Читать книгу Крик чайки - - Страница 8

Вернувшись вечером, Нихат и Бирсен радовались как дети.

– Всегда, когда я вижу госпожу Бирсен, она выглядит такой счастливой, – поделилась Сельма. – Всё у неё ладно. Прекрасная семья. Только ребёночка не дал Всевышний…

– Не всегда улыбка означает, что человек счастлив, – с грустью вздохнув, сказала Александра. Она очень хорошо понимала, о чём говорит. Её мама всегда улыбалась, какие бы трудности ни вставали на её пути. Глаза госпожи Бирсен выдавали нескончаемую грусть. Только вот истинной причины Александра ещё не разгадала. «Быть может, сестра Сельма права и эта печаль из-за отсутствия детей? Или, быть может, вовсе из-за отсутствия любви?» – рассуждала она.

Александра направлялась к своему ночлегу, когда услышала голоса, доносившиеся со второго этажа, где дверь на балкон была распахнута и ветер был единственным свидетелем чьей-то развернувшейся драмы.

Преобладал мужской голос, и девушка, пожав плечами, подумала, что муж госпожи Бирсен говорит по телефону, ругаясь на нерадивых сотрудников. Она измождённо волочила ноги домой. Не столько обязанности по дому, сколько домашние склоки, интриги, косые взгляды и неприкрытая ненависть отнимали все силы и наделяли психологической усталостью. Иной раз Александра думала забить на всё и так и лежала в кровати, пока Сельма с кудахтаньем не входила в её комнату и не заставляла заново полюбить этот мир, за что Александра её очень любила.

– Явуз, почему Бирсен не спустилась на ужин? – спросил Нихат, когда все собрались за столом.

– Она нехорошо себя чувствует, я решил её не тревожить, пусть отдыхает, – ответил тот и сделал глоток воды из высокого бокала.

Александра заметила, что Явуз, хоть и складно отвечал, но никогда не смотрел в глаза собеседнику.

– Я могу отнести ужин в комнату, – нашлась Александра, и господин Нихат, посчитав её предложение хорошей идеей, одобрительно кивнул. Но господин Явуз был категорически против. Он настоял на том, что сам отнесёт и, взяв поднос из её рук, поднялся наверх.

Если бы мы знали, что творится за закрытыми дверьми, то наверняка не были бы так спокойны.

Госпожа Бирсен больше не заглядывала в дом прислуги, и её невозможно было уловить, поскольку женщина очень редко выходила за пределы комнаты. Для Александры это было несколько странно. Казалось, кроме неё, это никого не волновало. Подслушать и разузнать что-то не удавалось, но сдаваться девушка не намеревалась.

Женщина стояла в уборной перед зеркалом и втирала бежевый крем в кожу рук. Сколько было его использовано – известно только небесам, под которыми мы все ходим. Не так сильна физическая боль, как моральная. В её глазах отражалась вся боль женской сущности. Вот так сильные женщины сдерживают её, нося прямо в сердце, а окружающим дарят улыбки – ехидные или искренние, без разницы, ведь никому нет дела до человеческой души. Безропотно они проживают свою-чужую жизнь и уповают на помощь Всевышнего: молят его о том, чтобы Он даровал им терпения. И глубоко несчастные женщины всё терпят, совершенно забывая о простом женском счастье…

Вечером Александра поднималась наверх, чтобы отнести чай в кабинет господина Нихата, как увидела вышедшую из комнаты госпожу Бирсен, и, забыв про поднос в руках, поспешила к ней.

– Вы в порядке? – взволнованно спросила она.

– В порядке. Хочу лишь подышать свежим воздухом, – отозвалась Бирсен и, проводя ладонью по лакированным перилам, спустилась вниз.

Александра оторопела. Девушка поспешила отдать чай господину Нихату. На женщине совсем не было лица. Тёплый ветер ласкался к ней, но та была отчуждённой. Александра, шустро сбежав по ступеням, коснулась её руки, но это касание отразилось ледяной искрой. Женщина, резко запахнув кардиган, грела ладони под мышками и с тревогой озиралась.

– Вы плохо себя чувствовали? – волнительно сдвинув брови, спросила Александра.

– Да, – кратко ответила она, и в этих словах была доля правды.

– Я могу чем-то помочь? Если головная боль, то очень хорошо помогает липовый настой, если же желудок – госпожа Эстер пьёт ромашковый чай…

– А есть ли средство от душевной боли? – внезапно спросила она и слегка улыбнулась, отчего по коже Александры пробежали мурашки. Очевидно, эта ненастоящая улыбка маскировала страдания. Девушке сделалось не по себе.

– Хотите, чтобы я ушла или осталась? – взволнованная, спросила она, и Бирсен, ещё раз подняв свой взгляд на спальню, в которой приглушённо горел свет, попросила оставить её одну.

За завтраком собралась вся семья. Господин Нихат с энтузиазмом о чём-то рассказывал, иногда прерываясь, чтобы посмеяться вволю. Госпожа Эстер этично слушала, изредка она усмехалась, а ещё реже поддерживала разговор. Мелиссу же истории отца совсем не интересовали, если речь, конечно, не шла о развлечениях и шопинге. В тот вечер в основном говорили мужчины. Госпожа Бирсен была задумчива, на землю её вернул мужской голос:

– Бирсен, тебе уже лучше? – поинтересовался господин Нихат за завтраком, и женщина поймала на себе взгляды двух мужчин.

– Да, спасибо, – кратко ответила она.

– Напомни, когда вы собирались уезжать? – спросила Эстер, проведя пальцем по оправе чашки.

Александра разливала чай, и её так и подмывало ошпарить «госпожу» кипятком. «Как сёстры могут быть такими чужими друг другу?» – не понимала она. Даже их со Стефанией называли кровными сестрёнками, и они действительно ощущали эту связь, хотя и вовсе не были родными.

– Послезавтра, Эстер. Потерпи ещё немного.

– Терпеть – это твоя участь, – язвительно отозвалась Эстер и принялась за завтрак.

Мелисса вспомнила о приближающемся событии:

– Мама, вечеринка в честь моего дня рождения ведь в силе? Всё ли готово? – и тут же прервалась. – Тётя, в субботу у меня день рождения, ты же не забыла? Может, останешься?

Зыркнув своим взглядом, Явуз ясно дал понять, что не останется здесь из-за какой-то девчонки, и Бирсен безропотно повиновалась.

– Я знаю, милая, я позаботилась о подарке для тебя, папа отдаст, – ответила она так же тихо.

– Сестра, побыла бы ещё немного… – досадливо сказал господин Нихат, и в этот момент Александра чуть не выронила чайник из рук. Госпожа Эстер окинула её негодующим взглядом. Мелиссу, желавшую съязвить, отвлёк вопросом отец, а госпожа Бирсен взволнованно смотрела на Александру. Утерев салфеткой капли, она поспешила в «уголок Сельмы». Девушку словно пригвоздило к стене. Она прислонила к губам ладонь, не веря тому, что сейчас услышала. Не зря она считала её близким человеком. Эта женщина действительно приходилась ей тётей. В смятении и радости она бралась за прежнюю работу, которая казалась ей удручённой, и прежде чем две семьи закончили с завтраком, девушка успела переделать все свои дела и даже дела Сельмы.

Сельма, грузно переваливаясь, вошла в кухню и, поставив тяжеловесные пакеты на паркет, присела в попытках отдышаться. Эрим, поприветствовав Александру, оставил остальные пакеты и удалился на мгновение раньше, чем туда могла войти госпожа Эстер и рассердиться.

– Сестра Сельма, почему, когда мы говорили перед сном в день приезда госпожи Бирсен, ты не сказала мне правду? Ты сказала, что госпожа Бирсен – сестра госпожи Эстер?

– Оговорилась в полудрёме, ну! – всплеснула она руками. – Да разве есть что-то у них общее? Разве что худоба! – и рассмеявшись, стала раскладывать продукты.

Вечером Александра сидела внизу и смотрела телевизор, когда в дом прислуги постучались. Она обрадованно ринулась открывать.

– На самом деле, я ненадолго, – сказала Бирсен так же тепло, как и в первый день своего присутствия здесь. – Хотела попрощаться.

Александра помрачнела, опустила взгляд – и тут же её глаза засветились, словно её голову посетила гениальная идея.

– Возьмите меня с собой! Вы и сами видели, как я справляюсь. Я не буду лишней и многого мне не надо! Всё равно, ещё немного, и выставят меня отсюда.

Сельме не нравилось, что её юная напарница говорила об увольнении. Она прикипела к маленькой разбойнице всей душой, да и уже представить не могла себя одну на кухне. Поднявшись, она сказала, что поставит чайник. Бирсен с грустью потупила взгляд. Она совсем не умела отказывать людям, но и принимать решения было не в её компетенции. Её муж был строг и особо щепетилен в вопросе гостей, любил порядок во всём и никогда не позволял ей брать на себя какую-либо ответственность и решать за него.

– Прости меня, – вдруг сказала она и, подняв взгляд, виновато посмотрела на Александру.

От неожиданности в горле девушки пересохло, и она даже не смогла вымолвить, что та и вовсе не должна извиняться. Данное слово в этом особняке было словно табу. «Никто никогда не пользовался им, ну, прямо как и мозгами!» – успела подумать она. И Александра со временем привыкла к этому. А теперь этот прекрасный человек извиняется перед ней просто потому, что у неё есть сердце.

– К большому моему сожалению, это просто невозможно, – сказала она. Было видно, как тяжело ей приходится. – Но в одном я уверена абсолютно точно: ты не должна оставаться там, где тебе плохо.

– А вы? Вы в месте, где вам хорошо? Ощущаете ли вы себя счастливым человеком?

За окном не на шутку разыгралась гроза. Вольный штормовой ветер беспощадно тряс мохнатые пальмы, словно приказывая им кланяться. Бирсен вспомнила, как в день своей свадьбы мглистые тучи затмили солнце, но не затмили её красоты. Сквозь слёзы она смотрела из своей комнаты на собравшихся гостей и мечтала, чтобы всё скорее закончилось. Противоборство природы с человеческой сущностью. Её жених радостно размахивал руками и развлекал собравшийся народ танцами, а мать, уставшая улыбаться гостям, неистово ждала появление дочери. Этот вечер не предвещал ничего хорошего, и благих событий у новоиспечённой семьи можно было не ждать. В первую же брачную ночь её муж вышел за сигаретами и не вернулся до обеда следующего дня. Через неделю говорили о том, что его видели в компании девушек лёгкого поведения, а уже через месяц на коже руки Бирсен алело пятно, как следствие ночного дебоша. Она не выдержала и спросила мужа прямо, где он пропадает, и тот, решив, что женщина не должна мужчину допрашивать, крепко схватил жену за руку, выплеснув всю свою злость, и с силой оттолкнул её к плите, на которой стоял горячий суп. С тех пор прошло двадцать два года, и женщина могла по пальцам перечесть, сколько в её жизни было поистине радостных дней. Иногда она задавалась вопросом, как до сих пор ещё остаётся в живых. И у неё есть на это ответ: в её душе всегда жила любовь. Её мать сочла Явуза подходящим лишь потому, что его семья были зажиточными людьми, но, когда его отец потерял бизнес и вместе с тем деньги, пути назад уже не было.

Александра коснулась её руки, и та обеспокоенно вздрогнула.

– Прости, я задумалась. – Бирсен взглянула на стеклянную дверь, где безудержно хлестал ливень.

– Вы были самым прекрасным человеком в этом доме… – с тоской призналась Александра.

Женщина, не знавшая, чего ожидать от завтра, с улыбкой обернулась и ласково приподняла её подбородок.

– Тебе нужно лишь сказать: «Я хочу, чтобы ты приехала снова, тётя».

– Конечно я хочу, чтобы ты приехала снова, тётя! – не раздумывая ни минуты, воскликнула Александра, и Бирсен, погладив её по щеке, поднялась. Она стояла у двери, ожидая, когда прекратится буйство природы.

– Но ты не ответила на вопрос, тётя… – следом поднявшись, сказала Александра, отчего по коже женщины пробежали мурашки.

– Ощущать себя – уже прекрасно! – в полуулыбке сказала Бирсен, но глаза её цвета Босфора были полны невыразимой печали. Она ощущала каждое ранение на своём хрупком женском теле, расползающийся жар от каждого удара, оставшиеся под кожей шрамы. Но вместе с тем всё ещё ощущала себя живой.

Женщина, надев дождевик, любезно предоставленный Сельмой, поспешила в особняк.

– Как часто они приезжают сюда? – поинтересовалась Александра, глазами провожая убегающую от грозы Бирсен.

– Раз, в очень редких случаях, два в год, – пожала плечами Сельма и, забывшись, кинулась снять с плиты раскалённую сковороду.

Услышав это, плечи девушки опустились, и взгляд померк.

– Возможно, мы не увидимся с ней больше… – с накатившей тоской сказала она, абсолютно уверенная в том, что не задержится здесь до её следующего приезда.

– Не говори так, – просила Сельма, безрадостно перемешивая рис.

Бирсен зашла в комнату, чтобы попрощаться с матерью. Она была не уверена, что когда-нибудь приедет сюда снова. Старушка следила за её перемещением по комнате. Наконец, женщина, придвинув стул, села.

– Всю жизнь ты всё за всех решала, – сказала она, взяв её руку, – что же мне делать со своей несчастной судьбой? Теперь даже ты не можешь мне помочь, мама… – и тяжело вздохнув, обречённо опустила голову на колени.

Когда восток оранжево пламенел, все провожали семью Кара. Пока Явуз возился в багажнике, Бирсен стояла у машины, сжимая ладони в кулаки. Её руки постоянно мёрзли, но не от холода, а от недостатка душевного тепла, однако её сердце умело горячо любить. На ступенях стояла госпожа Эстер, с надменным и пренебрежительным взглядом она смотрела на Бирсен и её мужа. Мелисса даже не удосужилась проснуться и из уважения спуститься. Выскочившая из особняка Сельма всплеснула руками и вручила женщине контейнер с ватрушками. Александра стояла дальше всех, вжавшись в стену. Она снова осталась одна, чтобы справиться со всем в одиночку. Подняв свой взгляд прежде, чем сесть в машину, женщина заприметила её и, улыбнувшись своей притягательной улыбкой, помахала рукой. На душе у Александры стало так тоскливо, что пришлось приложить немало усилий, чтобы не разреветься. Господин Нихат подошёл и заключил сестру в объятия. Отчего-то слегка поморщившись, она тут же улыбнулась и взглянула в его глаза.

– Нихат, уделяй больше времени своей семье и своему здоровью. И ещё… – остановилась она, будто забыв сказать о чём-то важном. Женщина, взглянула через плечо брата, но на месте, где стояла Александра, уже никого не было. – Александра. Мне кажется, Эстер слишком предвзято к ней относится. Я дала ей свой адрес, чтобы она писала мне, но это всё, что я могу, а ты можешь дать гораздо больше. Что будет, если вы отнесётесь к бедной девушке более дружелюбно?

Мужчина согласно кивал, глядя в большие и взволнованные глаза сестры.

– Ты, как всегда, думаешь обо всех, – грустно улыбнулся он. – Позвони, как доберёшься. И береги себя. – Он поцеловал её в лоб и приказал открыть ворота.

Госпожа Эстер воинственно встала в дверях кухни:

– Ну что, госпожа вездесущая Александра, твой опекун улетел. Что будем делать теперь? – усмехнулась она и встряхнула головой.

– Как госпожа Бирсен терпит ваше общество, так и я буду терпеть, – ответила она и открыла кран, чтобы не слышать дальнейших усмешек и упрёков.

Женщина театрально вытаращила глаза и прибавила голосу:

– Поверь, я самое меньшее зло в жизни госпожи Бирсен! Да, – обернулась она уже в дверях, – у моей дочери завтра день рождения, ты должна сделать всё зависящее от себя, чтобы не испортить праздник Мелиссы.

Александра, конечно, всё слышала и, как только та скрылась из виду, негодующе села к окну. «Что значит «меньшее зло»?» – спросила она и, сдвинув брови, рассердилась на себя за то, что снова приняла её слова во внимание, хотя собиралась не повторять больше прежних ошибок. Снова оставшись одна, Александра решила не растрачивать внутренние ресурсы понапрасну.

Александра надела чёрную юбку, которую тщательно отглаживала накануне. Белая блуза с ажуром на рукавах и гипюровым воротничком выглядела очень изящно, идеально сочетаясь с низом. Глядя на кроссовки, она призадумалась. Конечно, они не соответствовали сегодняшнему наряду и мероприятию. Раздосадовано вздохнув, девушка всунула ноги в чёрные замшевые туфли, которые успели высохнуть, как и отклеиться. Повязав аккуратный хвостик и выпустив два завившихся локона по бокам, она удовлетворённо кивнула.

– Как хорошо, что вчера мы закончили все приготовления, – облегчённо вздохнула Сельма, глядя на наполненный яствами стол.

Александра выглянула в окно. Полуденное солнце заливало окрестности, и нанятые работники, утирая мокрые лбы, суетились перед особняком, чтобы исправно выполнить свои обязанности. На мгновение девушке даже стало их жаль: всё равно Мелисса не оценит по достоинству созданное исключительно для неё празднество. Жаль их было и потому, что госпожа Эстер, деловито расхаживая, не лишала себя удовольствия сделать замечание то тут, то там.

– Эти шары не смотрятся здесь, – заключила она, – отнесите к сцене. Неужели вы столько лет занимаетесь организацией торжеств и не понимаете таких элементарных вещей!

А спустя двадцать минут Эстер остановилась у сцены, беседуя с кем-то по телефону, и взор её упал на шары, что были, видимо, не к месту. Прижав к трубке ладонь, она воскликнула: «Нет, ну кто додумался поставить шары у сцены?!» Возмущённый работник хотел было что-то возразить, но та отмахнулась от него, словно от назойливой мухи, и вернулась к телефонному разговору.

Александра снова выглянула в окно, когда солнце уже попятилось за горизонт. Госпожи Эстер нигде не было, как и работников. Собирались гости, подтягиваясь из разных уголков города, покидая свои особняки и оставляя свою прислугу в покое этим вечером. Лишь они на пару с Сельмой были вынуждены сегодня положить все силы на то, чтобы все остались довольны, а иначе придётся положить свои головы.

– Зачем нужно столько гостей? Не коронация же королевы, – удивилась Александра, вообразив неспокойную сегодняшнюю ночку.

– Молчи, девочка! – шикнула Сельма.

Мелисса бегала по дому с криками:

– Мама, где моё платье? Я всё ещё жду!

Женщина, устало закатив глаза, попросила дочь успокоиться.

– С минуты на минуту оно будет у тебя, дорогая.

– Уже гости собираются, а я ещё не готова!

– Не волнуйся, единственная моя, сегодня твой день. Я займусь ими.

– Вот именно, мой, а вы заставляете меня выходить из себя по таким пустякам!

Раздражённая девушка поднялась к себе в комнату, демонстративно хлопнув дверью. Спустя десять минут Александра получила доставку платья и, поднявшись наверх, постучала в комнату именинницы.

– Твоё платье, – сказала она, не желая лишний раз называть её имени.

– Давай сюда, – процедила та и, выхватив платье, отошла к зеркалу.

Гостей становилось всё больше, а сил у Александры терпеть лицемерие и праздник тщеславия – всё меньше. Изрядно уставшая, Сельма переводила дух в кухне по просьбе Александры. Девушка видела её усталость, хотя та бодро и шустро работала на кухне. Сложно было представить, кто бы так же умело справлялся с домашними делами. Из комнаты вышла женщина в обтягивающем чёрном платье до колен с ассиметричным вырезом и длинным бархатным рукавом с крупными стразами на плече. На ногах были чёрные ботильоны, в руках – клатч того же цвета. Волосы завиты, уложены на одну сторону и залачены. Надо сказать, в таком образе госпожа Эстер выглядела эффектно и потрясающе. Александра пришла к выводу, что, быть может, сердца у неё и нет, но вкус чувствуется: на старых семейных фотографиях, стоявших на столе в кабинете отца, она видела его, державшего на руках ещё крохотную Мелиссу и какую-то женщину с тёмными волосами. Только по глазам она узнала, кто это, и сочла перевоплощение в блондинку наиболее удачным решением. Из спальни госпожи Эстер всегда тянулся дорогой аромат парфюма, а внешний вид был безукоризненный независимо от настроения или самочувствия. На каждый выход она выбирала автомобиль под маникюр, а мужу – галстук. Самовольный характер дочери доставлял много неудобств, но и ей она лично подбирала наряды, за которые бы не было стыдно, однако часто Мелисса игнорировала мать и надевала то, что купила на шопинге на свой экстравагантно-специфический вкус. Но сегодняшний вечер был исключением. Сделав подарок матери, она таки надела выбранное ею платье. Короткое платье цвета розовой сладкой ваты с тянущимся шлейфом и огромным цветком на бедре выглядело очень симпатично и элегантно. Зачёсанные назад и залаченные волосы делали нежный образ дерзким. Серёжки в виде объёмных сердец придавали беспечность и непринуждённость имениннице. Со стороны могло показаться, что эта девушка столь же мила изнутри, как и снаружи. Но Александра уже достаточно хорошо её узнала, чтобы говорить такие громкие слова.