Читать книгу 90-е. Бухгалтер в законе, или Кривые числа - - Страница 3
Неля.
ОглавлениеМиша Меченый пять лет назад торжественно на Пленуме ЦК КПСС объявил широкие реформы партии под лозунгом перестройки, и страну Советов лихорадило все чаще, к 1990 году Неля была уже взрослой замужней женщиной двадцати одного года.
Рухнул привычный мир: с экрана отовсюду слепит «прожектор перестройки», давящая «тихая революция», страшная и пугающая глубиной отчаяния, люди слепыми котятами, мечутся в поисках смысла происходящего, попутно ругая и оправдывая власть имущих.
Молодая невестка, запрятав волосенки в самодельный чепчик, (в свой фирменный домашний стиль, отголосок деревенского детства в бабушкиных наставлениях, где ноги в тепле, а голова прикрыта), в цветастом фланелевом халатике, с осоловелыми глазами, с чашкой остывшего чая за обшарпанным столом на крошечной кухне коммуналки предавалась грезам под убаюкивающий звук мужниного голоса.
Остатки голубого хлопка клубочком спрятались в кармашке, торчал крючок в недовязанном носочке, маленький кусочек жизни, застрявший в ткани времени, напоминал о незавершенности, о том, что даже в мелких деталях скрыта целая история.
Совсем недавно из трешки родительской квартиры в центре города, Неля переехала жить к новоиспеченному супругу. Меланхоличная, неповоротливая и грузная сейчас, лениво думала обо всем и ни о чем, вязкие мысли, речными рачками искали тихое русло, дабы залечь на илистое дно, но даже в темной бездне, где время кажется застывшим, пробивался луч надежды – тонкий, как луч солнца сквозь плотный туман: совсем скоро роды, Неля станет мамой.
В квартире сохраняли добрый старый мир, островок покоя и стабильности, излюбленный совковый шик, резьба и кружевные салфетки, нежные, ручной работы шедевры, простота традиций в вещах, которые хранились с любовью и заботой еще покойной бабушкой Ильи, в непритязательности убранства комнаты прятался невероятный комфорт для молодоженов, шорохи времени, будто песок скользили сквозь узкое горлышко песочных часов на стареньком комоде.
Илья, высокий, весь нескладный и рыхлый, с покатыми плечами и невыразительным лицом, развалившись рядышком в мятом временем кресле, рассуждал о мире, о политике и просто «ни о чем», на парне цветная рубашка в клетку, заботливо выглаженная молодой женой, синие линялые спортивки, изношенные, но уютные, в их мягких складках отражалось очарование домашнего тепла.
Многословный Илья любил говорить часами, обычный парень, звезд с неба не хватал, из образования – в кармане вожделенный диплом автотехнаря.
Подкупала в парне улыбка, открытая и бесхитростная, на нее и поймалась девушка во время летней практики в пионерском лагере.
Неля тоже не тянула на роль роковой красавицы, невысокая округлая «плюшечка», с восточным лицом поэтической «луноликой», крашеные прямые волосы спрятались в легкую беретку-чепчик, кожа на щеках краснела точками в видимых глазу капиллярах.
Поразительными на неприметном лице были глаза- карие «пуговки» под тонко выщипанными бровями. Девочка смотрела на мир по-доброму, удивленно, взгляд завораживал, в нем не было загадок или вызова, но были искренность и тепло, что делало её ещё привлекательнее для мужчин.
Илья тренькал на гитаре извечных «три аккорда» и застенчиво улыбался при свете ночного костра, глаза сияли отблеском далеких звезд, в благодати с природой и музыкой, забывая дневные заботы, зарождалась любовь.
Словом, пара гармонично дополняла друг друга, и вскоре скандально известная дырка в заборе стала летним пропуском во взрослый мир, и романтичные любовники, сбегая от гвалта детворы на задворки столовой, дышали страстью в боровом лесу, прохладная колючая трава была постелью под открытым небом.
И к осени этот самый мир открылся в первозданной красоте извечной математики- «один плюс один» случился больше, чем просто цифра, то ли темперамент подкачал, то ли в резиновых изделиях номер «два» вся партия попались с браком…
– Так сильно любишь? Ты так решила? Ну что же – вольному воля! – родители, настоящие консерваторы в вопросах национальности, не одобрили выбор русского парня в зятья, их устаревшие взгляды сталкивались с искренними чувствами и выбором дочери, но любовь не знает границ и национальных предубеждений, и молодые люди были настроены решительно.
– На поддержку не рассчитывай! – мама в сердцах захлопнула дверь перед своенравной дочерью.
Инженеры с высшим институтским образованием мечтали об интеллигентном эрудированном зяте.
В семье мужа детей любили больше, чем свои надежды, отвели молодоженам самую большую, светлую комнату и стали мирно жить-соседствовать. Свекровь, обычная советская работница общепита, уже на пенсии, и свекор, работяга, тихий пьяница, пригревшийся под боком у жены.
Коммунальная квартира от завода, подарок родины за безупречную работу, зато четыре комнаты свои, бывшие соседи уже повымирали от всякие болезни, и на жилплощади остались только старые родители Ильи.
Мокрый февраль напоследок яростно спорил с весной, за окном кружила мелкая метель, и грязный асфальт вновь укрывали снежинки.
Беременная поставила холодную чашку остывшего чая на стол и свободной рукой нервно поглаживала растущий живот, любимый Илюша целовал сквозь прикрытые веки пухлые коленки, а руки шарили ширинку на штанах в момент смешения нежности и страсти, но в последнее время Неля отграничила «доступ к телу», не до утех любовных, животище распирал и болел так, что ее больше страсть не волновала – скорей бы разродиться.
– Ничего не понимаю?! -, акушерка в местной гинекологии, старая глуховатая еврейка, надолго впечатывалась стетоскопом, качала головой и недоуменно пожимала плечами, врачиха УЗИ не назначала принципиально, не доверяла новомодным аппаратам, только подозрительно бормотала фразы об уникальности беременной.
На приеме казалось, что доктор не меньше пациентки хочет «выдавить» младенца, прощупывая множества мелких частей плода… И весной в середине марта, сомнения гинеколога наконец развеялись – Неля разрешилась от бремени. Кесарили двойней.
Мартовская оттепель под вечер ударила морозами, для врачей больницы этот день запомнился не меньше, чем для роженицы.
Тяжелый, жестокий день… На фоне изменчивой природы человеческая жизнь казалась ещё более хрупкой и непредсказуемой.
Не успела очнуться от наркоза в одиночной палате, услышала, как санитарка в накрахмаленном халате, тихонько причитая, елозила мокрой шваброй пол:
–Горе-то какое, милая! двойня у тебя, девчонка и мальчонка, слепенький пацан…
Невольно запомнила ласковую старушку, судорожно вздохнув, завыла, забилась в диком крике и впала в забытье.
Время остановилось, все ощущения слились в одно, а мир вокруг замер.
С роддома скорая увезла в лечебницу- сдали нервы, молодая мать нуждалась в профессиональной помощи.
Услышав о страшном диагнозе ребенка и разродившейся жены от той же самой санитарки, дежурившей у телефона в ночь, новоиспеченный папаша «слился» – исчез из города подальше от калек. Илья не смог себя заставить доехать до психушки, сломался, перегорел спичкой, и целую неделю в заброшенном сарае, где с друзьями разбирали на запчасти украденный москвич, на лоскутных лохмотьях спал пьяным сном среди пустых бутылок.
Зацвела весна. Зеленые бутоны раскрываясь навстречу солнцу, дарили людям надежду на спасение и радость новой жизни, в нежных лепестках скрытая сила природы, способная преобразить окружающий мир и пробудить в сердцах людей чувство восхищения и благодарности, шел 1990 год от Рождества Христова.
Союз в осколках, страны все больше отдалялись друг от друга, распадались семьи, великое переселение душ маячило на горизонте, времена перемен касались каждого уголка некогда большой страны, и люди стояли перед выбором – продолжать разделение или обрести силу в объединении.
Через неделю после трагических событий, мартовским утром из роддома детей забирала свекровь- в цветастом платочке и сером плащике, маленькая, сморщенная от боли баба Нина, с двумя прижатыми к груди кульками младенцев на руках- такой ее запомнил персонал больницы. Неподалеку от жены курил в сторонке дед, за рулем крохотного запорожца притулился соседский парень, сын друзей покойных.
Так встретил мир двойняшек.
Илья объявился ненадолго, собрал нехитрые пожитки в рюкзачок спортивный, с которым ездил в лагерь пионерский, взглянул на ребятишек, в последний раз обнял отца и мать, исчез за дверью, оставив на столе конверт с деньгами, растворился в хаосе большого города.
– Скатертью дорога! – бессильно кричала мать вслед непутевому сыну – Неля мне дочь, и дети – мои внуки! И тихо плакала ночами– «Храни тебя, Господь, сынок!»
Выписали молодую мать из лечебницы только через месяц, исполненный боли, надежды и борьбы, дома дошел настоящий смысл трагедии: детки, доча и сыночек, совершенно здоровые младенцы, немного слабенькие, а диагноз перепутали, в роковую ночь там действительно родился слепой мальчонка, фамилии у рожениц писались одинаково, старушка-санитарка кинулась «причинять добро» – «пожалеть бедняжку».
Родители Нели не спешили обнять дочь и внуков, не нашли в себе силы простить ослушницу, двойняшек в сердце не приняли, свои амбиции и надежды связали с младшей из сестер, гордостью семьи, отличницей школьницей Лейлой, которую «тянули на медаль».
Для молодой матери жизнь закатилась строго в бытовую колею. Крутили колеса часики на кухне, спешили дни за днями, рассвет за закатом сменил весну на лето, малыши окрепли, улыбались бабушке и деду, в постоянной гонке за временем она находила силы и радость в счастливых моментах с детьми и близкими.
– Грузовой аист принес, – цинично шутила по поводу своих младенцев, Нелю всегда отличала способность находить юмор даже в самых трудных ситуациях. Денис с Дашутой, наливались силой, как в старой русской сказке, росли как на дрожжах, после больницы грудного молока у молодой мамаши едва хватало на разочек, а в молочной кухне выдавали деткам мизерный паек, баба Нина варила вкусный сытный творожок из магазинной треугольной пачки молока.
–Дочка, мы уже немолодые, детей смотреть поможем, а вот с деньгами туго, надо идти работать, – пьяный свекор наставлял невестку уму-разуму. Неля понимала, что старый работяга прав по всем статьям, и с декретным отпуском пора завязывать.
На руках синяя картонка- диплом пищевика, местный Торговый техникум выпускал универсалов: бухгалтер плюс технолог в одном флаконе.
После тяжелых родов простилась со столовой, здоровье слабое тягать кастрюли уже не позволяло, единственный выход- решила закончить бухгалтерские курсы для новоиспеченных бизнесменов, и параллельно пошла работать на близлежащий рынок продавцом.
Во всей красе благоухала осень, пчелы так и вились возле фруктов, хозяин ларька, черноусый Гиви был благодушен к новой пассии, Неля поневоле улыбалась, не прятала счастливые глаза, когда он вечерами прижимался к ней в крохотной подсобке на виноградных ящиках, молодое тело жаждало любви и ласки, совсем как в юности ушедшей, возлежали двое на пряных листьях августа, разгоряченные от страсти.
Насытившись сполна свободой отношений, вечерами бежала на бухгалтерские курсы, а дома тихо пела колыбельную себе, детишки уже спали в кровати деда. Золотая осень рассыпала щедрой горстью колдовское счастье.
Верность выбранного пути осознала на первом же занятии. Попала, куда целилась, пришла к своим: уставшие девчонки-слушательницы и не менее уставшая очкастая пенсионерка, бухгалтерша, настоящая советская училка – хмурое лицо вечерней столицы принимало роды новой жизни, Неля чувствовала себя дома среди разношерстных женщин.
Уже сентябрь на пороге, рассветный город дышал горячей чашкой чая и бутерброда с иностранным маргарином «рама», спят безмятежно малыши, на кухне баба Нина неслышной тенью варит кашку себе и деду, багряная погода листьями, опавшими прощально, рисует на дворе зигзаги.
Новый забег нетронутого утра, туманами дымился день осенний, по замкнутому кругу, бежала, как ослик за морковкой, стремясь уловить каждый момент и не упустить ни одной возможности.
Прошло два месяца, ночным шакалом диким осенние ветра завыли, но с каждым днем светлело утро от яркой лампочки на кухне коммуналки, и бутерброды были не просто с маслом, на них ложились сверху сыр и колбаса, рекламой в телевизоре дразнящие ароматы сулили счастье. И чай пустой сменился крепким сладким кофе, и Неля улыбалась чаще, возвращалась к жизни, задорный женский смех звучал на рынке, блестели глазки от любви, Гиви не скупился на мужские ласки.
И только ночью глухое одиночество давило на подушку, но женщина уже в зародыше ее душила, не позволяя вырваться наружу зверю, сама себе боялась признаваться, что стала забывать Илью, непутевого родителя детей и мужа.
Лишь изредка, глядя на спящих в обнимку дочь и сына, с тоской вспоминала, что, когда-то также доверчиво и нежно прижималась к их отцу. Так мозг спасительный до времени скрывает в ящике Пандоры невысказанную скорбь предательства побега от судьбы, в глубинах души скрыта тайна, которую не решается раскрыть, ибо страх перед болезненной правдой иногда оказывается сильнее жажды осознания.
Детки находились под неусыпным оком любящей свекрови, а деда-свекор молча тосковал по сыну, у раскрытой форточки с прокуренными легкими просиживал полдня, сокрушаясь о чем-то, его скорбь была молчаливой, но глубоко ощущаемой, каждый вздох напоминал о потере и невозвратности ушедших времен.
–Продуктов до зимы нам хватит, – раскрасневшаяся Неля командовала молодыми грузчиками, ребята занесли последнюю коробку из машины, с шумом поставили на пол, Денис с Дашуткой нетерпеливо ползали на четвереньках у двери дальней комнаты, баба Нина еле сдерживала деток, оберегая от залетевшего с улицы мороза.
Грузчики на прощание кинули на столик пару шариков чупа-чупса, и шумной ватагой вышли из подъезда, визг тормозов и оглушительная песня из динамиков «девятки» предупреждали двор о новых хозяевах жизни.
Вдоль коридора, на кухне коммуналки разномастным этажом выстроились фанерные ящики с консервой – рыба, тушенка, каши, рядом в мелких коробках притулились конфетки, сухари и печенюшки, голодная смерть семье не угрожает.
Неля с удовольствием скинула тесные от двух надетых теплых носочков валенки, растирая затекшие ноги мечтательно улыбнулась детям и бабе с дедом, роднее их на всем белом свете у женщины никого не было, а за своих любимых перегрызет горло любому зверю.
От полноты нахлынувших чувств вдруг расплакалась навзрыд, и уже через минуту в коридоре обнявшись рыдали трое взрослых, а малыши, ничего не понимая тоже заскулили вслед, но пострелята недолго горевали, стянули и разворошили пачку шоколадного печенья, чумазые счастливчики разрядили скорбь.
Взрослые от слез перешли на смех, и через полчасика на кухне вместе пили чай и рассуждали о скором новогоднем празднике, дед с внучатами деловито считали съестные запасы, а женщины достали модные журналы «Лиза» и приготовились шить новые наряды. Баба Нина была отменной рукодельницей, да и невестка ей под стать любила кройку и шитье еще со школьных лет.
Жизнь перестроила семью, перекроила счастье, поставила на рельсы паровоз, придала ускорение мечтам.
Пропавший муж всего лишь раз появился на вечерних курсах. В опустевшем коридоре школы вдруг стало шумно, после недолгой возни с охранницей в дверях учебной залы возник Илья – нетрезвый, с недельной щетиной, с виноватой улыбкой и безумно грустными глазами, в кармане за пазухой несвежей джинсовки торчал куриный гриль, прозванный в народе «ножки Буша».
– Я помню, милая, ты копченую курочку сильно уважаешь! – прямо на глазах изумленной публики, выложил окорочок на лежащую перед женой раскрытую тетрадь.
В тот миг, Неля была готова под стол провалиться от стыда, но увидела понимающие взгляды коллег по несчастью, ее не осуждали, не смеялись, девчонки девяностых ей сострадали, им было также больно за утерянное счастье, у каждой прятался, возможно даже не один собственный «скелет в шкафу».
Молча завернула птицу в недописанный конспект и вышла.
– Прости! Не могу! Только подумаю – тебя лечили в «дурке», мне страшно, любимая, мне страшно! – пьяно, громко икая, грузно привалившись на колени перед женой, мужчина оплакивал злосчастную судьбу, с детства впечатлительный мальчишка, слишком близко к сердцу принял новость в роковую ночь.
Еще при Советах печально известная лечебница сыскала недобрую славу, в стенах «дурки» «ломали» диссидентов, коротали дни невменяемые душевнобольные, и там недавно лечилась Неля…
Илья почти в бреду, шептал жене, что боится услышать голоса кирпичных стен, и что-то в нем надломилось так, что уже ничем не склеить, не вернуть былого счастья близости, что лучше будет расстаться, он покидает город, чтобы не вернуться никогда в жизнь жены и детей, что он ее прощает и отпускает.
Женщина застыла изваянием в камне, на полу, на раскрытой грязной куртке мужа, не чувствуя ни холода, ни боли, гладила немытые волосы любимого, прощалась с молодостью, хоронила наглухо надежду и мечты, её дыхание замирало, последним вздохом осеннего ветра, который лишь легонько колышет опавшие листья, напоминая о невозвратности ушедших дней.
В коридоре вечерней школы умирала Неля, подруга и жена Ильи, безмолвно омывая скорбь, слезы текли из карих глаз, вымывая счастье быть любимой женщиной любимого мужчины, отца ее детей… Прощала и прощалась с мужем.
И по пути домой сбросила окорочок возле помойки котам бродячим…
Начиналась эпоха российских девяностых.
Это была их последняя встреча в молодости.
А наутро в теплой коммуналке уже другая, свободная от брачных уз и обещаний верности, обновленная встречала день, тело пылало жаром, в ней просыпалась женщина, готовая жить дальше, идти своей дорогой, не страшась любить и быть любимой, сердце, освобожденное от тяжести прошлого, замирало в предвкушении новых приключений, новых чувств и возможностей, смело открывала окно в мир, пусть даже и безвозвратно потерянный мир любви и иллюзий, ведь впереди новые горизонты, полные надежды и свободы.
Неля схоронила любовь Илюши в сердце, сказав спасибо за «подарочки», и сейчас, словно подслушав мысли мамочки, детки в разноцветных ползунках с веселыми подвязками, ранними букашками выползли на кухню, молодая мама крепко обняла малышей, улыбаясь, целовала в теплые макушки.