Читать книгу Рыжая 2. Дело одинокой канарейки - - Страница 9

Находясь в самом мрачном состоянии духа, в котором только может пребывать человек избиваемый жестокими ударами судьбы, Даша доехала до нужного этажа, приоткрыла дверцу лифта и осторожно высунула кончик конопатого носа. Собачьим духом не пахло. Выскочив из лифта, она быстро-быстро добежала до порога своей квартиры, еще быстрее открыла замок и прошмыгнула в дверь.

Привычно неуютная тишина пустого дома сейчас казалась райской музыкой.

«Пусть этот чертов комиссар думает обо мне все, что хочет – наплевать!» – она швырнула сумку на тумбочку и начала раздеваться прямо в прихожей.

Хотя, конечно, приятного мало. Но что Коля такого совершил, что его расстреляли у всех на глазах? Всегда был таким тихоней и вдруг с пистолетом в банке. Бред какой-то.

В сердцах она дернула молнию на джинсах чуть сильнее и металлический язычок так и остался в руке.

«Вот гадство! Брюхо отъела аж штаны на куски распадаются…»

Однако, что он там бормотал о ее дневниках? Бредил, наверное. А если нет?

Даша задумалась. Действительно, когда-то давно, еще до замужества, она вела дневники. Писала редко, бестолково, упиваясь счастьем и давясь слезами. Заполненные страницы летели в стол, чтобы никогда не быть прочитанными. Такой уж был у нее характер – никогда не возвращаться в прошлое, ни к бывшим любовникам, ни к былым воспоминаниям. За прошедшие годы она несколько раз переезжала, меняла место жительства, однако все записи сохранились и сейчас стопкой лежали где-то в старом чемодане.

Отбросив сломанный замок в сторону, Даша потянулась к антресолям.

Через десять минут на стол легли пять небольших разноцветных книжечек. А в них все: радость, боль, разочарования… Почему она никогда их не перечитывала? От того, что прошлое ушло и его уже не вернуть? Или из-за страха, что оно окажется лучше, чем настоящее?

Обхватив рыжую голову руками, Даша усиленно вспоминала. Нет, не прошедшие годы, чего уж тут слезы зря проливать, она пыталась вспомнить, где и когда Кока мог прочитать хотя бы один из ее дневников? И что такого важного там могло оказаться?

Даша прикрыла глаза. Прошлое замысловатой мозаикой рассыпалось в памяти. Разноцветные кусочки, словно новогоднее конфетти, кружили в памяти, не вызывая никаких ассоциаций. Где Кока мог видеть ее дневники? Сама она их точно никому не давала – слишком много сокровенного хранили эти страницы. Может, у нее дома? Или у кого-то в гостях? В университете?

И тут в мозгу что-то щелкнуло: ну конечно же, в университете! На четвертом курсе.

Как-то после физкультуры к ней подошел Макеев и протянул оставленную на общей лекции сумку. «Я думал, что хоть немного тебе нравлюсь», – произнес он, после чего развернулся и ушел. Тогда она еще долго ломала голову над тем, чтобы это могло означать. Теперь ясно: пока она упражнялась в прыжках, Макеев залез к ней в сумку и преспокойно изучил содержимое. Господи, сколько же он тогда узнал про нее!

Даша почувствовала, как щеки заливает краска стыда. Наверное, в тот период Кока был влюблен в нее и решил узнать, не напрасны ли его надежды. Однако стыд тут же сменило негодование – каковы бы ни были причины, побудившие его к такому поступку, он не имел права вот так, запросто, залезть в ее душу.

Даша с ненавистью отпихнула записные книжки, словно они и были во всем виноваты. Успокаивало одно – для среднестатистического археолога девичьи дневники представляли вещь не более личную, чем берестяные грамоты новгородских купцов. К тому же Кока был не из болтливых. Но что он имел в виду сейчас?

Поколебавшись, Даша подтянула одну из книжек и раскрыла.

«3 января. Когда он захочет, ему не дадут, потому что он не хотел, когда мог…» Это точно в период увлечения шотландцами. В смысле поэзии. А кто автор и кого она имела в виду, покрыто непроглядным мраком. Достав сигарету, она несколько раз щелкнула зажигалкой. Дневники велись пять лет, теперь, чтобы их прочитать и вспомнить, что к чему, понадобится еще столько же.

Она придвинула пепельницу и продолжила.

«4 января. 18.30. «На досках».

Точно, был когда-то такой театр. Существует ли сейчас?

В самом начале перестройки, вслед за отменой старого режима, буйным цветом расцвело альтернативное искусство, изо всех щелей на поверхность земли полез андеграунд. Сейчас-то уже ясно, наш человек хорошо работать может только в подполье, но тогда… Интересно, сколько их выжило, тех первых театров?

«5 января. 19.00. Ресторан «Дубрава», «Космос».

В отличие от театров, рестораны остались на месте и даже приумножились. Помнится, был на Пушкинской площади рядом с «Московскими Новостями» общественный туалет, редкость большая в то время. С приходом новой власти там сразу же открыли ресторан. Назвали «Былое». Повесили портреты Сталина, флаги. Скатерти, приборы, посуда – все соответствовало эпохе, о кухне и говорить не приходилось: запеченная осетрина, расстегаи с визигой, мозги с яйцами в горшочке, кинзмараули… Место невольно наводило на философские размышления. А с другой стороны, где, как не в бывшем сортире, повспоминать о былом?

«6 января. Поздравить Элину».

Ах, красавица Элина, Надеюсь, ты все так же роскошно-прекрасна и не замужем – один человек не имеет права на такое счастье…

Далее идет перечисление исторической литературы по Северному Кавказу, наверное, к экзаменам готовилась, но это сразу можно пропустить – там, где Шамиль тогда прошел, сейчас уже точно делать нечего. И на протяжении всех лет: театры, музеи, выставки… Такое ощущение, что тогда молодежь заботилась исключительно о своем духовном развитии – ни слова о работе или деньгах. В промежутках между культурной программой дома отдыха, дачи, дни рождения (список в сорок восемь человек), поездки к морю, озерам, горам и так до бесконечности.

«И зачем надо было замуж выходить?»

Сердито потушив сигарету, Даша захлопнула дневник. Работенка не из простых. Для начала она будет застревать на каждом воспоминании часа по три, а к середине напрочь забудет, о чем шла речь вначале. Но самое печальное, что она даже приблизительно не может предположить, что именно надо искать.

В желудке нехорошо заурчало. Проклятье, деньги-то в банке она так и не взяла. Придется довольствоваться чаем.

Даша пошла на кухню и включила чайник. Странно, но ей никогда не приходило в голову, что Кока был в нее влюблен. Что Макеев вообще мог быть в кого-то влюбленным. Он всегда казался таким увлеченным своей чертовой археологией. С утра до ночи только и говорил об экспедициях: той, из которой вернулся, или той, в которую собирался.

Даша охнула и от волнения едва не выронила чашку.

– Атлантида!