Читать книгу Несовместимые. Книга третья - - Страница 10
Глава 9
ОглавлениеЭлла
Как только Джейн уснула, вернулись Деймон с Эльвирой. Я вышла из детской в прихожую их встречать, прижимая к губам указательный палец, намекая им на то, что малышка спит и им нужно вести себя тише. Осторожно закрыла дверь и приблизилась к брату, который раскрыл для меня объятия.
– Что бы мы без тебя делали, – проговорил он, прижимая меня к себе.
Я демонстративно пожала плечами, отстранившись от Деймона.
– Даже не знаю. Наняли бы няню. Пригласили Марту. Есть куча вариантов, так что прекрати подлизываться.
Деймон усмехнулся и щелкнул меня по носу, улавливая мой сарказм.
– Но мы тебя наградим за твой бескорыстный труд. Смотри, что привезли.
Деймон нагнулся, чтобы поднять пакет с пола и раскрыл его. Я посмотрела внутрь и радостно ахнула, раскрыв рот.
– Голубика! Как много! – сдержалась я, чтобы не вскрикнуть от радости.
– Да. Сейчас мы будем делать пирог. Вперед на кухню.
Мама часто баловала нас пирогом из голубики, а ягоды всегда доставал отец. Я так часто делала его с ней, что запомнила весь рецепт наизусть.
Когда Деймон скрылся на кухне, чтобы помыть ягоды, я посмотрела на Эльвиру, которая все время после своего приезда молчала и оглядывалась по сторонам.
– Он уже уехал, – строгим голосом сообщила я, скрещивая руки на груди. Так демонстрировала Эльвире свое недовольство. Она уловила мое состояние и с виноватым выражением лица приблизилась ко мне, чтобы обнять.
– Прости, я не сдержалась, – пробубнила она в мое плечо.
– Что значит не сдержалась? – прошипела я, округлив глаза от удивления, отстраняясь от нее.
– Это было хорошей возможностью оставить вас вместе, – настаивала она на своем.
Я вздохнула, успокаивая себя. Знаю, что в помыслах Эльвиры нет ничего ужасного. Она не сделала ничего, что могло угрожать моей жизни. Но, увы, Эльвира не понимает, что находясь с ее братом наедине, мне становится еще хуже, чем, когда остаюсь одна и думаю о нем, о нашем прошлом и о том, что мы потеряли и с чем не справились. Эльвира знает о моих крепких чувствах к Эдварду, но она еще не уяснила, насколько мне теперь больно находиться рядом с ним. Она не понимает, какого это потерять близкого человека от рук любимого мужчины. Эльвира не знает, что такое отцовская любовь и каково мне было узнать, что его убил тот, кого я люблю и кому доверяла.
Как бы зла я не была на Эльвиру, но этого лично в слух проговорить не смогу, поскольку это слишком обидная правда, которая ее надломит и, возможно, отдалит от меня. Эльвира считает, что моя любовь к Эдварду сильнее всякой ненависти и обиды, и что она перевесит все, если я буду чаще оставаться с ним наедине. Но это не так и я понятия не имею, как донести до нее тот факт, что нам с Эдвардом уже не по пути.
– Эльвира, больше не делай так. Я хочу отвыкнуть от него. Я не хочу проводить с ним время, – только и проговорила я, сдерживая злость.
Ее лицо оставалось непроницаемым. После моих слов даже чувство вины Эльвиры улетучилось. Она уловила мои чувства, исходящие из глубины души, которые я все никак не могу растоптать там.
– Ты уверена в этом?
– Нет, – честно выпалила я. Чем больше я вру, тем сильнее начинаю тонуть в этом болоте лжи. – Но я все равно буду придерживаться своего первоначального решения.
– Этой установкой ты только губишь себя.
– Хватит. Мне не нужна ничья помощь, чтобы решить, как относиться к Эдварду. Мы больше не будем поднимать эту тему.
…потому что ты не понимаешь, что значит потерять любящего отца от рук любимого.
Я осталась в доме Эльвиры и Деймона до самого вечера. Пока Джейн спала, ее родители успели помочь мне с пирогом, и как только я засунула его в духовку, она проснулась.
Эльвира все это время выглядела расстроенной. Деймон это видел и постоянно ободряюще поглаживал ее по плечам и целовал в висок. Он не понимал, почему его супруга в таком состоянии, а Эля могла лишь улыбаться и убеждать, что с ней все в порядке и у нее просто внезапно поникло настроение. Ведь эта форма эмоции такая непредсказуемая штука, и оно в любое мгновение может рухнуть даже без причины.
Мы с Эльвирой изредка сталкивались взглядами, когда она оправдывалась перед заботливым Деймоном, и я сама расстраивалась, рассеянно замешивая тесто.
Задумывалась о том, нужно ли мне извиниться перед Эльвирой за свою резкость. Обстановка между нами пробуждала внутри меня ту простосердечную Эллу, которой хотелось, чтобы всегда были только улыбки и радость. Поэтому ей необходимо разогнать грусть с лица каждого любыми способами.
У меня была привычка извиняться по любому поводу, когда я чувствовала вину, пусть даже незначительную. В какой-то момент мои привычки изменились, и вот я даже сейчас не чувствую себя виноватой, а лишь считаю, что мне лучше примириться с Эльвирой и не оставлять эту ситуацию при таком шатком положении. В какую бы безразличную и холодную я сейчас не превратилась, но близкие мне люди всегда должны улыбаться и не погружаться в печаль хотя бы из-за меня.
Мой брат сейчас такой. Он часто улыбается и от него так и веет аурой счастливого человека. Особую роль в его изменившейся жизни играет Джейн. А сама я рада тому, что Деймон, как раньше, не ходит за мной по пятам и не спрашивает ежеминутно все ли у меня хорошо. Он дал мне воздуха и доверился, потому что я показываюсь перед ним как совершенно нормальная девушка, которая справилась с тяжелым периодом своей жизни. Что со мной творится по ночам ему необязательно знать. Теперь у него есть забота поважнее – это его дочь, которой необходимо в скором времени объяснить, как устроена жизнь. И самое главное, вырастить ее в любви и заботе родителей. В этом девочке повезло. И я не имею права влезать между ними со своими слезами. Для этого у меня есть психолог.
Деймон отпустил прошлое и живет в своем счастливом настоящем. Он не хранит в доме каких-либо вещей наших родителей. Есть лишь фотографии, которые служат хорошей памятью о них. У меня же, помимо кучи фотографий в альбоме и фоторамках, имеются некоторые вещи, принадлежащие родным: папин мяч, с которым мы с ним играли во дворе, и он постоянно побеждал меня; мамин фартук, в котором она готовила, а теперь в нем готовлю я; бабушкин крем, которым я иногда мажу руки, чтобы избавиться от шелушения. Теперь я покупаю только его и порой мои руки пахнут ею, словно недавно касалась бабушки. В квартире у меня всегда стоят свежие пионы, которые я покупаю после учебы, сразу же, как старые завянут.
Деймон как-то посоветовал мне отпустить их и жить дальше с раздражением в голосе. Ему надоело, что я несколько раз в месяц посещаю их могилы и снова требую полететь к бабушке в Валенсию. Я не осуждаю брата за такой порыв вразумить меня. Сама осознаю, что пора бы отпустить тех, кого люблю до смерти и оставить их в покое.
Когда я была с Эдвардом, у меня это получалось. Но теперь я одинока и все чаще вспоминаю тех, с кем была счастлива. Но теперь Эдвард еще и причина тому, что я потеряла отца и сильно скучаю по нему. Постоянно жду его во сне, чтобы извиниться за свои последние сказанные ему слова. Но он не приходит.
Есть причины, почему я не могу отпустить их: бабушка ушла, когда была вдали от меня, и я чувствовала, что с ней что-то не так, но ничего не сделала; мама ушла слишком неожиданно и мир забрал ее несправедливым способом; папа ушел из этого мира, как мой враг. Мне просто хочется попрощаться с ними по-человечески.
А еще потому, что я одинока.
Когда я накладывала ягоды голубики на уже готовый, горячий квадратный пирог, погруженная в свои мысли, ко мне подошла Эльвира. Она накрыла мои плечи своими ладонями, заставив меня вздрогнуть и рассыпать несколько ягод с тарелки на стол.
– Извини меня, – тихо сказала она, когда помогала мне собрать рассыпанные ягоды.
– Ничего страшного. Катастрофы не произошло из-за того, что несколько ягод рассыпалось на стол, – с легкой улыбкой ответила я.
– Я не об этом.
Я посмотрела на Эльвиру, когда кинула последнюю выпавшую ягоду в тарелку. Она бросила взгляд на Деймона, который развлекался со своей дочерью, а после еще тише заговорила:
– Я о том, что пригласила сюда Эдварда без твоего позволения. Как подруга я поступила эгоистично.
Я вздохнула и обняла Эльвиру. Она слишком добрая. Ее сердце вмещает столько любви ко мне и к собственному брату, что даже ее поступки не хочется осуждать. Она разрывается и не знает, как поступить.
– Забудем об этом. Я провела с ним не самое ужасное время.
– Правда? – выпалила Эльвира, чуть отстраняясь от меня, чтобы посмотреть на мое лицо.
– Правда, – улыбнулась я.
Может я и утопала в самых различных эмоциях – от ненависти до умиления, но не желала его прикончить. Так или иначе, я что-то чувствовала после долгого застоя. Эмоции били фонтаном, и только благодаря тому, что они меня умотали, смогла заснуть и не умирать всю ночь от желания лечь рядом с Эдвардом и уткнуться в его грудь, чтобы ощущать излюбленный запах.
Я не мучилась от желания забыться хотя бы на одну ночь и не совершила этот несправедливый, по отношению к памяти отца, поступок. Я продолжаю думать о том, что запах Эдварда отныне для меня яд, от которого задыхаюсь, а если же втяну в себя огромную дозу, то скорее умру, поэтому мне стоит держаться от него подальше.
На следующий свой выходной я поехала к Брук, перед этим договорившись с ней по телефону, что заеду. Она мучительно проговорила мне свое желание, чтобы я привезла бутылку вина, поскольку в квартире Джона на постоянной основе есть лишь коньяк и виски, а Брук не фанатка такого пойла на каждый день.
Вино ей сегодня просто необходимо как обезболивающее, поскольку у нее начались критические дни, которым Брук, с одной стороны рада, а с другой – ей хочется вырвать матку.
Дверь мне открыл Джон. Он быстро обнял меня в знаке приветствия и снова начал поспешно одеваться. Я зашла в гостиную, где на бежевом диване корчилась от болей в животе моя подруга.
– Живи. Скорая помощь прибыла, – проговорила я, приближаясь к ней.
Я вытащила из пакета бутылку вина и поставила ее на стол перед диваном.
– Ты посланник самого Бога, ангел мой, – пробормотала она, чуть подняв голову, а затем снова тяжело положила ее на подлокотник дивана, сжимая свой живот руками.
Улыбаясь, я направилась на кухню за бокалами и штопором. У дверей внезапно столкнулась с Джоном, который доедал свой бутерброд и при этом застегивал рукава рубашки.
– Сегодня Брук бесполезна просто, – пробурчал он с полным ртом.
– Гляди, чтобы она не услышала твои слова, – крикнула я ему в след, когда Джон заходил в гостиную.
– Это кто бесполезна!? – послышался яростный голос моей подруги, а после последовали успокаивающие и оправдывающие слова Джона.
Я вернулась в гостиную с двумя бокалами и села на диван рядом с ногами Брук.
– Дамы, вы что, с утра будете пить вино? – недоумевал Джон, накидывая на плечи пиджак.
– Это мое обезболивающее! – рявкнула Брук, поднимая взлохмаченную голову. Она приняла сидячее положение и прижала свои согнутые ноги в коленях к груди. – У меня месячные, у меня живот разрывает, а ты даже посочувствовать не можешь, чудовище бессердечное.
Я забрала бутылку, глядя на Джона, у которого вытянулось лицо и округлились глаза от шока, вызванный словами Брук. Молча прикрутила штопор в пробку и надавила на ручки, после чего она вышла из горловины бутылки. Для меня подобные сцены уже вошли в привычку, и я просто занимаюсь своими делами.
– Смотря что ты подразумеваешь под сочувствием, милая. Прикасаться к тебе вообще нельзя в эти дни. Слова тебя бесят. Я просто в плачевном положении.
– А ты пораскинь мозгами!
Джон ненадолго задумался, а затем уверенно ответил:
– Я могу сегодня остаться в офисе, чтобы ты ночью не задушила меня подушкой. Только подумать, какая нелепая смерть. Это мой самый главный страх.
– Что значит остаться в офисе? Ты слышишь, что он говорит? – почти слезно обратилась ко мне Брук.
– Элла, ты свидетель тому, что абьюзер в наших отношениях – это Брук. И это ясно выражается, когда у нее ПМС.
Я поражаюсь его спокойствию. Он даже засмеялся, когда Брук кинула в него маленькую подушку от комплекта дивана со злостным выражением лица. После он бесстрашно подошел к ней и поцеловал в макушку.
– Убирайся с глаз моих, – пробубнила моя подруга, шмыгнув носом, но при этом вцепившись в пиджак Джона.
– Ты прелесть, – проговорил он и нежно поцеловал ее в губы.
Эти люди нашли друг друга.
Джон уже собирался уходить, как он посмотрел на меня и остановился рядом. Я ощутила на себе его задумчивый взгляд и подняла голову, взглянув на него. Брук из-за моей медлительности забрала у меня бутылку, и сама стала разливать вино по бокалам.
– Что?
– Элла, ты случайно не… – Джон замолк, снова проваливаясь в раздумья. Он не был уверен в том, продолжать фразу далее или нет. При втором варианте ему придется искать глупую отмазку, ибо мне уже интересно узнать, о чем Джон хотел у меня спросить. – Хотя ничего. Это не столь важно, – весело проговорил он, снова оживая.
– Ты серьезно? – удивилась я его нелепости и тому, как он подумал, что мое любопытство с легкостью развеялось.
– Хорошо вам посидеть, дамы, – сказал он напоследок, проигнорировав мои слова, и ушел из квартиры.
– Что это было? – обратилась я к Брук, когда сопроводила Джона взглядом до прихожей и услышала хлопок дверью.
– Кто его разберет, – фыркнула моя подруга и протянула мне бокал с вином. – Он теперь практически недоступен не только в квартире физически, но и в понимании его мыслей и слов. Эдвард Дэвис дурно на него влияет.
Брук сделала большой глоток из своего бокала и поморщилась. Я же задумчиво отпила из своего небольшое количество, а после тряхнула головой, когда перед глазами снова возник образ Эдварда.
– Почему ты решила в выходной приехать ко мне? – услышала я вопрос Брук и подняла на нее глаза. – Обычно ты проводишь время с Джейн.
– Я с пятницы с ней сидела. Вместе с Эдвардом.
– Что!? – выпалила Брук, так и не успев пригубить края своего бокала, чтобы отпить вина.
Я подняла ноги на диван и вздохнула.
– Да. Он и я вместе сидели с Джейн.
– Он жив?
Я слабо усмехнулась, но это уже нервное. Или я просто привыкла к мысли об убийстве Эдварда, что это уже превращается во что-то смешное. Я никому не говорила о том, что желала пристрелить Дэвиса в его же офисе. Но любой видит, что я скорее пристрелю Эдварда, нежели обниму. Видимо, только Эльвире хочется игнорировать этот факт.
– Жив.
– Как так получилось?
Я решила быть честной.
– Эльвира. Она провернула эту схему в тайне. В итоге ни я, ни он не захотели оставлять Джейн и смирились с тем, что сидим с ней вместе.
– А Эльвира жива?
– Ты считаешь меня хладнокровной убийцей? – усмехнулась я, отпивая из бокала вина.
– С таким лицом, с каким ты ходишь последние несколько лет, любой подумает о том, что ты замышляешь убийство.
– Спасибо за честность, – фыркнула я.
Брук приподняла свой бокал, как бы делая тост, и опустошила его одним махом.
С Брук мне легче. Она не заостряет своего внимания на Эдварде. Хотя бы с ней могу отвлечься от него на несколько часов. Она больше не стала расспрашивать меня об Эдварде и о всех подробностях того, как мы провели время вместе. За это я мысленно поблагодарила свою подругу.
Мы пили вино и смотрели фильм. Так погрузились в эту атмосферу, что даже не заметили, как я через каждый час приносила нам что-то перекусить. К вечеру столик перед диваном был полон грязными тарелками из-под арбуза, других фруктов, мороженого, бутербродов и салатов, а на полу валялись коробки от недавно съеденной пиццы, которую мы с Брук заказали несколько часов назад.
К восьми вечера Брук начала засыпать. Она предложила мне переночевать у них, но я отказала, поскольку на завтра мне нужно забрать свое задание для практического занятия. Я заверила ее в том, что сама тихо уйду, когда немного приберусь.
Включив приглушенный свет на вытяжке, я стала мыть посуду, а после вытирала ее сухим полотенцем и оставляла в шкафчике.
Сосредоточенная на посуде, не сразу услышала, как кто-то вошел в квартиру, а после на кухню. Только после того, как услышала звон стаканов за спиной, вздрогнула и резко развернулась.
– Боже, это ты, – расслабленно выдохнула я и выключила воду.
– Вам стоит запираться, если ты такая зашуганная, – с усмешкой проговорил Джон, опустошая свой стакан с водой.
Он сказал это с оптимизмом, но вот глаза выдавали его серьезность. Джон знает, как я теперь боюсь, что в дом может пробраться кто-то чужой и сделать мне больно. Остаточные реакции из прошлого все еще часто дают о себе знать. Порой, когда я просыпаюсь из-за кошмаров прошлого, лихорадочно озираюсь по сторонам и усиленно пытаюсь понять, какой период жизни сейчас проживаю. Когда понимаю, что я в настоящем и моя повседневная жизнь течет как ручей, шумно выдыхаю и расслабленно кидаюсь на подушки. Думаю о чем-то хорошем, чтобы снова постараться заснуть.
– Брук пошла за добавкой? – спросил он, когда взял в руку пустую бутылку, которую я не успела выбросить в мусорное ведро, и стал ее рассматривать.
– Брук спит в спальне, – дала я ему знать, вытирая мокрые руки о кухонное полотенце.
– Значит, я просто смогу лечь рядом и не переживать за свою жизнь.
– Вино ее расслабило, можешь выдохнуть.
Джон снова налил себе воды в стакан из кувшина и стал ее жадно пить. Я повесила полотенце на крючок и со всей внимательностью уставилась на него, скрестив руки на груди.
Джон заметил мой интерес и, когда поставил стакан на барную стойку, спросил:
– Чего? Я плохо выгляжу?
Он стал рассматривать себя со всех сторон.
– Да, ты помятый.
Джон фыркнул, будто я не заметила ничего необычного.
– Я целый день сидел за столом.
Он снова посмотрел на меня и прищурился. Я стояла в той же позе, и мой взгляд так и выпытывал из него информацию.
– Дело не в этом. Чего ты хочешь?
– Ты утром собирался что-то спросить у меня.
– Собирался, а потом передумал. Если бы это было что-то важное, то я бы не передумал.
Я прищурилась, в упор глядя на Джона. Он уже начал нервничать и дергал рукава рубашки.
– Ты что-то скрываешь, – вынесла я свой вердикт, когда рассмотрела Джона. Точнее, прочитала его.
– Ты тот еще сканер. Возможно, я и что-то скрываю, но у меня так много секретов, что сам не знаю, что именно. Прекрати меня пытать. Я уже сам устал.
Его голос полон отчаяния, что я даже посочувствовала ему и замолкла. Мгновенно расслабилась и перестала сканировать Джона своим пристальным взглядом. Сама не понимаю, почему снова стала той, которой необходимо все знать. И чтобы узнать правду, мне приходится буквально подвергать людей пыткам. Просто мне показалось, что Джон скрывает что-то важное, что связано со мной.
Я начала жить в своем повседневном мире, в котором ничего не происходит и дни летят со скоростью света, что даже не замечаю их и часто не могу припомнить, что именно происходило в моей жизни хотя бы вчера. Я отвыкла от той Эллы, которая желала все знать, хотела помогать и вытаскивать из грязи всех, кто ей дорог. Я перестала вмешиваться в жизни других. В моих желаниях лишь прожить свой день, выполнить все, что выделено в моих делах, а ночью просто заснуть. Это все, на что я способна отныне.
У меня складывается такое ощущение, будто я вымотанная уже до конца своих дней и ни на что глобальное, кроме как посидеть с Джейн, не способна. Пока я занимаюсь своими делами, целый день думаю о том, как прекрасно будет заснуть ночью.
Вернувшись домой, я приняла душ и рухнула на постель. Мне даже не хочется наслаждаться тем, как меня обволакивает вода и уносит все мое напряжение, скопившееся за целый день, прочь.
Раньше я могла за целый день провернуть все мафиозные дела, а теперь мне сложно даже нормально принять душ.
Хочу только спать.
Когда-то давно я не хотела засыпать, чтобы подольше насладиться реальностью. Я думала, что сон отнимает у меня время, когда могла наслаждаться приятными моментами своей жизни, которая пестрила такими яркими красками, что не знала, каково это – тонуть во мраке и мало улыбаться. Я любила жить, наслаждалась каждой секундой и никогда не хотела закрывать глаза, чтобы ничего не упустить.
Но вот незадача. Когда жизнь наполнена темнотой, хочется спрятаться от самой жизни, от реальности и просто заснуть. Поэтому теперь я слишком много сплю, потому что хотя бы сны порой лучше, чем моя реальность.
Но есть исключение, когда жизнь – сплошной мрак, но тебя поддерживает что-то. Какой-то проблеск надежды, что в скором времени станет все лучше. Эта надежда уверяет нас в том, что это просто темная полоса жизни после ярких и светлых, и что она тоже скоро пройдет и превратится в прошлое, которое никогда не повторится.
Тогда моей надеждой был он – Эдвард Дэвис. Своим существованием он поддерживал меня и не позволял утонуть глубоко в темноту, держал меня за руку и смотрел в мои глаза. Благодаря янтарному свету я верила, что скоро все закончится, и моя жизнь снова заиграет яркими красками.
Когда он был со мной, тогда я тоже боялась часто закрывать глаза. Боялась, что моя надежда исчезнет. Боялась, что я просто выдумала наше счастье с Эдвардом, чтобы выжить.
Мой страх перевоплотился, стал сильнее и победил. Наверно, я потеряла свою бдительность, закрыла глаза и все растворилось. Темнота поглотила в себя то, что меня поддерживало.
Теперь его нет. Надежды на новую счастливую жизнь тоже. Красок жизни больше не существует. С его уходом есть теперь только чернота.
Я закрыла глаза и погрузилась в сон.
Этой ночью мои сны не столь приятные, поэтому сегодня я иду в университет с головной болью и отвратительным настроением. У меня не было желания даже накраситься и красиво одеться. Просто я сочетала свою цветовую гамму. Черная юбка с водолазкой прекрасно смотрятся с моими темными кругами под глазами. Чтобы как-то скрыть свое обиженное на весь мир лицо, распустила волосы и выпрямила их. Осмотрев себя в зеркале, я поняла, что сегодня ко мне точно никто не захочет подойти, чтобы сказать хотя бы «Привет».
На практическом занятии я первая выявила желание ответить, чтобы скорее отстреляться и сидеть на своем месте рядом с окном. Наблюдать за всем происходящим снаружи и что-то рисовать ручкой в своей тетради. Бесцельно и бездумно водила стержнем по белой бумаге и совсем не поняла, как нарисовала девушку, сидящую под деревом. Дорисовала детали: скатерть и какие-то напитки с фруктами. Девушка сидела спиной и смотрела наверх, придерживая свою шляпку, на то, как проплывают величественные облака по голубому небу. Она смотрела на них и верила, что ее мама смотрит на нее оттуда и улыбается.
Я подняла глаза с тетради на окно и взглянула на такое же голубое небо. Сегодня оно визуально кажется тяжелым и холодным. По нему медленно плывут густые белые облака, смешанные с сероватым оттенком. Они кажутся такими не сдвигаемыми и мощными, что даже ветер плохо справляется с ними, чтобы толкать их по просторному небу. Когда я смотрю на такие облака, сразу вспоминаю отца, потому что облака мамы легкие и воздушные, свободно проплывающие по небу с теплым оттенком голубого. Бабушке характерны густые облака, передающие свой властный и несгибаемый характер.
Я всегда смотрела на небо и думала, что оттуда смотрят на меня мои ушедшие родные. Это словно какой-то метод сознания, чтобы как-то успокоить душу, что терзается от тоски.
– Элла, пара закончилась.
Моего плеча коснулась однокурсница, которая всю пару просидела рядом со мной, и теперь деликатно дает знать, что уже все расходятся из кабинета.
– Да, спасибо, – прохрипела я и закрыла свою тетрадь, вставая со своего места.
Направляясь по коридору к выходу из университета, я посмотрела на свои наручные часы. Еще с самого утра Аманда предупредила всех, что второй пары не будет и можно идти сразу домой. У меня есть еще три часа перед сеансом у миссис Финкель. Мы специально распланировали время наших сеансов так, чтобы я могла отсидеть сначала свои пары, а после бежать к ней.
Выйдя из здания, я медленно шла к воротам и размышляла о том, чем бы мне заняться, пока жду сеанса. Ненавижу, когда мое дневное расписание меняется и мне приходится засовывать в освободившееся окошко что-то другое, чтобы не помереть от скуки.
Я бы могла поехать к Эльвире, но пока буду ехать за город Манхеттена, пройдет час и у меня останется мало времени на разговоры. Если приглашать ее в город, то ждать ее придется столько же. Как говорится, от перестановки слагаемых сумма не меняется. Брук все еще на лекциях.
Я открыла свой шоппер, надеясь найти там книгу для чтения, но вспомнила, что сегодня утром вытащила ее, поскольку сразу после занятий мне нужно было бежать на сеанс. Необходимо было сразу прочитать сообщение от Аманды, а я смахнула уведомление и услышала об отмене лекции только от однокурсников в университете.
Ничего не остается, кроме как найти книгу в электронном виде и посидеть в небольшом уютном кафе за перекусом.
Я вышла за ворота университета, уткнувшись в свой мобильник, чтобы найти подходящее чтиво в электронной литературной платформе.
– Элла?
Я резко остановилась, когда услышала за спиной свое имя от знакомого, но давно забытого голоса. Сердце забилось быстрее, а дыхание стало рваным, когда я медленно обернулась и увидела перед собой того, кого смогла отпустить навсегда. Я осмотрела его с ног до головы, когда он со слабой, той же самой очаровательной улыбкой стал приближаться ко мне.
– Здравствуй.
– Алек? – спросила я, до сих пор не веря своим глазам, ведь он ушел навсегда.