Читать книгу Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - - Страница 10

Мы выехали из Москвы вечером следующего дня и утром 26 октября прибыли в Хельсинки. На вокзале, несмотря на раннее утро, помимо официальных встречавших, опять было много народа.

Сначала мы посетили президента Каллио, на встрече с которым были также премьер-министр Каяндер и министр иностранных дел Эркко. Выступили с отчётом о переговорах в Москве. Через полковника Паасонена я передал предложения русских маршалу Маннергейму.

Во второй половине дня состоялось заседание правительства. До этого я был у Эркко. Я говорил о базах, предложив сделать русским контрпредложение, отдав остров Юссярё.

Из моего дневника: «Эркко по-прежнему придерживается точки зрения, что нельзя отдавать даже Юссярё. Он сказал, что подаст в отставку, если правительство не поддержит его точку зрения. Я ответил, что отставка – удивительно лёгкое решение, но она не решит ни одного вопроса. Эркко думал, что русские, несомненно, откажутся от претензий на Ханко. Он придавал очень большое значение тем проявлениям общественного мнения, которые возникали за рубежом в нашу поддержку. Я серьёзно говорил о Юссярё, но Эркко этого не одобрил».

На заседании правительства мы отчитались и о последнем раунде переговоров в Москве. Таннер заявил, что мы должны занять определённую позицию и представить вопрос парламенту. Он отметил трудное и небезопасное положение малых государств, а также упомянул слова Молотова о том, что Тартуский договор был заключён в тогдашних условиях, сейчас же они изменились. Таннер сказал, что нам надо подумать, чем можно поступиться, и за этим предложением стоять до конца или погибнуть.

В правительстве сложилась общая позиция, согласно которой до продолжения переговоров в Москве вопрос должен быть вынесен в парламент для получения одобрения. До этого правительству следовало сформулировать своё предложение.

Министр Ханнула обратил внимание на то, что публикации газет на эту тему излишне оптимистичны, включая и те, что даны со стороны Министерства иностранных дел.

В тот же вечер у премьер-министра Каяндера состоялось совещание, на котором присутствовали члены «военного кабинета» – сам Каяндер, министры Таннер, Ниукканен и Эркко, маршал Маннергейм и я.

В начале заседания Каяндер спросил, как долго мы сможем воевать.

Маннергейм представил пессимистическую точку зрения. У нас недостаточно военного снаряжения, в частности, артиллерийских снарядов.

Из моего дневника: «По его, Маннергейма, мнению, мы не сможем выдержать войну. Это вызвало удивление и недовольство Эркко. Министр обороны Ниукканен считал, что наши возможности обороняться лучше. Завязался весьма грустный разговор о наших возможностях. По его окончании маршал покинул заседание».

Предложения русских были изучены от начала до конца.

Была высказана точка зрения о том, чтобы не соглашаться на требования по Ханко. Я предложил рассмотреть вариант Юссярё для передачи в аренду.

Эркко возражал против этого предложения, считая, со ссылкой на мнение юристов, что нейтралитет Финляндии не допускает аренду территорий. Я выразил сомнение в компетентности мнения Эркко, отметив, что, насколько мне известно, Соединённые Штаты арендуют на Кубе место под размещение военного порта.

На Карельском перешейке можно было предложить Ино как отдельный форт (предложение В). По передаче участка побережья между Ино и прежней границей (предложение С) возникли разногласия. Я считал, что надо предложить оба варианта, но сначала высказаться в пользу варианта В, сохраняя право внести и предложение С.

Когда зашла речь о Рыбачьем, Эркко отверг все уступки. Я считал, что, по крайней мере, северную часть можно было уступить, хотя Сталин и сообщил, что Советский Союз собирается создать там укрепления.

Следующие дни прошли в бесконечных заседаниях. В один из вечеров министр обороны Ниукканен пригласил в гостиницу «Кэмп» генерала Эстермана с целью «подкрепить» меня, поскольку я был настроен пессимистически в отношении возможной войны. Мы долго говорили втроём. Из моего дневника: «Эстерман сказал, что если начнётся война с Россией, то мы её проиграем. […] Без малейшего сомнения мы войну проиграем. Это Эстерман повторял многократно. После его ухода я заметил Ниукканену, что Эстерман не смог поддержать его против моего мнения. Ниукканен сказал, что военное руководство настроено слишком пессимистично. Иными словами, как Маннергейм, так и Эстерман считают, что война будет проиграна».

28 октября: «Тяжёлый день». На заседании правительства рассматривали предложение МИДа по инструкциям к переговорам. Во многих пунктах содержалась пометка «окончательное предложение», включает в себя «последнюю, крайнюю уступку», что весьма наглядно отражало сложившуюся ситуацию. Я предложил убрать такие слова, поскольку, по моему мнению, они затрудняли возможность дополнительных уступок. Некоторые министры возражали против моих предложений. Из последней версии документа они всё же были убраны, за исключением одной резкой фразы, подводившей в конце документа итог всему вышеизложенному: правительство Финляндии «считает, что это – крайняя граница, до которой можно дойти в своих уступках». Прежде чем показать документ Сталину и Молотову, мы с Таннером на свой страх и риск удалили эту фразу.

В тот же день предложение рассматривалось на совместном заседании правительства и представителей парламентских фракций. Присутствовал и председатель парламента. Министр обороны Ниукканен заявил: «Армия находится в первоклассном состоянии. Мы уступаем по артиллерии. А также по противовоздушной обороне и авиации. Фронт выдержит наступление, но в воздухе русские могут завоевать ужасающее превосходство и причинить разрушения. Военное руководство считает, что надо стараться до последнего избегать войны. Но на Карельском перешейке нельзя идти на слишком серьёзные уступки. Война выгоднее, чем требования России. Иначе впереди нас ждёт судьба Чехословакии».

Эркко сообщил – впервые за всё время, – что многие иностранные государства подчёркивают важность нахождения компромисса по этому противоречию с Россией. Однако он по-прежнему оставался на своей старой позиции.

Представители парламентских фракций возражали против передачи базы в Ханко, равно как и больших территориальных уступок на Карельском перешейке. Председатель Хаккила особо отметил: «Малые государства не вернут себе то, что отдали».

Вечером вопрос рассматривался на заседании делегаций парламентских фракций, где была одобрена позиция правительства. Я представлял вопрос на заседаниях фракций Коалиционной партии и Патриотического народного движения (IKL).

В воскресенье, 29 октября, состоялось заседание правительства, на котором председатели парламентских фракций сообщили о поддержке их фракциями предложений правительства. Согласно заметкам, которые я делал в ходе заседания, представитель социал-демократической фракции Пеккала заострил внимание на опасности войны, если переговоры будут прерваны. Представитель фракции Шведской народной партии Фуруельм подчеркнул, что войны надо избежать, поэтому план правительства не следует по всем пунктам считать окончательным словом. Премьер-министр Каяндер сказал, что если возникнут веские обстоятельства, то разрыва переговоров не получится избежать. Представители других парламентских фракций также подчёркивали, что в отношении Ханко и уступок по Карельскому перешейку нельзя идти дальше, даже если переговоры будут прерваны. Эркко, считавший, что русские будут до конца держаться за Ханко, выразил, однако, свою уверенность в том, что и они не хотят доводить конфликт до военного решения, полагая, что русские пойдут на наши предложения.

Я заявил, что считаю возможным то, что русские не откажутся от Ханко. Тогда будет важно попробовать поступить таким образом, чтобы, с одной стороны, мы не допустили прекращения переговоров, а с другой – чтобы у них не возникло представления о нашем нежелании оставаться на своей позиции, что поставило бы нас на переговорах в заведомо слабое положение. В такой ситуации дальнейшая линия поведения должна согласовываться с министром иностранных дел.

30 октября я обедал с Эркко. Из моего дневника: «Он по-прежнему был настроен весьма оптимистически, думал, что русские примут наше предложение».

Вечером мы обсуждали с Таннером вопрос о компенсациях, который пока остаётся неясным. Мы считали, что даже если получим предложенную русскими двукратную территорию в Репола, то она не будет соответствовать ценности передаваемых нами территорий. Таннер обещал подумать над этим.

31 октября на заседании в Государственном совете с участием президента были утверждены окончательные инструкции по переговорам. После заседания, получая напутствия от премьер-министра Каяндера, я поднял вопрос о Юссярё. Я сказал, что, по моему мнению, русские не откажутся от требования базы, поэтому нам надо подготовить контрпредложение, если мы хотим прийти к соглашению. Каяндер сказал, что вопрос в настоящее время прорабатывается.

Инструкции, переданные нам правительством, содержали резко отрицательную позицию по базе. Правительство Финляндии – говорилось в ответе – придерживается неприкосновенности Финляндии и её нейтралитета. Оно не может согласиться с тем, чтобы на территории Финляндии в той или иной форме содержался гарнизон или военно-морская база другого государства. Это не согласуется с суверенитетом Финляндии, международным положением Финляндии, а также принятым ею безоговорочным нейтралитетом.

Помимо старого предложения, касавшегося островов Сейскари, Пенинсаари, Лавансаари и Тютерс, правительство сообщало о готовности вести переговоры по острову Гогланд, имея в виду, что упомянутые Советским Союзом вопросы безопасности Ленинграда, а также безопасность Финляндии будут приняты во внимание.

Сообщалось, что на Карельском перешейке нельзя было принять даже последнее предложение Советского Союза, поскольку в этом случае пограничная линия была бы передвинута слишком близко к крупнейшему внешнеторговому порту и центру всей Восточной Финляндии. Это означало бы также пренебрежение аспектами безопасности Финляндии и отказ от принципа, в соответствии с которым будут учитываться вопросы безопасности обеих сторон. Однако правительство считало возможным согласиться на передачу несколько большей, чем было предложено ранее, территории на северном берегу Финского залива. Новая граница могла бы пройти по линии: устье реки Ваммельйоки – река Ваммельйоки – река Линтуланйоки – озеро Каукярви – нынешняя госграница. Благодаря этому достаточно протяжённая и большая по глубине территория на северном берегу оконечности Финского залива перешла бы Советскому Союзу.

Правительство согласилось передать и принадлежавшую Финляндии северную часть полуострова Рыбачий.

Кроме этого, в ответе правительства затрагивался вопрос о компенсациях.

Отвергалось предложение Советского Союза по демонтажу оборонительного рубежа на Карельском перешейке. Безусловный нейтралитет, который был определяющим для политики правительства Финляндии, обязывал его заботиться об обеспечении своих границ. Этим были продиктованы оборонительные мероприятия, предпринятые Финляндией. В обычное время Финляндия намеревалась использовать в пограничной зоне в качестве вооружённой силы лишь пограничную охрану.

Наконец правительство Финляндии констатировало, что Советский Союз не возражает против создания на Аландских островах оборонительных сооружений собственными силами Финляндии, что и было её целью в стремлении обеспечить нейтралитет Аландских островов.

Ответ завершался следующим образом: «Правительство Финляндии внимательно изучило вышеизложенное предложение. Отрицательная позиция, которую правительство Финляндии разделяет по поводу отдельных пожеланий Советского Союза, не исходит из того, что правительство Финляндии не желает понимать те устремления, которые советское правительство может иметь в отношении укрепления безопасности Ленинграда. Тем более, что правительство Финляндии приняло их во внимание, согласившись в известных пределах на предложения Советского Союза.

Таким образом, правительство Финляндии от имени своего единодушного народа предоставило Советскому Союзу позитивное доказательство своего желания понимать важные для Советского Союза аспекты безопасности, а также показало, что в своём стремлении поставить политические отношения на удовлетворительную основу оно пошло столь далеко, сколько позволяют её собственные независимость, безопасность и нейтралитет. Те жертвы, на которые Финляндия соглашается в пользу Советского Союза ради улучшения добрососедских отношений и укрепления мира, являются крайне тяжёлыми для народа Финляндии, поскольку они затрагивают исконное финское поселение, которое в течение столетий входило в государственную территорию Финляндии.

В завершение правительство Финляндии сообщает, что достижение этого соглашения зависит от его утверждения парламентом Финляндии в порядке, установленном конституционными законами Финляндии».

Спустя годы вновь и вновь приходится задумываться над тем, какой в действительности была атмосфера в тогдашней Финляндии. Следует признать, что в различных слоях общества, причём не только в среде далёкой от этих дел молодёжи, но и в весьма ответственных кругах, проявлялись настроения бездумной бравады. Можно было бы ожидать, что депутаты парламента от буржуазных фракций будут способны посмотреть на состояние дел с позиции разумного реализма. Собственно говоря, способных на это в их среде практически не было. Как следует из моего дневника, один влиятельный депутат от Коалиционной партии рассказал мне на заключительном этапе Зимней войны, что его фракция во время переговоров осенью 1939 года направляла своих представителей к маршалу Маннергейму, чтобы узнать его мнение. По возвращении один из них, входивший в высшее руководство партии, сказал, что Маннергейм уже старый и болезненный человек, который всего боится и слову которого нельзя доверять. Конечно, в народе и среди руководства страны ощущалась большая озабоченность. Вместе с тем превалировала какая-то фаталистическая вера. Важные внешнеполитические решения особенно сложны потому, что наперёд невозможно точно сказать, правильно ли выбранное решение. Это покажет только будущее, нередко спустя много лет. При обдумывании решений, которые требуют тех или иных жертв, всегда не отпускает мысль: может, дела всё же пойдут иначе, чем мы опасаемся; как знать, вдруг противная сторона уступит, если мы будем жёстко себя вести, или она блефует. Что же касается нас, то нельзя забывать и веру финского народа в законы, документы и подписанные договоры. Советская Россия не может напасть на нас, поскольку у неё нет на то законного права, общественное мнение и симпатии всего мира на нашей стороне – так полагали. У нас в Финляндии вера в победу права была велика. В соответствии с убеждениями финского народа, право, особенно оформленное в письменном виде, благодаря какой-то мистической и необъяснимой силе, царящей во всемирной истории, всегда победит. Доказательством этого была сама история Финляндии, не в последнюю очередь, предшествующих десятилетий, когда мы в итоге всегда обретали спасение. Значит, и сейчас мы так или иначе спасёмся – таковым было общее убеждение народа Финляндии. Это кажется наивным в нашем суровом мире. Но именно так, я полагаю, и думал финский народ в глубине своей души осенью 1939 года и наступившей за ней зимой 1940-го.