Читать книгу Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - - Страница 9

Когда 21 октября мы уезжали из Хельсинки, на вокзале нас провожали премьер-министр и министр иностранных дел, а также другие члены правительства, послы Соединённых Штатов и северных стран, временный поверенный в делах СССР в Финляндии и многие другие. Мужской рабочий хор исполнял патриотические песни.

Мы узнали, что русские хотят переговорить с нами двое надвое. На встрече, которая состоялась в рабочем кабинете Молотова в Кремле, присутствовали только Сталин и Молотов, а также Таннер и я. Кроме того, как переводчик участвовал заведующий отделом МИДа Нюкопп. Поскольку на заседаниях, начиная с этого момента, не было секретарей, о ходе переговоров не составлялся протокол, то и у меня самого нет других записей, за исключением тех, что я делал во время заседаний и по возвращении в посольство.

Приветствуя Сталина, Таннер сказал: «Я – меньшевик». Принимая во внимание то, что большевики были ярыми противниками меньшевиков, вряд ли Сталин и Молотов были особо рады услышать это.

В начале заседания Таннер спросил, может ли он говорить по-немецки или по-английски, но Молотов ответил, что они не понимают ни того ни другого. Поэтому Таннер сначала говорил по-фински, что переводилось на русский. Но когда разговор пошёл в более свободной манере, Таннер, который владел русским языком, счёл более целесообразным использовать именно его.

Вначале я зачитал ответ нашего правительства на предложения русских. После этого высказал наши замечания по поводу нарушения воздушного пространства Финляндии советскими лётчиками. По этой теме завязалась дискуссия. Сталин сказал, что мы провели мобилизацию наших войск и что «Советская Россия также собрала кое-какие войска у границы». Это осложняло ситуацию. Советские лётчики осуществляли разведывательные полёты. Сталин признал, что в нормальных условиях нарушение границы недопустимо, но ведь условия тогда не были «совсем нормальными».

Я заметил, что между Финляндией и Советским Союзом существовал мир, поэтому должны быть нормальные условия. Мы призвали солдат на службу, что является мерой предосторожности в неспокойное время. Нас не касается то, что Советский Союз делает в пределах своих границ, но ни у кого нет права нарушать неприкосновенность нашей территории. Я передал Сталину список нарушений воздушного пространства. Он обещал подумать над этим. Вопрос не получил дальнейшего развития.

Затем перешли к нашему ответу. Сталин и Молотов сочли его совершенно неудовлетворительным.

Сталин, который на этой встрече преимущественно говорил от их стороны, при минимальном участии Молотова, сразу поднял вопрос о Ханко, сказав, что его решение совершенно необходимо для Советского Союза. Вопрос о передаче Ханко уже обсуждён на высшем военном совете Советского Союза, причём их предложение в отношении Ханко являлось минимальным требованием. Мы повторили, что не можем пойти на передачу Ханко. С нейтралитетом Финляндии плохо согласовывалось бы нахождение вооружённых сил иностранного государства на континентальной части нашей страны. Сталин заметил, что в царский период базы находились на территории Финляндии, включая Ханко и Порккалу. Советский Союз, сказал он, готов сделать то, что мы хотим, чтобы военная база и нахождение русских войск в Ханко в максимальной степени отвечали нашим пожеланиям. Но Советский Союз должен иметь возможность перекрёстным огнём артиллерии перекрыть горловину Финского залива, и это является их непреложным требованием. Мы ответили, что Финляндия не может на это согласиться. Таннер добавил, что ни одно финское правительство не сможет предложить это парламенту, поскольку с ним не согласится народ Финляндии.

Затем перешли к обсуждению Карельского перешейка. Сталин считал, что наше предложение ни в коей степени не могло их удовлетворить, поскольку граница осталась бы слишком близко от Ленинграда. Вместе изучали карты. Сталин начертил новую границу, которая сокращала передаваемую территорию, но была весьма далека от нашего предложения. В отношении островов Койвисто (Берёзовых) он сказал, что Советская Россия потребует их в любом случае. Мы ответили, что не можем согласиться и с его новой границей. Сталин неоднократно повторял, что Советская Россия для обеспечения безопасности Ленинграда должна иметь возможность владения и прилегающим к городу северным побережьем Финского залива. Поскольку у нас не было разрешения говорить ни о чём другом, кроме так называемого Куоккальского выступа, мы не могли затронуть форт Ино и примыкающую к нему полосу финского побережья. Мы не могли делать ничего иного, кроме того, чтобы занимать отрицательную позицию практически по всем вопросам. По вопросам безопасности Финского залива в Генштабе была подготовлена памятная записка, в которой практически с теми же аргументами, какие ранее содержались в докладе полковника Паасонена, показывалось, что Финский залив защищён от внешнего нападения. Я высказал это соображение, но на Сталина эти доводы не подействовали. По ходу разговора я повторил, что мы будем оборонять нашу страну и что враг Советской России не сможет напасть на неё через Финляндию. Сталин ответил: «Финляндия мала и слаба. У вас никто не будет спрашивать разрешения. Вы не сможете, пусть и хотели бы, воспрепятствовать ему вступить на вашу территорию». Положив руку на карту в районе Ханко, он произнёс: «Великая держава высадится именно здесь и продолжит своё движение, невзирая на ваше сопротивление». Я: «Вы, господин Сталин, недооцениваете нас. Мы будем сражаться более упорно, чем Вы полагаете».

Молотов поднял вопрос о Рыбачьем, заявив, что мы ничего о нём не говорили. Я ответил, что наше правительство не понимает аргументацию, которую российская сторона изложила для изменения границы в этом районе. Наша цель в Петсамо – это исключительно мирное строительство, поэтому нам важно владеть восточным берегом Печенгского залива. При обсуждении этого вопроса Сталин сказал, что Советскому Союзу необходимо вооружить западное побережье Рыбачьего для контроля за тем, чтобы в Печенгский залив не могла попасть ни одна великая держава – ни Англия, ни Германия. Я заметил, что в прошлый раз понял слова Сталина таким образом, что Советский Союз согласится не вооружать побережье Северного Ледовитого океана аналогично нашим обязательствам по Тартускому мирному договору. Сталин утверждал, что это недоразумение. Следовательно, Советский Союз имел военные цели и на севере.

Молотов ещё спросил, что мы думаем о предложенной с их стороны компенсации. Я ответил, что этот вопрос мы ещё не обсуждали, поскольку остаётся неясным, что будет передаваться. Когда этот вопрос будет прояснён, можно говорить и о компенсации.

Таннер заметил, что в Тартуском мирном договоре 1920 года окончательно согласованы все вопросы отношений Финляндии и России и что этот договор является основой взаимоотношений между странами. По мнению Молотова, условия сейчас совсем иные, чем на момент заключения договора. «Вы, финны, не можете требовать, чтобы условия, согласованные в 1920 году, были достаточны сегодня, и чтобы нынешняя Россия была довольна договором 1920 года», – сказал он.

Разговор продолжался больше двух часов. Не появилось никаких новых предложений. К единому мнению тоже не удалось прийти. В конце встречи мы констатировали это. Мы уехали, даже не договорившись о продолжении переговоров.

Приехав в посольство, где мы жили, начали готовить телеграмму в Хельсинки. Прежде чем мы успели её отправить, позвонил секретарь Молотова и сообщил о желании советской стороны продолжить переговоры.

В 23 часа мы снова были в Кремле у Сталина и Молотова. Молотов сообщил, что советское правительство ещё раз рассмотрело вопросы, являющиеся предметом наших переговоров, а также наш ответ, считая возможным внести некоторые новые предложения. Он зачитал письменное контрпредложение, которое содержало следующее:

«В связи с меморандумом Финляндского Правительства от 23 октября Правительство Советского Союза имеет честь заявить, что на основании соображений, изложенных в меморандуме Советского Правительства от 14 октября, последнее выставило минимальные предложения, диктуемые элементарными требованиями безопасности Советского государства, в частности Ленинграда, имеющего 3,5 миллиона населения. Условия эти были выставлены именно как минимальные, при этом Советское Правительство отказалось от своего предложения о заключении пакта взаимопомощи между Советским Союзом и Финляндией, дабы дать Финляндскому Правительству сохранить свой абсолютный нейтралитет, равно как оно отказалось от своего предложения о невооружении Аландских островов или об их вооружении с участием СССР, заменив это своё предложение согласием на вооружение Аландских островов национальными силами самой Финляндии. Советское Правительство пошло на эти кардинальные уступки, поскольку оно рассчитывало на дружественную позицию Финляндии и на её возможное согласие на минимальные предложения СССР, изложенные в меморандуме от 14 октября.

Обмен мнениями 23 октября между представителями СССР (Молотов, Сталин) и Финляндии (Таннер, Паасикиви) облегчил взаимное понимание сторон, вскрыв вместе с тем наличие разногласий между ними. Учтя результаты обмена мнениями и идя навстречу пожеланиям Финляндского Правительства, Советское Правительство заявляет:

1. Советское Правительство не может отказаться от своего предложения о предоставлении Советскому Союзу военно-морской базы в Ханко, считая это своё предложение абсолютно необходимым условием для минимального обеспечения безопасности Ленинграда; при этом, Советское Правительство во изменение его меморандума от 14 октября считает возможным держать сухопутные войска для охраны военно-морской базы в количестве не более четырёх тысяч человек, ограничив время пребывания этих войск в районе Ханко периодом времени до окончания англо-франко-германской войны в Европе.

2. Советское Правительство считает невозможным согласиться на предоставление десятиверстной полосы финляндской территории на Карельском перешейке в обмен на территорию СССР, как это предложено в меморандуме Финляндского Правительства от 23 октября, ибо оно считает эту меру совершенно недостаточной для обеспечения минимальной безопасности подступов к Ленинграду со стороны восточной оконечности Финского залива. Советское Правительство, идя навстречу Финляндии, считает, однако, возможным в крайнем случае несколько изменить своё первоначальное предложение, уменьшив размер территории на Карельском перешейке, отходящей к СССР в обмен на территорию СССР, согласно приложенной карте; при этом, первоначальное предложение Советского Правительства об острове Бьёрке остаётся в силе.

3. Остальные предложения, изложенные в меморандуме Советского Правительства от 14 октября, Советское Правительство считает необходимым оставить в силе.

4. Советское Правительство принимает предложение Финляндского Правительства об изменении статьи 2 пункта 1 пакта о ненападении»1.

Выслушав предложение русских, мы заявили, что существует не так много надежд прийти к взаимопониманию на его основе. Мы обещали довести предложение до сведения нашего правительства и дать ответ как можно скорее. Возникла дискуссия. Как быстро это может произойти? Сталин и Молотов считали, что мы могли бы довести предложение до нашего правительства по телеграфу. Говорили и о том, сколь много времени займёт поездка в Хельсинки. В ходе этого разговора Молотов сказал: «Вы хотите довести дело до конфликта?» Я ответил: «Мы, конечно же, стремимся избежать конфликта, но нам надо учитывать и интересы Финляндии».

Я пометил в своём дневнике 23.10: «В общем и целом, в этой дискуссии в конкретной и грубой форме проявился менталитет великой державы, её позиция, которая не принимает во внимание интересы малого государства».

Обсудив вопрос после встречи, мы решили отправиться в Хельсинки для переговоров с правительством.

Из моего дневника за 23.10:

«По-моему, надо подумать над тем, чтобы предложить России Юссярё вместо Ханко, если Россия на это согласится.

На Карельском перешейке надо было бы предложить форт Ино, а также участок побережья между Ино и Куоккальским выступом, чтобы Россия могла организовать оборону Ленинграда.

На полуострове Рыбачий можно было бы предложить северную оконечность.

Кроме этого, острова в Финском заливе, которые уже обещаны.

Если на таких условиях получится заключить договор и избежать войны, это было бы хорошо. Но непонятно, согласятся ли с этим русские».

Нам, по моему убеждению, надо было искать компромиссные предложения, чтобы добиться подписания договора и избежать втягивания в конфликт, который мог стать для нас роковым. База была важнейшим вопросом для русских, и нам нужно было в этом отношении идти на уступки. Надо было избежать передачи полуострова Ханко, поскольку приход Советов на континентальную часть Финляндии, расположенную далеко на западе, мог быть сопряжён с различными трудностями. Компромиссное предложение по базе было сложным, поскольку не так просто найти острова, которые хоть в какой-то мере удовлетворяли военным требованиям русских и которые можно было бы передать, не создавая для Финляндии большой опасности. Юссярё был возможным вариантом. По своему местоположению он мог бы удовлетворить русских, но его площадь была мала. Следовало задаться вопросом, удовлетворятся ли этим русские, особенно если сравнить его с территорией Ханко, вопрос о которой они вскоре поднимут на переговорах о заключении мира после Зимней войны. Но если рассуждать о претензиях русских осенью 1939 года и потерях по будущему Московскому мирному договору, следовало отметить, что разница была не столь велика, как между территориями, обозначенными Сталиным на переговорах 1939 года, и всей Карелией, и другими территориями, которые Финляндия утратит по мирному договору. В ходе одного из разговоров маршал Маннергейм упомянул в качестве возможной альтернативы какой-то другой большой остров. Сделав по базе позитивное контрпредложение, мы могли бы сдвинуться с места в переговорах, на которых из-за нашей резко негативной позиции не могли и пошевелиться. Возможно, по мере продолжения диалога мы могли бы найти компромиссное предложение, поскольку, по моему впечатлению, у Сталина было желание добиться результата.