Читать книгу Сумеречный Сад - - Страница 12

Ба хочет посмотреть на сад «АдвантаМед», хотя оловянное небо затягивают тучи цвета сажи.

– Берти сказал, что первые луковичные уже распустились. Ты знаешь, я обожаю весенние цветы.

Я разворачиваю коляску, пока не оказываюсь спиной к двойной двери в так называемый сад, затем пытаюсь открыть дверь локтем.

Звучит сигнализация.

Не для того я пришла сюда, чтобы любоваться растениями, но я стараюсь не демонстрировать свое расстройство.

Я извинилась перед Остином за сорванный ужин, и мы перенесли свидание на сегодня. Утро я провела, уточняя стоимость книг в стеклянном шкафу, и по итогу выставила на несколько сайтов издание «Волшебника страны Оз» Л. Фрэнка Баума из тысяча девятисотого года, одну из самых ценных книг в нашей коллекции. Я преждевременно пообещала бухгалтерии, что скоро смогу заплатить по счетам. Но хотя Ба давным-давно написала на меня доверенность, чтобы я могла платить и подписывать чеки, карт-бланша на пользование ее деньгами у меня нет. Она любит быть в курсе, даже если в этом уже давно нет смысла.

Если честно, я хотела бы задать ей еще пару маленьких вопросов о некотором пустыре рядом с магазином. Однако мне почти удалось убедить себя, что та ночь была продуктом остаточных знаний по литературе из колледжа и нервов по поводу денег.

Сотрудница лет двадцати подходит к нам, чтобы выключить сигнализацию.

– Давайте я введу код. – Она наклоняет голову и говорит Ба снисходительным тоном: – Мы не можем позволить нашим гостям бродить где угодно, так ведь?

Ба выпрямляет спину. Она все еще величественна и элегантна, сливовая водолазка подчеркивает белые волосы.

Ее самоконтроль впечатляет. Ба ненавидит такое обращение. Надеюсь, эта девочка не попробует назвать ее «милая», а то выговора не миновать.

– Ты уверена, что хочешь на улицу, Ба? Дождь вот-вот начнется.

– Я уже давно не боюсь промокнуть. – Венозными руками она хватается за ручки коляски. – Я с ума схожу в этой комнатушке. Просто вернемся к обеду.

Воздух снаружи похож на тропики – несмотря на раннюю весну, сейчас очень тепло и сыро. С деревьев, загораживающих автомобильную дорогу, раздается пение одинокой птицы.

Я направляю коляску к прямоугольным клумбам, расположенным в сетке их потрескавшегося тротуара. Похожи на могильные плиты.

– Побыстрее, девочка моя. Я не младенец, в конце концов.

Я смеюсь.

– Ты видела этот асфальт? Если я поеду быстрее, ты вылетишь из кресла при первой же трещине.

– Тогда развернись еще раз, как ты сделала на выходе.

– Ты с ума сошла, – но я слушаюсь, кручу ее в кресле и на максимально возможной скорости довожу до клумб.

Она в восторге, как школьник, которого отпустили с занятий пораньше, потрясает кулаком в воздухе, хватается за подлокотник снова и радостно кричит, когда из-за трещины на дороге ее подкидывает в кресле.

– Довольна? – Я смеюсь и притормаживаю, поворачивая Ба лицом к клумбам ярко-желтых нарциссов, склонившим головки будто в молении, и хору крокусов с лавандовыми шейками.

Я останавливаю кресло у скамейки и подпираю тормоз.

Ба тянется к моей руке, пока я сажусь.

– Да, довольна. – Она улыбается мне, не цветам.

Я легонько жму ее руку и пытаюсь отогнать подступающие слезы. Недолго осталось нашей маленькой семье. Да, расти с женщиной за шестьдесят и за семьдесят в роли матери было тяжело, но она всегда принимала меня полностью, как я есть. Кто будет так относиться ко мне, когда ее не станет? Лиза? Остин?

Может, это мой страх потери мутит воды моей фантазии и создает в голове радушную компанию мертвых писателей?

Я указываю на цветы.

– Похоже, и в таком месте жизнь не запретить.

– Хм. Да. – Ба смотрит на клумбы, в основном еще спящие под покровом прошлогодней смерти. Она протягивает хрупкую руку к ближайшему нарциссу. – Сады так себя и ведут, правда? Воплощают красоту в реальность, даже если на них никто не смотрит. Напоминают нам, что все наше человеческое искусство – только отражение чего-то большего. Все сады в мире, наверное, связаны с архетипическим изначальным садом. Осколки рая, разбросанные по миру.

– Красиво, Ба. Ты все еще хороший поэт.

Она еле слышно смеется.

– Может быть. – Ее взгляд обращается ко мне. – Ну а ты и твои истории?

Я отворачиваюсь, смотрю на серо-зеленые стебли ирисов, взрезающих темную землю. Слышно, как первая пчела вьется у цветка.

– Боюсь, у меня нет времени сейчас.

Ба снова выпрямляется, смотрит мне в глаза.

– Чушь несешь и сама это понимаешь, девочка моя. – Она поджимает губы в прямую линию.

– Все в порядке, Ба. Просто я этим баловалась в детстве…

– Не только!

– Ну да, но…

– Так когда она выходит? Вот что мне хотелось бы знать!

– Ба, не так все просто. – Хотя технически могло быть и просто. У меня есть роман, и ничего не мешает мне отправить его в большое плавание…

Только вот у дурацкого бестселлера «Звездный фолиант» сюжет невероятно похож на мой. Если я и опубликую книгу сейчас, меня высмеют за вторичность.

– Глупышка. Конечно, это непросто. Кто сказал, что будет легко? Ты все еще не поняла, что должна вступить в борьбу!

– Какую еще борьбу? – Я сразу же сожалею, что спросила. Она волнуется.

– Борьбу против коварства зла!

Окей, если я хочу что-то узнать сегодня, то нужно спрашивать быстро, прежде чем истощение ее доконает.

Ба смотрит в сторону дверей:

– Как думаешь, уже обед?

– Я хочу спросить кое-что, Ба. У нас в стеклянном шкафу есть старинные издания…

Она кивает:

– Ты хочешь их продать.

Я выдыхаю.

– Они стоят чуть больше, чем указано на ценниках. «Волшебник страны Оз»… нас бы очень выручил.

– «Выручил»? Нужны деньги?

Я прикусываю губу. Ненавижу беспокоить Ба. Или заставлять ее сомневаться в том, что я справляюсь с магазином.

– Да, нам нужны деньги. Мы немного не успеваем оплатить налог на недвижимость. И еще нужно было вызывать сантехника. Если продать книгу, то можно заплатить налоги и покрыть пару месяцев здесь.

– Ты сама виновата, что сдалась и больше не пишешь. Трусиха! – В голосе ее слышен гнев.

Я закрываю глаза.

Птица больше не поет, мир затих, как всегда бывает перед грозой. За деревьями гул машин становится все громче.

Я делаю глубокий вдох, нервно облизываю губы.

– У нас не так много покупателей сейчас.

– Просто спад. Скоро все наладится.

– Надеюсь. А пока… ты будешь против, если мы продадим книгу?

– Я не против. Но Бобби не говори, он на нее уже давно слюни пускает. Фрэнк мне ее сам подарил, хотя это было так давно, что он уже и не помнит, наверное. Я думаю, он бы понял.

Вот опять. Я почти отговорила себя поднимать эту тему. Но сейчас…

Игнорируя «Бобби», я спрашиваю про самое интересное упомянутое имя.

– Фрэнк сам ее тебе отдал? Фрэнк Баум, автор книги?

– Конечно, кто же еще?

– Но он… умер. Задолго до твоего рождения.

– Они так помогли мне, когда ты была маленькая. Тебе стоит спросить у них. Они наверняка нас выручат. Они знают, что мне больно видеть магазин на мели.

– Кто, Ба?

– В саду конечно же! Они помнят, что для меня значил тот день – день, когда ты появилась в моей жизни.

Мое сердце оседает под весом новой информации. Мое прошлое, мои родители тоже часть всего этого?

Нет, должно быть, стареющий мозг Ба выдумывает небылицы. Я не верю ей, но лучше подыграть, чтобы не расстраивать старушку.

– Расскажи мне о том дне.

Ба улыбается морщинками в уголках глаз и прикладывает палец к губам.

– У всех свои секреты, девочка моя.

Первые капли дождя падают из промокших облаков, раскрашивая бежевую дорожку в кружки размером с медную монетку.

Ба поднимает руку и рассматривает каплю на обвисшей коже.

– Дождь начинается, – почему-то она звучит так, будто боится.

– Да, пора возвращаться.

– Почему ты меня вытащила в дождь? Убить меня хочешь?

– Конечно нет. Я сейчас увезу тебя. – Я поворачиваю коляску к дому и аккуратно везу ее по потрескавшимся дорожкам.

– Мокро! – Она пытается повернуть кресло, в глазах огонь.

– Прости, Ба. – Я пытаюсь не заплакать. – Прости.

Все чаще появляются приступы – словно Ба заменил злой двойник. Меня предупреждали, что мозг подводит ее, как и тело.

– Теперь из-за тебя мы опоздали на обед! – ее ярость наступила быстрее, чем дождь.

– Еще не поздно. – Я ускоряю шаг. – Сейчас мы пообедаем.

За моей спиной сад занавешен пеленой дождя.

В голове моей больше вопросов, чем ответов, а в сердце больше трещин, чем в этом тротуаре.