вернулся спокойный сон. День шел за днем, так протекло несколько месяцев, и рабочие дела увлекли его, заставив забыть о недавних переживаниях. Каждый день он портретировал в своей студии особ из разных сословий, иногда выезжал на экипаже с переносной техникой для съемок памятных мероприятий. В его лаборатории проявлялись десятки новых снимков, обыденных и ничем не примечательных, и больше ничто не тревожило и не смущало его рационалистический ум.

Но, когда казалось, что все волнения позади, новый случай заставил его сердце забиться с необычайной силой. На исходе лета в его студию пришла горожанка лет двадцати с небольшим со своим младшим братом-гимназистом. Когда она подняла вуаль и расположилась в кресле студии, Георгий был потрясен. С первого взгляда увиденное лицо показалось ему не просто знакомым, но буквально тем самым, что он видел на загадочном снимке.

От волнения фотограф стал растерянным и суетливым, обычно легко находящий язык с клиентами, в этот раз он сконфузился и с трудом объяснил девушке и юноше, как им следует позировать. Взяв себя в руки, он постарался провести съемку безошибочно, чтобы получить идеальный результат. И тем же вечером уже проявил полученные снимки.

Теперь у него была возможность основательно изучить так потрясшее его лицо. Неужели именно этот образ сводил его с ума столько дней и ночей? Он поспешил достать некогда заброшенный таинственный отпечаток и распаковал его, но с содроганием обнаружил, что тот потускнел, пострадав от влаги, изображение на нем стало совсем нечетким. Светлая фигура все еще виднелась, но в ее очертаниях больше не угадывался женский силуэт, растаяли иллюзорные черты лица. Эфемерная красота покинула этот снимок, превратив его в тусклые хаотические пятна. Так было ли сходство?

В одной руке Георгий держал этот артефакт, утративший магическое очарование, в другой – свежеотпечатанный снимок посетительницы. Наконец, он отложил фотопластинку с туманным пятном, более не нуждаясь в иллюзиях и фантомах – его чувства обрели земное воплощение. В журнале студии было записано имя посетительницы и адрес, по которому он должен отправить с курьером снимки. И пусть он не знает ничего ровным счетом о ней, его чувства отчего-то охватила спокойная радость, которой он давно не знал.

«Будь что будет, – сказал он себе. – Но я вновь позволю иллюзии стать моей путеводительницей. И, даже если меня ждет неудача, жалеть не о чем. Пусть я прослыву безумцем, и пусть сам себя станут считать таковым, но только малодушие будет непростительно. Нельзя вновь потерять эту красоту. Я дам возможность своей вере, дам еще один шанс на свершение чуда».