Читать книгу Невры - - Страница 3

– Боря, мы бабе Нюре сто рублей должны, – сказал Денис. На дворе было десять часов утра, но постояльцы валялись в постелях, не торопясь вставать. У Бориса гудели в голове отголоски вчерашнего самогона, и он не сразу понял Дениса.

– в смысле? за что? мы же задаток дали, два дня только прошло.

– это плата за убитого ужа, Юрик вчера лопатой его перерубил.

– Юра, ты идиот, скажи мне? – Борис привстал на локте и посмотрел на товарища мутным осуждающим взглядом.

– Как-то само всё получилось, – пробормотал в ответ Юрик.

– ладно, – легко согласился Борис, – деньги сейчас всё равно смысла не имеют, возьми в машине, знаешь где.

Юрик выбрался из кровати и понуро поплёлся в машину. Достав сто рублей одной купюрой он пошёл на огород искать хозяйку. Баба Нюра долго вертела бумажку в руках, внимательно рассматривая, потом сложила пополам и сунула в карман халата. По лицу её неуловимо пробежала лёгкая улыбка. Она посмотрела на Юрика со снисхождением и сказала:

– возьми банку в сенцах и сходи к Мамоцьке молока купи.

– к кому? – переспросил Юрик.

– к Коле Мамоцьке, – закатив глаза повторила старушка, – к пастуху нашему. Дом его четвёртый от колодца, – и указала рукой в нужную сторону.

Юра коротко кивнул и с облегчением поспешил выполнить просьбу хозяйки.

Участок Мамоцьки утопал в зелени деревьев, причём деревья были не плодовые, а сплошь берёзы и каштаны. Узкая дорожка до входной двери, сопровождаемая покошенным забором, тут и там рассекалась пролезшими сквозь жерди забора ветвями деревьев. Юрик не спеша пробирался по зелёному тоннелю, уворачиваясь от веток и листьев, так и норовивших дотронуться до гостя. Его взгляд остановился на большом деревянном колесе, висящем на заборе. Колесо было совсем новое, будто только выстроганное, местами на древесине поблëскивали капельки свежей смолы. Юрик задумался о том, зачем кому-то понадобилось мастерить деревянное колесо в двадцать первом веке, когда боковым взглядом увидел, что под одним из деревьев стоит существо в человеческий рост, покрытое чёрной шерстью, и топчется на месте, закинув голову вверх. Юрик медленно повернул голову в сторону странной фигуры. Существо, будто в ответном жесте, опустило свою, из которой росли два загнутых назад рога и посмотрело на человека чёрными прямоугольными, как у осьминога, зрачками. Юрика на мгновение пронзил оглушающий иррациональный ужас, но вдруг существо опустилось на передние конечности и заблеяло дребезжащим голосом, потом пару раз фыркнуло и потрусило прочь, пережевывая оторванные с ветки листья. Парень усмехнулся сам с себя, «надо же, козла испугался», когда дверь со скрипом открылась, и на пороге появился Мамоцька.

– что, за молоком отправили? – он улыбнулся и жестом пригласил Юрика в дом, – ну заходи, сейчас налью, банку принёс?

Юрик стоял и со скучающим видом наблюдал, как старик, накинув марлю на банку, бережно переливает в неё молоко из эмалированного ведра.

– да ты присядь, отдохни, – Мамоцька кивнул на стул.

– спасибо, мне идти надо, сколько с меня?

Долив банку почти до краёв Мамоцька распрямился и посмотрел Юрику прямо в глаза.

– ты печурника у Нюры вчера зарубил, это плохо, гаспадар не простит.

– кто не простит? – Юрик усмехнулся, хотя по спине у него пробежал холодок, вспомнился ночной гость и его страшные жёлтые глаза.

– гаспадар, – уже без улыбки повторил пастух, – ужиный царь.

– а, понятно, – накинув суровое выражение лица покивал Юрик.

– не веришь, – не спросил даже, а просто озвучил факт Мамоцька, – всë вы городские лучше других знаете. Только мы вас сюда не звали, вы сами к нам приехали, и пока жить по правилам не начнёте… – он молча помотал головой, – не приживëтесь.

Юрик исподлобья посмотрел на старика, потом выдохнул и попытался улыбнуться.

– что делать нужно? – выдавил он.

– ужиный царь, он всегда за своих детей мстит, – Мамоцька упёрся острым взглядом в собеседника, потом открыл дверцу настенного шкафчика и в его руке появилось яйцо, – ты вот что, носи это яйцо под мышкой три дня, на ночь в стакан молока клади, потом спрячь под порог и жди, пока новый печурник вылупится, так вину свою исправишь.

– это что, змеиное яйцо? – лицо Юрика против воли исказилось в брезгливой гримасе.

– это? – Мамоцька посмотрел на яйцо, словно увидел его впервые, – это куриное, но ты делай, как я сказал, и всё будет хорошо, – он протянул яйцо Юрику, и тот осторожно взял его двумя пальцами. Старик выразительно посмотрел на парня и указал пальцем себе под мышку. Юрик послушно сунул яйцо под майку и прижал рукой к телу. – с тебя три рубля за молоко, – подытожил Мамоцька и добродушно улыбнулся. Юра зашарил свободной рукой в кармане спортивных штанов, достал горсть монет и протянул их в ладони старику. Тот, сощурившись, выудил оттуда три рубля и зажал их в руке. Парень прижал трехлитровую банку к груди и, поблагодарив хозяина, вышел из дому. Отойдя на десяток метров от калитки он остановился и поставил банку на землю, затем достал из подмышки яйцо, повертел его в руке и с размаху зашвырнул в бурьян заброшенного участка. Раздался влажный шлепок, после чего буйная поросль пошла волнами и зигзагами, высокие стебли чертополоха, осота, раскидистые лопухи и мягкая лебеда затрещали, согнулись, зашатались, против воли пропуская через свои ряды что-то невидимое, могучее и быстрое. Всё это длилось несколько секунд, после чего пространство прошил оглушительный свист, он ударил по ушам, врезаясь в самый мозг, из глаз потекли едкие слезы. Юрик обхватил голову руками и, встав на колени, согнулся до земли. Свист длился, казалось, бесконечно, и, когда голова готова была лопнуть, прекратился также внезапно, как начался. Поднявшись с колен Юрик отряхнул от пыли штаны и поднял с земли банку с молоком. У калитки он увидел Мамоцьку, который смотрел на него серьёзно и без лукавых ноток хитрого прищура. Парень отвернулся и быстро зашагал к своему дому

* * *

Увидев, что Юрик ушёл куда-то с пустой банкой в руках, Денис энергично вскочил с кровати и стал одеваться. Проснувшись утром он ощутил ком из сладкой ваты в груди, сразу вспомнил Злату и начал думать, как незаметно от Юрика улизнуть к Чаровским. Его мысли постоянно крутились вокруг красивой девушки, не давая отвлечься, постоянно скатывались к ней, как по песчаному склону ловушки муравьиного льва.

– Боря, я гулять, – бросил он товарищу, выбегая из комнаты. Тот лишь промычал что-то нечленораздельное, не меняя положения на диване.

Денис пошёл знакомым уже маршрутом вдоль речки, душа его тревожно обрывалась при каждом шаге, и все вокруг казалось молодым и волнующим. Лучи яркого летнего солнца, пробиваясь сквозь ветви деревьев, струями рассекали прохладную туманную дымку, томящуюся, пережидая жару, в подножиях лесных исполинов. Подняв подвернувшийся прутик Денис, как в детстве, начал безжалостно воевать с попутными густыми зарослями крапивы. Незаметно для себя он стал напевать себе под нос:

– но лучше оденься,

увидев тебя столь прелестной,

все поезда сойдут с рельсов

И улетят в поднебесье…

Вдруг он почувствовал резкий порыв ветра, а за ним далёкий, но достаточно громкий свист. Денис застыл и вслушался в странный звук, через несколько секунд всё стихло, но около пяти минут в лесу стояла абсолютная тишина, не пели птицы, молчали мелкие звери, белки и вороны, даже деревья, казалось, перестали шелестеть листвой, потом робко и несмело начали раздаваться отдельные звуки, и постепенно лес вернулся к своим обычным будням и мелким заботам. Вскоре Денис вышел к песчаному склону и снова увидел остров, огибаемый быстрыми водами Волки. Плотик на этот раз стоял возле ближнего берега, значит Злата, или Всеслав, или сразу оба куда-то отлучились. Может они ушли по подъездной дороге, и он с ними разминулся? Денис в растерянности уселся на песчаный склон и уставился на стены древней усадьбы. А если Злата все-таки дома, то как её позвать? В самом деле, нет ни звонка, ни колокольчика, а угонять с этого берега плот тоже не станешь. Денис решил подождать, может Злата вернётся или заметит его из окна.

Солнце всё больше раскаляло воздух и с азартом принялось жарить чёрную футболку сидящего под открытым небом человека. Денис почувствовал, как у него по груди прокатилась крупная капля пота, а спина нагрелась так, что можно яичницу жарить. Он стянул майку и бросил её на песок. Вода в речке поблёскивала серебром прозрачной ряби, быстрое течение подкупало холодом и будто приглашало окунуться, освежиться, победить жару. Денис стянул джинсовые шорты, сбросил шлёпанцы и медленно зашёл в воду. Сначала по колено, постоял с минуту, ощущая как кожа остывает и покрывается мелкими мурашками, а потом с головой нырнул в прохладную, уколовшую резким перепадом температур лесную реку и поплыл под водой с открытыми глазами. Песчаное бледно-жёлтое дно, покрытое сеткой водяных разводов, проплывало под ним и чётко просматривалось, но потом резко ныряло вглубь и исчезало в темном глубоком омуте. Денис с фырканьем вынырнул и осмотрелся. Быстрое течение отнесло его на несколько метров в сторону и продолжало тянуть дальше. Вдруг его ногу что-то задело, и он ощутил движение жёсткой, как кора дерева, поверхности. Резко отдернув ногу Денис энергичными движениями поплыл к берегу, но быстро успокоился – мало ли, что может нести течение, но ближе к мели все-таки нужно отплыть. Он лёг на спину и не спеша начал загребать в сторону берега, как вдруг ощутил резкий мощный поток, буквально втянувший его под воду. Перевернувшись Денис рывком вырвался на поверхность и на этот раз полностью упал в объятия паники. Он замолотил ногами и, рассекая руками воду, устремился прочь с глубины на спасительный берег. Снизу он почувствовал волну, словно от гигантского тела, проплывшего прямо под ним, а потом его снова затянуло под воду. Вытянув руки вперёд, приняв форму торпеды, Денис дельфиньими движениями продолжил плыть, и наконец увидел под собой жёлтый песок. Встав на ноги он, преодолевая сопротивление воды, которая будто бы задерживала его и, цепляя за руки, уговаривала не уходить так быстро, выбрался на берег и бессильно упал на песок. Приподнявшись на локтях парень осмотрел реку. Вода всё также серебрилась на солнце и мерно текла, огибая каплю острова. Он откинулся на спину и закрыл глаза, переводя дыхание.

– что, искупаться решил? – Денис поднял веки и увидел стоящую над ним Злату. Губы его тут же расползлись в широкой улыбке, и он начал неловко подниматься, отряхиваясь от налипшего песка.

– меня только что чуть не утопили, кто у вас там обитает? – Денис зачесал пятерней налипшие на лоб волосы и снова посмотрел на реку.

– а, это…– буднично отмахнулась Злата, – так это мой ручной цмок, домик мой охраняет от назойливых кавалеров.

Денис застыл, разрываемый сразу несколькими чувствами, и уставился на Злату. Она не удержалась и расхохоталась в ответ.

– ты бы себя видел, – она широко улыбнулась и ударила кулачком Дениса в плечо, – отвечаю сразу на все немые вопросы: во-первых он тебя не съел, значит ты не назойливый, во-вторых нет никакого цмока, я его только что придумала, у нас здесь течения и водовороты очень опасные, вот тебя и затянуло.

– понятно, – Денис снова улыбнулся, потом опомнился, что стоит в трусах, и стал натягивать шорты, – может погуляем пойдём? Не против?

– в качестве извинения за моего цмока я просто обязана, – Злата хитро улыбнулась, и Дениса обдало волной эйфории, – пойдём я тебе зелёную речку покажу.

Они медленно шагали под кронами столетних дубов, сонно раскинувших свои тяжёлые ветви во все стороны. Густая листва надёжно укрывала путников от косых солнечных лучей, дарила прохладу и свежесть. Вскоре дубраву сменил частокол молодых берёз и стройных сосен, бросавших длинные прямые тени на зелень, поляны сменялись непролазными дебрями, которые приходилось обходить стороной, потом лес снова расступался, пропуская молодых людей в свои зелёные недра. Денис искоса наблюдал за Златой, любовался её безупречным профилем и сияющей улыбкой.

– так как вы у нас оказались? – спросила Злата.

– после ядерного удара по Украине паника в городе началась, – Денис решил не юлить и рассказать всё, как есть, – Борис предложил к нему на дачу уехать, отсидеться где-то под Слуцком, но не получилось – везде блок-посты поставили, мужское население стали отлавливать. Единственное направление, куда получилось уехать – на Гродно, а потом к вам зарулили, как-то так…

– а вы давно вместе работаете?

– мы с Борисом на стройке познакомились пять лет назад. Он раньше преподавателем истории в универе работал, потом строителем пошёл. Любил прибухнуть, жена его выгнала, он потом предпринимательство оформил и в частный сектор ушёл, меня с собой позвал. Он нормальный, вообще, мужик, но найти себя, что ли, не может, из-за семьи переживает.

– а Юрик-дурик? – Злата снова улыбнулась.

– мы его по объявлению нашли, его с работы выгнали за участие в протестах двадцатого года, а мы, как раз, подсобника искали, вот и сошлись. Они с Борисом собачатся постоянно, то за политику, то просто за жизнь, конфликтный человек.

– зачем терпите тогда? – удивилась девушка.

– ну, знаешь, нормального подсобника найти – целая проблема, Борис их называет тупиковой ветвью в развитии человечества, а Юрик не пьёт, приходит вовремя, работает нормально, вот и терпим, – Денис на мгновение замолчал, потом спросил: – а вы с отцом вообще откуда?

– из Полоцка, – ответила Злата, – у папы там бизнес, с нефтью что-то связанное, я не вникаю, на лето сюда приезжаем, здесь хорошо, даже дышится легче.

– да, у вас хорошо, не поспоришь, – согласился Денис, – слушай, а что за название деревни такое – «Невры»? Баба Нюра говорила, что раньше Неврида называлась… А что это значит?

– ну, как говорится, это долгая история, – загадочно протянула Злата, – но мы ведь никуда и не спешим? – она толкнула бедром зазевавшегося Дениса, и он, сделав шаг в сторону, едва устоял на ногах, Злата рассмеялась и продолжила: – когда-то было племя первых славян, они себя называли неврами, по преданиям это было воинственное и беспощадное племя. Говорят, что во время боя воины невров могли, завращавшись на месте, превратиться в огромного волка. Победить их было невозможно, и на Русь они никого не пускали. А поселение их называлось «Неврида», по тем временам это целая страна была, на всю нашу пущу, но теперь, как видишь, осталась одна маленькая деревня.

– оборотни-защитники? – с недоверием переспросил Денис.

– а что тут такого? – с азартом продолжила Злата, – а ты не задумывался, почему в европейских сказках волк съедает бабушку и закусывает красной шапочкой, а в русских он помогает Ивану Царевичу, да к тому-же является для него средством передвижения?

– ну да, – Денис почесал затылок, – действительно, как-то не задумывался.

– волк и медведь – это наши тотемные животные, а в Европе – сплошь петухи да курицы, – Злата повернулась к Денису и спросила, сбросив улыбку: – вот ты, бы кем хотел быть, волком, или петухом, будь у тебя выбор?

– волком, конечно, глупый вопрос, – хмыкнул Денис.

– а вот для Дурика твоего, я думаю, не такой глупый, – Злата опять улыбнулась, – но это хорошо, что ты у меня такой правильный.

«ты у меня»… Эта фраза подхватила и подняла Дениса, немного оторвав от земли, ускорила дыхание и окатила мягким и трепещущим жаром.

– А вот мы и пришли, – Злата указала рукой в сторону зарослей.

– А где река? – разочарованно спросил Денис.

– А ты глаза разуй.

Денис всмотрелся и был поражён способностями природы к маскировке. Между невысоких илистых берегов едва уловимо колыхалась зелёная масса ряски, водорослей и кувшинок с кубышками. Вода полностью скрывалась под зелёным покровом водных растений, словно ковровая дорожка она простиралась, сколько было видно глазу. Казалось, что на неё можно ступить и идти, гулять, любоваться придорожными деревьями, как по бульвару в городе.

– как красиво… – потрясëнно пробормотал Денис, – я даже и не думал, что у нас такие места есть.

– это река желаний, – сказала Злата, – загадывай, – она стала вдруг серьёзной и отстранённой, её взгляд устремился куда-то вдаль за изгиб уходящей реки.

– загадал… – полушёпотом произнёс Денис.

– ну пойдём тогда, – Злата повернулась и зашагала обратно, быстрым суетным движением провела ладонью под глазом и, отвернувшись в сторону, молча пошла впереди спутника. Денис понял, что сейчас не время лезть с расспросами и молча последовал за девушкой.

– вы к нам надолго? – спросила Злата, прерывая повисшую тишину.

– даже не знаю… – успел сказать Денис, когда рядом с ними вдруг раздался хруст ломающихся веток и шум несущегося сквозь заросли тела. Выступив навстречу звуку он закрыл собой Злату и застыл в готовности встретить опасность. Но из зарослей выскочил не зверь, а взъерошенный, подвывающий от ужаса Юрик. Его перекошенное лицо выражало неподдельный испуг и панику.

– там.. там… – он указывал рукой себе за спину, – там змея… огромная… как анаконда…

– Юра, – Денис посмотрела глаза ошалевшему товарищу, – ты что, следил за нами?

– огромная, метров десять длиной, – не реагируя на вопрос продолжал Юрик, – толщиной с полено, нужно бежать скорее!

– ты за нами следил? – чеканя каждое слово повторил Денис, – тебе сколько лет? – он подошёл вплотную к оппоненту, глаза его налились яростью, кулаки сжались.

– какая змея, Юра? – Злата вклинилась между парнями, оттирая их друг от друга, – это уж, наверное, был.

– уж? – Юрик перевёл безумный взгляд на девушку, – такой огромный?

– знаменитая белорусская анаконда, – хмыкнул Денис.

– значит ужиный царь, – спокойно пояснила Злата, – или ужиный король по-другому. Странно, его давно уже никто у нас не встречал. А вообще вы правы, ведь уж – это и есть удав на минималках, так что гигантский уж это, по сути, анаконда. Тебе, Юра, очень повезло его увидеть, а ещё больше повезло при этом в живых остаться. К нам несколько лет назад криптозоологи приезжали, ужиного короля искали, но даже следов не нашли, только рассказы очевидцев записали, а ты, вот так вот просто, в лес пошёл и сразу его встретил. И, кстати, в самом деле, а что ты здесь делаешь?

– Я… – Юрик немного пришёл в себя и осознал всю неловкость своего положения, – вместе же идти собирались… Я вернулся – тебя нету, Борис сказал, что гулять ушёл, вот я и пошёл тебя искать, – он опустил взгляд и почесал затылок коротко бритой головы.

– мы тебя до дороги проводим, правда, Денис? – она вопросительно и настойчиво посмотрела Денису в глаза.

– Да, конечно проводим, – нехотя согласился Денис, и они втроём направились к лесной дороге, соединяющей Невры и усадьбу Чаровских. Десяток минут пути миновал в напряжённой тишине, и все вздохнули с облегчением, когда деревья расступились, открывая широкую просеку.

– пришли, – сказала Злата, остановившись у дороги, – отсюда по прямой до деревни дойдëшь, не думаю, что ты второй раз на гаспадара нарвëшься.

Юрик что-то промычал в ответ и понуро побрёл, стараясь держаться середины дороги. Денис со Златой провели его взглядом и снова повернули в лесную чащу.

– а что, правда, что уж до десяти метров может вырасти? – спросил Денис.

– у страха глаза велики, – Злата улыбнулась и посмотрела на Дениса, – мне больше интересно, что бы ты делал, если бы на тебя выбежал не Юрик, а дикий кабан или медведь?

– да я как-то не думал в тот момент, я за тебя испугался.

– ну ты настоящий рыцарь, правда без головы.

– если бы выскочил медведь, то и остался бы без головы.

Злата рассмеялась и Денис, не удержавшись, тоже захохотал, снимая смехом появившееся напряжение. Настроение тут же поднялось, и дальше они пошли, перешучиваясь и смеясь. Время бежало, то растягиваясь, то ускоряясь, Злата заливисто смеялась, а Денис растворялся в ней, купался в бездонных серых глазах, рассказывал весёлые истории, шутил и умничал, ходил на руках и переносил её хохочущую через узкие ручейки. К концу их прогулки тени сосен вытянулись в длинные магистральные путепроводы, стало прохладно, и назойливые комары стали нагло и смело наполнять своим нудным гудением всё пространство. Верхушка крыши усадьбы выглянула сквозь молодое редколесье, и вскоре молодая пара остановилась возле маленького парома через Волку. Косые лучи солнца зажигали на водной поверхности реки оранжевый пожар, затухающий и темнеющий сразу за поворотом течения.

– приходи завтра, мы с тобой хлеб испечём, – Злата посмотрела на Дениса и улыбнулась, – пойдём царя ужей кормить.

– а-а-а… – протянул Денис, – а зачем?

– всё завтра, – Злата нажала кнопку, и плот с тихим гудением отчалил на тот берег, – пока, хороших снов.

– пока, Злата… – Денис помахал рукой и остался на месте, наблюдая за девушкой, пока она не достигла противоположного берега. Соскочив с парома Злата послала воздушный поцелуй и, сверкая стройными загорелыми ногами из-под ярко-синего сарафана, побежала в усадьбу.

Путь домой для Дениса был лёгок и воздушен, в голове его постоянно звучала то одна, то другая песня, иногда вырывающаяся наружу мелким бормотанием. Ярко-рыжее солнце светило прямо в лицо, бессильно пытаясь ослепить, или, хотя бы, покусать случайного путника в нехоженом дремучем лесу. Вскоре из зелёной чащи выступили такие родные уже Невры…

На плите остывала вместе с чугунной сковородой жареная картошка с кусочками сала, рядом на столе исходил своим фирменным неповторимым соком салат из помидоров и огурцов. Денис с волчьим азартом набросился на ужин, только сейчас осознав, насколько он голоден. За спиной скрипнула дверь, и на веранду вышел Борис. Он молча налил по полной рюмке коньяка, предусмотрительно поставленных на столе, и, так и не сказав ни слова, чокнулся с Денисом и залпом опрокинул в себя янтарную жидкость.

– с хорошим человеком и опохмелиться приятно, – Борис в блаженстве закатил глаза и сел на стул рядом с Денисом, – а то Юрик злой какой-то пришёл, смурной, – протянув руку над сковородой он выхватил из банки солёный огурец и громко им захрустел, – вот тебя ждал, один принципиально не пью. А ты, смотрю, время зря не теряешь? – Борис толкнул кулаком Дениса в плечо и улыбнулся, – с местной замутил?

– угу, – промычал в ответ Денис, поглощая картошку с зажаркой из лука и морковки.

Вдруг до них донеслись приглушённые расстоянием звуки далёкой канонады. Словно раскаты грома они прокатились по деревне, зазвенели стёклами в стареньких рамах, ударили по сельской тишине инородным внезапным набатом. После секундной паузы звуковой вал снова прокатился меж домов. Переглянувшись, Денис и Боря выскочили на улицу и увидели, что все обитатели деревни тоже смотрят на зарево, полыхающее над лесными кронами. Темнеющий небосвод озаряли молниеносные оранжевые вспышки, сменяющие друг друга, освещающие небо быстрыми огненными сполохами, а через несколько секунд до безмолвных зрителей докатывался глухой низкий звук разрывов.

– это же на востоке, – негромко сказал Юрик, который тоже выбежал и теперь стоял рядом, – мы получается уже в тылу?

– мы, получается, в оккупации, – поправил его Борис.

Дождавшись своей очереди в небо взметнулся рой светящихся стрелок и, померкнув, растворился в вечерней тьме.

– это наше ПВО или их артиллерия? – онемевшими губами спросил Денис.

– РСЗО работает, – авторитетно вмешался в тихую беседу Карпов.

Вскоре это зрелище, как и любое другое, начало всем надоедать, и Невры постепенно начали возвращаться к своему обыденному рутинному быту. Лязгнул цепью колодец, скрипнули несмазанными петлями двери, народ, потеряв интерес, разбредался по домам и возвращался к своим обычным делам.

– зарядка не идёт, – озадаченно произнёс Юрик, взяв в руки свой смартфон, после чего подошёл к выключателю и несколько раз его щёлкнул, – света нет, вырубили, что-ли?

– может завтра появится, – сонно сказал Денис и завалился на кровать.

День подкатился к концу, и на улице быстро и неуклонно начинало смеркаться. Тёмная летняя ночь, подбиралась к Неврам, постепенно подползая со стороны леса, где она уже разгулялась среди высоких сосен и разлапистых ёлок, которые приняли на себя последние оранжевые отсветы закатного солнца. На болоте гулко заухала выпь и оживился от вечерней прохлады хор лягушек. Денис открыл в хате два окошка на противоположных стенах, и в комнате появился освежающий сквозняк.

– москитки не забудь поставить, – напомнил Юрик, и Денис начал расправлять кружевные занавески в оконных проёмах, чтобы не залетели на огонёк жирные деревенские комары.

– как в средневековье, – недовольно пробормотал Борис, – день кончился – ложись спать, дожились…

– зато ты не в окопе, – заметил Денис, – не забывай, почему мы здесь, а то совсем, смотрю, растащило. Люди раньше в деревнях так и жили.

– надо как-то узнать, что происходит вообще, в стране, в мире.. – задумчиво произнёс Борис, растягиваясь на диване.

– газету сходи купи, – проворчал Юрик.

Вдруг в окно стукнул мелкий камушек, и с улицы послышался голос Антона:

– Боря, выходи гулять!

– за мной пришли, спасибо за внимание, сейчас, наверно, будут убивать, – скороговоркой проговорил Борис и, подскочив с дивана, ловко запрыгнул в тапки и спешно вышел из дому.

– друга по разуму нашёл, – прокомментировал Юрик.

– угу, – безразлично согласился Денис, лежащий на кровати. Он улёгся поудобней и уставился в потолок, вставив в уши капли наушников. Открыв аудиоплеер он включил режим «случайное воспроизведение», на экране появилась строчка с названием группы «butterfly temple» и в уши ударили стремительные рифы тяжёлого рока.

В голове громыхало и от этого реальность не казалась такой уж скучной и серой. Покоробившиеся обои с незамысловатым рисунком, назойливо повторяющимся через каждые десять сантиметров потолка, рябили в глазах, превращаясь в светло-зелёное поле, уплывающее вслед за скользящим взглядом и движением тяжёлых век.

"Бегу я волком, когти сточить успел,

Плюётся слизью, кровью хрипит юнец,

Сталью рассечен половца колкий взгляд,

Зверем калеченный бродит в степи отряд", – музыка из наушников проникла внутрь, ударила конским хрипом, лязгом клинков, затянула и погрузила в обволакивающий вязкий сон…

Огромное поле, окаймленное лесной чащей, ждёт, томится в предвкушении боя, жаждет крови, просит тяжести срубленных тел, томится в невыносимости своей чистоты, дышит и вздыхает, расправляя свои пожухлые пряди, наряжаясь, будто старая дева на выданье, встречает незваных гостей. На краю поля стоит воинство из тысяч клинков. Боевые кони хрупают и нервно переступают в ожидании сечи, закованные в железо рыцари нервно покачиваются в сëдлах. Тяжёлая железная броня туго обтянута белой парусиной, поверх которой грубо расчерчены красные и чёрные линии, встречающиеся в христианских распятьях. Под недружелюбным серым небом яростно полощутся белые хоругви с красными крестами. Тяжёлые шлемы-ведра грузно венчают головы всадников, через узкие щели глядящих на чужую негостеприимную землю. Чёрная стая воронов с громким нетерпеливым гарканьем кружит над христовым войском в ожидании скорой поживы. На белоснежном скакуне впереди строя гарцует рыцарь с нагой головой, рукой он прижимает к себе железный шлем с огромными рогами тура. Потянув поводья на себя он подымает коня на дыбы, потом пускает в галоп и снова останавливает. Волосы его сальными прядями обрамляют лоснящуюся лысину, а левый глаз наискось закрывает чёрная лента-повязка. Напротив белого войска, на другой стороне поля, стоит русская рать. Воинов всего сотни полторы. Красные хоругви развеваются шквальным осенним ветром, превращая войско в огромный факел, пылающий живым трепещущимся пламенем. Затянутые в кольчужные рубахи воины мрачно отливают тусклым блеском. Капли красных щитов с изображением сплетённых змей, фениксов и василисков сливаются в яркую чешую диковинного змея, готового напасть и разорвать своего врага. Тяжёлые клинки и копья томятся в ожидании долгожданного боя. Небо над ними чистое, вороны будто и не ждут здесь поживы. Сквозь жидкое тёмное небо вдруг прорывается ярко белый луч солнца и освещает князя, стоящего впереди своего войска на вороном коне. Его коренастая фигура будто вырастает из массивного крупа породистого жеребца. Внешне он точная копия Всеслава – отца Златы, только волнистые волосы касаются плеч, а борода окладистая и густая.

– ну что, братцы, – гремит Всеслав, заглушая шквальные порывы ветра, – постоим за землю русскую?

–х-э-э-э-эй, – дружно отвечает строй.

– не топтать ливонскому псу древнюю Невриду!

– х-э-э-э-эй, – поддерживает полторы сотни глоток.

– так пойдём и докажем это!

– х-э-э-э-эй, – в этот раз крик умножается шумом леса, уханьем с болот, посвистом птиц и рёвом лесных зверей. Лошади ливонцев в ответ фыркают, пятятся назад, трутся мордами и качают встревоженных всадников.

Рядом с князем на гнедом коне сидит его знаменосец. Его лицо, поросшее светло-рыжей бородой, наполовину закрыто шлемом, он нетерпеливо играет желваками и хищно скалится. Правая рука его лежит на рукояти большого двуручного меча, а левой он сжимает длинную пику с развевающимся на ней знаменем.

– nach vorne! -кричит белый всадник и, торопливо накинув рогатый шлем, тянет вожжи одной рукой, а второй, сжимая клинок, указывает на врага. Первые ряды всадников, справившись с опешившими лошадями, грузно устремляются вперёд. Всеслав, тем временем, трогает коня и поднимает вверх закованный в латы кулак. Латники, как по команде, медленно шагают на врага. С каждым шагом они ударяют клинками и копьями по длинным щитам. Над полем брани при каждом их шаге к тяжёлой поступи и железному лязгу добавляется многоголосое грозное дыхание отчаянного русского войска.

– ху-у-у-у, ха-а-а-а, ху-у-у-у, ха-а-а-а! -легко и задорно разносится над полем.

Лошадь магистра ливонцев упирается копытами, но пришпоренная снова рвётся вперёд.

Князь невров выбрасывает вверх клинок, и воины, вмиг смолкнув, останавливаются, становятся на колено и вонзают клинки и копья в землю перед собой. На торчащие из земли орудия они прислоняют свои длинные щиты, образуя двустороннюю пирамиду, и, расставив руки в стороны, начинают вращаться вокруг своей оси, будто в странном ритуале. Дикий и неуместный танец поднимает вихри пожухлой травы, закручивает серую хмурую круговерть, стирает черты воинов, размывает их, скрывает и преображает. Белая железная громада Ливонского ордена, тем временем, всей своей мощью мчится на них, разрывая стальными подковами мягкую болотистую землю. Зашорив глаза лошадям, размахивая палицами, склонив в смертоносном наклоне копья, рвётся, летит к очередной победе. Вращение невров резко прерывается, и на опушке стоят уже не люди. Волчьи морды выступают из-под шлемов со стрелкой, жёлтые глаза пылают яростью, кольчуги туго натянуты на волнующихся, рвано дышащих, напряжённых телах, покрытых густой серой шерстью. Лютый вой разрывает осеннее небо и, выдернув из земли своё оружие, русские воины вступают в бой. От чудовищных ударов дубовых щитов взлетают в воздух лошади авангарда ливонцев, погребая под собой всадников и несчастную пехоту, клинки подрезают сухожилия коней, разрубают опешивших всадников. Вгрызаясь в строй невры рассекают лавину рыцарей надвое, в воздух подлетают отрубленные руки и головы, истошные крики обрываются железным лязгом. Лошади в панике уносят седоков в сторону леса, сбрасывают и тащат несчастных, обрекая на верную гибель.

Огромный чёрный волк на вороном коне достаёт из седельной сумки рог и протяжно гудит в него. «А-у-у-у-у-м-м-м», – пролетает низкий дрожащий гул над полем брани, и из лесной чащи, справа от поляны, ломая мелкие деревья и кусты, втаптывая осеннюю траву в податливый грунт, несётся грозная кавалерия Невриды. На огромных медведях к полю боя верхом скачут невры. Скачут без доспехов, с одним коротким клинком в правой руке. Мастерски держа поводья они врезаются во фланг железного войска. Чудовищные удары пудовыми лапами мнут шлемы и сминают латы, длинные крепкие когти разрывают кольчуги, отделяют головы от тел, рвут бока лошадям и ломают ноги. Паника набрасывается на рыцарей и добивает стальную орду. Уцелевшие всадники топчут отступающих, пехота бросает оружие и бежит вразброс, крики отчаяния накрывают безымянную поляну. Волк-князь поднимает вверх меч и громко кричит, перекрывая стоны и крики: «Акопирнас! Брат мой, вступай в бой!» В этот же момент из травы взметаются сотни змей, ввинчиваются в сочленения доспехов, заползают под кольчуги, бросаются под копыта лошадям, запрыгивают в щели шлемов.

Магистр ливонцев, тем временам, рубя налево и направо странным загнутым клинком, мчится сквозь строй прямо на князя. От его ударов волчьи тела отбрасывает в стороны, воины начинают корчится, их раны дымятся и закипают. Но добраться до чёрного волка он не успевает, мощный удар пикой вырывает его из седла и поднимает вверх. Бронзово-рыжий волк-знаменосец одним мощным движением пробивает магистра насквозь и вздымает над битвой. Размахнувшись из последних сил магистр пытается достать своим клинком неприятеля, шлем сваливается с головы, а изо рта струится алая струйка крови. Но лёгким движением мощной когтистой лапы невр выбивает клинок из ослабшей руки. Описав дугу и лихо завращавшись кривой меч падает под копыта взбесившихся лошадей и тонет в чвякающей жиже топкой почвы.

– вот мы и снова встретились, магистр, – рычит рыжий волк, приблизив к своей морде бледное лицо рыцаря.

– я ещё вернусь, – едва слышно шепчет пронзённый насквозь воин и безвольной тряпичной куклой повисает на пике. Знаменосец бросает оружие вместе с магистром и, обнажив свой клинок бросается в общую свалку.

Вороны снижают высоту своего кружения, самые смелые робко срываются с орбиты полёта и клюют распростёртые на жёлтой траве тела, после чего, щëлкая клювом, вновь поднимаются в воздух, тяжело разгоняя воздух чёрными крыльями. Битва окончена, русские воины, опираясь на мечи и копья, тяжело дышат, выходя из боевого ража, медведи, жалобно порыкивая, медленно бредут обратно в лесную чащу, тщетно пытаясь дотянуться до полученных ран. Тучи медленно тают, пропуская на залитую кровью поляну золотые лучи холодного осеннего солнца. Оно светит так ярко, что Денис невольно отворачивается, поворачивается на другой бок и снова засыпает. На этот раз ему снится Злата. Она нежно проводит его ладонью по лицу.

– ну что, устал, любимый? – ласково говорит она.

Денис наклоняет голову, чтобы поцеловать её руку, но вместо лица у него окровавленная волчья пасть. Глаза сами собой распахнулись, и Денис уставился в пёстрый потолок деревенской хаты.

Находясь под впечатлением от реальности сна Денис несколько минут просто смотрел в потолок, потом приподнялся и осмотрел комнату. Юрик спал на соседней кровати, а Бориса до сих пор не было. Мужик на санях всё также хлестал лошадь хлыстом, уходя от волчьей стаи по бескрайним просторам настенного ковра. Парень укрылся одеялом и отвернулся к стене, на этот раз сон был спокойным и без сновидений.

* * *

Выйдя на улицу Борис поздоровался с Антоном. Тот, судя по лицу, был уже под градусом. Глаза его подëрнулись стеклянной поволокой, а на лице блуждала довольная улыбка.

– мы там бухаем, – он неопределённо махнул рукой куда-то за спину, – скучно, короче, компания тухлая, вот за тобой пришёл. У тебя это… есть ещё?

– сейчас посмотрю, должно быть, – Борис энергично забежал в сени и откинул крышку погреба. Запрыгнув в яму он согнулся и нащупал горлышко бутылки, потом встал и пристально начал всматриваться в этикетку, пытаясь повернуть её к остаткам света. Подняв глаза он увидел Юрика, стоящего в дверном проёме.

– что, опять? – Юрик смотрел на Бориса, скрестив руки на груди.

– а что? Ты мне мамка, что-ли? Не дури головы, хочу и бухаю! – Борис вылез из погреба и закрыл крышку, – всё, давайте, спать ложитесь, я гулять. – он выбежал со двора, как будто Антон мог уйти, не дождавшись, и вместе с новым другом зашагал прочь.

– куда идём то? – спросил Борис, разбавляя повисшую тишину

– Глеба с Валентиной знаешь? Крайний дом.

– это у которого красный гольф?

– угу

– а жена ничё у него такая.

Антон повернулся к Борису и улыбнулся половиной рта.

– старая… Но для тебя ничё.

Они шагали по грунтовой дороге, вдоль которой их сопровождали мёртвые провода линий электропередач и бетонные столбы-опоры.

– вот тут хата была ещё пять лет назад, – указал Антон на участок, поросший бурьяном выше человеческого роста, – крепкий дом был, большой, сгорел дотла. Тётка Маня яйцо на молоке поджарила – Хута задобрить, а муж её, Степан, бухой пришёл и яйцо съел. Вот Хут им хату от обиды и спалил, а сам в колесо превратился, его Мамоцька потом к себе во двор забрал, Хут в огне то не горит.

– а сами то живы остались?

– остались, свинья только сгорела, бегала по двору живым факелом, на все Невры верещала. Они страховку потом получили и в город уехали.

– понятно, – Борис мысленно усмехнулся от той серьёзности, с которой Антон рассказывал про какого-то Хута. Домовой, наверное, здешний. Но в темноте смешно было не полностью, было и немного жутковато. Когда участок с пепелищем, покрытым бурьяном, остался за спиной, по позвоночнику пробежал холодок, и Борис украдкой повернул голову и скосил глаза назад, не идёт ли за ними таинственный Хут, и не катится ли колесо, которое не сгорело… Тьфу, чепуха! Борис поднял к глазам бутылку и в свете молодой Луны сумел прочитать:

– о, армянский коньяк вытянул, это я люблю! А то я виски как-то не очень, а ты? – Борис спросил и тут же опомнился, что Антон навряд ли когда-то видел виски где-нибудь, кроме кино. Тот в ответ пожал плечами и покачал ладонью в жесте «так себе».

– слышь, Антон, – решив сменить тему спросил Борис, – а ты работаешь где-то?

– так я это, в Польшу на заработки езжу, – ответил Антон, а потом засмеялся, – а сейчас и уезжать не надо, Польша сама к нам приехала.

– ну да, – невесело согласился Борис.

– а вот и пришли, заходи, не бойся, собаки нету, за мной иди, вот сюда, за хату, – Антон по-хозяйски провëл гостя по тёмному подворью.

– о-о-о, наконец-то, – густым басом протрубил хозяин, – Глеб, – тут же представился он Борису, протягивая руку, – жена моя, Валентина, – она тоже протянула руку для пожатия. Борис представился. Рука у Глеба была сухая, широкая и шершавая, рука труженика, у Валентины ладонь оказалась тонкой и холодной. Борис внимательно разглядел Глеба. Приземистый, коренастый, руки толщиной почти, как ноги, волосы чёрные, на голове, которая будто заострялась от широкой тяжёлой челюсти к треугольной макушке, проявлялись большие залысины. Он перевёл взгляд на Валентину и на мгновение встретился с ней взглядом. Она делала вид, что они до сих пор не были знакомы. Борис не удержался и обвëл взглядом её фигуру. Синие джинсы туго обтягивали крутые бёдра, а рубашка в крупную клетку, заправленная в джинсы, повторяла две округлости крепких грудей. Борис отметил, что лифчика на ней не было, взгляд цеплялся за два характерных бугорка на рубашке.

– а ты со своим? – удивился Глеб, – ну Антоха, ну жук! Гостя на коньяк раскрутил. Ладно, пригодится, – он взял бутылку и поставил на стол, – нашего попробуй сначала, натур-продукт, всё своё. На столе стояла бутылка из-под ликёра «амаретто» с содержимым, которое, казалось, слабо мерцает зелёным светом в темноте. Рядом со столом исходили соком над раскалёнными углями румяные шашлыки.

Антон разлил зеленоватую жидкость по рюмкам. Почти как абсент, заметил про себя Борис, но навряд ли он.

– давайте, ребята, за нас с вами и за хрен с ними!, – Антон залихватски опрокинул странную жидкость в себя и с сопением занюхал рукавом. – йэ-э-э-х, хороша!

Борис повторил ритуал вслед за ним. Жидкость обожгла пищевод и загорелась во рту, в голову подозрительно быстро ударило тупым ударом, замлели руки и ноги.

– хорошо, – подтвердил он.

Беседа потекла свободно и развязно, стаканчики наполнялись мерцающей зелёной жидкостью и исправно осушались. Вскоре Антон с Глебом затянули какой-то спор об общих знакомых и отошли от стола, продолжая спор у мангала.

– а знаешь, мне моё имя не нравится, – лукаво улыбнулась Борису Валентина, – всегда хотела, чтобы меня по другому звали.

– тебе имя Юля подошло бы, – Борис слегка прищурился, подбирая подходящее имя.

– Не-е-е, – Валентина сделала обиженный вид и картинно надула губы, – я хочу быть Натальей.

– а почему Натальей? – удивился Борис.

– а что, не нравится? – она подошла поближе и слегка толкнула собеседника бедром.

– да нет, почему? Нравится, красивое имя.

– а у тебя дети есть? – неожиданно перевела Валентина тему, – у меня, вот, двое, сын и дочка. Люблю их, сейчас в лагере в городе.

– у меня тоже двое, оба мальчики,

– а как зовут, сколько лет?

– Женя и Артём, старшему десять, а младшему, – Борис запнулся, вспоминая, – шесть.. Или… Нет, семь.

– ты что, не помнишь, сколько детям лет? – Валентина подошла ещё ближе и стала так, что её грудь коснулась Бориса.

– вижу просто редко, в разводе три года, – Борис попятился на полшага и обернулся, ища глазами Глеба с Антоном, которые в пылу спора, казалось, забыли про остальных.

– что, боишься меня? Я не кусаюсь, – Валентина снова сократила расстояние между ними и теперь плотно прижалась к собеседнику грудью.

– Вообще-то, муж твой рядом, – Борис снова покосился на Глеба, но не смог удержаться и обнял женщину за талию.

– жена тебя, небось, проклинае-е-ет?– Валентина протянула последнее слово с каким-то сладострастием, и внезапно, будто из запазухи, поднесла Борису ко рту пластиковый стаканчик с зеленоватой жидкостью, – давай, за деток, пей до дна, а за мужа моего не беспокойся, они с Антоном сейчас в говно накидаются и спать пойдут. А мы с тобой… – она ещё плотнее прижалась к Борису, – плавать умеешь? – снова перепрыгнула она на другую тему.

– умею, – голос у Бориса сорвался в нижние ноты, и он прокашлялся, – умею, – ещё раз, более уверенно повторил он.

– вот и отлично, – в глазах Валентины мелькнули зелёные искорки, и она слегка отпрянула, – эй, голубки! Давайте к столу, Борю одного на меня бросили, скучно нам!

Антон и Глеб ещё с десяток секунд о чём-то спорили, потом, нехотя, вернулись к столу. Антон подхватил бутылку и ловко разлил содержимое по стаканчикам.

– внимание, тост! – торжественно произнёс Глеб, – разумный человек обычно пьёт, что в нашей жизни лучше опьяненья? Всечасно упивается народ любовью, ложью, золотом и ленью. Без опьяненья жизни сладкий плод казался б просто кислым без сомненья. Так пей же всласть на жизненном пиру, чтоб голова болела по утру! – он запрокинул голову и залил жидкость из стаканчика себе в широко разинутый рот.

– по Байрону решил пройтись? – улыбаясь спросила Валентина, с нежностью глядя на мужа. Борис с удивлением посмотрел на Глеба, оценив неожиданный поэтический этюд.

– ты же знаешь, я Цоя фанат, но тут, что-то, Байрон вспомнился. Ты, Боря, Цоя как, уважаешь?

– ну-у-у, – протянул Борис, – вообще-то есть к нему претензия.

Глеб удивлённо поднял бровь и вопросительно посмотрел на собеседника.

– зачем он «кукушку» Гагариной перепел? – с вызовом спросил Борис.

На несколько секунд возникла напряжённая пауза, а потом все прыснули от смеха.

– хорошая шутка, – сказал Глеб и снова плеснул из «Амаретто» по рюмкам, – давайте, за музыку.

Всё подняли стаканы. Глеб снова запрокинул голову, а Валентина, тем временем, подвинулась к Борису и прижалась к нему ягодицами. Борис поперхнулся, и адский абсент попал в дыхательное горло. Он закашлялся, ловя ртом воздух, от чего Антон с Глебом громко заржали.

– ничё, городской, привыкнешь! – Глеб ударил рукой-кувалдой по спине Борису, и у того как-то сразу восстановилось дыхание.

– а ты знаешь, как группа «Кино» сначала называлась? – продолжил Глеб, пережёвывая кусок мяса.

– «Гиперболойды инженера Гарина»? – предположил Борис.

Хозяин от удивления перестал жевать и удивлённо уставился на гостя.

– смотри-ка, хоть из Минска, а знает! – восторженно бросил он Антону, – только правильно «Гарин и гиперболоиды».

– э-э-э, – растерянно затянул Борис, – а что с Минском то не так?

– ну… Мы ближе, что-ли к… Да ладно, забей, Антоха, разливай! – Глеб махнул другу и чеканно поставил пустую рюмку на стол, – Слушай, Боря, а ты знаешь, что Цой с друзьями ловили голубей, раскрашивали их в попугаев и отпускали. По-моему это прекрасно, мир становился ярче и веселее!

– ну не знаю даже, – Борис почесал затылок, – как-то жестковато по отношению к голубям, нет?

– а ты что, считаешь, что голубю унизительно быть попугаем? Типа попугаи хуже голубей?

– да ты орни… Орнито… – Антон зацепился языком за буквы в сложновыдуманном слове и с трудом выговорил: – орнитонацист!

Борис повернулся в темноту и задумчиво, точно в видеокамеру проговорил:

– орнитонацистом быть ещё не приходилось…

Все дружно засмеялись, а Валентина толкнула его бедром.

– а ты смешной, – с улыбкой сказала она.

– стараюсь, – пожал плечами гость.

Через четверть часа Антон и Глеб снова отошли в сторону и принялись спорить, а Борис и Валентина сидели за столом. Далёкая луна уже слегка раздваивалась в глазах Бориса, но близкая Валентина ещё была в единственном экземпляре.

– иди на речку, к старому шлюзу, – Валентина слегка наклонилась к Борису и заговорщически зашептала, – я этих алкашей уложу и тоже приду.

Борис молча кивнул и встал из-за стола.

– ладно, мужики, спасибо за угощение, я домой, спать пойду.

Глеб и Антон тут же прервались и подошли к Борису, пожимая ему руки и горячо обнимаясь.

– давай, Борян, заходи ещё, – Глеб стиснул Бориса в железных объятиях и слегка приподнял над землёй.

– давай, Глеб, приятно было познакомиться, Антон, Валентина, – Борис поднял вверх сжатую в кулак руку и зашагал к калитке.

Шлюз находился в самом конце деревни, и идти до него было метров триста. Дорога колыхалась перед глазами при каждом шаге, в полной темноте, слегка разбавленной светом раздвоенной глазами луны, Борису казалось, что он не идёт а шагает на месте. В Невры, выбравшись из болота, заполз густой туман, и скрыл всё вокруг так, что видно было только на пару метров вперед. Наконец Борис увидел торчащие над туманом ржавые винтовые стержни старого шлюза, послышался шум воды, перекатывающейся через железный порог. Он подошёл поближе и сел на увлажнённую туманом траву. Из-под моста на него уставились пустыми глазницами два чёрных пролёта, вода в них шумела и будто что-то бормотала, по речной глади разносился едва уловимый гул эха. «Ху-у-ут», – пропела река, «Ху-у-ут». Борис всмотрелся в темноту под мостом и, показалось, увидел какое-то движение. Вдруг, ему на плечи легли холодные ладони, Борис едва не подпрыгнул от неожиданности. Он резко обернулся и увидел Валентину. Она стояла, возвышаясь над ним, и улыбалась.

– я купаться, – сказала она и одним движением через голову, как умеют только женщины, стянула рубашку. Борис уставился на колыхнувшуюся бледную грудь с тёмными ореолами сосков. Женщина прошла несколько метров до воды, вытянула из волос шпильку, и они рассыпались чёрным смоляным водопадом по плечам. Потом, томно выгнувшись, она спустила джинсы вместе с трусиками и шагнула в воду.

– мне одной купаться, или ты все-таки присоединишься? – Валентина повернулась к Борису и, слегка расставив ноги в стороны, поставила руки на пояс.

– я уже, – Борис вскочил и начал торопливо стягивать с себя одежду. Когда он разделся, Валентина уже плавала в темной, отливающей серебром воде. Он быстро вошёл в воду, которая оказалась тёплой, просто-таки парной, как молоко. Валентина подплыла к нему и обняла за шею, Борис почувствовал, что куда-то уплывает, луна ещё больше стала двоиться в глазах. Стройная нога плавно заползла ему за спину, он медленно провёл по ней рукой от бёдра до колена, и ниже, к голени. Ладонь неожиданно проехалась по… Коже? Это не кожа… ЧЕШУЯ?

– Ты что, русалка? – словно через туман в голове с глупой улыбкой спросил Борис.

– я озерница, а муж мой – кадук, и он тебя заберёт, – пропела в ответ Валентина и прильнула губами к его рту. Язык у неё был длинный и раздвоенный на конце. Закинув вторую ногу ему за спину она ловко двинула бёдрами, и они соединились, задвигались, раскачивая воду, то ускоряя, то замедляя течение быстрой реки. Руки Валентины сползли с шеи на спину Борису, и длинные тонкие пальцы впились в кожу острыми ногтями. Вскоре женщина откинула голову назад и, тихо застонав, прочертила на спине алые полосы параллельных царапин. «Да что там, когти у неё?», подумалось Борису, который от резкой боли сбился с ритма и на мгновение остановился. Валентина посмотрела на него мерцающими зелёными глазами, а потом наотмашь дважды хлестнула по обеим щекам.

– я что, велела тебе останавливаться? – она смотрела с торжеством и улыбалась, мелкие заострённые зубы сияли фаянсовой белизной в лунном свете, и Борис ощутил прилив энергии и понял, что ему это понравилось. Он задвигался с новой силой и вновь впился в прохладные влажные губы. Раздвоенный змеиный язык выплясывал тарантеллу во рту мужчины, а острые ногти беспощадно полосовали спину. Вода вокруг них бурлила и закипала, будто стая пираний рвала под водой случайную жертву. Борис содрогнулся в сладостной судороге, живот его напрягся раз, другой, третий, четвёртый, пятый… Стало уже неприятно и больно, по лицу хлестнуло.

– Боря, Боря, проснись! Ты задрал икать уже! Дом трясется от тебя! – он приподнял тяжёлые веки и увидел над собой Юрика, – сейчас обратно на речку занесëм, иди воды попей, что ли!

Борис поднялся с дивана и тут же упал обратно. Тяжёлый металлический шар перекатился от макушки к затылку и больно стукнул, разнося боль по черепу и дальше по всему организму. Желудок свело и Бориса резко замутило, кишки начали сжиматься в узел, во рту появилась кислая слюна. Он оттолкнул Юрика и, пригнувшись, выбежал из дома. Его вывернуло на ходу. Испуганные куры в панике разбежались по двору, закудахтав и захлопав пёстрыми крыльями. Желудок Бориса извергал из себя зелёную вязкую массу вперемешку с какими-то водорослями и мелкой ряской. Он упал на колени и продолжил блевать. Вскоре он успокоился и тяжело с подвыванием задышал, с его нижней губы свисала тягучая зеленая нитка, соединяясь с лужей посреди двора.

– фу! Боря, ну ты и свинья! – сказал вышедший Денис, – так нажраться! Может хоть бухать перестанешь, что ты пил такое?

Борис, услышав про выпивку, вновь скрутился в судороге, но из него уже ничего не выходило, кроме истошного утробного звука. Он медленно поднялся с колен и тыльной стороной ладони вытер рот, после упёрся руками в бока и с минуту смотрел в небо, тяжело дыша.

– меня до обеда не трогать и ничего не спрашивать, – Борис поплëлся обратно в дом и завалился на диван, скрипнув старыми пружинами. Некоторое время он ворочался, пытаясь поймать равновесие для чугунного шара, катающегося внутри головы, потом, видимо поймав, затих и замер в неподвижном положении на пару часов. Несколько раз он проваливался в тревожный рваный сон, и тогда ему снилась огромная жаба, которая прыгала ему навстречу, всё ближе и ближе, и, когда она приближалась вплотную и прыгала ему в лицо, Борис дëргался всем телом и просыпался. «Не думал, что когда-нибудь ещё это произнесу, но пить больше никогда не буду», – подумал он после очередного пробуждения и снова начал искать взглядом точку в комнате, которая не причиняла бы боли.