Читать книгу Рыжая 2. Дело одинокой канарейки - - Страница 7

1

Николай Макеев, для друзей просто Кока, слыл фанатом своего дела. Худой, взъерошенный, с выгоревшими до бела всклокоченными волосами, лицом цвета глинозема, и такими же черными руками – от солнца и въевшейся намертво пыли веков, Макеев был не просто археологом, он был одержим археологией. В этом мог убедиться каждый, кому хоть раз довелось перешагнуть порог его обители, некогда весьма приличной квартиры на Ленинском проспекте. Вместо привычных глазу столов и сервантов, практически все пространство квартиры, включая кухню и туалет, было заставлено полками с растрепанными книгами, связками журналов и самодельными стеклянными витринами. В витринах были размещены артефакты, по уверению хозяина, созданные еще в те благословенные времена, когда солнце светило в два раза ярче, а в Америку не требовались визы. Недостаток у Макеева был всего один, но просто убийственный: в любое время, при любых обстоятельствах, хоть на похоронах, хоть за праздничным столом, безо всякого перехода, Коля начинал разговор о раскопках.

Выглядело это приблизительно так: вместо традиционных поздравлений и пожелания многих лет жизни, Макеев вставал и сообщал, что живи именинник на пару тысячелетий раньше, то ни за что не дожил бы до такого возраста, зато его могила стала бы ценным источником информации. Поэтому умирать надо вовремя, прихватывая на тот свет все, что может заинтересовать следующие поколения.

Особенно сильное впечатление это производило на людей, недавно похоронивших близких. Убитые горем родственники моментально переставали плакать, с оцепенением выслушивая рассказ о чудненьких, прекрасно сохранившихся костях, которые прошлым летом удалось откопать дружному отряду студентов-археологов. Не замечая произведенного эффекта, Кока переходил к более ранним временам, и комната постепенно наполнялась жутковатыми тенями всего того, что некогда жило и шевелилось на нашей планете. Особо впечатлительные уверяли, что даже чувствуют запахи. По счастью, случались подобные инциденты нечасто, ибо основную часть своей беспокойной жизни Кока проводил в экспедициях или кропотливом изучении добытого. Друзья приходили все реже, девушки не приходили вовсе, зато в голову приходили все более странные гипотезы.

Как и большинству исследователей, Макееву не давала покоя проблема происхождения жизни на Земле. Тщательно исследуя каждую окаменелую какашку, до которой удалось добраться, к вящему ужасу фундаментальной науки, он вдруг принялся выдвигать теории, одну безумнее другой. Спорить или дискутировать с ним было бесполезно – на темы происхождения земной цивилизации Кока мог беседовать вполне автономно. Даже если собеседник вдруг начинал безмолвно сползать со стула, теряя терпение или сознание, Кока, нависая над несчастным, тыкал в обмякшее тело костлявым пальцем:

– Это потому, что тебе даже возразить нечего!

– Нет! – взрывался полуобморочный. – Это потому, что возражать нечему! Бред какой-то…

А вот это была самая большая ошибка, которую мог допустить спорящий. Археолог бледнел и немедленно извлекал из кармана черную пластмассовую коробочку. Как правило, все опасающиеся болезни фараонов и прочей малярии в этот момент бесследно исчезали, оставшиеся с недоумением разглядывали нечто бесформенное, окаменелое и нормальному человеку абсолютно ничего не доказывающее.

Макеев подносил corpus delicti под нос осмелившемуся усомниться и вопрошал страшным голосом:

– А это что, по-твоему?!

Вечер оказывался безнадежно испорченным.

2

Как-то раз, промучившись с очередной находкой, не принадлежащей, по его мнению, ни одной из известных культур, Макеев выдвинул теорию о существовании в прошлом могущественной сверхцивилизации атлантов. С первого взгляда, ничего оригинального в данной теории не было еще со времен Платона, но в его интерпретации все выглядело настолько сумасбродно, что многие, выслушав страстные аргументы автора, пожимали плечами: «почему бы и нет?», ибо энтузиазм и увлеченность Коки передавались окружающим, словно вирусная инфекция.

Вкратце, гипотеза выглядела следующим образом. Пару миллионов лет назад в Африке проистекала бурная тектоническая деятельность. Через разломы в земной коре произошел мощный радиоактивный выброс и стада обезьян, уныло бродившие вдоль расщелины, получив убойную дозу облучения, начали мутировать. Прошли еще сотни тысяч лет, облученные приматы подросли, распрямились, но, к сожалению, физически ослабли. Такие средства борьбы за выживание, как когти и зубы уже не служили им верной защитой. Зато значительно увеличился мозг – по непонятной причине, мутации в основном затронули именно его. Еще через пару тысячелетий мозг превратился в гораздо более мощное и совершенное оружие, чем даже самые острые зубы. Прачеловек научился компенсировать недостаток силы смекалкой, пища становилась все более сытной, лысеющая кожа прикрывалась шкурами менее сообразительных соседей по планете. Популяция разрасталась, ей требовалось все больше ресурсов, и потому следующим закономерным этапом развития новой цивилизации стал экзистенциальный вопрос: а кто будет за нас работать?

Ответ нашелся быстро: расширяя ареал проживания, человек-почти-разумный сталкивался со стадами сородичей, не пострадавших от радиоактивного излучения.

«Кто такие? Откуда пришли?»

Недоумение сменил быстрый расчет – раз обезьяны физически крепче, пусть они и выполняют тяжелую физическую работу, в обмен на ночлег и кормежку.

– В самом деле, – восклицал Кока, прерывая рассказ. – Где это видано, чтобы животные заставляли пахать на себя собратьев?

И поскольку никто не замечал за своими любимцами олигархических наклонностей, данный пункт проходил без возражений. Дальше сложнее. Мутации продолжались и со временем мозг развился до такой степени, что остальное тело выглядело подпитывающим придатком. Физические показатели ухудшались на глазах, люди хирели, с трудом размножались, их начинали одолевать бесчисленные болезни. И в этот критический момент кто-то выдвигает прямо-таки мичуринскую идею: во имя сохранения популяции необходимо начать немедленное скрещивание со своими недоразвитыми собратьями.

Возможно, в этот момент последовала немая сцена почище, чем в последнем акте «Ревизора», и те немногие, кто еще мог передвигаться самостоятельно, тут же высыпали на улицу с плакатами: «Нет кровосмешению!» и «Спите сами со своими обезьянами!». Может, так, а может, иначе, но в доселе идеальном обществе произошел раскол – хилые, но гордые интеллектуалы, собрав пожитки, удалились на некий остров (чтоб ни одна обезьяна не доплыла) дабы сохранить интеллект и генетический фонд в первозданной целостности, оставшиеся же предались оргиям в надежде выжить.

Знамо дело, победили те, у кого принципов было меньше, а желание выжить сильнее. В результате, на обломках продвинутого, но физически нежизнеспособного общества зародилась новая, как с социальной, так и с генетической точек зрения, цивилизация, сохранившая и развившая доставшиеся ей по наследству традиции расизма, социального неравенства и веры в светлое будущее.

– Именно в этот период и появляются предания о сверхлюдях или Богах, существах всезнающих и всемогущих, – запальчиво утверждал Кока. – Именно здесь и следует искать корни рассказов о богочеловеке, потомке бога и земной женщины.

По его мнению, гордые интеллектуалы, обосновавшись на острове, превратили его в научно-исследовательский изолятор. Сведения о об этом сохранились во всех религиозных верованиях. Способности сверхлюдей казались новому поколению землян безграничными, ведь даже внешне они выглядели существами высшего порядка, существами небесными, неземными. На самом же деле, несчастные пралюди лишь пытались найти спасительное средство, способное остановить мутации и продлить их существование. Они носили некое подобие скафандров-экзоскелетов, помогавшее им двигаться и защищать себя от болезненных бактерий. Так же они сконструировали летательные аппараты, чтобы искать на планете наиболее пригодные места обитания. Соорудили навигационные объекты, взлетные площадки, научили новые поколения строить дома и писать друг другу письма. В их лабораториях были получены первые сплавы и осуществлены первые хирургические операции. Они, и только они, создавали все те удивительные вещи, которые ныне неблагодарные потомки приписывают каким-то там мифическим инопланетянам или богам.

Нельзя сказать, что все окружающие воспринимали идеи Макеева благодушно. Наиболее нервная часть кафедры этнографии и первобытно-общинного строя впадала в транс, когда Кока пересказывал им свою теорию. Возражений он не принимал, особо упорствующих обзывал мракобесами. А любые несостыковки и провалы в дарвиновской цепи объяснял легко и просто: наличием в древности сверхцивилизации, возникшей в результате радиоактивного излучения.

И один только вопрос мучил археолога: вымерла эта працивилизация целиком или все-таки успела ассимилироваться? А, главное, где находился этот уникальный остров, воспетый еще древними греками? Если там строили самолеты, ракеты и прочие радости науки и техники, должна же была сохраниться хотя бы пара болтов!

И долго бы ему мучиться этим вопросом, если бы однажды кто-то из антропологов в шутку не посоветовал Макееву воспользоваться опытом угрей, нерестящихся исключительно в Саргассовом море.

– Ну чего ты маешься? Набери по всему миру группу людей, страдающих амнезией, окольцуй их и дай побольше денег – пусть едут куда захотят. Где, в конце концов, соберется большинство из них, там и есть земля обетованная. Там и начинай искать остатки своих сверхлюдей.

Археолог не антрополог – Макеева совет пронял до глубины души. Только где взять такое количество склеротиков, а главное, средства для их свободного плавания? Найденный выход с полной уверенностью можно было назвать гениальным.

Не долго думая, Кока составил список коллег и знакомых отличающихся повышенным интеллектом и начал свой опрос.

– Вот скажи, – задушевным голосом спрашивал он ничего не подозревающего товарища, – где бы ты хотел прожить всю свою жизнь? Не работать, а именно прожить?

Время было предотпускное, погода в Москве как всегда отвратительная, и люди всех национальностей мечтали об одном: послать бы работу к чертовой матери и махнуть недельки на две на Канары.

Для кого-то это было конкретное место проведения чудного отдыха в противовес Коктебелю, где в любую секунду из набежавшей волны может вынырнуть сверкающая голова декана, а для кого-то просто символ богатого и красивого отдыха. Так или иначе, но результат Коку ошеломил: восемьдесят процентов опрашиваемых мечтали провести остаток жизни именно на Канарских островах.

И в этот момент Макеев наконец понял, почему никто еще не нашел остатков сверхцивилизации.